Текст книги "Реконструкция"

Глава первая, в которой Вихров ссорится с инструктором райкома КПСС и становится директором школы имени Шуховых

Осень 1988 года

– Дмитрий Сергеевич, можно вас? Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

Преподаватель специального фортепиано и заместитель директора по внеклассной работе Московской специальной музыкальной школы имени Шуховых Митя Вихров обернулся. На него смотрела строгая женщина среднего роста с челкой и пучком на голове.

Он только что вышел с обсуждения зачета по специальности и был готов к тому, что родители будут задавать вопросы. Однако здесь был случай особый.

К нему обращалась Зоя Витальевна Богачева – инструктор Киевского райкома КПСС и мама девочки, учившейся в Шуховской школе на фортепиано, правда, не в Митином классе.

– Дмитрий Сергеевич, скажите, пожалуйста, как Маша играла?

Вихров вздохнул. В свои тридцать три года он уже достаточно и сам поиграл на рояле, и позанимался с детьми, для того чтобы четко представлять себе, чего можно ожидать в будущем от того или иного начинающего пианиста. Для дочки инструктора райкома перспектив успешной исполнительской карьеры явно не просматривалось.

– А с педагогом вы говорили? – критиковать чужую работу Мите не хотелось, тем более что дело тут было совсем не в работе педагога.

– Конечно, но я хотела бы услышать именно ваше мнение.

– Понимаете, Маша усидчивая девочка, но, к сожалению, в нашем деле этого мало…

Товарищ Богачева была важным для Мити человеком. Будучи выпускником Шуховской школы, через несколько лет после окончания Московской консерватории он вернулся в Шуховку, для того чтобы стать преподавателем фортепиано. Интересы Мити лежали далеко не только в сфере педагогики, но он четко знал, что должен преподавать, да и, как ни крути, ему требовалась постоянная работа.

Через некоторое время, поработав в школе обычным преподавателем, Вихров оказался еще и заместителем директора по внеклассной работе. Директор школы Исаак Нахимович Варшавский, который в далеком 1946-м принял школу из рук ее основательницы, пианистки Елены Шуховой, достаточно быстро распознал в Мите такие таланты, о которых сам Вихров задумался лишь годы спустя. А Варшавский уже тогда знал, что его собственные дни на посту директора школы сочтены.

1988 год Исаак Нахимович встретил глубоко пожилым человеком. Шуховка находилась в подчинении Главного управления культуры Мосгорисполкома, и там постепенно начало формироваться мнение о том, что школе нужен другой руководитель. К Варшавскому чиновники были настроены негативно: старый директор, а фактически сооснователь школы, в открытую конфронтацию с ними не вступал, но твердо помнил основы, которые позволили Шуховке достичь феноменального успеха в области музыкального образования.

Самым важным в Шуховке было обучение музыке, превращение уникально талантливых детей в профессиональных артистов мирового класса. Та нагрузка, с которой дети сталкивались при обучении профессии, не оставляла возможности требовать от них стопроцентной успеваемости по общеобразовательным предметам. Поэтому все, что не касалось музыки, негласно считалось в Шуховке второстепенным.

В теории это звучало кощунственно, но на практике только перечисление выдающихся артистов, которых дала стране Шуховка за все время своего существования, заняло бы не одну страницу. Поэтому директор Варшавский считал своим долгом лавировать между учебными планами общеобразовательной школы и музыкальными предметами. Жизнь доказала его правоту, однако с административно-хозяйственными вопросами особо не полавируешь – их нужно решать, а возраст брал свое – энергии для оперативного разруливания возникающих проблем у него явно не хватало.

В связи с этим Управление культуры постепенно – но все более настойчиво – искало Варшавскому преемника. Сам директор понимал, что делу его жизни не даст погибнуть только выпускник – человек, с детских лет впитавший в себя те принципы, по которым сам Варшавский день за днем выстраивал деятельность школы.

Потому Исаак Нахимович тоже искал себе преемника. И случилось так, что он нашел его в Мите Вихрове.

Для начала Вихров из обычного педагога превратился в заместителя директора по внеклассной работе. Похоже, что эту должность Варшавский изобрел специально для него, чтобы Митя постепенно привыкал к административной деятельности, так что и сам Исаак Нахимович, и тем более Вихров плохо представляли себе, в чем могут заключаться обязанности такого зама.

Кончилось тем, что Митя стал ходить с ребятами в музеи, организовывать выставки и другие мероприятия внутри школы. Потом Вихров даже организовал из старшеклассников ансамбль старинной музыки, где сам играл на спинете. Еще он составлял график дежурств по школе для педагогов, ну и, разумеется, занимался со своими учениками по фортепиано.

Правда, класс у него был маленький – всего три ученика – поэтому, когда Зоя Витальевна Богачева произнесла следующую фразу, Митя не сразу нашелся с ответом.

– Дмитрий Сергеевич, мне кажется, что Маше лучше было бы заниматься с вами, перейти в ваш класс. Вы энергичный, перспективный, молодой…

Видимо, она хотела сделать комплимент, но, изложенный с партийной прямотой, он больше походил на сводку происшествий. Митя понял, что дипломатичный ответ у него в голове не подобрался, и решил сказать правду.

– Зоя Витальевна, места у меня в классе есть. Но взять Машу к себе я не могу. Видите ли… Я плохо представляю себе ее дальнейшие перспективы – мне кажется, что у нее недостаточно данных для профессии. Вернее сказать, я вообще не вижу для нее никаких перспектив.

Закончив фразу, Вихров почувствовал, что прямо сейчас совершил что-то важное в своей жизни.

Дело в том, что у Главного управления культуры были свои кандидатуры на пост директора, у Варшавского – свои, а у ряда людей внутри школы и вовсе существовали особые взгляды на то, кто должен стать новым директором Шуховки.

Страну к тому моменту захлестнули перестройка, демократизация, и во многих учреждениях смена руководства происходила путем выборов. Коллектив Шуховки тоже планировал выборы директора. Управление культуры не возражало, но с одним условием – будущий директор должен быть членом КПСС.

Зоя Витальевна Богачева

Зная о том, что Вихров может рассматриваться в качестве одного из кандидатов на должность директора школы, именно инструктор Киевского райкома Богачева поспособствовала тому, чтобы через пару месяцев в жизни Мити Вихрова случилось важное событие – прием в члены Коммунистической партии Советского Союза. В таком случае его шансы стать директором становились, по крайней мере, отличными от нуля. Несмотря на демократизацию, райком партии даже не представлял, что назначение директора такой школы может пройти без его указаний.

А если после приема в ряды КПСС райком партии еще и рекомендацию свою даст, то это уже будет серьезная заявка.

Сообщение Мити об отсутствии перспектив у ее дочери Богачева восприняла спокойно. Никак не изменившись в лице, она лишь спросила:

– Дмитрий Сергеевич, а вы уверены в том, что сейчас говорите?

Отступать Митя не привык.

– Абсолютно уверен.

– И вы отдаете себе отчет, что это может повлиять на ваше будущее?

– Зоя Витальевна, вы ж меня спросили как профессионала? Я так и ответил. А повлияют ли мои слова на мое будущее? Ну, наверное, все взаимосвязано… Но, к сожалению, ничего другого я вам сказать не могу, вы уж меня извините.

Богачева с холодным интересом еще раз взглянула на Вихрова и, опустив губы, произнесла:

– Ну что ж, вы свой выбор сделали.

Расставшись с родительницей, Митя вышел на крыльцо Шуховки и, зайдя в одну из арок, закурил. Формально курить на крыльце школы было запрещено. Но Митя, как и бесчисленное количество других учеников Шуховки, первую в своей жизни сигарету выкурил именно в этой арочной нише рядом со входом в школу, еще во время учебы. Это было примерно восемнадцать лет назад.

Сейчас он уже давно был не учеником, а преподавателем, но каждый раз, закуривая в этой арке, чувствовал неуверенность – как будто делал что-то запрещенное.

Ощущение того, что он только что поменял свою жизнь, не проходило. Выдохнув дым, Вихров подумал о том, что директором ему быть не очень-то и хочется. Тем более что он совсем не знает и не понимает, что значит быть директором одной из лучших музыкальных школ в Советском Союзе. А вот что такое играть самому и преподавать – представляет себе хорошо. Так что наплевать.

Оглядевшись и убедившись в том, что людей во дворе школы нет, Митя щелчком выстрелил сигарету в сквер перед зданием школы, будто сбрасывая с себя остаток неприятных ощущений. Окурок приземлился на зеленой траве и продолжил дымиться. Глядя на него, Вихров почувствовал внутри себя какую-то радостную волну и понял, что совершенно не жалеет о сделанном. Он поступил так, как считал нужным, и от этого на душе у него стало легко.

А слухи о его разговоре с Богачевой быстро распространились среди педагогов, и это, как выяснилось, очков Мите сильно прибавило. Для многих такой информации оказалось достаточно, чтобы зауважать Вихрова – несмотря на то, что до этого они и не думали о нем как о потенциальном директоре.

Неуверенность чиновников Управления культуры в том, кому лучше доверить руководство Шуховкой, не давала преимущества ни одному из остальных кандидатов в директора. Некоторые из них, только проявившись, уже вызывали раздражение в коллективе: один в детстве снимался в каком-то кино, другой уже налево и направо раздавал должности своим будущим замам, вместе с которыми придет руководить Шуховкой, третий оказался одним из бывших руководителей Госцирка. «Только цирка нам тут и не хватало!» – смеялись педагоги.

Минусы остальных кандидатов шли в плюс Вихрову. Тем более что Митю в школе все-таки знали: и как бывшего ученика, и как преподавателя, и уже даже как заместителя директора. А теперь еще и как человека, ну, если не отважного, то, по крайней мере, смелого. Это тоже добавило Мите популярности.

В феврале 1989 года состоялись выборы директора Московской специальной музыкальной школы имени Шуховых, на которых победил Дмитрий Сергеевич Вихров. Месяц назад, в январе, ему исполнилось тридцать четыре года.

Май 1989 года

11 мая 1989 года около десяти часов утра директор Московской специальной музыкальной школы имени Шуховых Дмитрий Сергеевич Вихров открыл дверь своего учебного заведения и остановился на пороге. В нос ему ударил ярко выраженный запах сортира.

Шуховка занимала особняк на Луговке с 1962 года. Здание было передано школе решением исполкома Моссовета, и с этого момента она перешла в ведение Управления культуры города. До этого школа являлась составной частью основанного сестрами Шуховыми Музыкально-педагогического института. Впрочем, юридически она стала отдельным учебным заведением в соответствии с распоряжением Совета народных комиссаров СССР о реорганизации, которое в 1944 году подписал заместитель председателя Совнаркома СССР Вячеслав Молотов.

Школа росла, количество учащихся увеличивалось, и поэтому ей выделили собственное здание – невероятные по тем временам две тысячи квадратных метров.

В доме на Луговке развитие продолжилось – расширилось количество специализаций: от фортепиано и скрипки, к которым добавились виолончель и арфа, к 1989 году обучение велось уже по всем оркестровым специальностям. Вместе с музыкальными дисциплинами все ученики изучали полный цикл общеобразовательных предметов. К тому времени десятилетний учебный курс в Шуховке проходили почти триста одаренных детей.

За прошедшее с 1962 года время в особняке делали только ежегодный косметический ремонт, от которого к концу учебного года не оставалось и следа. Многие, в том числе и сам Митя, не задумывались о причинах такой ситуации, хотя они были очевидны: недостаточно метража для учебных площадей, общественных пространств, технических помещений, а уж про места общего пользования и говорить нечего.

О том, чтобы прекратить развитие школы, не могло быть и речи, но и туалеты вместо классов сделать было нельзя. Школа задыхалась – ей не хватало места. А взять дополнительное пространство было неоткуда.

Вихров прошел мимо вахты, повернул в коридор, приветствуя попадавшихся на пути педагогов, и оказался в собственном кабинете. Часы на стене показывали 10:15.

Он знал, что примерно часа через полтора в кабинете появится Исаак Нахимович Варшавский. Встречи у них назначено не было, Варшавский приходил в Митин – то есть на самом деле в бывший свой – кабинет каждый день. Просто потому, что идти ему больше было некуда.

Сначала, в течение первых двух-трех недель, это выглядело как передача дел преемнику. Хотя на самом деле никаких дел никто, конечно, не передавал – передавать было нечего. Вихрова в школе прекрасно знали, а сам он отлично знал порядки, которые были заведены в Шуховке. Исаак Нахимович разве что сообщил ему телефоны Главного управления культуры и телефоны аварийных служб, причем последнее было поважнее – засоры канализации, прорывы водопровода случались в школе чаще, чем ей требовалась помощь чиновников.

А потом Варшавский просто приходил и сидел в кабинете вместе с Митей, и вся школа, разумеется, считала это странным. Хотя документы теперь подписывал Вихров и на нем лежала ответственность за школу, в первые месяцы он ее особо не ощущал– может быть, как раз по той причине, что рядом все время был Исаак Нахимович.

Некоторые из педагогов иногда доверительно шептали Мите на ухо что-то наподобие: «Ты должен сказать ему: хватит сюда ходить, век закончился…» Слышал он и ставшую популярной среди педагогов шутку о том, что раньше у школы был один директор, а теперь – целых два.

Вихров не обращал на все это никакого внимания: ему было проще выслушать разговоры за спиной, шепот на ухо и покивать, чем сказать что-то неуважительное Варшавскому и тем более выставить его из кабинета.

Дверь кабинета открылась, и вошел Исаак Нахимович. Поздоровавшись с Митей, он повесил на вешалку плащ и подсел к столу, выложив на него пачку сигарет «Дымок».

Стол бывшего директора был завален бумагами – папок на нем не было, и кипы листков лежали в полном беспорядке, скрывая под собой телефонный аппарат и пепельницу.

– Митя, – сказал Варшавский, не разжимая губ, чтобы не выпала сигарета. – Я тут подумал, что забыл тебе сказать одну важную вещь. – Варшавский остановился, роясь в листках на столе в поисках спичек.

Спички нашлись, Варшавский машинально встряхнул коробок и закурил.

– Я видел, с тобой Акинфеева разговаривала…

Митя кивнул. Акинфеева была заместителем директора по музыкальному циклу.

– Ты особого внимания на ее слова не обращай. Она педагог хороший и человек, – Варшавский почесал нос, – неплохой, но специфический. И лучше с ней… вообще-то лучше поменьше с ней общаться.

Варшавский подслеповато глянул на стол и сбросил пепел туда, где, по его мнению, должна была находиться пепельница. Ее там не было, но Митя решил пока не перебивать своего руководителя.

Находясь в кабинете, Варшавский курил постоянно, и Митя тоже перестал выходить на перекур. Да и смысла не было: за двадцать семь лет, которые Исаак Нахимович провел в своем кабинете, выветрить из него запах курева было уже невозможно.

Старый директор снова стряхнул пепел на стол – вернее, на один из листков. Бумага не обладала Митиным терпением и начала тлеть. Неожиданно на ней появилось быстро темнеющее пятно с искрящейся бахромой и, как лишай, стало медленно расползаться по желтому листу.

– И вот еще что, – начал было Варшавский, затянувшись.

– Исаак Нахимович, горим… – негромко сказал Митя, показывая глазами на бумаги, оказавшиеся под сброшенным пеплом.

– Да нет, до этого-то пока далеко, – возразил Варшавский и тут же обжегся рукой о вырвавшийся из бумаг язычок пламени.

Митя схватил стоявший неподалеку электрочайник и плеснул на пламя водой.

– Совсем плохой стал, – посетовал Варшавский. – Я-то думал, пепельница здесь…

– Ничего, Исаак Нахимович. Бумаги вот только… Что-то важное, может?

– Да нет, не страшно, что тут? – Исаак Нахимович наконец нашел пепельницу и затушил сигарету. Митя собрал пепел и обгоревшие мокрые листы, отправил их в мусорное ведро и направился к окну: в кабинете стоял специфический запах сгоревшей бумаги.

– Самое важное сейчас, Митя, это те бумаги, которых пока нет, а они нужны.

– В каком смысле? – не понял Вихров.

– Сейчас-то конец учебного года, летние каникулы скоро. Но ты имей в виду: на следующий год тебе в первую очередь нужно сделать обследование здания.

– Почему, Исаак Нахимович?

– Давно пора уже… Я сам сделать хотел, но не успел, вот… Мало ли что со зданием может произойти. Дети тут. Дом без капремонта стоит уже бог его знает сколько времени.

Каникулы вскоре, действительно, начались. Митя с некоторым удивлением отметил про себя, что это первые каникулы в его жизни, которые он проводит в качестве директора, а не как ученик или преподаватель: как-то ему непривычно было ходить на работу – каникулы же!

Наступил новый учебный год. А в конце сентября пришло печальное известие: на семьдесят девятом году жизни скончался Исаак Нахимович Варшавский. Об этом Вихрову по телефону сообщила завуч Шуховки. Они вспомнили, какого он года рождения, как он еще недавно ходил в школу, его болезнь… Потом обсудили все, что необходимо в такой ситуации: организация похорон, прощание, поминки.

Исаак Нахимович Варшавский

Повесив трубку, Митя опустился на табуретку на своей кухне и подумал о Варшавском, курящем сигареты «Дымок» и поджигающем кипу бумаг на письменном столе… Он закрыл лицо руками, его переполняла печаль.

Таких, как Варшавский, ученики помнят долго и приходят иногда повидаться. Такие, как Исаак Нахимович, появляются иногда в критический момент жизни ученика и помогают найти и принять верное решение.

Но теперь рассчитывать на это Вихров уже не мог – он оказался единственным директором школы, и все решения предстояло принимать в одиночку.

Он вспомнил слова Варшавского о необходимости обследования здания, советы о стиле общения со школьными педагогами… Потом вспомнил свою собственную учебу в Шуховке и Варшавского в то время. Сколько ему тогда было? Он казался ученикам таким взрослым, даже старым – а ведь ему тогда было около пятидесяти, самый активный возраст. А когда Шухова назначила его директором новой школы, Варшавский и вовсе был совсем молод…

«Если он родился в 1910-м, – стал считать Вихров, – то в год выхода распоряжения о создании школы ему было 34 года…»

Митя замер: ведь ему самому сейчас 34! Выходит, он стал директором Шуховки в том же возрасте…

В случайности Вихров не верил.

Глава вторая, в которой Вихров обнаруживает школьный флигель, ищет мрамор, пробивает стену здания Министерства обороны и создает оркестр

Сентябрь 1989 года

Смерть Варшавского помогла Вихрову осознать, что он действительно является директором Шуховки и что именно на нем теперь лежит ответственность за ее будущее. Перспективы самой школы опасений не вызывали, а вот состояние здания, учебных классов, их размер и количество – как раз наоборот. Думать о развитии и освоении каких-то новых учебных направлений пока было рано – без материальной базы все это оказалось бы замками на песке.

Главное, в чем остро нуждалась Шуховка, – это расширение жизненного пространства. При этом было очевидно, что искать что-то подходящее необходимо именно здесь, на Луговке, – где школа обрела свой дом, собственное лицо и где существовала уже почти тридцать лет.

За счет чего можно добиться расширения площади, если с одной стороны от школы находится Генеральный штаб, а с другой – Ленинская библиотека, Вихров пока не понимал. Но переезжать Шуховке было нельзя. И не только потому, что именно на Луговке школа стала тем, чем она была в истории и даже в реалиях советской культуры.

Став педагогом, Митя, разумеется, регулярно присутствовал на школьных зачетах и их обсуждениях. В тот момент в школе уже работали многие профессора Шуховского института, и Митя мог сравнить, как обсуждают игру учеников преподаватели школы и как оценивают выступления ребят вузовские педагоги.

Было очевидным, что, если исключить из учебного процесса профессуру, уровень преподавания в школе снизится. Педагогам вуза (а Вихров планировал в ближайшее время включить в их число и профессоров Московской консерватории, в которой учился сам и которая тоже находилась неподалеку) было до Шуховки рукой подать, но, если бы школа переехала на окраину, они просто не стали бы в ней работать из-за неудобства и траты времени на поездки. А существовавший тогда уровень зарплат стимула не создавал.

Также ясно было, что здание Шуховки – старинная усадьба, памятник архитектуры. Митя помнил, что Варшавский завещал ему заказать обследование здания, однако, прежде чем начать этим заниматься, Вихров должен был понять, чего в результате хочет добиться. Сначала необходимо было сформулировать план преобразований для себя самого, а уж потом начинать составлять письма, справки и прошения. Перспективы такого плана постепенно стали вырисовываться в Митином воображении.

Именно в этот момент, собственно, и произошла настоящая передача дел – Вихров окончательно освоился за столом Варшавского, начав знакомиться с документами. Пианист, выпускник консерватории – он понятия не имел, как составляются официальные бумаги и ведется переписка: чиновничий язык был для него скорее птичьим.

На Митино счастье, Варшавский хранил абсолютно все, и в это самое «все» Митя погрузился с головой: какие-то записки, статистика национального состава учащихся, их личные дела и списки, бесконечные отчеты, пачки писем в различные инстанции…

С одной стороны, новому директору срочно необходима была школа чиновничества – он сразу почувствовал отсутствие навыков в этой области и старался их восполнить внимательным изучением всех документов без исключения. С другой – среди кучи оставшихся после Варшавского бумаг ему необходимо было найти те, которые он считал на тот момент самыми важными: документы на здание Шуховки и землю. Нужно было официальное подтверждение, что школа имеет право использовать это недвижимое имущество.

Варшавский всегда заботился о развитии Шуховки. Он собрал уникальный коллектив педагогов, увеличил число специализаций, по которым шло обучение, множилось и количество знаменитых исполнителей-выпускников, и этот список достижений только ширился. Шуховка прочно заняла место особой школы для музыкально одаренных детей, превратившись в престижное учебное заведение с мировым именем. Повзрослев, она постепенно выросла из того помещения, которое ей было передано в 60-х.

Теперь право хода перешло к Вихрову. Именно от него зависело, получит ли Шуховка новое пространство, которое будет соответствовать ее нынешним и будущим масштабам, сможет ли она развиваться дальше – или зачахнет из-за неуклюжести и неумелости молодого директора.

Митя даже не подозревал, что по собственной воле ввязывается в историю, которая растянется на долгих двадцать пять лет и отнимет у него огромное количество сил и нервов.

Впрочем, даже если бы он каким-то образом узнал об этом, то вряд ли повернул бы назад. К цифрам Вихров относился спокойно, а жалеть себя не привык. Он чувствовал, что жизнь только начинается.