Текст книги "Реконструкция"

Декабрь 1989 года

Мите потребовалось несколько месяцев для того, чтобы разобраться во всех документах, которые остались после Варшавского.

Обычно, чтобы начать что-то делать или на чем-то сосредоточиться, Вихрову обязательно нужно было привести в порядок или эстетически организовать пространство, в котором он находится, – без этого он просто не мог сконцентрироваться. За несколько дней Митя немного изменил окружающую среду: пустые белые стены кабинета его больше не раздражали – на них появились репродукции старых картин, для которых он сам сделал паспарту и купил рамы. На письменном столе тоже все поменялось – теперь все было под рукой и не требовало поиска. Громоздкая хрустальная пепельница переехала на стол для заседаний. А на Митином столе появилась пепельница попроще, к тому же он постепенно расставил несколько пепельниц в разных местах кабинета, поскольку любил по нему ходить, когда размышлял над каким-нибудь вопросом.

С бумагами тоже был наведен порядок. Документы, которые стояли на полках или просто лежали в стопках и которые Вихров на первых порах брал и, просмотрев, отправлял на свое место, были систематизированы и сложены в папки, подписанные толстым фломастером.

Теперь ему было точно известно, какие именно документы у него есть, откуда при необходимости их можно взять и куда складывать поступающие бумаги.

К ноябрю 1989 года он уже неплохо представлял себе, как происходит общение с официальными инстанциями, и довольно живо объяснил в переписке с Управлением культуры необходимость заказа обследования технического состояния здания школы.

Но это было не все. В каком-то историческом альманахе Митя прочел, что здание школы – главный дом большой городской усадьбы, некогда состоящей из нескольких строений. Поэтому в той же переписке Вихров смог убедить Управление заказать историческую справку о здании Шуховки.

Во-первых, Мите было интересно получить историю особняка, в котором располагалась Шуховская школа. Можно считать это личной причудой, но Вихров часто думал о том, что могли видеть эти стены, построенные еще во времена Петра. Почему своды перекрытий первого этажа левого и правого крыла здания совершенно разные, отчего его парадный вход расположен левее от центра классического портика и что тут вообще было до того, как Мосгорисполком передал здание школе, которой суждено было стать легендарной.

А во-вторых, Вихров предполагал, что не заметки из альманаха, а официально сделанное историческое исследование территории и зданий станет основанием для восстановления утраченных строений архитектурного ансамбля. И уже тогда можно будет говорить об их использовании для школы.

Правда, новый директор Шуховки догадывался, что дело это небыстрое: необходимо перелопатить огромный пласт архивов – исторических, архитектурных – то, чего сам он не мог сделать как в силу нехватки времени и отсутствия доступа к этим архивам, так и в силу отсутствия необходимого образования.

Митя и не предполагал, что для работы ему потребуются знания не столько в музыке, сколько в областях, весьма далеких от нее. Этому приходилось учиться на ходу.

Заявку в «Спецпроектреставрацию» на подготовку исторической справки он отправил учредителю в декабре – на несколько дней позже, чем была отправлена заявка на проведение обследования технического состояния здания. Управление культуры выделило из резервного фонда средства и на то и на другое.

Время в стране было сложное, поэтому, когда Вихров получил согласие Управления на финансирование этих работ, он обрадовался, посчитав это хорошим знаком, и решил, что движется в правильном направлении – может быть, именно это выведет его на получение новых площадей для школы.

Январь 1990 года

Несмотря на первые удачи в общении с Управлением культуры, Вихров нервничал. Исследования могли занять длительное время, а делать что-то с помещениями для школы нужно было уже сейчас. Митя сломал голову, размышляя о том, где найти то, чего нет.

Однажды, просматривая очередную папку Варшавского, которая содержала переписку директора с исполнительными органами города, Вихров потянулся к звонившему телефону и нечаянно уронил эту папку на пол. Ничего страшного в этом не было – документы были подшиты. Тем не менее из папки вылетел листок, который Митя хотел поймать, но тот изящно спланировал и залетел под тумбу стола.

Договорив и положив трубку, Вихров наклонился, протянул руку и вытащил за уголок непокорную бумажку, положив ее сверху поднятой с пола папки. В шапке листочка было обозначено: «Исполком Моссовета». Проглядев бумагу до конца, Вихров откинулся на спинку кресла, чтобы осмыслить прочитанное. Он не мог поверить в то, что увидел, и боялся еще раз взглянуть на текст, который, если считать его реальным, мог совершенно изменить будущее Шуховки. «Бумажка» оказалась ценнейшим документом!

Перед ним лежал оригинал решения о передаче Московской специальной музыкальной школе имени Шуховых здания по адресу: Воздвиженский переулок, дом 2, строение 2. Документ был датирован 1973 годом.

Вихров прекрасно знал, о каком здании идет речь: это был флигель, стоявший напротив Генштаба, одним торцом упиравшийся в здание, где располагалось бюро пропусков Министерства обороны, а другим смотрящий прямо на здание Шуховки. Митя много раз проходил мимо него, когда подходил к школе со стороны Большой Воздвиженки, но даже представить не мог, что этот пустующий и разваливающийся дом по документам, лежащим перед Митей, уже более пятнадцати лет принадлежит школе.

Главный дом и флигель

Он смутно припомнил давние слова Варшавского, что у школы есть резерв площади, но, видимо, руки старого директора так и не дошли до того, чтобы привести этот резерв в порядок и начать использовать.

Почти двадцать лет назад, в 1973 году, дом был жилым. По крайней мере, Митя помнил, что, когда он еще учился в Шуховке, бабушка, забирая его из школы, часто заходила в овощной магазин, который находился в подвале этого флигеля. Но к январю 1990-го он уже давно был необитаемым и потихоньку разрушался.

Вихров покачал головой, вздохнул, взял чистый лист и стал сочинять письмо в Управление культуры с обоснованиями необходимости начать капитальный ремонт во флигеле. Потом секретарь перепечатает это письмо на печатной машинке. Компьютеров в Шуховке еще не было.

Сентябрь 1990 года

Мероприятия, связанные с организацией ремонта во флигеле, и разработка идеи реконструкции школы отнимали у Вихрова огромное количество времени. Он учился писать официальные письма, разговаривать с начальством из Управления культуры и делать еще целый ряд новых для себя вещей, которым его никто никогда не учил.

Тем не менее он быстро понял, что либо сумеет стать образцовым бюрократом, либо на мечтах о реконструкции Шуховки можно будет ставить крест.

Но чем лучше у него получалось общаться с чиновниками, тем меньше было желания погружаться в административную работу: ему хотелось продолжать делать то, что и составляет основу жизни любого музыканта, – играть, учить…

Уровень своего пианистического мастерства Вихров представлял достаточно хорошо, поэтому не особенно стремился играть сольные концерты. Музицирование в ансамбле прельщало его сильнее, но необходимы были партнеры, а занятость Мити на посту директора не всегда позволяла уделять достаточное время репетициям. Тем более что Вихров все сильнее погружался в дела школы и зачастую ловил себя на том, что любые предложения в свой адрес начинает рассматривать прежде всего с одной точки зрения: может это принести пользу Шуховке или нет?

И однажды он понял, как именно совместить свои желания с пользой для школы. В мае 1990 года, сидя на очередном отчетном концерте, он послушал игру школьного оркестра. Хотя этот коллектив и собирался для занятий каждую неделю, выступал он не более двух раз в год – чтобы придать дополнительные краски отчетным концертам Шуховки, а также оправдать наличие в учебном плане дисциплины под соответствующим названием.

Шуховка являлась школой для особо одаренных детей, поэтому мало кто из них – во всяком случае на этапе обучения в школе – связывал свое будущее с оркестром. Ученики – все как один – грезили сольными карьерами, и у многих они складывались – именно так Шуховка обрела свою репутацию в стране и в мире.

Вместе с тем школьный оркестр играл вполне сносно для того количества репетиций, которое у него было перед концертом. Вихров задумался, как бы этот оркестр мог звучать, если бы, к примеру, перед ребятами поставить более масштабную цель, чем просто отчетный концерт в конце учебного года: скажем, гастроли за рубежом. Наверное, работа пошла бы по-другому.

Но в таком случае обычный школьный коллектив не подойдет – нужен «звездный» оркестр, что-то наподобие «Виртуозов Москвы», чтобы он мог выйти на любую сцену – от Большого зала Московской консерватории до Карнеги-холла – и выступить блестяще. Тогда-то Вихров и придумал камерный оркестр «Шуховские виртуозы», став его дирижером и художественным руководителем.

В самом начале учебного года, в сентябре, посоветовавшись с педагогами по специальности, он отобрал примерно два десятка наиболее одаренных струнников и начал регулярные репетиции.

Один известный музыкант представил Вихрова своему западному импресарио. Тот дал начинающему художественному руководителю несколько ценных советов – какие материалы и как нужно подготовить для возможных гастролей школьного оркестра. «С таким обещающим названием», – улыбнулся он.

Вихров сделал все точно в соответствии с полученными инструкциями и в нужный – достаточно короткий – срок. Импресарио понял, что с Митей можно иметь дело, и не ошибся.

Один известный музыкант

Переговоры шли гладко, и уже в мае 1991 года состоялись первые гастроли «Шуховских виртуозов» в Париже. Тщательные репетиции не прошли зря: ребята старались изо всех сил. Оркестру был уготован успех.

1990–1991 учебный год.

Из отчетов директора Московской специальной музыкальной школы им. Шуховых

Дмитрия Сергеевича Вихрова

Первые зарубежные гастроли оркестра «Шуховские виртуозы» – выступление на международном фестивале «Jeunesses Musicales» в Париже (Франция, май 1991 г.).

Список произведений, исполненных оркестром «Шуховские виртуозы» в 1990–1991 учебном году:

Вивальди А.

Симфония для струнных C-dur

Концерт для гобоя и струнных a-moll

Гайдн Й.

Концерт для виолончели с оркестром C-dur

Моцарт В. А.

Маленькая ночная серенада

Концерт № 3 для скрипки с оркестром, G-dur

Февраль 1992 года

Сидя за столом в своем кабинете, Вихров услышал стук в дверь.

– Зайдите! – крикнул он.

На пороге возникла одна из старейших педагогов Шуховки по фортепиано Ирина Борисовна Викторович. Вихров вышел из-за стола и проводил ее в кресло, сам опустившись на стоявший рядом диван.

– Чаю, Ирина Борисовна?

– Нет-нет, спасибо, я на минутку. Дмитрий Сергеевич, тут Елена Павловна рассказала мне, что на днях у нас открывается какой-то флигель, и предложила заниматься там.

Ремонт во флигеле действительно подходил к концу, и Вихров был откровенно горд этим обстоятельством.

– Да, Ирина Борисовна, флигель мы откроем на днях, там сделан отличный ремонт, часть инструментов новые – я думаю, и вам, и другим педагогам понравится.

– Дмитрий Сергеевич, Митя… Я всю жизнь школе отдала, и что же, ты хочешь теперь меня из нее выгнать?

Пожилая женщина с грустью смотрела на Митю, для которого такой поворот оказался совершенно неожиданным.

– Ирина Борисовна, о чем вы говорите, что значит выгнать? Наоборот, там условия будут намного лучше!

Вскоре после начала ремонта во флигеле Вихров сообразил, что рано или поздно ремонтные работы закончатся и в новых классах на чем-то надо будет заниматься. А помещений добавлялось немало: двухэтажное здание флигеля насчитывало более семисот квадратных метров, увеличивая размер школьных площадей на треть. Поэтому Митя заранее стал готовить Комитет по культуре к тому, что нужно будет выделять деньги на покупку новых и капитальный ремонт старых инструментов.

За год с небольшим в этом направлении кое-что удалось сделать, так что после ремонта во флигеле около пятнадцати классов были оснащены практически новыми роялями и пианино. В пяти классах стояло даже по два рояля – они как раз и предназначались для занятий пианистов.

– Митя, я прекрасно знаю, о чем говорю! Тридцать лет школа в этом здании, здесь уже столько пережито, здесь зал!

– Там, кстати, тоже небольшой зал будет, репетиционный, – вставил Вихров.

– Митя, это совершенно другое, там стены – все не то. Я хочу работать в своем классе, не пойду я туда!

Вихров был уверен, что класс, в котором много лет работает Викторович, по площади меньше, чем помещение, которое ей предлагалось во флигеле. А самое главное – рояли там были гораздо лучше!

Но спорить Митя не стал – как не стал дискутировать с еще несколькими заслуженными преподавателями, приходившими к нему по такому же поводу.

– Хорошо, Ирина Борисовна, я скажу Елене Павловне, чтобы она оставила за вами старый класс.

– Конечно, Митя, так будет намного лучше. К тому же во флигель нужно по улице ходить, а это далеко.

Путь из основного здания Шуховки до флигеля занимал меньше минуты, но Вихров был настолько поражен ходом мысли Ирины Борисовны, что не нашелся, что ответить. Он просто вежливо согласился.

Встав из-за стола и проводив Ирину Борисовну, Митя подумал, что выдающийся педагогический опыт далеко не всегда гарантирует наличие простой житейской логики. Ирина Викторович была ученицей самой Елены Шуховой и за свою жизнь воспитала не один десяток пианистов. Один ее ученик и вовсе стал всемирной звездой.

Изначально Вихров, планируя назначение классов во флигеле, имел в виду, прежде всего, как раз таких, заслуженных педагогов. Ведь ясно, что если ты готовишь детей к выступлениям в лучших залах мира на лучших в мире роялях, то и учиться играть они должны на хороших инструментах. Даже в концертном зале рояль живет не так долго, а уж в классе, где на нем каждый день по десять часов играют ученики, которым только предстоит достигнуть вершин мастерства, инструмент приходит в негодность еще быстрее.

Но план Вихрова не сработал – пожилые педагоги дружно отказались «переезжать» в соседнее отремонтированное здание и заниматься там, несмотря на все плюсы, которые видел в этом начинающий директор.

Ирина Борисовна Викторович

* * *

Усевшись обратно за стол, Вихров задумался. Ремонт удалось сделать сравнительно быстро, примерно за полтора года, поскольку конструктивно во флигеле ничего не поменялось.

Огромные балки, которые шли от стены до стены, местами сгнили – их концы пришлось брать в железные обоймы и зачеканивать обратно в стены. Кстати, сгнили они по той причине, что по торцевой стене здания с крыши стекала вода. Крыша у флигеля была трехскатной. При постройке дома этот факт не был критичным, поскольку торцевой скат крыши выходил на проулок и зимой снег с него скатывался. Но впоследствии прямо к этому торцу флигеля было пристроено более высокое здание, стена которого закрывала сход снега, и он скапливался в этом «кармане».

Из-за поступавшего снизу тепла снег на крыше все время подтаивал, и вода находила щелочки, чтобы стекать на чердак, а затем и дальше вниз. Поэтому с ноября – как только выпадал первый снег – и примерно до апреля примыкавшая к высокому зданию стена все время стояла мокрой, балки гнили, а помещения, которые располагались ниже, были в подтеках.

Чтобы убрать этот «карман» раз и навсегда, Вихров предложил рабочим-ремонтникам сделать крышу двускатной, продлив ее конек до стены соседнего здания. «Кармана» бы больше не было, и снег скатывался бы в две стороны. Но чтобы это осуществить, требовался сущий пустяк: для опоры балки, которая продолжила бы конек крыши, нужно было выдолбить углубление в соседской стене. Все бы хорошо, но только в этом соседнем, во всех смыслах высоком здании располагалось Министерство обороны Российской Федерации. О получении официального разрешения на эти работы не могло быть и речи.

В один из поздних пятничных вечеров рабочие под руководством Вихрова забрались на крышу флигеля, приставили лестницы к соседнему дому, проштробили в кирпичной стене Минобороны нишу, вставили в нее балку и к утру аккуратно все заделали. Как показалось Мите, военные даже не заметили, что послужили надежной опорой музыкальной культуре: крыша флигеля стала двускатной. Проблему протечек в новом корпусе Шуховки Вихров устранил.

Кроме того, во флигеле поменяли систему отопления, водопровода и канализации, положили наборный художественный паркет, кое-где заменили перегородки, но перекрытия как были, так и остались деревянными. А вот пол на первом этаже был когда-то отделан плиткой, которая пришла в полную негодность. Ступени лестницы, ведущей на второй этаж, оказались сделаны из песчаника. Часть из них отсутствовала, некоторые треснули и покосились, оставшиеся были стерты с ближней к перилам стороны. Косо лежащие плиты на площадках лестницы производили убогое впечатление. Вихров понял, что здесь нужно менять все.

Теоретически можно было положить на пол и на лестницу обычную плитку. Но Митя представил себе первый этаж флигеля, шикарную лестницу с резными балясинами на второй, и его перфекционистское нутро взбунтовалось: что за общественный туалет в лучшей музыкальной школе страны? Делать так делать. Нужен был только мрамор.

Неприятность заключалась в том, что деньги выделили на ремонт в целом, а поскольку это был ремонт, а не реконструкция, все документы шли за подписью самого Вихрова. И задачи строителям тоже ставил Митя. Но идея с мрамором пришла ему тогда, когда ремонт уже начался, и в утвержденной смете ничего похожего не было. Так что никакой мрамор никто, естественно, не заказал, и карту укладки мрамора тоже никто не сделал.

Еще выяснилось, что мрамор просто так, по желанию, не отпускается, поскольку является ценным отделочным материалом строгой отчетности. Кроме того, непонятно, сколько именно квадратов мрамора необходимо, а главное, неизвестно, где его взять.

Хотя Мите, как любому москвичу, было ясно: если где-то в Москве и может быть мрамор, то только в Метрострое.

* * *

В последующие годы Вихрову неоднократно пришлось общаться с руководством метрополитена: через некоторое время офисы этой организации приобрели тот лоск, который свойственен офисам всех крупных и богатых компаний. Но в 1992 году до этого было далеко: офис Метростроя хоть и располагался в новом здании над станцией «Цветной бульвар», но внутри больше напоминал районный ЖЭК. Верхняя часть стен была покрашена, нижняя обтянута пленкой «под дерево», а швы посередине стены закрывала так называемая раскладка – дешевая сосновая рейка. На полулежал линолеум, «дышавший» пузырями в разных местах. Все это Митя успел так подробно рассмотреть, поскольку в поисках кабинета директора обошел два безлюдных этажа и только на третьем набрел на табличку с нужной ему надписью.

Покой начальника, как водится, охраняла секретарша. Однако Вихров не встретил в ее лице серьезного препятствия, так как и секретарша, и сам начальник Метростроя Олег Николаевич Родин (как зовут руководителя, Митя благоразумно разузнал заранее) были слегка удивлены: не каждый день к ним на прием приходил музыкант, да еще и руководитель учреждения культуры.

Войдя в кабинет Родина, Митя представился, протянул свою визитку и сел на предложенный стул.

– Неожиданный визит, – начал разговор Родин, крутя в правой руке полученную карточку и вопросительно глядя на гостя. Левой он нажал кнопку селектора:

– Людочка, принесите нам чаю, пожалуйста!

Родин достал свою визитку и протянул Вихрову:

– Слушаю вас, Дмитрий Сергеевич.

За эти несколько секунд Митя успел рассмотреть кабинет начальника Метростроя. На Вихрова пахнуло семидесятыми: у стены за спиной начальника было развернуто стоящее под углом темно-красное бархатное знамя Метрополитена имени В.И. Ленина, чей ярко-желтый профиль был вышит в центре полотнища, по краю которого шла такого же цвета бахрома.

«Ну ничего себе», – улыбнулся про себя Вихров. – «Прямо как у нас в школе когда-то, в красном уголке пионерской комнаты. И шкафы такие же…»

Единственное, что возвращало в сегодняшний день, – это большой портрет Б.Н. Ельцина, висевший сбоку над знаменем.

– Спасибо, Олег Николаевич, что приняли. Вопрос-то, в общем, простой.

– Ну, слушаю тогда, слушаю. У меня к вам как к директору Шуховки тоже будет вопрос… Но сначала вы!

– Понимаете, Олег Николаевич, Шуховская школа развивается, требуются новые площади. А школа-то на Луговке – там, в общем, расширяться довольно сложно. Но недавно мы начали осваивать флигель рядом с основным зданием. И ремонт практически закончили. Но проблема вот какая. Там в главном здании мрамор лежит. И не сразу мы как-то сообразили, но теперь поняли, что флигель этот, как и основное наше здание, непростой, тоже памятник архитектуры. Не хочется его абы как ремонтировать. Да и не дадут это сделать, честно говоря. Но вот мрамор найти для него не можем. Я и подумал, что если кто-то и может помочь, то это только вы.

– Мрамор-то у нас есть, Дмитрий Сергеевич. Но он ведь разный бывает. Вам какой именно нужен? Вы со своими строителями об этом говорили?

– Говорил, конечно, Олег Николаевич. Нам нужно сто тридцать пять квадратов серого империала в коридор и сорок квадратов антика – на лестницу.

– A-а… То есть уже определились, значит, – Родин одобрительно закивал. – Это хорошо, хорошо… Только вот антик хоть сейчас отгрузим, а империал мы вам вряд ли найдем.

Родин остановился и посмотрел на дверь. Вихров машинально посмотрел в ту же сторону – глядя прямо на Митю, в кабинет вплыла секретарша Людочка с подносом. Двигаясь по знакомой ей траектории, она остановилась прямо напротив Вихрова, не отводя от него глаз, опустила поднос на край переговорного столика и стала плавно расставлять цветастую, с золотой каемочкой чайную посуду перед гостем.

«Чайная церемония»

Округлые чашки нарядного дулевского фарфора как нельзя лучше гармонировали с аналогичными формами, которые Вихров заметил в глубоком вырезе темно-синего кримпленового платья, открывавшего свои тайны при каждом наклоне к столу заботливой помощницы. Пока вся эта посуда не была перенесена с подноса на стол – блюдца, чашки, ложки, конфетница, заварочный чайник – и не был разлит густой ароматный чай, деловой разговор продолжаться, естественно, не мог.

– Брехчу могу предложить вместо империала, – громко сказал Родин на секунду раньше окончания чайного ритуала. – Это хоть сейчас.

Вихров поблагодарил девушку за раздачу чая и других «сладостей», но слово «брехча» вернуло его к теме разговора. Он опустил ложечку в чай и стал его помешивать, стараясь не стучать о край чашки. Митя подумал, что учили его неправильным вещам. Вернее, правильным, но не очень нужным для ситуации, в которой он в итоге оказался. Не считая зазорным чего-то не знать, он прямо посмотрел на Родина.

– Олег Николаевич, брехча – это что?

– Брехча, Дмитрий Сергеевич, – это куски ломаного мрамора. Бой, иначе говоря. Он вполне может в дело идти, только его кладут чуть иначе. Считай, мозаикой кладут, кусочками друг к другу – ну, насколько хватает таких кусочков. А потом пустоты заливаются цементом, шлифуются – и получается в целом тоже вполне неплохо. Просто лежать будет не квадратами, как обычно, а такими вот неровными кусочками.

Митя вспомнил, что весь коридор в правом крыле основного корпуса школы был выложен именно такими разнокалиберными кусочками светлого мрамора. Выглядело это довольно убого, как разводы на полинявшей одежде.

– Нет, Олег Николаевич, брехча нам не подойдет. Будет некрасиво, несолидно как-то. Все же памятник…

Родин не удивился и даже поддержал Митин настрой.

– Ну да, и не дело это, конечно, по большому счету… Ладно, погоди секунду, Дмитрий Сергеевич, сейчас я…

Родин поднял трубку пузатого бежевого телефона, стоявшего на столе, и несколько раз прокрутил диск.

– Витя? Родин. Скажи, у тебя империал есть? И много? А куда он у нас… Угу. Ладно, это неважно сейчас. Ты мне скажи, сто тридцать пять квадратов сможешь изъять, чтобы не расстроиться? Да-да…

Добро, дозакажем потом, дело терпит. Ну, давай, я тебе человека пришлю, отгрузишь ему.

Родин повесил трубку.

– В общем, Дмитрий Сергеич, будут у тебя детишки в школе бегать по мрамору, как раньше графья.

Он коротко хохотнул.

– Смотри, листочек напишу тебе – с ним поедешь на наш склад, на Москву-Товарную… Знаешь, где это?

Вихров не знал, но кивнул. Такие мелочи он мог выяснить сам. Не верилось, что у него с первого раза получилось выпросить стройматериалы у совершенно незнакомого человека.

– Вот. Найдешь там Виктора Васильевича, листочек ему дашь – он отгрузит. Только самовывозом, идет?

– Конечно, Олег Николаевич, о чем речь, я начальнику участка сейчас позвоню…

– Вот, правильно. Так. Рассчитываться как с тобой будем?

– Если вы не против, то счет выпишите – заказчик у нас Комитет по культуре, они оплатят. Средства у нас есть. Мрамора вот не было…

Родин усмехнулся.

– Ну вот, считай, мрамор есть. Теперь мой вопрос: а Кисин-то играет еще?

В то время известность выпускника Шуховки пианиста Жени Кисина ширилась с каждым днем – в какой-то момент о нем знал почти любой человек на улице. Кисин стал таким же символом классической музыки, как Спиваков или Ростропович.

– Играет, Олег Николаевич, но в основном уже не у нас.

– Угу. Ну, это да, это понятно – большому кораблю… Слушай, а вообще концерты бывают у вас?

Вихров коротко рассказал о концертах школы в Москве и за границей, не забыв упомянуть «Шуховских виртуозов».

– Олег Николаевич, а вот в следующий вторник у нас будет концерт перед весенними каникулами. Там и оркестр поучаствует, и много других ребят хороших. Зайдете?

Родин просиял.

– Конечно, Дмитрий Сергеевич! С супругой пустишь?

Митя не возражал.

– Ну, добро, тогда увидимся еще. Заодно, кстати, покажешь, куда тебе мрамора столько. Может, еще что посоветую…

Вернувшись в школу, Митя нашел прораба, попросил его выделить грузовик, а на следующий день на этом грузовике и с запиской от Олега Николаевича отправился на станцию Москва-Товарная. Подчиненные Родина отдали материал безо всякой предоплаты и даже без расписок.

Сам Родин пришел на предложенный Митей концерт и еще на несколько следующих, оказавшись именно таким простым, но умным мужиком, каким показался Вихрову с самого начала. Потом он еще заходил в школу не раз.

А мрамор положили так, как и мечталось Мите: розовый, красивый, дорогой – на лестнице, а сероватый с прожилками, что подешевле, – на полу в холлах и коридоре первого этажа.

Стены в коридорах обшили деревянными панелями, шпон у них был из красного дерева, и внешний вид флигеля окончательно стал радовать глаз даже самого придирчивого эксперта, в которого постепенно начинал превращаться Вихров.

* * *

Митя было размечтался о том, что еще можно было бы натворить во флигеле, окажись возможным провести там не ремонтные работы, а полноценную реконструкцию, но отогнал от себя эти мысли. Существовали более насущные задачи.

Разговоры с Викторович и другими педагогами сначала его веселили, но сейчас в голову пришла другая мысль.

Конечно, классы во флигеле пустыми не останутся – более молодых педагогов не смутит, что их рабочее место будет в соседнем здании. Зато у них появятся собственные классы – ведь помещений в школе не хватало, особенно с учетом того, что старшее поколение педагогов предпочитало не делиться классом, а брать его на целый день. Но определенный смысл в претензиях к флигелю был.

Митя протянул руку к телефону.

1991–1992 учебный год.

Из отчетов директора Московской специальной

музыкальной школы им. Шуховых

Дмитрия Сергеевича Вихрова

Гастроли оркестра «Шуховские виртуозы» в Японии – 5 концертов.

Список произведений, исполненных оркестром «Шуховские виртуозы» в 1991–1992 учебном году:

Бах И. С.

Концерт для клавира с оркестром d-moll

Вивальди А.

Симфония для струнных C-dur

Концерт для гобоя и струнных a-moll

Концерт для двух гобоев и струнных a-moll

Гайдн Й.

Концерт для виолончели с оркестром C-dur

Концерт для трубы с оркестром Es-dur

Моцарт В. А.

Маленькая ночная серенада

Симфония № 28, F-dur

Концерт № 3 для скрипки с оркестром, G-dur

Концерт № 11 для фортепиано с оркестром, F-dur

Стравинский И.

Концерт для струнного оркестра in D