Текст книги "Лишь бы не было войны или Краткий курс соцреализма"

43. ТРИ ЦИТАТЫ ИЗ ПИСЬМА К СЪЕЗДУ

Начало 1-ой цитаты:

«Нас мало, – пишет экономист Н.Ильин, – но мы в тельняшках. Мы составляем очень тонкий слой среди громаднейшего населения этой страны. Плохо дело. Даже не знаю, куда мы влезли, что будет дальше, и как нам расхлебать эту кашу. Нам нужно в корне изменить нашу точку зрения на социализм. Наденьте очки, товарищи! В ТАКУЮ партию пролазят всякие посторонние людишки. Откуда они взялись?! Так и лезут, пролазы! Ненавижу! Гнилая вшивая интеллигенция лезет, либеральная буржуазия, мелкие кустари, бывшие дворяне, холопы, лакеи, проститутки, ворье, жулье и хулиганье, люмпен-пролетариат и всякие мещанские рыла так и прут! К нашей правящей ТАКОЙ партии примазываются серые обыватели, дремучие аборигены-землепашцы с мелко-буржуазной психологией и прочая публика. Где они раньше были?.. В 905-м году при княгине Ольге их в ТАКУЮ партию на аркане не могли затащить, а сейчас так и прут на готовенькое! Предвижу времена, когда в ТАКУЮ партию запишется все население этой страны, и наша партия из ТАКОЙ превратится в РАСТАКУЮ, как невинная девица в раздолбанную шлюху».

Конец 1-ой цитаты.

Начало 2-ой цитаты:

«В чем наше спасение? – спрашивает умирающий на Капри экономист Н.Ильин. И сам же отвечает: – В новом арифметическом мышлении. Нам надо немедленно научиться приводить всех к общему знаменателю. Всех, не взирая на лица! Чем больше народу будет приведено к общему знаменателю, тем лучше они запомнят. Это с одной стороны, – пишет экономист Н.Ильин. – С другой стороны: не очень-то мне нравятся исторически-сложившиеся дружеские отношения в нашем Совместном Комитете. Пусть товарищи на меня не обижаются, но эти отношения находятся на уровне прежней лакейской или нынешней коммунальной кухни, где любая смазливая кухарка поверила, что может управлять государством. Драть ее надо, дуру! А вы чем занимаетесь, товарищи?.. Вчера Чудесный Нацмен плюнул в борщ Демону Революции, а сегодня Демон Революции подбросил под дверь Чудесного Нацмена дохлую крысу.

Все это конечно мелочи по сравнению с мировой революцией, но это такие мелочи, которые в будущем могут иметь решающее значение. Далее. Товарищ Бухаев, являясь всеобщим любимцем ТАКОЙ партии и просто порядочным человеком (а порядочный человек сегодня – атавизм и релик), не вполне обучен грамоте. В слове «эмпириокритицизм» он делает сразу 7 (семь!) орфографических ошибок: «империякрецытисм»!.. Каково?!.. Не знаю даже, закончил ли он гимназию, – а безграмотный человек, как известно, стоит вне политики.

Теперь о Знаменеве с Киновьевым. Эта неразлучная парочка не случайный эпизод устроила в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое. Я все помню! Нам надо в три… нет, в пять, в десять раз увеличить Совместный Комитет за счет рабочих от станка. Спрашиваете, а кто же будет стоять у станка? За станки поставить беднейших крестьян от сохи. А кто будет землю пахать? А интеллигентская прослойка у нас на что? Вот тогда мы и будем застрахованы от всяких случайностей».

Конец 2-й цитаты.

Начало 3-й цитаты, самой важной и самой загадочной из рукописного наследия экономиста Н.Ильина:

«ВАЖНЕЙШИМ ИЗ ВСЕХ ИСКУССТВ ДЛЯ НАС ЯВЛЯЕТСЯ КИНО, ПОЭТОМУ НАМ НУЖЕН СТРОЙ ЦИВИЛИЗОВАННЫХ КИНООПЕРАТОРОВ».

Конец 3-й цитаты.

44. АЛГЕБРА РЕВОЛЮЦИИ

– Это понятно, это арифметика, – немного разочарованно сказал Чудесный Нацмен. – Хотелось бы заглянуть в козырные карты профессора Фридриксонна.

– Правильно, голубчик! – усмехнулся экономист Н.Ильин. – Сейчас мы займемся алгеброй революции. Достаньте из-под кровати двойной чемоданчик. Откройте первую козырную карту… Какая первая карта?

– Трефовая дама.

– Запомните слово: ВРАТЬ. Вторая?

– Трефовый король.

– ВРАТЬ В КВАДРАТЕ. Третья?

– Трефовый туз.

– ВРАТЬ В КУБЕ. Теперь запомните алгебраическую формулу: «ВРАТЬ плюс ВРАТЬ В КВАДРАТЕ плюс ВРАТЬ В КУБЕ настоящим образом и в высшей степени». Повторите!

– «ВРАТЬ плюс ВРАТЬ В КВАДРАТЕ плюс ВРАТЬ В КУБЕ», – клятвенно повторил Чудесный Нацмен у постели умирающего Кремлевского Мечтателя, но вид у Нацмена остался немного разочарованным.

– Ну и, конечно, приводить всех к общему знаменателю, – успокоил наследника экономист Н.Ильин и улыбнулся как-то по-детски. – Учитесь говорить то, что должно быть, а не то, что есть. Любую чепуху. Например: «Жить стало лучше, жить стало веселее». А тех, кто не поверит – сокращать. Если невеселый и хмурый идет по улице – значит, не верит. Такого сокращать на месте.

– Это хорошо, это правильно! – горячо согласился Чудесный Нацмен. – Вот только…

– Что? Не стесняйтесь, спрашивайте.

– Всех не пересокращаешь.

– Всех и не требуется. Но к этому надо стремиться. Чем больше народа мы сократим, тем больше будет хлеба, чая, масла, мяса и молока на душу населения. Логично? Представляете, какая наступит распрекрасная жизнь? Мы увидим небо в алмазах!.. Вообще, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, а сегодня гладить по головкам никого нельзя – руку откусят. Надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-гм, – должность адски трудная! Сейчас всех нужно приводить к общему знаменателю и сокращать дробью.

– Дробью? – переспросил Чудесный Нацмен.

– Ну, технологию сокращения я точно не знаю. Чем там у вас сокращают в подвалах Энкаведе? Пулями? А еще лучше – пелеметами! Так и передайте по цепи.

45. ЕСЛИ ДРУГ НЕ СДАЕТСЯ

С этими словами экономист Н.Ильин попросил цианистого калия, разбавил его в чифире, мысленно перекрестился, выпил и безболезненно скончался на руках у Чудесного Нацмена, фамилию которого так и не вспомнил, а, может быть, никогда и не знал. Нацмен закрыл ему глаза двумя пятаками, намотал себе на ус алгебраическую формулу, спрятал в рукав три козырные карты и секретно приказал медицинским светилам залечить до смерти пролетарского писателя Максимильяна Горькина, который, обливаясь слезами, случайно подслушал из-за портьеры тайну последней исповеди.

Что и было безукоризненно исполнено по всем гиппократовым правилам врачебной этики.

– Если друг не сдается… – вздохнул Чудесный Нацмен.

Говорят, что в момент смерти Кремлевского Мечтателя со Спасской башни Кремля упала рубиновая звезда и раскололась на 12000 осколков, что над Туруханским Ханством взорвался тунгусский метеорит и сдвинул на пол-градуса в сторону земную ось, что все киты-толстолобики из Атлантики вошли в Средиземное море и три дня подряд пускали фонтаны у острова Капри и что один престарелый негр из Северо-Американских Штатов вдруг ни с того ни с сего заговорил по-русски – всем этим слухам не очень-то нужно верить.

46. КАК МЫ ЗДЕСЬ БЕЗ ВАС? КАК ВЫ ТАМ БЕЗ НАС?

Осиротела страна – не стало Кремлевского Мечтателя.

Горе-то, горе какое! Слезы, рыданья, вселенский плач пронеслись по Всея-Руси. И опять вопросы, вопросы:

– КАК МЫ ЗДЕСЬ БЕЗ ВАС?

– КАК ВЫ ТАМ БЕЗ НАС?

На острове Капри итальянские рыбаки забальзамировали тело экономиста Н.Ильина благовониями, положили в стеклянный гроб и отправили на броненосце «Потемкине» в Одессу. Зима выдалась такой лютой, что ледокол «Имени ТАКОГО-ТО съезда», ведомый шофером Гулько Макаром Егорьевичем, тревожными гудками прокладывал «Потемкину» путь по Черному морю, боясь налететь в тумане на айсберг, а тела турецких перебежчиков, спешивших на похороны из Стамбула в Одессу, вмерзали в лед. Даже Черное море промерзло до дна, но народные массы выстроились через всю европейскую часть страны от Одессы до самого Мурманска, откуда на похороны не выпускали английские интервенты под командованием похожего на бульдога лорда Чертчилля, злейшего врага Совместной Власти, дай ему Бог здоровья! Он еще побывает во Всея-Руси, посмотрит еще в глаза караулу!

Тем временем в Одесской опере тело Кремлевского Мечтателя отпевали прыщавые тенора Лемешко, Козлов и Собинович, зато первый народный артист республики уплыл в европы за длинным рублем на эскадре из трех ледоколов – на первом ледоколе уплыли ученые и философы, на втором – юристы и медики, на третьем – художники и поэты. ВСЕГО: 98765 килограммов отборных мозгов. Оттуда никто уже не вернулся, все подверглись укусу ядовитейшей крапчатой ностальгии, долго там мучились, лечились запоями на свои скудные Шнобелевские премии и в конце концов окончательно вымерли, исчезли с лица Земли, как юрские динозавры; а сегодня скелеты бердяевых, буниных и сикорских собирают по косточкам и выставляют в палеонтологических музеях.

47. ХОРОНИЛИ ДА НЕДОПОХОРОНИЛИ

Простоял стеклянный гроб в одесской Опера всю зиму с ноября по апрель. Тенора пели, караул устал, Владим Владимыч себя под Н.Ильиным чистил. 10 миллионов человек в этой лютой очередюге замерзли насмерть, 15-ти миллионами произвели ампутацию обмороженных конечностей (и пошли по стране безногие, безрукие, безголовые), а 20-ть миллионов благополучно вернувшихся с похорон обнаружили свои квартиры конфискованными и начисто опустошенными ворьем и жульем.

Пришлось Совместной Власти переселять потерпевших в Туруханское ханство, а их квартиры отдавать ворью, жулью и совместителям ТАКОЙ партии. Зато по весне, когда солнышко пригрело, ледники отступили, а тело вспотело, назначили новую контрибуцию: опять построилось население в живой конвейер от Мурманска до Одессы и по колено в грязи, передавая над головами стеклянный гроб, перенесли его зачем-то на балкон девицы Кшесинской, где он до сих пор стоит в холодильнике, невзирая на просьбы родственников о предании тела экономиста Н.Ильина земле – на родине, в столице Астраханского ханства, рядом с предками рыбарями и бахчеводами.

Хоронили, хоронили, да недопохоронили.

Вот и все.

4. ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОДА ЗДЕСЬ БУДЕТ ГОРОД-САД

48. СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА

Все да не все.

Со смертью Кремлевского Мечтателя жизнь на Земле почему-то не сразу кончилась… (Впрочем, когда экономиста Н.Ильина еще на свете не было – люди как-то жили; когда экономиста не стало – тоже ведь жить хочется?..) Отшумело празднование похоронных торжеств, отгремели салюты, отлились слезы, отгудели фабрики и бронепоезды, начались трудовые будни.

А где же богатырь Соцреализм, упавший с Царя-Фонаря в самом начале гражданской войны и доставленный в 4-е отделение кремлевской больницы по праву внебрачного сына пролетарского писателя Горькина?

Отлежался. Вылечили его врачи-вредители. Обитает Соцреализм в сыром подвале в центре Москвы, на улице имени своего отца, с продувными удобствами во дворе. Не отступился, пишет в уме пролетарскую «Войну и мир», но что-то ему не пишется – образы всякие, концепции и главные герои в амбарную книгу никак не лезут. Чиста и девственна пробитая пулей амбарная книга в десять тысяч страниц. Не тронули ее при обысках ни белые, ни красные, ни ультрафиолетовые, и даже черный арап Врангель приказал своей контрразведке:

– Отдайте этому придурку книгу, пусть выполняет социальный заказ. Авось…

Как вдруг постучалась три раза в дверь Соцреализма новая Эпоха:

– Тук-тук-тук!

Пришла пора выходить на арену цирка. Ваш выход! Пожалуйте на манеж!

49. НОВАЯ ЭПОХА или ХМУРОЕ УТРО

Заспешил Соцреализм-богатырь открывать дверь, надеясь, что пришла к нему наконец-то в гости одинокая соседка Эпоха Кузьминична, недавно поселившаяся над ним в трехкомнатной квартире, первая шлюха 4-го отделения кремлевской больницы, где он лечился. Стукачка, каких мало – заложила недавно в Энкаведе группу врачей-вредителей, залечивших до смерти Горькина, Фрундзе, Врожуникидзе и, конечно, дедушку Мичурина, за что и получила ордер на жилплощадь и орден «Экономиста Н.Ильина» на свою пшеничную грудь молочно-восковой спелости (давно Соцреализм хотел к ней прильнуть).

А Эпоха уже бьет в дверь сапогами…

Торопливо открыл дверь, смотрит – не она. Видит – телефонисты стоят. У одного телефонный провод в руках, у другого в руках телефонный аппарат-вертушка. Ясно: энкаведисты под телефонистов маскируются.

– Такой-то? – спрашивает тот, кто с проводом.

– Ну.

– Не нукай, не запрягал. Кто еще, кроме тебя, проживает в квартире? – интересуется другой, с телефонным аппаратом.

– Разве это квартира? – удивляется Соцреализм. – Это бывший овощной склад. Здесь при бывшем режиме бывший купец Рудольф Германович Гесс капусту мочил. И яблоки.

– Какие еще яблоки?

– Не знаю точно. Мичуринские. И антоновские.

– Атамана Антонова яблочки? Белогвардейские яблочки, значит? Все ты знаешь! А о купце Гессе мы с тобой в другом месте поговорим. И кто замочил дедушку Мичурина – тоже выложишь, будь спок!

50. ТРИ ДНЯ И ТРИ НОЧИ или КТО СОЧИНЯЕТ ПОЛИТИЧЕСКИЕ АНЕКДОТЫ?

Заглянули телефонисты за печку, под раскладушку, никого не обнаружили. Протянули они в подвал телефонный провод, установили вертушку, посадили богатыря-Соцреализма под домашний арест, назначили его подсадной уткой и приказали не спать, со стула не вставать и никуда не ходить, даже во двор в продувную уборную.

Можно только изредка крякать. Тут у них засада. Ждут они из Ермании бывшего купца Гесса, сброшенного сегодня ночью с парашютом для покушения на жизнь самого Генерального Совместителиусса. Рудольф Германович непременно должен сюда наведаться, посетить родные пенаты. Это как дважды два четыре – тоска, ностальгия, родная уборная во дворе, а в Москве, как известно, даже отлить негде.

– Тут мы его в уборной и цап-царап!

Ладно. Сидят в засаде. Крякают.

Проходит первый день.

Нету парашютиста Гесса с его ностальгией, не спешит посетить родную уборную.

– Ты кто такой? – от нечего делать интересуются телефонисты-энкаведисты.

– В каком смысле? – уточняет Соцреализм.

– По-русски не понимаешь? Ты. Кто. Такой.

– Человек я. Продукт переходной эпохи. Ее типичный представитель.

– Ты, продукт, человеком не прикидывайся! Почему ты, представитель, дома сидишь и на работу не ходишь?

– Потому, что нахожусь под домашним арестом.

– Ты кто, спрашиваем? Кого представляешь? В каком профсоюзе состоишь?

– злятся телефонисты.

– Литератор я, – с достоинством отвечает Соцреализм. – Из династии пролетарских писателей.

– Мать твою дивизию… Сочинитель, значит?

– Ну.

Второй день тянется, а ерманского парашютиста Гесса все нет и нет.

– Скучно что-то, – зевают телефонисты. – Что бы такое придумать, чтоб время зря не терять?.. Сейчас мы на тебя компромат соберем. Давай, выкладывай имена и фамилии.

– Не знаю я никаких имен и фамилий.

– Вот и врешь! Серегу знаешь? А Блока? А Бурлюка? Скажешь «нет»?

– Ну.

– Гну. Давай, выкладывай! Если сам сочиняешь – значит, что-то знаешь. Анекдоты знаешь?

– Этого добра выше крыши.

– Давай, рассказывай.

– «Уехал муж в командировку…»

– Не то! Давай политические анекдоты. А мы их в эту книгу дырявую записывать будем. Потом издашь, как собственное сочинение.

– Про Чапаева подойдут? – спрашивает Соцреализм, впервые польщенный читательским вниманием.

– Про Василия Иваныча? Именно то, что нужно! Сочинение и распространение контрреволюционной пропаганды! – радуются телефонисты-энкаведисты. – Пока не расскажешь десять тысяч политических анекдотов, со стула не встанешь.

Таким вот Макаром.

Третий день настал. На отрывном календаре уже 21-е июня. На подсадную утку никто не бросается – ни Блок, ни Бурлюк, ни парашютист Гесс, ни соседка Эпоха Кузьминична (она же, наверно, на всех настучала) – на явочную квартиру никто не является, лишь со двора доносится унылый голос наемного странствующего палача с переносной гильотинкой:

– Кому руки, ноги, головы рубить?.. Кому руки, ноги, головы рубить?..

Сидит Соцреализм на стуле и, как заведенный, травит политические анекдоты… 674-й… 793-й… 836-й… Амбарная книга уже полна и на вышку тянет. А что Соцреализму терять? Кроме сырого подвала, разве что продувное удобство во дворе.

Сидит. Так сидит, что к стулу приклеился, мочевой пузырь живот раздул, кран-гидрант вот-вот сорвется с резьбы и затопит подвал, а пытка анекдотами продолжается. Десять тысяч политических анекдотов – не комар наплакал. Энкаведистам же все ни почем – один на раскладушке развалился, другой записывает показания в амбарную книгу. И наоборот – один протокол ведет, другой отдыхает.

Как вдруг раздается телефонный звонок.

51. ПРОДУКТ ЭПОХИ или РАЗГОВОР ПО КРЕМЛЕВСКОМУ ТЕЛЕФОНУ

– Бери трубку, продукт эпохи! – метушатся телефонисты-энкаведисты. – Приглашай его сюда на свидание! Быстро! Говори подлиннее – надо засечь этого фрукта на телефонной станции!

– Продукт эпохи у аппарата, – еле ворочает языком бедный Соцреализм-богатырь, из последних сил сжимая между ногами свой кран-гидрант, чтоб, не дай Бог, не прорвало и не затопило подвал.

– Где это вы пропадаете, типичный представитель? Почему в гости не заходите? – спрашивает в трубке очень знакомый голос с приятным восточным акцентом.

– Совсем пропадаю, товарищ Генеральный Совместителиусс! – хрипит Соцреализм.

– А в чем, собственно, дело? Объясните спокойно. Чем смогу – помогу.

– Сил моих нет! Ваши телефонисты три дня и три ночи до ветру не пускают!

– А что они у вас делают? – Ждут из Ермании какого-то Гесса, сброшенного с парашютом!

– Успокойтесь. И успокойте товарищей. Передайте им, что Рудольф Гесс благополучно приземлился в Лондоне. Парашют – отдельно, Гесс – отдельно. Сходите во двор по своей нужде – это дело государственной важности. А я пока подожду у телефона.

52. ДЕЛО ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ

Обернулся Соцреализм-богатырь, хотел порадовать своих друзей-телефонистов хорошей новостью из Кремля, передать им привет от Чудесного Нацмена, но тех как ветром сдуло. И след простыл. Были, и нету, лишь амбарная книга шуршит политическими анекдотами на раскладушке.

Пора и о себе подумать. Вылетел Соцреализм-богатырь во двор, вытаскивая на ходу свой опухший пожарный кран-гидрант. Во дворе тоже никого не видно, кроме подслеповатого странствующего палача с переносной гильотинкой, да чувствуется еще едва уловимый запах от наложенных с великого страху штанов промчавшихся по двору телефонистов. Понял Соцреализм, что до продувной уборной ему не добежать, и принялся справлять дело государственной важности прямо под дворовым средневековым забором, чудом спасшимся от наполеоновского пожара.

Стоит, значит, задумался. Справляет нужду богатырскую. Ручей журчит в подворотню, из подворотни потоком выносится на улицу и, сметая все на своем пути, впадает в Москва-реку. Чудесный Нацмен у телефона ждет. Эпоха Кузьминична из-за шторы изумленно глядит на диво-дивное. А забор уже плывет, поплыл, за ним плывет допетровская уборная, пережившая все гражданские смуты и вражеские нашествия – чуть что, все к ней бегут! Странствующий палач из уборной благим матом вопит:

– Тону! Спасите!

Большому кораблю – большое плаванье!

Уже географы рассуждают именем какого народного совместителя новую речушку назвать, а Соцреализм-богатырь все думу думает: «Новая Эпоха – она сегодня не в дверь стучит, а звонит по кремлевскому телефону».

53. РАЗГОВОР ПО КРЕМЛЕВСКОМУ ТЕЛЕФОНУ (продолжение)

Может час прошел, может – два. Отлил, застегнул штаны, вернулся в подвал и продолжил телефонный разговор:

– На душе полегчало, товарищ Генеральный Совместителиусс!

– Какие у вас еще проблемы? – ласково спрашивает Чудесный Нацмен. раскуривая телефонную трубку. – Не стесняйтесь, облегчайте душу до дна. Можете по большой нужде сходить, я подожду… Нет?.. Ну, тогда просите у меня что хотите и режьте мне правду-матку в глаза, а то скучно что-то.

– В сыром подвале живу! – пользуется случаем Соцреализм-богатырь. – Все в людях да в людях, как завещал отец. А ордер во дворец мне ваши телефонисты не выдают, как внебрачному сыну пролетарского писателя! Не положено, говорят, внебрачному!

– Ну, ордер во дворец – это не ордер на арест. Что-нибудь придумаем. А вот слух до меня дошел, что обижены вы на Совместную Власть, собираетесь эмигрировать на остров Капри… Нет?.. На «нет» и суда нет. А как вы относитесь к Пастернаку?.. То же «нет»?.. Не кушали никогда?.. Хорошо. Выходите на угол Горькина и Тверской-Ямской, там в проходном дворе вас ожидает черный автомобиль типа «ЗИС». Смело открывайте дверь и садитесь, вас знают в лицо.

И положил в Кремле трубку.

54. ЭПОХА МОНУМЕНТАЛЬНОЙ ПРОПАГАНДЫ

Восстал Соцреализм-богатырь из сырого подвала, как из гроба. Повел плечами, как Илья Муромец в тридцать три года: в жизни всегда есть место подвигу – только не зевай! Надел ботинки «прощай молодость», окропил подвал керосином из примуса, разжег простреленную амбарную книгу с политическими анекдотами, бросил книгу на пол, закрыл дверь на ключ, вышел во двор и утопил ключ в богатырском ручье.

Прощай детство, в людях и его университеты!

Вышел Соцреализм на улицу имени Горькина, конспиративно огляделся по сторонам, слежки и хвостов не обнаружил. Зато видит – со всех углов смотрят на него с портретов Народные Совместители из Совместного Комитета: с усами, в пенсне, с бородками-козликом, в картузах и в фуражках или попросту лысые. Не поймешь где-кто – одних снимают, других вешают. Так сплотились вокруг себя, что все на одно лицо, вроде Чудища Лаяйющего, – наверно, чтобы народ узнавал: кому хлеб отдавать, молоко, масло, мясо и далее по списку.

На каждом же перекрестке какие-то гранитные макары стоят с острова Пасхи: профессор Карл Фридриксонн с полным гранитным собранием сочинений, экономист Н.Ильин дорогу вперед перстом указует, Чудесный Нацмен с телефонной трубкой, шинель снял, жарко; еще дальше – Максимильян Горькин в тюбетейке и в единственном пиджаке.

Куда ни плюнь – попадешь в портрет, куда ни кинь – торчит какое-то многопудье. Лафа художникам и скульпторам в Эру Художественного Оформления и в Эпоху Монументальной Пропаганды!