Текст книги "Театр эпохи восьмидесятых. Память и надежда"

Глава III

Рост числа классики в репертуаре московских театров конца 70-х – начала 80-х годов зависел, как мне представляется, от нескольких причин. Главные из них – интерес читателя-зрителя к классике, к большой литературе, проявившийся и в увеличении тиражей классических изданий, и в расширении имен, входящих ныне в индекс классиков. Это с одной стороны.

А с другой – сознательное или бессознательное ощущение переживаемого периода как порубежного, подводящего итоги большому циклу идей и их реализации. В такие времена современников тянет к предкам, прошлому.

Василий Ключевский писал: «Людям надобится прошедшее, когда они уяснят себе связь и характер текущих явлений и начнут спрашивать, откуда эти явления пошли и к чему могут привести». Каким спросом пользовались тогда и пользуются сегодня издания текстов и исследований, связанных с прошлым, причем не только недавним, но и отдаленным, говорить не приходится. Это свойство времени и культуры (о нем еще придется говорить подробнее) сказалось и на репертуаре.

Начну с того, как сравнительно много премьер 80-х посвящено творцам, так сказать, искусства об искусстве: «Мольер» в «Современнике», «Быть или не быть» Гибсона в Театре им. Станиславского (о Шекспире), «Если буду жив» Сергея Коковкина в Театре им. Моссовета (о Льве Толстом), «Элегия» Павла Павловского в Драматическом театре (о Тургеневе), «Маяковский начинается» Марка Розовского в Театре им. Маяковского, «Амадей» Питера Шеффера и «Друзья» во МХАТе Максима Горького и Леонида Андреева[15]15
  Эта тенденция сохранилась и спустя 10 лет – идут спектакли о Достоевском, Толстом, Есенине.


[Закрыть]. 20 лет назад зритель мог увидеть лишь «Милого лжеца» в двух московских театрах (видимо, оказавшего большое влияние на последующую драматургию), да спектакль «О Лермонтове» на сцене Театра им. Ленинского комсомола. Если к этому списку добавить Жанну д’Арк из пьесы Юлиу Эдлиса «Месса по деве» и Рамиля Ахмерова «Жаннета», Томаса Мора («Человек на все времена»), брукнеровского «Наполеона», Суворова из пьесы Александра Ремеза «Осенняя кампания 1799-го года», Екатерину II и Потемкина из пьесы Иона Друцэ «Обретение», то объем исторического прошлого в репертуаре 80-х еще более увеличится.

Конечно, ряд премьер 80-х связан с историей революции, отечественной и мировой. На московской сцене живут Маркс («Я – человек» Александра Санина в Театре им. Ермоловой) и Ленин («Так победим» Михаила Шатрова и «Путь»[16]16
  Пьеса Александра Ремеза «Путь» посвящена жизни и деятельности Александра Ульянова, его борьбе и гибели, состоит из четырех частей: «Отец», «Брат», «Сестра» и «Мать». Спектакль был поставлен в 1981 г. на малой сцене МХАТа. – Прим. ред.


[Закрыть] Александра Ремеза во МХАТе, «Казанский университет»[17]17
  Первоначальное заглавие пьесы Диаса Валеева «1887» было изменено по настоянию литературной части Театра им. Ермоловой на «Казанский университет», текст пьесы подвергся изменениям. Премьера прошла 29 ноября 1980 г. – Прим. ред.


[Закрыть] Диаса Валеева в Театре им. Ермоловой, «Вся его жизнь» Габриловича в ТЮЗе). Кстати, надо отметить и здесь преобладание этой темы в репертуаре 1980–1984 годов по сравнению с началом 60-х. Тогда была поставлена (и быстро сошла с репертуара) пьеса Николая Погодина «Не померкнет никогда», кроме того в пьесах Погодина «Цветы живые» и Михаила Шатрова «Глеб Космачев», посвященных современности, Ленин становится собеседником персонажей. Потребовалось время с его интересом к документу, факту, духовной атмосфере, культурному контексту, быту, чтобы это отразилось на репертуаре и количественно и качественно.

Революционное прошлое жило на московской сцене и в беспрецедентном обращении трех театров к «Оптимистической трагедии», в «Днях Турбиных» и «Обвале» на сцене МХАТа, в «Днях Турбиных» в «Современнике», в рассказах Бабеля на сцене театра Драмы и Комедии, в «Разломе» в Новом драматическом театре, в «Гренаде» (Театр им. Ленинского комсомола), а послереволюционный период представлен леоновским «Унтиловском» в Новом драматическом театре, двумя версиями «Молвы», пьесой Родиона Феденева «Луна в форточке» (в начале 60-х – втрое меньше: «Мой друг» в ермоловском театре, «Любовь Яровая» в Малом театре и «Бронепоезд 14–69» во МХАТе).

Одна из самых обширных репертуарных ячеек связана со Второй мировой войной. За исключением 40-х годов, никогда к войне так часто не обращались театры, как в 80-е: «Волоколамск – Москва» Александра Бека во МХАТе, «Сашка» в Театре им. Моссовета, «Отпуск по ранению» в Драматическом театре и «Бои имели местное значение» во МХАТе Вячеслава Кондратьева, «Раненые» Валентина Крымко в Театре им. Вахтангова, «Мой бедный Марат» Алексея Арбузова в Новом драматическом театре, «Там, где мы бывали» Игоря Ицкова и Петра Штейна в Театре им. Ленинского комсомола, «Прощай конферансье» Григория Горина в Театре сатиры, «Рядовые» Алексея Дударева в Малом театре и в ЦАТСА, «Белая палатка» Ивана Стаднюка в ЦАТСА, «Нашествие» Леонида Леонова в ТЮЗе, «Барабанщица» Афанасия Салынского, «Прости меня» Виктора Астафьева, «Батальоны просят огня» Юрия Бондарева в ермоловском театре, «Усвятские шлемоносцы» Носова и «Часы без стрелок» Бориса Рахманина в ЦАТСА, «Пойти и не вернуться» Василя Быкова в Новом драматическом театре, «Суд над судьями» Эбби Манна в Театре им. Моссовета. Это может показаться поразительным, но ничего похожего в репертуаре начала 60-х годов нет – «Игра без правил» Льва Шейнина в двух театрах, «Русский лес» Леонида Леонова и «Алексей Бережной» Евгения Симонова у вахтанговцев, «Не забуду» Игоря Соболева в ЦТСА… Видимо, сказалась реакция на обилие спектаклей о войне в предшествующий период, затрепанность персонажей, сюжетов. Лишь с середины 60-х годов начался новый подъем интереса к теме войны, взгляд на нее сквозь толщу десятилетий сделал зрение художников более объемным и, пожалуй, более пронзительным.

На московской сцене в годы, о которых мы говорим, были поставлены спектакли, где сосуществовали несколько временных пластов (предреволюционное время, война, послевоенное время, современность): «Дом» Федора Абрамова в Театре им. Гоголя, «Дом на набережной» Трифонова в Театре на Таганке, «Картина» Даниила Гранина и «Выбор» Юрия Бондарева в Малом театре, «Ивушка неплакучая» Михаила Алексеева в Малом театре, «Правда памяти» Азата Абдуллина в Театре им. Вахтангова, «Закон вечности» Нодара Думбадзе в ЦАТСА и Театре им. Пушкина. Обращенность репертуара в прошлое в целом не оставляла сомнений. Можно было бы сказать, что в 60-е годы мы гораздо чаще смотрели вперед, чем в 80-е. В этом утверждении нет предпочтения театра той эпохи – может быть, это заглядывание времени вперед без установления прочных связей с корнями, с истоками и привело к тому, что не сбылось слишком много прогнозов. «Услышать будущего зов» можно лишь в том случае, если твое прошлое освещено светом подлинного историзма и любви, а этого явно недоставало началу 60-х годов (вспомним утверждение об отмирании искусства вообще и театра в частности, риторические вопросы типа: кому сейчас нужен Бетховен, скептическое отношение к наследию Станиславского и Немировича-Данченко, прекращение серии «Библиотека драматурга», восьмитысячный тираж книги Бахтина о Рабле – это ведь все явления разного масштаба, но одного порядка).

Опыты со временем московского театра 80-х годов не прекратились и в ближайшем будущем. Отсюда и тяга к притче, к мифу. Здесь у нас больших достижений нет, ни количественных, ни качественных, а эксперименты все же есть: «Бал при свечах» по Булгакову во МХАТе. «Прометей» Мустая Карима в Новом драматическом театре, «И дольше века длится день» Чингиза Айтматова в Театре им. Вахтангова. Как ни мала была эта струйка в репертуарном потоке, а все же в 60-е годы и этого не было («Фауст и смерть» Левады можно не учитывать). И это тоже веяние времени. Издание «Мифов народов мира» – одно из высших достижений нашей культуры начала 80-х годов, означающее, что там, где есть спрос на науку о мифе, есть и спрос на искусство, организованное мифом. Вот только жаль, что искусство тогда не могло предложить читателю и зрителю ничего достойного уровня статей Сергея Аверинцева и Виктора Топорова.

Итак, больше половины репертуара московских театров обращено в прошлое. Мы выяснили, как обстоит дело со временем. А как с пространством?

Глава IV

Не единожды приходилось слышать сетования на то, как мало у нас спектаклей на международные темы.

Московский зритель мог узнать о том, что происходит в мире, на спектаклях «Поиск 891» Юлиана Семенова в «Современнике», «Контакт» Зои Богуславской в Театре им. Вахтангова, «Пропасть» Альбертаса Лауренчюкаса, «Там, у далекой реки» Александра Штейна в театре им. Пушкина, «Заложники Генри Марлоу» Владимира Большакова и «Последний уик-энд» Александра Новоградского в Театре им. Гоголя, «Монолог на площади» Георгия Зубкова в Новом драматическом театре, «Перепелка в горящей соломе» Георгия Полонского в ТЮЗе, «Ной и его сыновья» Юлия Михайлова (Кима) в Театре им. Станиславского, «Этот странный русский» Виктора Чичкова у ермоловцев и «Агент 00» Генриха Боровика в Театре им. Маяковского[18]18
  Эти однодневки мгновенно сошли со сцены. – Прим. авт.


[Закрыть]. Количественно здесь дело обстоит совсем не так уж плохо («Четвертый» Константина Симонова, «День рождения Терезы» Георгия Мдивани, «Секреты фирмы Клеменс и сын» Николая Вирты, «Северная мадонна» братьев Тур – вот все, что могли предложить московские театры в эти годы). «Постоянными политическими обозревателями» у нас являются лишь театры Ермоловой, Пушкина и Гоголя, но расширение международной тематики – факт несомненный.

А как быть с зарубежной драматургией? Драматургия тогда еще социалистических стран занимала, прямо скажем, скромное место в московской афише, появляясь, как правило, от фестиваля к фестивалю. А коль скоро это так, слово «фестиваль» заставляет забыть его значение (праздник). Ни «Осень следователя» в Новом драматическом театре, ни «Вдовы», «Матушка Анета» и «Перевозчик» в Театре им. Станиславского, ни «Адам и Ева» и «Матч» у ермоловцев, ни «Бурная ночь» во МХАТе событиями не стали. (Для сравнения: в начале 60-х годов в Москве было 12 премьер по пьесам драматургов социалистических стран).

Зато как никогда обильно представлена западная драматургия. Больше всего – Теннесси Уильямс, почти классик при жизни. Во всяком случае ни один зарубежный, да и советский драматург не может сказать о себе: «В Москве идут восемь моих спектаклей». Из них четыре: «Стеклянный зверинец», «Лето и дым», «Татуированная роза», «Кошка на раскаленной крыше» – в начале 80-х. Добавим: «Все кончено» Эдварда Олби во МХАТе, его же «Кто боится Вирджинии Вульф» в «Современнике», «Игра в джин» Дональда Л. Кобурна и «Кухня» Уэскера в театре Маяковского, две пьесы Нила Саймона «Заключенный Второй авеню» в Новом драматическом театре, «Весельчаки» (в Драматическом театре), «Автомобиль на веранде» Бернхарда Сабата в ЦТСА, «Глубокое синее море» Теренса Реттигана и «Эксцентрический детектив Питера Шеффера у ермоловцев, «Вкус меда» Шейлы Дилени в Драматическом театре, «…А этот выпал из гнезда» Дейла Вассермана в театре Гоголя, «Дорогая Памелла» Джона Патрика в Театре им. Ленинского комсомола, «Крамнэгел» Питера Устинова в Театре сатиры, «Ужасные родители» Кокто в ЦАТСА, «Будьте здоровы» Пьера Шено в Театре им. Вахтангова, «Птички» Ануя в Театре им. Гоголя, «Мсье Амилькар платит» Ива Жамиака в Театре им. Пушкина, «Сочная вырезка для фрекен Авсениуе» Свена Огорда в Театре им. Пушкина.

Американская, английская и французская драматургия занимали лидирующее место в этой репертуарной группе (добавим еще упоминавшиеся выше пьесы Эбби Манна и Питера Шеффера.)

Итальянская драматургия в те годы была представлена пьесой Джулио Скарначчи и Ренцо Тарабузи «Моя профессия – синьор из общества» (ЦАТСА), испанская – «Утренней фея» Алехандро Касоны, западногерманская – «Врачами» Рольф Хохута, австрийская – «Дон Жуан приходит с войны» Эдёна фон Хорвата и «Наполеоном I» Фердинанда Брукнера, финская – «Безобразной Эльзой» Энсио Рислакки.

Больше двух десятков пьес драматургов хороших и разных.

В 60-е годы западная драматургия была представлена почти вдвое меньше, причем обилие премьер приходится на сезон 1962–1963 годов («Романьола», «Суббота, воскресенье, понедельник», «Сотворившая чудо», «Сейлемские ведьмы», «Двое на качелях», «Физики», «В горах мое сердце», «Милый лжец»). Что же получалось? Репертуарные ячейки в 80-е по количеству спектаклей увеличились чуть ли не вдвое, причем самих театров больше не стало, а точнее, к ним тогда добавился один лишь Новый драматический театр. Тем не менее производительность театров падала, значит, чего-то должно было быть «меньше». Чего же?

Читатель заметил, что репертуар разбит по пространственно-временному принципу. Так вот, «меньше» стало спектаклей в той репертуарной зоне, где время и пространство сходятся «здесь и теперь», в нашей современности. Нас самих на сцене стало меньше[19]19
  В середине 70-х и представить было невозможно, до какой степени даже третьестепенная западная драматургия вытеснит даже первостепенных отечественных драматургов.


[Закрыть].

Глава V

Проследим все театральные премьеры.

Театр им. Моссовета:

«Черный гардемарин» Александра Штейна, «Пять углов» Сергея Коковкина, «Комната» Эмиля Брагинского, «Печка на колесе» Нины Семеновой, «Ревизия» Бориса Рабкина, «Премьера» Лали Росебы, «Где твой брат, Авель» Юлиу Эдлиса, «Фабричная девчонка» Александра Володина, «Синее море, а в нем облака» Владимира Арро – девять премьер.

Московский драматический театр на Малой Бронной:

«Воспоминание» Алексея Арбузова, «Равняется четырем Франциям» Александра Мишарина, «Наваждение» Александра Галина, «Соленые в лицо» Пола Траста, «Пять романсов в старом доме» Владимира Арро, «Концерт по заявкам» Льва Корсунского, «Дирижер театра» Игнатия Дворецкого, «Вы чье, старичье» Бориса Васильева – восемь премьер.

Театр им. Гоголя:

«Искушение» Николая Мирошниченко, «Закон» Аркадия Ваксберга, «Предел усталости» Юрия Киселева, «Район посадки неизвестен» Владимира Губарева, «Ракурсы» Александра Кургатникова, «Ксения, любимая жена Федора» Татьяны Калецкой – шесть премьер.

«Современник»:

«Наедине со всеми» Александра Гельмана, «Любовь и голуби» Владимира Гуркина, «Команда» Семена Злотникова, «Восточная трибуна» Александра Галина «Риск» Владимира Гуркина по Олегу Куваеву, «Когда-нибудь» Лелде Стумбре – шесть премьер.

Малый театр:

«Вызов» Георгия Маркова и Эдуарда Шима, «Ретро» Александра Галина, «Дикий ангел» Алексея Коломийца, «Мой любимый клоун» Василия Ливанова – четыре премьеры.

Театр им. Маяковского:

«Аморальная история» Эмиля Брагинского, «Смотрите, кто пришел» Владимира Арро, «И порвется серебряный шнур» Алексея Казанцева, «Ночь ангелов» Александра Розанова, «Островитянин» Алексея Яковлева, «Блондинка» Александра Володина – шесть премьер.

Театр им. Ермоловой:

«Товарищи-граждане», «Все могут короли» Сергея Михалкова, «Любовь» Людмилы Петрушевской, «Дым» Олега Перекалина, «С трех до шести» Александр Чхаидзе – пять премьер.

Театр им. Станиславского:

«Поверю и пойду» Романа Солнцева, «Экспромт-фантазия» Виктории Токаревой, «Не был, не состоял, не участвовал» Юрия Макарова, «Порог» Алексея Дударева – четыре премьеры

Новый драматический театр:

«Игра воображения» и «Притворщики» Эмиля Брагинского, «Про Татьяну» Зота Тоболкина, «Легендарная личность» Виктора Левашева, «Тайна саркофага» Анатолия Софронова– пять премьер.

ЦАТСА:

«Мгновение над пропастью» Николая Мирошниченко, «Эхо» Сергея Михалкова, «Сад» Владимира Арро – три премьеры.

Театр им. Ленинского комсомола:

«Леди и птицы», «Чинарский манифест» Александра Чхаидзе, «Дом с колокольчиками» Анатолия Сергеева, «Проводим эксперимент» Марка Захарова и Валентина Черных, «Три девушки в голубом» Людмилы Петрушевской – пять премьер.

Театр сатиры:

«Гнездо глухаря» Виктора Розова, «По 206-й» Василия Белова, «18 верблюд» Самуила Алешина, «Родненькие мои» Андрея Смирнова – четыре премьеры.

Театр им. Пушкина:

«Кафедра» Валерии Врублевской, «Пришел мужчина к женщине» Семёна Злотникова, «Мотивы» Михаила Варфоломеева, «Я – женщина» Виктора Мережко – четыре премьеры.

Театр им. Вахтангова:

«Колокола» Геннадия Мамлина, «Равняется четырем Франциям» Александра Мишарина – две премьеры.

МХАТ:

«Наедине со всеми», «Скамейка» Александра Гельмана, «Вагончик» Нины Павловой. Три премьеры.

Московский театр драмы и комедии на Таганке:

«Надежды маленький оркестрик» Александра Володина, Людмилы Петрушевской, Семёна Злотникова – одна премьера.

Всего семьдесят пять премьер.

Итак, о современности спектаклей шло почти столько же, сколько классики, а всего, по отношению к общей цифре, примерно треть. Такого, кажется, еще не было на московской сцене.

Таблица позволяет считать, что с точки зрения репертуара интереснее всего работал Театр им. Моссовета. Единственный пробел за эти годы – современная зарубежная драматургия, но театр достаточно поработал над ней в прежние годы.

Вот еще одно наблюдение. Видимо, средней нормой новых постановок тогда было пять премьер (это за пять-то лет! По одной в год!). «Отличников» у нас здесь маловато, «троечников» больше, чем хотелось бы, но особенно показательны данные МХАТа и вахтанговцев. Если учесть, что в «Колоколах» занято два актера, а в пьесе Мишарина их тоже немного, то можно сказать, что за четыре года жизнью страны в Театре им. Вахтангова жили 10 актеров.

Только две пьесы: «Равняется четырем Франциям» Александра Мишарина и «Наедине со всеми» Александра Гельмана поставлены в двух театрах. Классика, как мы помним, выдерживает не только театральные «дуэты», но и «трио», и даже «квартет» («Три сестры» одно время шли в четырех театрах).

Абсолютный чемпион по популярности – Эмиль Брагинский, за четыре года четыре его пьесы (в том числе и в содружестве с Рязановым) прошли на московской сцене. В трех театрах шел Семён Злотников (а «неохваченный» театр Миниатюр – четвертый) и Владимир Арро. Арро зато установил другой рекорд – три премьеры за сезон. Значит, драматургов, стабильно обеспечивающих театр пьесами (или театров, постоянных в приверженности к тем или иным драматургам), у нас было наперечет. Явно не хватало имен Иона Друцэ, Михаила Рощина, Леонида Зорина, Эдварда Радзинского. Зато как никогда появилось много дебютантов, чьи пьесы до 1980 года никогда не шли на московской сцене: Нина Павлова, Нина Семенова, Алексей Дударев, Владимир Арро, Владимир Гуркин, Семён Злотников, Людмила Петрушевская, Василий Ливанов, Лали Росеба, Борис Рабкин, Сергей Коковкин, Александр Розанов, Матс Траат, Олег Перекалин, Юрий Макаров, Виктория Токарева, Валерия Врублевская, Андрей Смирнов, Владимир Губарев, Юрий Карасёв, Аркадий Ваксберг, Зот Тоболкин, Валентина Крымко. Эти два десятка имен плюс те, кто дебютировал в конце семидесятых (Алла Соколова, Владимир Малягин, Алексей Казанцев, Михаил Варфоломеев, Александр Галин, Виктор Мережко) и создали пресловутую «новую волну». Но сколько из них были них молоды по паспорту, а не по дате премьеры?

Может быть, оттого, что очень новые оказались не очень молодыми, страшно ощущалось отсутствие молодого героя на сцене. Отсюда и некоторая задержка в росте молодых актеров – нечего играть, не в чем проявиться. Не появись вовремя «В поисках радости» и «Два цвета», бог весть, как сложилась бы судьба Олега Табакова и Игоря Кваши. Александра Лазарева «вывела в свет» «Иркутская история», Ольгу Яковлеву – «104 страницы про любовь».

Актеры становились лидерами своего поколения, потому что получали роли, в которых это поколение могло говорить о своих болях и радостях.

В большинстве пьес 80-х годов в центре внимания драматургов были старшее и среднее поколение. Смотр среднего поколения – вот что такое «Сад», «Восточная трибуна», да и «Наедине со всеми», да и «Не был, не состоял, не участвовал», да и «Премьера» при всей их разнице. Почти во всех пьесах молодежь оказывается на втором или третьем плане (исключением стали «Чинарский манифест», «Команда», «Вагончик»). Живучесть пьесы Михаила Рощина «Валентин и Валентина», отпраздновавшей в сезоне 1983–1984 годов 600-й спектакль[20]20
  А в сезоне 1996–1997 гг. на сцене МХАТа им. Горького дошла до 25 лет непрерывного существования на сцене.


[Закрыть], и вампиловского «Прощания в июне» объясняется не только достоинствами драматургии и театров, а еще и тем, что ничего драматургия сегодняшняя не сказала об их сверстниках. Евгений Киндинов и Константин Райкин, Анастасия Вертинская и Ирина Акулова не могли рассказать о том, как и чем живет молодежь в 1984 году. Мы думали о молодежи по Рощину и Вампилову в категориях довольно далекого прошлого. А ведь даже отрезок в три-четыре года тогда играл огромную роль, молодежь становилась иной, не лучше и не хуже, но другой. И про нее театр ни слова не сказал[21]21
  Спустя 10 лет ситуация все еще была тяжелой.


[Закрыть].

И Чешков с Лагутиным жили в театре больше 10 лет, и Потапов с Кэлином Абабием почти столько же лет, да ведь Фарятьев почти столько же. Ни рабочий, ни инженер; ни горожанин, ни сельчанин; ни практик, ни мечтатель, ни, кстати, философ и (Сократ и Сенека Радзинского) не нашли себе преемников в драматургии 80-х. Она нарисовала групповой портрет «промежуточного» поколения; людей не очень добрых, но и не так чтоб очень злых, все знающих про принципы, но далеко не все принципы соблюдающих, не безнадежных дураков, но и не подлинно умных, читающих, но неначитанных, женатых не меньше и не больше двух раз, имеющих не меньше, но и не больше одного ребенка, о родителях заботящихся, но не любящих, детей обеспечивающих, но не любящих, жен не бросающих, но не любящих, работу выполняющих, но не любящих, воровство осуждающих, но спекуляцию поощряющих, зарабатывающих мало, подрабатывающих немало, ни во что не верящих, но суеверных, мечтающих, чтоб общего стало не меньше, а своего побольше. Не буду оспаривать верность этой картины, хотя сказать, подобно горьковскому Луке, что не вся Земля в этом околотке уместилась, «осталось маленько и опричь его», считаю возможным.

Да ведь и эти-то персонажи, они же воспитывались в 60-х, а созревали в 70-х. Где же тогда на сцене были 80-е? На московской сцене можно было увидеть людей, боящихся будущего, стесняющихся настоящего и вглядывающихся в прошлое, близкое и отдаленное. А в жизни мы ежедневно встречались с людьми, ценящими это прошлое, живущими глубокой духовной повседневной жизнью и без страха, но с верой и надеждой думающими о будущем. Увидеть их, запечатленных словом драматурга и делом театра, было художественной задачей того времени.

Драматургия «промежутка» напомнила нам, что нельзя жить только прошлым, достигнутым, она показала порождение этой безмятежной самоуспокоенности. Но тут ей и славу поют. Она приблизила к нам во всей неприглядности те реалии, что мы старались не замечать, заметив – не фиксировать внимание, зафиксировав – промолчать. Она не промолчала – и получила за это синяки и шишки, благодарность и восторг в дискуссиях. Того и другого было сверх меры.