Текст книги "Террин из зайца"
Автор книги: Борис Гайдук
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Вестфальский гороховый суп
Штирлиц шел по коридору.
В этот раз Ставка требовала невозможного. Два часа назад в пепельнице на рабочем столе Штирлица сгорела радиограмма, переданная между новостями «Die Deutsche Welle».
«Юстас – Алексу. Выясните, кто из высших фигур Рейха пытается сепаратно завязать переговоры с союзниками. Также выясните рецепт вестфальского горохового супа, который может быть предметом переговоров…»
Вестфальский гороховый суп. Секретное блюдо Рейха, доступное лишь высшим партийным бонзам и военным чинам. Истинно арийская нордическая еда.
Войне скоро конец. Красная армия рвется к Одеру. Союзники вступили в Эльзас. Есть информация о контактах Вольфа и Даллеса в Швейцарии. Главный козырь – вестфальский гороховый суп. За него союзники на многое могут закрыть глаза.
Штирлиц прошел мимо дверей с табличками «Борман», «Гиммлер», «Шелленберг» и постучал в дверь Мюллера.
– Входите! – послышалось изнутри.
Штирлиц открыл дверь и перешагнул порог.
– Здесь продается славянский шкаф? – весело спросил он вместо приветствия.
– А, Штирлиц! – широко улыбнулся Мюллер. – Только что о вас думал. Шкаф давно продан. Кстати, вы завтракали?
– Завтракал, – сдержанно ответил Штирлиц.
– Что кушали? Картофельный айнтопф с ливерными клецками?
Штирлица удивило напористое дружелюбие Мюллера. В одно мгновение у него родился рискованный план.
– Я, знаете ли, с недавнего времени предпочитаю на завтрак гамбургеры, – медленно произнес Штирлиц, пристально глядя в глаза Мюллеру. – И отварную кукурузу со сливочным маслом.
Мюллер собрал губы в сухую морщинистую трубочку:
– Гамбургеры?
– Именно.
Заложив руки за спину, Мюллер прошелся по кабинету.
– Хотите сигару?
Штирлиц коротким жестом отклонил предложенную коробку. Мюллер отстриг кончик сигары и закурил. У окна он остановился. Мечтательная улыбка пробежала по лицу шефа гестапо.
В квадратном дворе рейсхканцелярии играла в теннис Ева Браун. Партию в этот раз ей составляла Марлен Дитрих. Ева уверенно вела второй сет, сильными диагональными ударами гоняя противницу по корту.
Штирлиц не удержался и выглянул наружу. В окнах напротив тоже были видны высшие чины СА и СС.
– Ну и как можно травить такую особу? – с сожалением сказал Мюллер.
– Вы правы. Невозможно, – искренне согласился Штирлиц.
С 1940 года фюрер стремился отделаться от надоевшей любовницы, пытаясь организовать отравление руками спецслужб. Мероприятие неизменно срывалось по вине исполнителей, не желавших губить прекрасную Еву.
Год назад возмущенный генералитет даже устроил заговор против Гитлера, но потерпел неудачу. В результате фюрер решил под предлогом военного поражения собственноручно отравить Еву Браун, а заодно инсценировать и собственную смерть, чтобы беспрепятственно отбыть поближе к парагвайским стейкам или мексиканским фахитосам.
Штирлиц, как и все, был в курсе приготовлений, но в Центр пока ничего не сообщал, опасаясь получить невыполнимое задание.
– А вы знаете, Штирлиц! – оторвался от окна Мюллер. – Я ведь простой криминальный сыскарь. Двадцать лет ловил уголовников, мешочников, проституток. Отправлял их за решетку и спал себе спокойно.
Штирлиц тронул пальцем переносицу:
– Я знаю. Именно поэтому я здесь. А не там. – Штирлиц многозначительно показал пальцем в стену.
Мюллер покивал головой:
– Гамбургеры, говорите?
– Да, группенфюрер. Хотя сейчас я больше всего хотел бы съесть хороший стейк из парагвайской говядины. Как и вы, полагаю.
Мюллер загадочно усмехнулся.
– И ради этого я готов какое-то время питаться гамбургерами, – выложил карты на стол Штирлиц.
Шеф гестапо рассеянно выдвинул и послал обратно ящик стола. На лбу его собрались недобрые складки.
– Не надо держать меня за болвана в старом польском преферансе, – резко сказал он. – Говоря о гамбургерах, вы имеете в виду вестфальский гороховый суп! Все просто помешались на этом супе! Я боюсь, что, когда Даллес приедет в Цюрих, в Берлине никого не останется. Все, сломя голову, кинутся вести сепаратные переговоры. Можете себе такое представить?
Штирлиц выдержал паузу.
– Стейк, – раздельно произнес он. – Из мраморного мяса. Без перца и почти без соли…
Мюллер поморщился.
– Знаете, кто последним пробовал вестфальский гороховый суп?
Штирлиц знал. Но не подал виду.
– Доктор Плейшнер! – сварливо сказал Мюллер. – И что с ним стало? Впрочем, ладно. Я попробую что-нибудь узнать. Я тоже люблю стейки из парагвайской или аргентинской говядины.
Штирлиц осторожно кивнул.
– Я всегда относился к вам с симпатией, Штирлиц, – сказал Мюллер. – Начальство вас недооценивает. А зря. Гамбургеры, говорите? Ну-ну…
Группенфюрер затушил сигару.
– Хорошо. Кстати, могу похвастаться хорошим уловом в роддомах.
Гестапо, как правило, ловило разведчиц в роддомах, где во время родов они неизменно кричали на родном языке. Мюллер очень гордился своим нехитрым, но безотказным способом контрразведки.
Штирлиц располагающе улыбнулся:
– Кто теперь?
– Две китаянки, вьетнамка, нигерийка и, представьте себе, одна русская.
Штирлиц насторожился. Вчера, приехав к радистке Кэт, он нашел на месте ее дома развалины и почувствовал неладное.
– Большая удача, – продолжал хвастаться Мюллер. – Русские мне давненько не попадались!
«Так же, как англичанки, американки и француженки», – продолжил про себя Штирлиц. Всех рожающих разведчиц стран коалиции гестапо переловило еще в начале войны. Сейчас попадались в основном шпионки третьего мира. Кэт была единственной опытной радисткой, сумевшей предохраняться почти до конца войны. Но в середине забеременела и она. Рожать собиралась дома, невзирая на все опасности. Но судьба распорядилась иначе.
– Вот, полюбуйтесь! – Мюллер нажал на столе кнопку. – Они здесь!
Сзади хлопнула дверь и послышались шаги. Штирлиц напряженно обернулся. Между азиаткой и африканкой стояла Кэт.
– Которая из них русская? – притворно спросил Штирлиц.
– Посередине. – Мюллер, казалось, пропустил оплошность Штирлица мимо ушей.
– Каковы результаты допросов? – закинул удочку Штирлиц.
– Все, кроме русской, признались, – потер руки Мюллер. – Русскую придется отправить в гестапо.
– Я как раз еду в ту сторону, – не раздумывая, сказал Штирлиц. – Могу подбросить.
– Сделайте одолжение, старина! – обрадовался Мюллер. – А то, знаете ли, такси сейчас приходится ждать часами!
– Никаких проблем! – Штирлиц отдал салют и холодно скользнул взглядом по фигуре Кэт: – За мной!
У порога Штирлиц обернулся. Запоминается последняя фраза – это правило он соблюдал неуклонно.
– Насчет шкафа я еще зайду, – сказал он.
– Запомнил, запомнил, – не глядя на Штирлица, небрежно ответил Мюллер.
Кэт тоже попрощалась с Мюллером и вышла в коридор.
– Слушай меня, девочка! – тревожно произнес Штирлиц. – Слушай внимательно! Сейчас я довезу тебя до швейцарской границы…
– Нет, – тихо сказала Кэт. – Ты себя провалишь…
– Плевать, – ответил Штирлиц. – Если тебя отвезут в гестапо, ты все равно меня выдашь.
– Не выдам…
– Выдашь, выдашь. В гестапо раскалывают всех. Но сейчас речь не об этом…
Штирлиц вывел Кэт из здания РСХА и распахнул дверцу машины. Сгибающийся от приступа кашля автоматчик с трудом открыл ворота и отдал честь. Штирлиц почувствовал рядом с собой вздох облегчения.
– Нужно будет передать одну последнюю радиограмму. Рецепт вестфальского горохового супа.
– Говори, – профессионально подобралась Кэт. – Я запомню слово в слово.
– Говорить пока нечего. – Штирлиц свернул на Мариенштрассе. – Надеюсь, что рецепт будет у меня вечером. Ночью устроим радиосеанс. Потом я тебя увезу.
– Ты сумасшедший, – прошептала Кэт.
Штирлиц не ответил. Проехав пятьсот метров по Киршеналлее, он сделал несколько резких поворотов в разные стороны. Темно-синий автомобиль, не отрываясь, следовал за ними.
«Хвост», – понял Штирлиц и нащупал в кобуре пистолет.
Кэт почувствовала настороженность Штирлица.
– Хвост? – тихо, одними губами спросила она.
Штирлиц кивнул.
Автомобиль приблизился и на светофоре встал рядом. Стекло опустилось. Штирлиц приготовился к худшему.
Из автомобиля вылетел комочек жевательной резинки и прилип к щеке Штирлица, но тот не подал вида. Загорелся зеленый. Неизвестный преследователь резко рванул вперед и исчез в переулках.
– Судя по манере езды, это шофер Бормана, – задумчиво сказал Штирлиц и отлепил жвачку от щеки. Там была записка.
«Отварите небольшой кусок постной свинины… В 14.00 на Александерплац».
Больше ничего.
– Пойдешь? – тревожно спросила Кэт.
Штирлиц с трудом удержался от резкости. Манера Кэт заглядывать через плечо в чужие документы всегда его раздражала. Но сейчас ей нелегко. Штирлиц смягчился.
– Заедем в детский дом, – сказал Штирлиц. – Возьмем пару-тройку малюток. Для большего правдоподобия.
Детский дом располагался на самой окраине Берлина. Ехали молча.
– Побудь в машине, – сказал Штирлиц, припарковав автомобиль под раскидистым кустом жасмина.
Кэт с трудом сдерживала слезы.
– Все будет хорошо, – постарался успокоить ее Штирлиц.
Кэт отвернулась.
Штирлиц вошел в неприметное серое здание и сунул служебное удостоверение под нос смотрителю. Тот молча щелкнул каблуками, отскочил в сторону и сделал приглашающий жест. Штирлиц последовал по коридору к обитой красно-коричневым дерматином двери.
– Прошу! – Охранник распахнул дверь.
В комнате было десятка два детей младшего ясельного возраста. Шум сразу же прекратился. Смышленые черные и желтые мордашки как по команде повернулись к вошедшим.
«Дети шпионов, – с неожиданной грустью отметил Штирлиц. – Отнятые у отрожавших свое радисток. Все-таки третий мир развивается очень динамично. Китай скоро себя покажет…»
Штирлиц нахмурился:
– Я, конечно, не расист, – начал он издалека.
– Вас понял! – немедленно отозвался охранник. – Прошу сюда!
В другой комнате было всего двое мальчиков.
– Один мальчик немецкий, – сказал охранник. – Второй, наоборот, русский.
Стараясь скрыть радость от неожиданной, невероятной удачи, Штирлиц выдержал паузу.
– Откуда здесь немецкий мальчик? – строго спросил Штирлиц.
– Взбунтовался солдат, – пояснил охранник. – Пришлось мерзавца пристрелить, а ребенка забрать в приют. – Мальчишки, кажется, подружились.
– Я беру обоих, – сказал Штирлиц. – Тем более если вы считаете, что они подружились.
Пять минут спустя с двумя копошащимися свертками в руках Штирлиц вернулся к машине.
– Принимай молодое пополнение! – весело крикнул он радистке.
Кэт замерла.
– Андрюшенька! – громко, на родном языке вскрикнула она.
Штирлиц досадливо оглянулся.
– Вот так вас, дурех, и ловят, – добродушно проворчал он, сгружая детишек на руки Кэт. – Андрюшенька, херюшенька… Не время сейчас! Война!
Кэт захлюпала носом. Штирлиц завел машину.
– А второй кто? – спросила совладавшая с материнскими чувствами Кэт.
– Ганс-Дитрих, – бросил назад Штирлиц. – Дружок его.
– Антифашиста поймали? – сообразила Кэт.
– Точно.
Штирлиц еще немного попетлял по улицам, окончательно запутывая следы.
– Значится так! – энергично сказал он, подражая давнему московскому приятелю и вечному сопернику Глебу Жеглову. – В два часа я встречаюсь с этим кексом на Александерплац! В четыре совещание у Мюллера. Тебе придется пока посидеть в люке.
– Нет проблем, – с готовностью откликнулась Кэт. – В том же самом, что и прошлый раз?
– Нет, – сухо ответил Штирлиц. – Там сейчас пастор Шлаг сидит. Напросился ехать с нами. Лыжник хренов.
– А мы все поместимся? – обеспокоилась Кэт.
– Лыжи и скейт пристроим на крышу, – вслух прикинул Штирлиц. – Барахло в багажник. Ты с детьми усядешься сзади… В общем, поместимся!
Штирлиц свернул в переулок и затормозил.
– А вот и люк. Тут тоже нормальные условия. Телевизор, холодильник, мини-бар.
Короче, обычные три звезды…
Кэт, кряхтя от напряжения, скрылась внизу. Штирлиц задвинул на место тяжелую железную крышку и отряхнул руки. До встречи с шофером Бормана оставалось сорок минут.
Штирлиц не спеша подъехал к месту встречи, оставил машину за два квартала и заглушил мотор. Времени оставалось ровно на чашечку кофе в баре «Элефант». Штирлиц окинул взглядом полуразрушенную улицу и свернул в знакомый подвальчик. Ему повезло. Полиция как раз выводила из бара арестованного, и в приоткрывшуюся дверь Штирлиц увидел поникшую женскую фигуру, сидящую за столиком напротив двери.
Это была жена.
Штирлиц громко чертыхнулся и, согнувшись пополам, кинулся в сторону.
Жена, не говоря ни единого слова упрека, вот уже двадцать пять лет преследовала его по всем его странам и резидентурам.
«Пойми, я же на работе! – раз за разом твердил ей по телефону Штирлиц. – Ты что, хочешь, чтобы я провалился? Чтобы меня схватило и стало пытать гестапо?»
«А ты? Что ты мне обещал? – тихими слезами плакала в трубку жена. – Ты говорил, что все ограничится бриллиантами для диктатуры пролетариата, а сам ездишь по Европе больше двадцати лет. Куришь сигары, пьешь хороший коньяк. Ешь маслины. А я одна, с детьми…»
Штирлиц так и не научился возражать жене и предпочитал повесить трубку и сменить питейное заведение. Но рано или поздно жена обнаруживала его новое место и все начиналось сначала.
– Скорее бы кончилась война, – в сердцах пробормотал Штирлиц. – Поеду в Испанию, немного развеюсь…
Перед тем как уйти, он бросил еще один взгляд в окно. В профиль жена казалась почти красивой, хотя твердо сжатые губы и немигающий, устремленный на входную дверь взгляд сильно портили ее. А ведь когда-то была лихой пулеметчицей, гордостью дивизии и предметом вожделения всего среднего и старшего комсостава.
Штирлиц опрокинул рюмку кальвадоса у стойки траттории «Муссолини» и поспешил на площадь. Шофер Бормана уже ошивался возле лотка с листовками. На нем были остроносые кожаные полусапожки, сомнительные облегающие брючки и широкополая шляпа. Увидев Штирлица, он приветственно раскинул руки и двинулся навстречу:
– Штирлиц, мой друг, как я рад тебя видеть! Ты возьмешь меня с собой в Америку, Штирлиц?
Штирлиц натянуто улыбнулся в ответ, в очередной раз поражаясь информированности младшего обслуживающего персонала. Не успел он разыграть американскую карту с Мюллером, как этот горлопан прямо из центра Берлина просится за океан.
– Ближе к делу! – решил с самого начала задать верный тон Штирлиц. – Итак, отвариваем небольшой кусок постной свинины. Дальше?
– Дальше? – Шофер Бормана картинно выплюнул изо рта зубочистку. – Дальше варим четыре или пять картофелин.
– В мундире? – быстро уточнил Штирлиц.
– В штатском, – неуклюже сострил в ответ шофер Бормана. – То есть голышом…
В этот момент раздался отчетливый хлопок.
Шофер Бормана всхрипнул, пошатнулся и осел на землю. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – он мертв. Штирлиц схватился за пистолет. В двадцати шагах от него с дымящимся «парабеллумом» в руке стоял шофер Гиммлера. Из окна ближайшей пивной своему товарищу салютовали кружками шоферы Геринга, Геббельса и Кальтенбруннера.
– Что за глупости?! – рявкнул Штирлиц.
– Прошу простить меня, штандартенфюрер, – развязно сказал шофер Гиммлера. – Но этот урод окончательно всех достал! Не далее как сегодня вылетел на встречку и выкинул меня на бордюр. Шеф чуть не обделался от страха. Вчера въехал в зад Михаэлю. – Шофер Гиммлера сделал жест в сторону пивной, где от души веселились его коллеги. – И при этом не платит за гараж четвертый месяц! Я уже не говорю…
Взвизгнули тормоза, и рядом с распластанным на земле телом остановился автомобиль дорожной полиции. Двое офицеров проворно выскочили из машины.
– Происшествие? – начал было один, но, приглядевшись тщательнее, закричал: – Майн Готт! Неужели кто-то пристукнул наконец этого отморозка? Ты только посмотри, Вилли!
– Закономерный конец злостного нарушителя, – удовлетворенно пробормотал пожилой седоусый Вилли. – Свидетели есть? Вы что-нибудь видели?
Шофер Гиммлера спрятал пистолет за спину:
– Я ничего не видел.
– А вы? – обратился к Штирлицу полицейский.
– Я тоже ничего не видел, – без колебаний ответил штандартенфюрер.
– Отлично! – Полицейский раскрыл протокол. – Вы и вы, распишитесь вот здесь! Два независимых свидетеля ничего не видели! Унесите тело!
Шоферы Геринга, Геббельса и Кальтенбруннера встретили этот вердикт новым взрывом ликования.
– Кажется, его убило бомбой, – подмигнул полицейским шофер Гиммлера.
– По мне, так хоть обломком Помпеи! – Полицейский захлопнул дверцу машины.
Шофер Гиммлера плюнул на то место, где только что лежал шофер Бормана.
– Всех достал, подонок! Даже дорожная полиция рада видеть его труп.
Штирлиц не скрывал досады.
– Всего на одну минуту позже! А? Ну что вам стоило?
– Что-нибудь серьезное? – формально обеспокоился шофер Гиммлера.
– Так, ничего особенного. Обещал мне сказать один старинный водительский рецепт…
– Может быть, я могу помочь? – вяло предложил помощь шофер Гиммлера.
– Я, собственно, и сам точно не знаю. Какой-то гороховый суп, – прикинулся простаком Штирлиц.
– Ах, это! Нет, я пас! Не желаю иметь ничего общего со скотами, которые нажрутся гороха, а потом носятся по городу, не разбирая дороги!
С этими словами шофер Гиммлера удалился к друзьям.
Штирлиц посмотрел на часы и вздохнул. День, который начинался столь многообещающе, явно не задался. Жена, теперь этот несчастный шофер. Делать нечего, пора на совещание к Мюллеру.
Совещание было целиком посвящено навязшей в зубах текучке. Мюллер кричал на командующих армиями за плохую подготовку к весенней кампании. Фон Бокку досталось за неготовность техники к контрнаступлению. Люфтваффе бездействовало из-за нехватки бензина. Направленный на помощь войскам гитлерюгенд воевал плохо и все время убегал купаться и загорать.
С сосредоточенным выражением лица Штирлиц, как обычно, рисовал на бумажке шаржи на Гиммлера, Геббельса, Геринга и Бормана. В этот раз вышло так смешно, что сидевший рядом Айсман несколько раз фыркнул от подавленного смеха, и Мюллер был вынужден сделать ему замечание.
Совещание закончилось. Собравшиеся шумно столпились у выхода, стремясь успеть к началу футбольного матча.
– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, – сказал Мюллер.
Штирлиц ожидал приглашения, но сделал вид, что тоже собирался смотреть футбол.
– Что-нибудь удалось выяснить? – хитро прищурившись, спросил Мюллер.
Штирлиц несколько раз прошелся по кабинету, выглянул в окно. Евы Браун во дворе не было. Видимо, она перешла в солярий. Оттого и Мюллер такой раздражительный.
– Отварите небольшой кусок постной свинины, – раздельно сказал Штирлиц.
На несколько секунд повисла пауза. Мюллер понял, что шар на его стороне.
– Ну что же, откровенность за откровенность. Тонко нарежьте свиное сало и обжарьте на медленном огне.
Мюллер внимательно следил за реакцией Штирлица. Ни один мускул не дрогнул на лице разведчика.
– Отварите четыре или пять средних картофелин, – медленно сказал Штирлиц.
Мюллер закурил.
– Неплохо, неплохо. Снимите со сковороды шкварки и положите в горячий жир мелко нарезанный лук. Обжарьте до хрустящего состояния…
Штирлиц пытался угадать источник информации Мюллера. Неужели шофер Бормана работал и на шефа гестапо? Или у Мюллера был какой-нибудь другой агентурный шофер?
– Я полагаю, группенфюрер, что на этом нам следует пока остановиться.
– Конечно, следует, – криво улыбнулся Мюллер. – Ведь это все, что вы знаете. Но мне известно немногим больше.
Штирлиц дал понять собеседнику, что оценил его открытость.
– Кажется, нам не избежать командировки в Швейцарию, – сказал он. – Нужны новые контакты.
– Поезжайте, – после короткого раздумья согласился Мюллер. – Возьмите с собой пару детишек для полного правдоподобия.
– И одного старичка, – быстро подсказал Штирлиц.
– Ну, берите и старичка, если вам охота возиться с такой оравой, – разрешил Мюллер.
– Я попрошу домработницу съездить со мной. Клара всегда меня выручает.
– Сколько платите ей? – поинтересовался Мюллер.
– Пять марок в час.
– Дороговато.
– Зато никаких проблем.
Мюллер снова прошелся по кабинету.
– Кстати, Штирлиц! – сказал он, резко обернувшись. – А куда вы дели русскую радистку?
На такие дешевые приемы Штирлиц не ловился уже очень давно.
– Как это куда? – натурально удивился он. – Отвез в гестапо! Как вы и просили!
– Вас там не было, – прищурился Мюллер.
– Что за глупости! Я сдал ее этому вашему, как его…
– Холтофу?
– Вот именно, Холтофу. Он еще закричал на все управление: «Ребята, скорее сюда! Тут русская радистка!»
– Что вы говорите?
Штирлиц изобразил на лице просветление:
– Эге, Мюллер! Да ваши костоломы в две секунды замучили ее до смерти! А теперь хотят все спихнуть на меня! Я, конечно, понимаю, русские радистки не попадались уже три года! Но зачем же так внаглую?! Дайте-ка мне этого вашего Холтофа! Я ему прочищу мозги!
Штирлиц протянул руку, как будто за телефонной трубкой. Он отчаянно блефовал. Главное – успеть вывезти пастора и Кэт. А там будет видно.
Мюллер пожевал губами.
– Холтоф погиб. Полчаса назад в здание гестапо попала американская бомба…
Штирлиц развел руками и принял скорбный вид.
– Мюллер, дружище… Мои соболезнования… Если я могу чем-то помочь…
Ее благородие госпожа Удача вновь улыбалась полковнику Исаеву, и внутренне он улыбался ей в ответ.
– Сорок пять лучших гестаповцев… Два десятка готовых на все арестантов. Гвинейский и эквадорский резиденты… Что за невезение!
На Мюллера было жалко смотреть. На секунду Штирлицу стало жаль всех этих скромных тружеников плаща и топора, которые какой-нибудь час назад весело шутили, носились по этажам управления, вели допросы, составляли протоколы, в общем, занимались обычными гестаповскими делами, а теперь, убитые безжалостной американской бомбой, лежат вперемешку со стеклом и камнем. Долгое пребывание на высоком посту в рейхсканцелярии постепенно примирило его с некоторыми дурными привычками гитлеровцев, хотя даже сам себе он не решился бы в этом признаться.
– Держитесь, старина! – Штирлиц тронул Мюллера за плечо и направился к выходу.
Перед дверью он обернулся, собираясь сказать запоминающуюся фразу, но Мюллер устало махнул рукой:
– Идите Штирлиц, идите. Попробуйте хотя бы раз запомниться мне с закрытым ртом. Не будьте формалистом.
Штирлиц, внутренне чертыхнувшись, вышел.
А ведь Мюллер прав. Все шпионы попадаются на мелочах. Не будь Мюллер так расстроен гибелью коллег, вполне мог бы подловить Штирлица на излишней педантичности.
На лестнице послышались тяжелые шаги и сопение, похожие на звук выходящего из воды бегемота.
«Борман», – понял Штирлиц, и не ошибся.
Появился багровый, брызжащий слюной Борман. Он был вне себя.
– Добрый день, партайгеноссе Борман! – поприветствовал товарища по партии Штирлиц.
– Убили! – горестно выкрикнул в ответ Борман. – Убили, сволочи!
– Кого убили? – притворно обеспокоился Штирлиц. – Надеюсь, не фюрера…
– Шофера убили, – громко застонал Борман. – Такого шофера угробили! Лучший шофер во всем Рейхе был! И что мне теперь – самому садиться за руль?
Штирлиц деликатно молчал.
– Такой человек! Вместе ездили на охоту и на рыбалку! До Шварцвальда долетал за два часа! Эх…
Дверь кабинета Геббельса чуть приоткрылась и тут же захлопнулась. Это не ускользнуло от внимания Бормана.
– Сволочи! – выкрикнул он в том направлении. – Радуйтесь! Не нравились им, видите ли, мои поездки за город! Мои жареные на костре кабаны! Мои голые бабы!
Штирлиц незаметно усмехнулся. Разгульная жизнь Бормана была в рейхсканцелярии всем известна.
– Да вы знаете, с какого я года в партии? Забыли, чем вы все мне обязаны? Забы-ыли! Ну ничего, я вам напомню! Ишь, привыкли: Борман, иди туда, Борман, подай то! А чуть что, сразу – неарийское поведение! Порочащие связи! Партбилет на стол! Ну, я вам покажу! Я вам такое золото партии покажу, что за двести лет не найдете! Я вам всем устрою загадки Третьего рейха! Мало не покажется!
Штирлиц тактично взял Бормана под руку:
– Партайгеноссе, мне кое-что известно…
– А как он варил вестфальский гороховый суп! – продолжал стенать Борман.
Штирлиц отдернул руку и весь обратился в слух.
– Да вы никогда в жизни такого супа не ели! На копченых ребрышках! С белыми жареными колбасками! Разве вам это понять?..
Штирлиц решился на рискованный шаг.
– А бабушка клала в этот суп жареную треску! – компанейски воскликнул он. – Моя бабушка была вестфалка!
«Или вестфалийка? – на миг усомнился он. – Надо будет заглянуть в словарь. В этой проклятой рейхсканцелярии забудешь все нормальные слова…»
– Какая треска, что вы несете! Вы путаете с гамбургским супом рыбака! А в вестфальский гороховый суп кладут жареные белые колбаски и копчености.
– Ну, разумеется! – поддержал разговор Штирлиц. – Шкварки, жареный лук, нарезанную ломтиками свинину, на которой варился бульон…
– Все правильно: шкварки, жареный лук, мясо, белые колбаски. Но это в самом конце! А вот ребра или другие копчености должны немного повариться! Чтобы, значит, суп…
Борман вдруг остановился и строго посмотрел на Штирлица:
– Эй, штандартенфюрер! А с чего это вы интересуетесь гороховым супом? Вам ведь по должности не положено, если я не ошибаюсь?
Штирлиц небрежно махнул рукой.
– Помилуйте, партайгеноссе! Я вовсе не интересуюсь! Просто вы упомянули в разговоре, а моя бабушка была… гм, родом из Вестфалии. Вот я и вспомнил старушку, царство ей небесное. Но она совершенно точно клала в суп жареную треску. И еще помидоры.
– Это не то! – успокоился Борман. – Это гамбургский суп рыбака. Порядочная дрянь, простите ради Бога.
Борман, не прощаясь, повернулся и горестно зашагал по направлению к своему кабинету.
Штирлиц радостно щелкнул каблуками. Задание близится к выполнению. Но почему же ни один из источников до сих пор не упомянул горох? Что это за гороховый суп без гороха? Или это и есть главная тайна Рейха?
Среди советских разведчиков Штирлиц считался не только блестящим шпионом, но и талантливым аналитиком. Очень часто недостающие сведения секретной вражеской цепочки он добывал не в вербовках и погонях, а в глубоких раздумьях за чашечкой кофе в кабачке «Элефант». В свое время рецепт знаменитой мюнхенской колбасы Штирлиц целиком выудил из открытых источников, что позволило наладить в СССР ее массовое производство под маркой «Одесская полукопченая». Вот и сейчас, перебирая в уме уже известные ему компоненты супа, Штирлиц прямиком из рейхсканцелярии направился в любимый подвальчик.
У самой входной двери он вспомнил о жене и вполголоса выругался. Обежав ресторан, он осторожно заглянул в окно. Жена была там. Перед ней стояло несколько высоких стаканов чая а-ля рюсс в серебряных подстаканниках, половина лимона и блюдечко колотого сахара. Но самое главное, рядом сидел молодой голубоглазый штурмбаннфюрер. Штурмбаннфюрер небезуспешно старался завести знакомство с чуть увядшей, но роскошной незнакомкой. Впервые за много лет Штирлиц увидел, как его жена улыбается, и почувствовал укол ревности.
«Ах ты, зараза! – огорчился Штирлиц. – В то время как я лицом к лицу с врагом… И что это за хрен с горы, интересно? Приеду из Швейцарии, наведу справки и пристрелю к чертовой матери! А с женой нужен серьезный разговор. Может быть, я действительно уделяю ей слишком мало внимания?»
Штирлиц зашел в пивную «Мертвая голова», где всегда тусовались эсэсовцы, но подсмотренная сцена оставила в душе его неприятный осадок.
Ничего аналитического в голову не шло. Шкварки, жареный лук, жареные белые колбаски, отварная свинина, копчености, картофель – раз за разом перебирал Штирлиц в уме ингредиенты, но цепочка не выстраивалась.
– Любили, однако, пожрать эти вестфалы, – мрачно пробормотал Штирлиц. – Сало, мясо, колбаски… Что же еще может быть в этом супе? Что бы на моем месте предположил Глеб Жеглов?
От умственного усилия Штирлиц зажмурился. Представил Жеглова в полуголодной воюющей Москве, ночные погони за бандами и поджигателями, вечные склоки с юным карьеристом Шараповым, жидкий чай, продовольственные карточки, и, очнувшись, попросил себе еще кофе и два бутерброда с ветчиной.
«Сметаны пусть эти смрадные гады положат в свой поганый суп! Чтоб совсем фашистская жопа слиплась!» – вот что сказал бы Глеб Жеглов. Штирлиц помешал кофе ложечкой. Сметаны… сметаны…
А ведь в этом есть свой резон и своя отметина. Сметаной немцы воспользуются вряд ли, а вот сливки… Сливки! За минуту до выключения огня влить немного жирных сливок и перемешать! Суп приобретает нежный оттенок и мягкий вкус. Сливки смягчат жареную и копченую составляющие. Сливки сгладят все острые углы. Придадут супу законченность и благородство.
Штирлиц схватил фуражку и выбежал из ресторана, не обратив внимания на устремившегося вслед за ним обескураженного официанта.
– Сливки-сливки-сливки! Жирненькие сливки! – напевал себе Штирлиц.
Часы на башне Рейхстага пробили семь.
«Ого! – остановился Штирлиц. – Семь часов! Пора готовиться к выезду!»
Первым делом нужно забрать из люка пастора Шлага. Нет, сначала заехать домой и взять для Кэт передник, чепчик и пару полотенец, это позволит выдать ее за домработницу. Потом привинтить к крыше багажник, чтобы нагромоздить туда многочисленные лыжные принадлежности пастора. Потом купить чего-нибудь пожрать на дорогу, колбаски там, сыру, ветчины. Забрать пастора. Потом за Кэт и детьми, и – прощай, Берлин! Здравствуй мирный, Цюрих!
Штирлиц радостно потер руки.
Багажник готов, дома все в порядке. Как всегда перед отъездом, Штирлиц выключил газовый вентиль, перекрыл воду, сунул в замочную скважину волос и установил в цветнике мину-растяжку.
Штирлиц проехал по вечерним улицам и притормозил у большого круглосуточного супермаркета. Неоновая реклама на крыше обещала скидки с восьми часов вечера, и Штирлиц, бросив взгляд на часы, немного замедлил шаг. Командировки командировками, а сэкономить пару рейхсмарок не помешает. Зарплату в управлении не платят третий месяц. Денежные переводы из Центра хотя и значительны, но крайне нерегулярны. Иногда даже приходится подрабатывать репетиторством, благо знание языков позволяет. Штирлиц в который раз с горечью подумал о тяжелой судьбе советского разведчика, вынужденного работать за идею. Айсман, например, работает на МИ-6 и имеет в Барклайс-банке такой счет, что ему позавидовал бы сам Борман. Покойный Холтоф сотрудничал с пришельцами и дважды отдыхал на Сириусе. А нам, как всегда, приходится вкалывать за гроши. Но Штирлиц не унывал. Предстоящая поездка бодрила и волновала его.
Дождавшись «счастливого часа», Штирлиц взбежал по ступенькам и, опережая толпу халявщиков, ринулся в торговый зал. Отработанным профессиональным движением он метал в тележку упаковки консервов и мясных закусок. Над баночкой с красной икрой его рука на секунду замерла. «Ладно, ради такого случая возьму», – решился Штирлиц. На ходу схватив с винно-водочной полки бутылку шнапса, Штирлиц кинулся к кассе. Там уже выстроились несколько старушек с полными корзинами мороженого минтая. Штирлиц посмотрел на часы. Время терпит, размахивать удостоверением и лезть без очереди не стоит.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.