Текст книги "Агент Тартара"

И высшей из них были те, кого не знал никто. Посвященные в тайну Высшей власти, общающиеся с той неназываемой силой, что сотворила мир Поселения, создала всех его обитателей и вдохнула в них жизнь. Они определяли все правила здешней жизни. Ставили цели. Следили за их исполнением. Награждали и наказывали. Решали: казнить или миловать. Носители такой власти, казалось бы, должны были жить, утопая в роскоши, отгородясь непроходимой стеной и глубоко презирая всех, кто оказался бы по другую ее сторону. Ничего подобного не было в тесном, двадцатитысячном мирке Поселения. Они – приобщенные к высшим тайнам – ничем не отличались от любого из представителей всех других трех каст. Были растворены в этой массе. Не имели лиц и имен. Все видели и все знали. Присутствовали везде. И каждый член касты не знал никого из «своих», кроме двоих. Может быть, и был кто-то, кто знал их всех. Но только уж этот «кто-то» наверняка не был человеком. Это, впрочем, было известно Вальке только по слухам.

Дойдя до этого места своего рассказа, он запнулся, сглотнул слюну и покосился на Клини. Тот криво усмехнулся, но никак не комментировал этот выразительный взгляд. Валька снова заговорил, продолжая коситься на похоронного агента.

Теперь он рассказывал про Охрану. Про Охрану и про Агентуру... Он сам был из Третьей Касты – агент (теперь Ким понял, чем так рассмешил Валентина при их первой встрече).

А Охрана была Второй Кастой – кастой, на первый взгляд самой обеспеченной и всемогущей в Поселении. Кастой, владеющей оружием и информацией. Информацией обо всем и обо всех, за исключением Приобщенных к Тайне. Охрана была орденом, замкнутым в себе. Дисциплинированным и жестоким – жестоким и к себе, и ко всему миру. Повязанным круговой порукой Испытания Кровью, преданным неведомым создателям Поселения и беспрекословно исполняющим их приказы. Приказы, которые передавали им посвященные – никогда лично. Для этого существовало множество изощренных и надежных способов – от простого телефонного звонка, начинающегося условными словами – как в старом добром двадцатом веке, – до программирования на «нечаянных» сеансах гипноза, память о которых мгновенно стиралась из сознания программируемого. У Охраны была своя разведка и контрразведка. Были глайдеры, вертолеты и другая техника. Была своя школа и «академия», в которых с младых ногтей воспитывались отобранные со всего Поселения наследники этой своры натасканных псов.

Но подлинной основой и причиной существования Поселения с самых первых лет была Агентура – Третья Каста. Она составляла треть жителей Поселения, и остальные две трети существовали и работали ради нее. Это была каста фанатиков. Каста, обязанная вбивать фанатизм в головы своего подрастающего поколения еще до рождения. И каждый из них, этих агентов Тартара, с первых дней своей сознательной жизни знал, что судьба его – рано или поздно отправиться в стан жестокого врага и жить и умереть там. Умереть не глупой, случайной смертью, а так, чтобы самой смертью своей послужить Делу!

А жизнь всех трех первых Каст обеспечивала Четвертая – самая низшая и самая многочисленная – Каста Жизнеобеспечения. Она была пестрой – от высоколобых умников из Отдела научных разработок до угрюмых операторов мусоросжигательных печей. Всех их объединяло только одно – то, что смысл их жизни в Поселении составляли только страх и забота о хлебе насущном. Им не было дано знание высших целей и смысла существования Поселения. И именно людей Четвертой Касты Поселение приносило в жертву, если того требовало Дело.

О Деле Валька помянул как о чем-то само собой разумеющемся. Киму пришлось остановить его вопросом:

– Дело? Что это значит? Что за Дело такое?

* * *

Дело было не такой вещью, которая хорошо давалась Вальке для объяснения посторонним. Для любого жителя Поселения оно было чем-то само собой разумеющимся. Для посторонних, для людей Тридцати Трех Миров оно было вещью в себе. Валька уже давно понял это. Вот только разве что люди Чура могли понять его.

Потому что у всех других здесь – в Большом мире – мозги были явно вывернуты наизнанку.

С этим решительно ничего нельзя было поделать.

– Дело... – стал объяснять он, с трудом подбирая слова. – Ну Дело – это, нам говорили, это вернуть людей на правильный путь. Всех людей. Человечество... Заблудших. Так я думал тогда...

– Правильный путь? Это что? – спросила Анна.

– Это... Ну, в общем, так: люди, когда они пришли в другие Миры, они... Они утратили праведный путь. Стали все Миры эти, всю Вселенную переделывать под себя. И... И сами они стали жить только ради богатства. Богатства и удовольствий разных. И тут же передрались. Стали уничтожать друг друга. И они весь мир уничтожат. Превратят в ад. Если их не остановить.

– А кто их остановит, кроме самих себя? – с неожиданным интересом спросил индифферентный до этого момента к рассказу Вальки Клаус.

– Поселение. Агенты! – воскликнул Валька, словно отвечая на исключительно глупый и ненужный вопрос.

И тут же вдруг сник. И повторил с глубокой безнадежностью в голосе:

– Так я думал тогда...

Да, он действительно так думал. Он и представить себе не мог, что можно думать как-то иначе. Не так, как думали отец и мать. И братья. И все вокруг. Для чего же тогда погибли ушедшие на задание? И разве не подтверждали – слово в слово – то, чему учили его те, кто с задания вернулся?

Валька искренне жалел людей, тех, которых каждый день видел на видеоинструктаже, и тех, о которых рассказывали ему учебники и мнемозаписи, запутавшихся, утративших цель и смысл жизни глупцов, которых вели к пропасти злобные и алчные Директора и Президенты, Олигархи и продажное ТВ... И просто безумцы. Он жалел заблудших.

Эти люди, которых он должен был любить, чтобы наставить на Путь, глотали алкоголь и наркотики, были мучимы глупыми, из пальца высосанными страстями.

И эти люди, которых, чтобы наставить их на Путь, он должен был ненавидеть, несли порок и разорение во все новые и новые Миры.

И они были безумно жестоки, эти люди.

Которых он должен был бояться.

Они выдумывали и воплощали в сталь и огонь все новые виды оружия, создавали новые и новые яды, все глубже залезали в свои мозги – в психику, в сознание, – чтобы и там посеять тьму и разрушение. Они огнем и мечом уничтожали все, что становилось им поперек пути, – не жалея ни своих, ни чужих. И если они дотянутся до Поселения... Даже если они просто узнают о нем...

Тогда будет сметена, разрушена, выжжена дотла единственная светлая поляна в мрачном, охваченном Тьмой лесу. Погаснет последний костер надежды...

О, как много красивых слов сказали ему об этом. И как много таких слов говорил себе он сам. Он не огорчал своих учителей – будущий агент Валентин Старцев. Они доверяли ему. И он старался оправдать это доверие. Старался и оправдывал. Он знал, что его ценят выше других его сверстников. Поручают более сложные задания. Доверяют больше, чем другим.

Но все равно то, что его решили включить в группу идущих на задание – признали полноценным агентом, – было для него громом среди ясного неба. Тот день, когда в бункере старшего инструктора ему зачитали приказ, должен был стать для него днем величайшего счастья. И стал бы – если бы не... Если бы пагубный червь сомнения уже не тронул его душу.

– Понимаете...

Дойдя до этого места, Валька опять запнулся. Опять не было у него слов, чтобы выразить, хотя бы приблизительно, то, что происходило тогда – да и сейчас еще не закончило происходить в нем самом.

– Понимаете... Здесь вот что... Сначала мне странно было, что там – в Поселении, в лучшие выбивались не такие, как надо... Не те, кто по-настоящему верил в Дело... А такие... Ну, такие, кто просто знал, когда что нужно вовремя сказать. Кто знал, как ответы на тест слизнуть. Кто легко обмануть мог. Кто врал почти в каждом доносе...

– Вас еще и друг на друга стучать заставляли? – поинтересовался не прерывавший своих трудов Кэн.

– А как же? – В голосе Вальки прозвучало искреннее недоумение. – Каждый следит за каждым. Ведь и у вас почти так же... Только плохо организовано...

– Неважно, – остановил его Ким, ощущая некоторую неловкость. – Давай дальше.

– Я и говорю: есть такие, которые нечестно... стучат, – запальчиво продолжал Валька. – И нечестно проходят испытания. И когда доходит дело до... До Задания, то они никогда не уходят... Я потом только понял. Они сворачивают... И потом они же оказываются в помощниках инструкторов. В разных комитетах... А потом – инструкторами... Всех подминают... Это я уже сейчас так говорю. А тогда я не понимал ничего. Думал, что это все – ошибки, что так не будет. Потом... Когда все будет как надо... А потом... Потом мне часто стало казаться, что никогда не будет «как надо». Что так на самом деле и задумано в Поселении, чтобы хитрые проныры... Такие, которые не верят в Дело... Которые ни во что не верят... Чтобы они командовали теми, кто верит... И вообще, когда пошли допсеминары. И факультативы... Я стал понимать, что нам многого не говорят. Про Землю, про Тридцать Три Мира. И я стал думать, что нам часто просто врут. Чтобы мы правильно думали. Не сомневались. Что потом, когда мы уже станем агентами, пройдем Испытание, нам уже не будут врать... Это теперь я знаю: они нам будут врать всегда!... Это я потом понял... Потом, когда я уже работал в паре со старшими, с Сайрусом... Когда мы с ним оставались без... Ну – на имитации... Или... В общем, он тогда по-своему отвечал, когда я его спрашивал о таких вещах. И сам так иногда спрашивал... И он мне посоветовал – очень вовремя – никому не показывать, что я...

Сайрус Ноттингем не просто посоветовал Вальке никому не показывать виду, что сомнения владеют им. Он вбил это ему в голову. Потому что именно этого, сомневающегося, подростка хотел забрать с собой на задание. Валька так и не узнал, точнее, почти до самого конца не узнал, что Сайрус – один из немногих в Поселении, кого завербовала Земля.

Но это Валька узнал потом. А покуда их готовили к заданию, к роли, которую будет играть их «двойка» (отец и сын возвращаются в Метрополию после долгих лет жизни на Синдерелле), он впитывал то странное, что исходило от его «ведущего». Сайрус был почти идеалом агента – подтянутый, строгий к себе человек с предельно дисциплинированным умом. Он уходил на задания трижды и трижды возвращался с них – почти никто из агентуры не мог похвастать большим стажем. Эрудиция его казалась беспредельной: он знал, казалось, все, что стоило знать о заблудших. И в то же время он был предельно незаметным, неброским человеком. Рыцарем из Тени. Впрочем, это – только для посторонних. Для всего остального мира. Но не для Вальки.

Для него он был тем, кем бы он хотел стать, когда вырастет. Или, если уж придется, тем, за кого он хотел бы отдать жизнь. А иногда он казался ему отцом. Отцом, который все-таки вернулся с задания. Эта мысль иногда всерьез овладевала им – ведь он был совсем маленьким тогда, когда отец ушел туда. И он почти совсем не помнил его. Так же, как почти не помнил и мать. Но мать – другое. Ее унесла болезнь. А вот отец... Ведь бывали же случаи, когда вернувшимся с задания зачем-то меняли имя и внешность? Почему бы и... Но тут Валька останавливал себя: конечно, этого не могло быть. И признать своим отцом чужого человека – пусть даже такого, каким ты восхищаешься, – заменить им в своей душе того, настоящего, отца, значило его предать. Предательство Валька ненавидел.

Это Сайрус приучил Вальку разбираться в психологии взрослых, тянуться к тем из них, кому можно верить. А таких было мало. Это Сайрус приучил его к этой, немного странной для подростка, привычке – подолгу вечером гонять чаи за разговорами с человеком много старше его. И это Сайрус разрушил его веру в Дело.

– Дело... – пожала плечами еле различимая в полутьме Анна. – Так что же ваши премудрые посвященные приготовили для рода людского – несчастного, заблудшего? Закон, порядок, чистоту нравственную и физическую... Работа и кусок хлеба каждому...

– Точно, – с легким удивлением согласился Валька. – То есть, конечно, не совсем так, но похоже на то, что написано у нас в каждой книжке – на первой странице. Но потом нам объясняют все гораздо более подробно...

– Вы там... В Поселении... – Анна снова дернула плечом. – Вы действительно думали, что вы – двадцать, говоришь, тысяч человек – и вправду сможете изменить судьбу Человечества? Сотен миллиардов человек, разбросанных по Галактике. По десяткам обитаемых планет?

– За Поселением – сила! – уверенно ответил Валька. – То, что вы называете «Тартар». Таких Поселений они смогут создать много. Столько, сколько им нужно. И у них там есть все, что нужно для того, чтобы поддержать тех, кого они посылают... За Поселением, за нами... Нет – за ними... За ними целый мир стоит!

Говорил Валентин уверенно. Потому что понимание того, что за ними всеми – за, в общем-то, крошечным и жалким мирком Поселения – кроется некая огромная мощь, вкладывалось в сознание каждого его жителя с самого рождения. Эта вера была куда сильнее зыбкой веры католиков, иудеев или православных в своих, ничем себя не проявляющих, богов. Вера в Тартар была куда как более обоснованной. Потому что подкреплялась ежедневным и ежечасным вмешательством той стороны в жизнь Поселения, да и всего Мира Чура. Слухи про Портал не были просто слухами. Под большим секретом, поклявшись страшными клятвами, ты мог узнать про тех не посвященных, кто видел Портал, ходил к нему и даже – при большом везении – мог и тебя к нему провести. Были и такие, кто видел их самих– пришельцев из подпространства. Черных и призрачных, как кляксы Тьмы, поставленные Создателем на картине мироздания. Собственно, они сами и были этим Создателем. Или, по крайней мере, теми, кто пришел в этот мир, чтобы исправить допущенные им ошибки и упущения.

И потом: кто же, как не они – хозяева из Тартара, – дает тогда людям Поселения их задания?

– А эти задания...

Ким присел напротив Вальки, внимательно глядя ему в глаза.

– В чем они, собственно, состоят? Вот тебя с этим... Сайрусом отправили на задание. Что вы должны были сделать? И... И что вы сделали?

– Разное... – ответил Валька. – Разное... Тут по-разному можно ответить...

Действительно, ответить на этот вопрос было и легко, и немыслимо сложно одновременно. Ну, хотя бы потому, что задание всегда было тайной. Только на секретных инструктажах будущим агентам приводили примеры успешных (и очень редко – провалившихся) заданий. И никогда не называли имена тех, кто эти задания выполнял. Но общий смысл миссии уходящих на задание всегда был ясен всем: это делают для того, чтобы узнать планы Заблудших, проникнуть в их замыслы. Чтобы исполнение этих штанов и замыслов пресечь...

Валька судорожно набрал воздух в легкие:

– Сайрус должен был узнать... Он должен был купить у людей из Космофлота файлы... Перед этим кто-то из наших организовал все, но сам влип. Не смог довести дело до конца. И Сайрус должен был восстановить связи... Найти тех людей, которые хотели продать нашим информацию.

– Значит, в Космофлоте есть люди, которые за деньги работают на Тартар?

Киму не слишком верилось – нет, не в то, что среди отважного космического воинства, а особенно среди его руководящего и бдящего за его благонамеренностью состава – найдутся такие, кто продаст Дьяволу и свою и чужую души. Нет, он просто не мог поверить в то, что Дьявол все-таки действительно есть. И так запросто ошивается между людьми.

– Они не знают, на кого работают. Очень много людей не знают, что они работают на Тартар... Есть даже целые предприятия, которые на самом деле принадлежат им...

– А ты... Почему ты летишь один? Ты уже... справился с заданием?

– Я не хотел возвращаться, вообще... И Сайрус не хотел. Мы – невозвращенцы... То есть хотели стать невозвращенцами... не получилось... То есть Сайрус узнал такое, что действительно надо сообщить в Поселение... Но сам он уже не смог вернуться. Он решил, что нам надо добираться до Поселения поодиночке. Он мне оформил и билет, и документы. Но условного письма от него на «Вулкании» не было. Он... Его...

– Его прикончили на Космотерминале Синдереллы, – неожиданно прервал его запинающуюся речь Клини. – Точнее, в гостинице при терминале. Сразу после того, как он посадил тебя на корабль. И не беспокойся – смерть его не была ни быстрой, ни легкой. Это – судьба всех предателей! Если ты думаешь, что никто не догадывался о том, что за штучка Сайрус Ноттингем, то ты ошибаешься...

– А ты ошибаешься, если думаешь, что Сайрус не знал, что за ним следят, – резко парировал Валька.

Кима Валентин тоже называл на «ты». Но это было совсем другое «ты», чем то, которое прозвучало сейчас – в адрес Раймона Клини.

– И ты думаешь, я не догадался, кто вы такие? – все так же зло продолжал выкрикивать Валька. – Только я не знал, что вы начнете здесь такое...

– Что же тогда он так дешево попался – твой Сайрус?

В голосе Клини было слишком много яда для голоса взрослого, разговаривающего с мальчишкой.

– Он сам пошел на риск! Потому что ему продали страшную информацию. Такую, что надо было немедленно связаться с Поселением. Предупредить их... Но он не успел. Теперь я один знаю...

– То, что Поселение обнаружено? То, что к нему послали крейсер? То, что всех наших хотят спалить? Не-е-ет, ты не один знаешь это, мальчик. Сайрус успел... Как раз успел рассказать это нам... Это и многое другое...

– Значит, вы... Значит, вы его допрашивали? Перед тем, как...

Теперь его глаза горели ненавистью. Такой, которую Киму приходилось видеть только в репортажах из зала суда.

На всякий случай он занял позицию между Валькой и Клини.

– Ну, знаешь ли, мальчик, – процедил сквозь зубы похоронный агент, – ради дела приходится делать массу неприятных вещей... Это тем более неприятно, что Сайрус, пожалуй, заслуживает уважения... Заслуживал, точнее. У него было время... Когда он понял, что мы засекли его. Что ему не уйти от нас. Он мог бы уйти легко. Пуля в висок – и все дела. Но он великолепно понимал, что тогда информация о готовящемся уничтожении Поселения останется только у тебя. А в то, что ты один успеешь добраться до Чура, он, разумеется, не верил. И, знаешь, был прав. Потому что, если бы мы не напали на «Цунами», не взяли бы заложников, Поселения уже не было бы... А ты бы сидел в своей каюте и кусал локти от злобы. Да, впрочем, ты еще ничего не знал бы...

Взгляд Вальки застыл, остекленел...

– Так это... Это все-таки «Цунами»? «Цунами» должен был... казнить Поселение?

– А ты об этом уже подумал? Догадливый мальчик...

– Почему Сайрус не... Почему он мне этого не сказал?

– Он сказал тебе все, что знал, мальчик. Не больше и не меньше. А уж дальше нам пришлось поработать самим – мне и Ли... Нам вообще пришлось провернуть массу дел, чтобы успеть организовать этот захват.

– Но ведь Сайрус... Он же тоже хотел, спасти ление! Вы же оказались на одной стороне с ним... с нами...

– Видишь ли, мальчик...

Теперь стеклянными стали глаза и у Клини.

– Только в одном вопросе... Только в одном. А по большому счету ты и Сайрус – изменники. Невозвращенцы... Вы задумали перейти на сторону врага. Как ты думаешь, кто навел «Цунами» на Поселение? Такие же ублюдки, как вы! Такие же ублюдки, которые угробили наших на Прерии!

Клини облизнул пересохшие губы. И уже более спокойно продолжил:

– Так что хотя господин Ноттингем и был с нами совершенно откровенен в одном отношении, у нас было много о чем расспросить его во всех остальных... По другим, так сказать, вопросам... Ну и ты сам должен знать, что после таких разговоров тот, у кого спрашивают, живым не остается... Да и не нужно это... Если бы вы с ним вернулись в Поселение и участвовали в операции по спасению... Это было бы э-э... неправильно. С чисто психологической точки зрения. В общем, одни вас сочли бы за героев, другие – совсем наоборот... А момент сейчас очень неподходящий для разброда и шатаний. А так – будете мертвыми героями. Это будет лучше для всех.

– Это неизвестно, кто кем еще будет, – спокойно, не повышая голоса, сказал Фор.

На мгновение наступила тишина. Потом Валька спросил:

– И про меня вы его... заставили все рассказать?

– И про тебя, – устало подтвердил Клини. – Удивляешься, почему мы и тебя не взяли в оборот? Да это просто ни к чему было. Ты и так – сам по себе – летел на Чур. Оставалось только за тобой приглядывать. До сегодняшней операции.

– Ну, с сегодняшней операцией не скажешь, чтобы у вас все удачно сложилось, – вставил от двери Кэн. – С замком, кажется, получается... Теперь главное – отвлечь внимание этих...

Это мгновенно переключило общее внимание.

– Я постараюсь удержать их на проводе минут двадцать... – пообещал Ким, осторожно, по скобам, подтягиваясь к проходу в переходной отсек.

– Не стоит, – остановила его Анна. – Они сразу заинтересуются, куда делась я. И если у них сдадут нервы... Не беспокойся – я-то успею выскочить...

– Рискуешь... – возразил Ким.

– Мы все здесь рискуем, – пожала плечами Анна. – Но так – риск меньше.

Ган и Фор приблизились к гермодвери и, присев рядом, принялись, стараясь не мешать Кэну, колдовать. Прижав ладони к металлу и обмениваясь понятными только им одним словами и взглядами, они творили какое-то, непохожее на земное, колдовство. Замерли на мгновение, прислушиваясь к шелесту скрытого под металлом механизма.

Все, даже Клини, подались к ним.

Кэн издал предупреждающий шип.

– Только пусть мисс не останавливается. Пусть продолжает пудрить мозги этим господам... Мне нужно хотя бы две минуты для того, чтобы поработать с дверью нормально... спокойно...

Работал он минут шесть. В соседнем отсеке Анна продолжала обмениваться короткими репликами с господином Чориа. Все трое ребят не сводили глаз с рук Кэна. Ким был менее терпелив – ему уже начала казаться совершенно бесполезной вся эта затея.

И вдруг стальная гильотина двери бесшумно скользнула в сторону и вниз. И перед пленниками предстал тускло освещенный стыковочный отсек. После душной тесноты переходного тамбура он казался громадным. Гулкое эхо бродило по нему. Эхо низкого горлового рыка по скользкому стальному полу навстречу своим заплутавшим подопечным бежали Псы.

Нельзя, нельзя было расслабляться в этот миг обретенной наконец свободы. Потом Ким много раз проклял ту секунду, на которую утратил контроль над ситуацией, рванувшись вслед за остальными в светлый проем выхода.

* * *

Пол неожиданно рванулся у Кима из-под ног, и его бросило в перегородку. Потом он услышал звук – тяжелый, гудящий низкими басовыми нотами звук удара гигантского молота по корпусу какого-то необъятной величины котла. А затем – как и полчаса назад – свет погас, но через долю секунды включилась аварийная подсветка.

– Дьявол! Что это было? – спросил Ким, пытаясь встать на ноги.

И снова воспарил в воздух. Вокруг него летали повизгивающие от возмущения Псы, оглушенный, похожий на захлебнувшегося и идущего ко дну пловца Валька, озадаченно, как и сам Ким, вертящие головами ребята с Чура и ожесточенно матерящийся, запутавшийся в оборванном леере Кэн Кукан. И похожая на развешенные в пространстве ожерелья кровь. Много крови.

«Саратога» уже снова пребывала в самостоятельном полете.

– Что происходит? – спросил Ким, подтягивая к себе Вальку и пытаясь сообразить, насколько пострадал парень.

– Что происходит, что происходит! – сдавленным от злобы голосом отозвался Кэн. – Штурм! Ребята с крейсера поняли, что нечего мудрить, и пошли на штурм. И похоже, что этот тип – Чорриа – свою штуковину рванул-таки... Погнали в рубку, а то здесь сифонит вовсю. Похоже, что тамбур отстрелился... Как бы нас и здесь не заблокировало...

– Что?

Валька открыл глаза.

И, словно по этому сигналу, освещение в отсеке переключилось с аварийного на штатный режим.

– Тамбур? – потерянно спросил Ким, глядя на то место, где только что темнел проход, через который они вырвались в корабль. Теперь там снова блестела сталь гильотинной гермодвери. Резервной. А Анна? И где Гильде?

И тут он наконец рассмотрел прямо перед собой нечто такое, от чего его чуть не вывернуло наизнанку. Зацепившись обрывком рукава за шкив запирающего устройства, в воздухе лениво болталась ровно отсеченная человеческая рука – рука похоронного агента Раймона Клини. На ее запястье виднелись так же ровно обрубленные остатки ремня.

Кэн тоже увидел это, но отреагировал на жуткое зрелище почти индифферентно.

– Похоже, что этому типу удалось вырваться из тамбура, – сухо заметил он. – Вы неважно его связали, господин агент. Но в дверь он ломанулся не вовремя. Как раз при аварийном срабатывании. Понятно, откуда столько кровищи... Теперь болтается где-то поблизости, в пространстве – упокой Господь его душу... Нечего на все это пялиться – пошли в рубку, там и разберемся. Свяжемся с крейсером... Ваш Гильде, похоже, поумней нас будет. Первым рванул из тамбура, да и здесь задерживаться не стал. Наверное, в рубке уже...

Но Клаус Гильде был не в рубке. Ким, едва поспевавший за торопливым и умелым Кэном, только еще наполовину преодолел высоту (или длину – в невесомости не разберешь) туннеля, ведущего в отсек экипажа, когда «Саратогу» качнуло и всю ее громаду пронзило резкое, переходящее в свист шипение. Пронзило, оглушило всех и смолкло.

– Чтоб ему лопнуть! – взорвался Кэн. – Бот! Это – бот!!!

* * *

– Ну вот теперь ясно хоть что-то... – Кукан потер лоб и уставился на Кима, потом на троих ребят.

Все они сидели в рубке – точно так же, как всего несколько часов назад, только вот пустовало то кресло, на котором в тот раз устроилась Анна. И то, на котором маялся связанный по рукам и ногам Клини.

– Штурм у них там почти захлебнулся, но Чорриа с перепугу рванул свою взрывчатку. Ну и, конечно, сейчас просто размазан по стенкам. Это, впрочем, его проблема. Главное, что в результате туннель рассыпался на секции. Тамбур наш отстрелялся – видно, сдетонировали взрывные болты – и кувыркается уже довольно далеко от нас. И вся эта куча мала потихоньку дрейфует кто куда. Часть скоро посыплется на поверхность планеты... Мы сейчас уже в трех километрах от крейсера...

Он кивнул на экран. Там яркой россыпью поблескивали новорожденные спутники Чура – куча обломков металла и герметических секций – контейнеров. Все, что осталось от переходного туннеля. Разглядеть, где среди них находится внешний тамбур «Саратоги», было уже невозможно.

– Как вы оцениваете шансы Анны? – нервно спросил Ким.

– Как ненулевые. Если у нее не разгерметизировался тамбур, то она сможет продержаться там на автономном регенераторе кислорода все двадцать четыре часа, а то и больше. За это время люди с крейсера ее отыщут и спасут. Знаю, знаю, ты сейчас спросишь, как с ней связаться и чем ей помочь... Связаться – никак. Ну просто никак! Соединительная линия пошла вразнос, а без нее тамбур – просто железная коробка, отражающая радиоволны...

Все это Ким прекрасно знал. Точно так же, как то, что не оборудованная специальными средствами «Саратога» может только помешать проведению спасательной операции. Так что и объяснения Кукана на этот счет он выслушал спокойно. Просто его не оставляла уверенность в том, что Анну он предал. И сейчас ему предстоит оставить ее одну в беде.

– А ко всему вдобавок, – Кэн с досады ударил кулаком правой руки в ладонь левой, – этот чертов Гильде оставит нас без посадочного бота! Их здесь было только два, подготовленных к работе. А подготовить третий – десять часов работы для команды из пяти специалистов. Но среди нас нет специалистов в этом деле... Кстати, вот данные отслеживания траектории. Он пошел к полюсу. Сдается мне, что прямехонько к вашему чертову Поселению, ребята.

– Его там прикончат! – воскликнул Ким. – Зачем он туда полез?!

– Может быть, тоже захотел вмешаться, – пожал плечами Кэн. – Спасти те тысячи, что запрятаны там. Но сдается мне, что ни одна собака там ему не поверит...

– Значит, – неожиданно спокойно вошел в разговор Валька, – придется сажать корабль. Нам не остается ничего другого. Я должен предупредить Поселение Только для этого я сюда и добирался. Надо, чтобы они бежали оттуда. Мне-то верить будут.

– Только сначала надо связаться с нашими, – добавил Фор. – Им надо подготовиться. Надо куда-то пристроить эти двадцать тысяч...

Ган кивнул в знак согласия.

– Но отсюда не пойдет, – совсем по-взрослому добавил он. – Крейсер будет глушить наше радио. Надо сначала совершить посадку.

Ким перевел взгляд с Вальки на Фора, с Фора – на Псов. Для этой пятерки все было решено.

– Если вас, господин агент, интересует мое мнение, – не дожидаясь вопроса, заговорил Кукан, – то я лично рискну лучше на Чуре приземлиться – это мне как два пальца об асфальт. А здесь – под крылышком у федеральных законов – мне ловить нечего. Особенно после такой кошмарной разборочки, что у нас вышла. Теперь, извиняюсь, если даже вы меня не заложите, так всех нас вычислят, частым гребешком прочешут и через мелкое сито просеют. Я вам это еще прошлый раз высказал.

У Кима тоже была веская причина согласиться с таким оборотом событий. И называлась она – контрактные обязательства. Да, еще... Еще и вправду были те двадцать тысяч человек...

* * *

– На данный момент, – доложил Таннер Манцеву, – ситуация такова. Преступники, уведя с собой оставшихся заложников, сосредоточились в конечной секции соединительного туннеля. Поэтому штурм помещений самого крейсера, ранее ими занятых, результатов не дал. Однако вслед за отводимыми в туннель заложниками в него успели ворваться трое бойцов Космодесанта. Находившийся в головной, считая от лайнера, секции туннеля руководитель террористов произвел взрыв химического заряда, предположительно серии «Т». Мы полагаем, что он погиб. В результате произошел отстрел туннеля вместе с переходными тамбурами от обоих кораблей и рассоединение его секций. Конечная секция с находящимися в ней заложниками, бойцами Космодесанта и террористами дрейфует в полукилометре от корпуса «Цунами». Мы пытаемся установить связь с кем-либо из них. Визуальный осмотр позволяет предположить, что люди внутри – живы. Секция, однако, охлаждается в результате стремительного испарения в вакуум жидкой пропитки уплотнительного материала стенок... Внешняя оболочка секции повреждена.

– Что за пропитка? – поинтересовался Горский, но Манцев только отмахнулся от дурацкого вопроса.

Химический состав пропитки не имел уже никакого значения. Главное – это то, что его быстрое испарение могло заморозить людей в герметичной секции.

– Их там достаточно много, – высказал свое мнение Таннер. – И они не замерзнут до того, как у них закончится кислород... А он – при такой скученности – закончится через полтора часа. Я предлагаю немедленно возобновить штурм.