Текст книги "Книга тайн"

Большая афера с «Большой Землей»

Сколько стоит Русь, Россия, столько же продолжается и движение ее народа на восток, «встречь солнца».

К Уралу-Камню, воюя Пермь и Югру, вышли еще в XI в. новгородские ушкуйники под водительством Гюряты Роговича. Вышли и даже «заглянули» за этот самый Камень, но осваивать богатейшие просторы новых земель не стали, передоверив столь грандиозное предприятие своим потомкам.

Пятьсот лет торили русские люди дорогу к Тихому океану, и в 1648 г. уроженец Великого Устюга, казак Семен Дежнёв, обогнув на своем коче Большой Каменный Нос (ныне мыс Дежнева), прошёл из Северного Ледовитого океана в Тихий, доказав, что Азия отделена от американского континента морским проливом.

Но что за ним? Этот вопрос не давал спать любителям дальних дорог и приключений, тем более что местные эскимосы рассказывали, будто за проливом лежит «Большая Земля», где текут большие же реки и растут большие деревья. Последнее подтверждалось тем, что после штормов на берегу часто находили выброшенные волнами огромные стволы, явно принесённые откуда-то издалека.

Находились смельчаки, пытавшиеся добраться до «Большой Земли», но их имена не сохранились даже в устных преданиях.

Правда, по рукам гуляли так называемые чертежи, то есть карты, якобы составленные теми, кто побывал на «Большой Земле», но на них, как правило, изображались три острова: два – обычных размеров, а третий – большой. Это, как полагали, и была terra incognita (неизвестная земля) здешних мест.

История ее поисков во многом драматична. Ее не могли отыскать во времена Первой Камчатской экспедиции Беринг с Чириковым, и только в 1732 г., при императрице Анне Иоанновне, «Большой Земли» достигли геодезист Михаил Гвоздев и подштурман Иван Федоров на боте «Святой Гавриил» (в состав команды входили шкипер Кондратий Мошков, переводчик, четверо матросов и 32 солдата). Эскимосы именовали эту землю «Аль-ак-шак», русские же переиначили непривычное для слуха название в «Аляску».

Колонизация вновь открытых североамериканских земель продолжалась не одно десятилетие, но их обустройство и превращение во всем известную Русскую Америку началось, безусловно, с организации в 1781 г. «Американской Северо-Восточной, Северной и Курильской Компании», отцами-основателями которой стали рыльский купец Григорий Иванович Шелихов (бытует и другое написание фамилии – Шелехов) и предприниматель из Курска Иван Ларионович Голиков.

Задумывая план создания Компании, Шелихов ездил в Москву и Санкт-Петербург за денежной помощью. Ее оказали Никита Демидов (потомок известного тульского кузнеца) и племянник Ивана Голикова Михаил Голиков. Первый пожертвовал на нужды Компании 50 тыс. рублей, Голиков младший – 20 тыс. Сам же Иван Ларионович вложил 35 тыс.

Два года ушло на разного рода подготовительные работы, и только в 1783 г. компаньоны начали претворять в жизнь свои замыслы об устроении Русской Америки.

В названном году в Охотске была заложена корабельная верфь, со стапелей которой в скором времени сошли галиоты «Святой Михаил», «Три Святителя», «Симеон Богоприимец» и «Анна Пророчица». 16 августа 1783 г. галиоты вышли из Охотска и взяли курс на первый Курильский пролив, которым предстояло выйти из Охотского моря в Берингово. Заметим, что вместе с Шелиховым в дальний поход отправилась и его семья – жена Наталья Алексеевна и двое детей.

Можно лишь поразиться их мужеству (автор данных строк, сам служивший в 50-Х гг. на Охотском и Беринговым морях, в подробностях знает эти штормовые места).

Именно штормы и не пустили галиоты дальше Командорских островов, где пришлось зазимовать. Лишь летом 1784 г. плавание к американским берегам продолжилось, и скоро в тумане и дожде открылись угрюмые берега первого острова Алеутской гряды – Кадьяка.

Чаемая американская земля лежала в виду русских землепроходцев.

Следующие десятилетия были положены на освоение Алеут и побережья Аляски, постройку фортов средь лавровых рощ Калифорнии, достижение пределов Мексики и Сандвичевых островов. Огромные территории населенные редкими туземными племенами, приводились под руку Российской империи, причем делалось это без нарушений существовавшего тогда международного права, главным положением которого был параграф о том, что «открытые земли принадлежат тем народам, которые их открыли».

Но, хотим мы этого или нет, в мире, кроме права закона, существует и право сильнейшего. На тот период времени таким сильнейшим была Англия с ее могущественным флотом, корабли которого незамедлительно появлялись там, где, по мнению лордов английского Адмиралтейства, ущемлялись права «владычицы морей».

Поэтому нет ничего удивительного в том, что очередной напряженный политический узел завязался как раз в северной части Тихого океана, то есть возле северо-западных берегов Америки. Англия не желала мириться с усилением позиций России в указанном регионе, и появление там экспедиции Дж. Кука должно было напомнить царскому правительству о том, кто есть кто.

Ответом на такие эскапады было естественное стремление России каким-то образом усилиться на своем северо-востоке, чтобы удержать в составе российских владений те территории, которые были открыты и освоены русскими мореходами и промышленниками. Так сложились предпосылки к образованию Российско-Американской Компании.

Она была образована по указу императора Павла I в 1799 г. путем слияния частных тихоокеанских русских компаний в одно крупное предприятие контролируемое правительством. Правда, ее непосредственными руководителями оставались те же люди, каковые восемнадцатью годами раньше создали «Американскую Северо-Восточную, Северную и Курильскую Компанию», то есть Шелихов с компаньонами.

Правительственный же надзор осуществлял небезызвестный Николай Резанов, способный администратор, близкий к петербургским высшим кругам.

Не осталась в стороне и царская семья: император Александр I, принявший Компанию под свое «высокое покровительство» после убийства Павла I, и его ближайшие родственники стали ее пайщиками.

В разное время Совет Компании, учреждённый в 1804 г., возглавляли высшие царские сановники. Среди них были и выдающиеся российские деятели, такие, как Фердинанд Врангель, известный мореплаватель и полярный исследователь, что во многом определило направление деятельности Компании. А эта деятельность была впечатляющей.

Получив в монопольное владение огромную территорию, простирающуюся от 55° с. ш. до Берингова пролива, Компания развернула поистине кипучую деятельность.

Во-первых, началось исследование западного и северного побережья Аляски, что повлекло за собой составление многочисленных карт и лоций, а также организацию магнитной обсерватории и развертывание работ по изучению природных недр.

Во-вторых, русские поселенцы буквально преобразили допотопную схему производительных сил Аляски, малочисленное население которой жило, по сути, в каменном веке. С приходом туда русских коренные жители узнали, как плавить металл, как организовать земледелие, огородничество и скотоводство. Большого размаха достигло судостроение. На верфях Русской Америки сначала строили парусные корабли, а в 30-х гг. XIX в. в главном городе Русской Америки, Новоархангельске, были заложены пароходы – первые суда такого рода на западном побережье Америки.

В– третьих, русские принесли на Аляску культуру – во многих поселениях там были открыты школы и библиотеки.

Тучи над Аляской, говоря образно, начали сгущаться в первой трети XIX в. К этому времени на роль мировой державы стали претендовать и США, и под их давлением и при помощи Англии в 1819 г. Российско-Американская Компания заключила с американским китобоем Пиготом договор, который давал ему исключительное право бить китов, котиков и моржей в северных водах России в течение 10 лет.

А дальше – больше: иностранным концессионерам разрешили использовать русский флот. Прикрываясь им, американские браконьеры истребляли тысячи морских животных на их лежбищах, чем настраивали против россиян аляскинских аборигенов.

Продолжая усиливать свой агрессивный напор (он был обусловлен и тем обстоятельством, что на Аляске открыли месторождения золота), США и Англия в 1824 – 25 гг. вынудили правительство Николая I подписать две конвенции, дававшие английским и американским кораблям право на свободный доступ в русские территориальные воды на Тихом океане.

Спрашивается, кто потворствовал узаконению акций, которые шли вразрез с российскими национальными интересами?

Почему такой, в общем-то решительный, царь, как Николай I (достаточно вспомнить подавление им восстания декабристов на Сенатской площади или закрытие в России масонских лож), не воспрепятствовал подобной политике?

За ответом не надо ходить далеко: во все время существования Российско-Американской Компании (а это царствование трех императоров – Александра I, Николая I и Александра II) ключевые посты в правительствах России занимали люди, не только далекие от ее интересов, но даже враждебные ей. Это были либо иностранцы, либо так называемые реформаторы, которые постоянно терзались мыслью что-то (неважно что!) изменить в России, либо откровенные западники, которым весь уклад жизни в России был чужд и непонятен.

Как мог, например, Адам Черторыйский, один из членов александровского Кабинета, желать блага России, если он считал ее виновницей всех бед, которые случились с его родиной – Польшей (напомним, что Польша входила тогда в состав России)?

Если он спал и видел Польшу страной суверенной? Ему было глубоко безразлично, что Польша во времена наполеоновского вторжения выступала на стороне французов, он не мог примириться с тем, что потеря Польшей своей независимости – справедливое наказание за агрессию против восточного соседа.

А вот граф Кочубей, другой член того же Кабинета, рафинированный западник.

С утра до вечера толкующий о демократических свободах, но в упор не видящий, что миллионы российских крестьян стонут в ярме рабства, которого не знала даже Римская империя, – разве мог этот человек думать о благе «лапотной» России?

А дальше вырисовывается зловещая фигура еще одного графа – Карла Васильевича Нессельроде, министра иностранных дел при Николае I. Это при нём заключались конвенции, о которых говорилось выше; это он распорядился разжаловать в рядовые капитана II ранга Геннадия Невельского (будущего адмирала), человека, стараниями которого Россия стала обладать нынешним Приморским краем и всей Амурской областью, то есть территорией в 1 млн кв. км! И надо поклониться памяти губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьева, недаром прозванного Амурским, который пошёл наперекор решению Нессельроде и отстоял перед Николаем I Невельского.

Как увидим ниже, и к продаже Аляски приложили руку люди определенной категории, которых принято называть «агентами влияния». Несть им числа, и вся история России от Рюрика до наших дней пестрит их именами…

Ответа на вопрос, кто и когда замыслил план продажи Аляски, на сегодняшний день нет. Правда, большинство исследователей датируют его 1857 г., но вряд ли это соответствует действительности. Да, письмо великого князя Константина Николаевича министру иностранных дел России Горчакову, инициирующее продажу, приходится на указанный год, но это ничего не доказывает. Письмо – конечный результат, видимо, долгих обсуждений проблемы целым рядом высокопоставленных лиц, каждое из которых имело личный интерес в предстоящей сделке.

Что же это за лица? Одного мы уже назвали – великий князь Константин Николаевич, младший брат императора Александра II. Далее идет барон Эдуард де Стекль, посланник России в Америке, по происхождению бельгиец. Третий – министр финансов граф Михаил Христофорович Рейтерн.

Ну а сам Александр II – был ли он в курсе дела до того, как прочитал письмо Константина, переданное ему Горчаковым? Вне всяких сомнений, о чем говорит та легкость, с какой он поставил на письме свою помету: «Эту мысль стоит сообразить». Такие дела, как продажа части собственной территории, с кондачка не решаются, поэтому виза Александра II говорит только об одном – он знал о готовящейся сделке.

Итак, в марте 1857 г. российский министр иностранных дел Горчаков получает письмо от великого князя Константина Николаевича с предложением о продаже Аляски Соединенным Штатам. Как уже сказано, Александр II не дрогнувшей рукой подтверждает свое согласие. Так просто? Вряд ли. Те, кому это было положено, знали, что великий князь еще в 1854 г. встречался с американским бизнесменом В. Сандерсом. Бизнесмен и великий князь – фигуры, в общем-то, несопоставимые. Однако что-то подвигло их к встрече.

Может, именно обоюдная заинтересованность судьбой Аляски? Не передавал ли Сандерс Константину Николаевичу каких-либо пожеланий?

Задуматься о неслучайности встречи великого князя и американского бизнесмена заставляют простые логические рассуждения. Аляску, как известно, продали в 1867 г., а за два года до этого в Штатах закончилась кровопролитная Гражданская война, потребовавшая от правительства президента Линкольна огромных затрат. Проще говоря, к моменту продажи Аляски США были некредитоспособны, так что закономерен вопрос: откуда взялись деньги для уплаты немалой суммы в 7 млн 200 тыс. золотых (!) долларов?

И тут в документах той поры появляется еще одно имя – Августа Бельмонта, управляющего Нью-Йоркским банком небезызвестных Ротшильдов. Мало того: «по совместительству» Бельмонт является советником президента США по вопросам экономики и кредитором правительства. Последнее очень важно, поскольку позволяет установить, согласно поговорке, откуда растут уши…

Таков круг лиц, принимавших участие в сделке по продаже Аляски. Схема проста.

Сначала – тайный сговор, обсуждение предложения, поиск нужных путей и т. д. и т. п. Затем – пробный шар, каким явилось письмо великого князя. Заложенной в нём идее воспротивился лишь Горчаков, но что он мог поделать против нажима самого императора и его энергичного братца? Третий ход – переговоры с правительством Соединенных Штатов.

Насколько был узок круг аферистов, говорит тот факт, что важнейший государственный вопрос обсуждался и решался без участия министра иностранных дел! Горчакова лишь для проформы ввели в курс дела, а постоянный контроль осуществляло лицо, по сути, второстепенное – посланник в Америке барон Э. А. Стекль.

Наконец, заключительный ход – шантаж правительства. Эту задачу выполнил министр финансов Рейтерн, который в один прекрасный день заявил Александру II и правительству о том, что пришёл срок уплаты финансовых долгов, а их накопилось ни много ни мало 45 млн, и выручить может лишь зарубежный кредит (как это похоже на сегодняшний день, не правда ли?).

Все перечисленные усилия не пропали даром: 16(28) декабря 1866 г. на секретном совещании в Министерстве иностранных дел было принято решение: Аляску продать. За 7 млн долларов, как предписал император.

А дальше возникает загадка: никто не знает, почему в договоре о продаже вдруг возникает цифра в 7 млн 200 тыс. На сей счет существует немало предположений, но им всем недостает доказательств, да нам сумма сделки не так уж и важна. Интереснее другое – как получали эти деньги и на что они пошли. Вот тут сплошные рекбусы-кроксворды, как говаривал незабвенный Аркадий Райкин.

В самом деле: уполномоченный получить 7 млн 200 тыс. золотых долларов барон де Стекль вместо этого получает лишь 5,4 млн! «Потеряно» 1,8 млн золотых долларов, но все молчат – и в США, и в России.

Однако всем в то же время ясно, что шила в мешке не утаишь, что заговор молчания вокруг пропавших денег рано или поздно приведет к неприятностям. Проблему «изящно» решает Стекль (конечно, с подачи верхов): 1 августа 1868 г. он пишет расписку казначейству США, в которой черным по белому обозначено: получено 7 млн 200 тыс. долларов. Таким образом, Россия фактически получила за Аляску сумму, указанную выше – 5,4 млн.

Но и это еще не все. Известно, что деньги семьи Романовых хранились в лондонском «Баринг бразерс банке», тогда как государственные – в «Банке Англии». Так вот, последняя пикантная подробность: сумма, полученная за продажу Аляски, была переведена именно в «Баринг бразерс банк», то есть на счет высочайшего семейства. НародРоссии, как всегда, не получил ничего.

«Отдайте всё…», или Завещание Петра I

Из школьного курса истории известно, что Петр I умер, не назначив после себя наследника. Заподозрив сына Алексея в противодействии своим реформам и умертвив его в тюрьме, царь издал новый указ о престолонаследии, по которому власть переходила к тому лицу, которое царь назвал в завещании. Но получилось так, что сам Петр именно этого и не сделал: обуреваемый всякого рода сомнениями, он до последней минуты не составил завещание, а когда эта минута настала, царь успел лишь слабеющей рукой написать: «Отдайте все …» А кому отдать, не сказал. И в результате с 1725-го по 1762 год на русском престоле перебывало семь монархов, пять из которых были женщины!

Начертанные умирающим царем слова до сих пор вызывают у историков массу вопросов, и среди них наиглавнейший: действительно ли Петр смог написать их своей рукой?

Казалось, сомнений здесь быть не могло – ведь их, так сказать, «освятил «такой авторитет, как Вольтер, приведя их в своей книге о жизни и деятельности русского императора. Пример француза оказался заразительным, с той поры почти все наши историки, как дореволюционные, так и советские, касаясь фактов петровской жизни, цитировали его предсмертные слова. Мы говорим: «почти все наши историки» потому, что стопроцентного единодушия всё-таки не было. Первым среди сомневающихся был историк Е. Ф. Шмурло. В 1913 году в статье «Кончина Петра Великого и вступление на престол Екатерины I» он писал, что проведенный им анализ дипломатической переписки, относящейся ко времени кончины Петра I, дал однозначный результат: ни один иностранный дипломат, аккредитованный при русском дворе, не упоминает о попытке умирающего императора сделать какие-то распоряжения относительно наследника престола. То же самое можно сказать и о петровских приближенных, свидетелях смерти императора. Что означает это единодушное молчание? По мнению Шмурло, только одно: никаких записей, никаких устных приказаний (есть версия, будто слова: «Отдайте все…» Петр не написал, а произнес вслух) умирающий не делал и не отдавал.

В доводах историка виделся большой резон, но тогда неминуемо вставал вопрос: откуда Вольтер мог узнать о предсмертных словах русского императора? Не мог же он сам придумать их! Стали искать и нашли. Оказалось: среди материалов, коими пользовался Вольтер при написании своей книги, была рукопись, озаглавленная «Пояснения многих событий, относящихся к царствованию Петра Великого, извлеченные в 1761 году по желанию одного ученого из бумаг покойного графа Геннинга Фридерика Бассевича, тайного советника их императорских величеств Римского и Российского, Андреевского кавалера».

Рукопись была анонимной, но вот фамилию хозяина бумаг, откуда аноним черпал необходимые сведения, знали все: Бассевич был голштинским посланником при дворе Петра I и правой рукой герцога голштинского Карла-Фридриха. В описываемое время герцог находился в Санкт– Петербурге в качестве жениха старшей дочери Петра I, принцессы Анны.

Раскрыв «Записки» Бассевича, на нужной странице читаем: «Очень скоро после праздника св. Крещения 1725 года император почувствовал припадки болезни, окончившейся его смертью… Страшный жар держал его в постоянном бреду. Наконец, в одну из тех минут, когда смерть перед окончательным ударом дает обыкновенно вздохнуть несколько своей жертве, император пришел в себя и выразил желание писать; но его отяжелевшая рука чертила буквы, которых невозможно было разобрать, и после его смерти из написанного им удалось прочесть только первые слова «Отдайте все…» Он сам заметил, что пишет неясно, и потому закричал, чтобы позвали к нему принцессу Анну, которой хотел диктовать. За ней бегут, она спешит идти, но когда является к его постели, он лишился уже языка и сознания…».

Вот та картина смерти, которая стала хрестоматийной, но есть один существенный момент, заставляющий весьма критически оценить нарисованную Басевичем сцену: никто из присутствовавших на кончине императора не подтверждает, что он пожелал видеть принцессу Анну и что она действительно явилась к его постели.

Что же получается? Почему два факта, произошедшие 28 января 1725 года (попытка умирающего Петра написать завещание и его желание видеть подле себя старшую дочь), оказались вне поля зрения множества людей? Почему их подтверждает лишь один человек – Бассевич?

Все дело, как всегда, упирается в политику. Будучи голштинским посланником при русском дворе, Бассевич потратил массу усилий, чтобы добиться обручения герцога Карла-Фридриха с принцессой Анной. Оно состоялось 24 ноября 1724 года, при этом Петр I собственноручно утвердил договор, согласно которому Анна и ее потомство отказывались от всяких притязаний на русский престол, и вопрос, казалось бы, был закрыт.

Но время во все вносит свои коррективы. После смерти Петра I в России до 1727 года правила его жена Екатерина I. Она оставила трон Петру II Алексеевичу (сыну царевича Алексея), но тот в 1730 года умер от оспы. На царство была приглашена Анна Иоанновна, герцогиня Курляндская. В 1740 году она умерла, завещав престол сыну своей племянницы, грудному младенцу Ивану Антоновичу. Регентшей при нем была назначена его мать Анна Леопольдовна. Но в декабре 1741 года, совершив дворцовый переворот, престолом завладела младшая дочь Петра I Елизавета. Она была бездетна, а потому вопрос о наследнике стоял остро. Свергнутый Елизаветой Иван Антонович до 24 лет просидел в заточении в Шлиссельбургской крепости, где был убит уже в царствование Екатерины II. Однако в далеком Киле, столице герцогства Голштинского, подрастал сын старшей дочери Петра I Анны, принц Карл-Питер. Ему-то, по всем раскладам, и должен был достаться русский престол после смерти Елизаветы, но императрица не очень-то благоволила своему племяннику, и многие полагали: при определенных условиях она может передать трон кому-нибудь другому. Такой поворот, естественно, не устраивал Голштинию, и тогда на свет появились «Записки» Бассевича.

Они были написаны в год смерти императрицы Елизаветы, то есть через тридцать шесть лет после смерти Петра I. В них-то и рассказывалось о том, как умирающий император начертал слабеющей рукой сакраментальные слова: «Отдайте все…», и о том, как он, не в силах писать далее, велел позвать к себе старшую дочь, чтобы подиктовать ей свою волю. И хотя в договоре, подписанном самим Петром I, Анна и ее потомство не признавались претендентами на русский престол, Бассевич в своих «Записках» игнорирует этот факт и настойчиво проводит мысль: наследницей Петра I должна была стать именно Анна. Так-де желал сам император, не успевший, к несчастью, подтвердить свою волю документально.

Но Бассевич не останавливается на этом. Далее в «Записках» он утверждает, что, оказывается, Петр I сразу же после обручения Анны и герцога голштинского стал посвящать их в дела управления государством, намереваясь передать после себя кормило управления страной Анне и ее мужу. И хотя ни самой Анны, ни герцога Карла-Фридриха в описываемое время уже не было в живых, во главе голштинского двора стоял их сын Карл-Питер, которому уже исполнилось 33 года и который уже почти двадцать лет звался не на немецкий лад, а на русский – Петром Федоровичем. Его привезли в Санкт– Петербург по велению Елизаветы зимой 1742 года. Приезд был тайным и сопровождался чрезвычайными мерами предосторожности – императрица опасалась, что в дороге принца могут похитить спецслужбы Брауншвейгской фамилии, представителя которой, императора Ивана Антоновича, Елизавета свергла с престола и ныне держала в узилище.

Но все обошлось. Карл-Питер благополучно прибыл в российскую столицу, и Елизавета без промедления окрестила его: Карл-Питер был не только племянником Елизаветы, но и родственником шведского короля Карла II и мог, таким образом претендовать на корону Швеции! Елизавета справедливо полагала, что шведы в одно прекрасное время могут пригласить Карла-Питера в Стокгольм на шведский трон. Что тут же и случилось: только-только состоялось обращение юного голштинца в православие, как в Санкт-Петербург прибыло посольство из Швеции с известием, что Карл-Питер избран наследником шведского престола. Но, как говорится, поезд уже ушел, Карл-Питер уже был наследным принцем России Петром Федоровичем.

25 декабря 1761 года он под именем императора Петра III вступил на российский престол.

Но вернемся к Бассеевичу. Его «Записки», а точнее, извлечения из них анонимного автора использовал Вольтер, когда писал книгу о Петре I. И намерения императора относительно своего наследника были «озвучены» в Европе именно Вольтером: в период 1759–1763 годов его книга выдержала на Западе несколько изданий. Возникает вопрос: а была ли публикация его книги частным делом самого писателя, или он выполнял чей-то политический заказ? Вопрос далеко не праздный. Страсти, разгоравшиеся в разные времена вокруг так называемого «Завещания Петра I», наносили колоссальный урон международному авторитету России. И роль Вольтера как вероятного проводника западной идеологической экспансии никогда и никем не разбиралась.

Итак, какой же вывод можно сделать из всего сказанного? Очевидно, один единственный: никаких предсмертных распоряжений, никаких «Отдайте все…», равно как и страстного желания умирающего Петра видеть подле себя старшую дочь, – ничего этого не было. Была лишь умелая мистификация, созданная задним числом, которую использовали впоследствии не только многочисленные авантюристы и самозванцы, но и такие фигуранты мировой политсцены, как Наполеон и Гитлер.

Но неужели, спросит удивлённый читатель, не было никакого завещания Петра? Неужели правитель огромной империи за время своего царствования не озаботился наиглавнейшей государственной задачей – передачей власти в надёжные руки?

Официальная точка зрения выглядит так. В своё время Пётр составил завещание, где назначал своим преемником сына, царевича Алексея. Но вскоре отец заподозрил его в противодействии своим реформам и 14 июня 1718 года заточил в Петропавловскую крепость, где Алексея и умертвили – по приказанию Петра, хотя и с соблюдением формальностей: приговор царевичу сенат выносил, как теперь выражаются, поимённым голосованием. Расправившись с сыном, Пётр уничтожил и завещание, а затем решил и вовсе коренным образом изменить принцип престолонаследия. Был издан указ, согласно которому правитель отныне мог назначать наследником любого, на кого он указывал в завещании. Но с составлением такого документа Пётр промедлил до самой смерти. Что было дальше – об этом читатель уже знает.

Однако не все историки согласны с такой версией. Некоторые из них полагают: Пётр написал и второе завещание, но по неизвестным причинам так и не обнародовал его. А затем завещание пропало. И есть обстоятельства, которые подтверждают эту версию.

Вернёмся к старшей дочери Петра I, Принцессе Анне. Обручённая с голштинским герцогом Карлом – Фридрихом, она 25 мая 1725 года, уже в царствование своей матери Екатерины I, стала его законной женой. По брачному договору сенат должен был выплатить Анне в качестве приданного порядочную сумму, и в ожидании, когда дело уладится, молодые жили в одном из роскошных домов Санкт– Петербурга, заботливо опекаемые императрицей.

Но вот деньги получены, а ни Анна, ни её супруг не спешат с отъездом в столицу Голштинии. Что же задерживает их? Подозревают, что Анна втайне мечтала о русском престоле, более того – она будто бы имела на это определённые права, которые содержались в каких-то таинственных завещательных распоряжениях. Но кого? Екатерины I? Или самого Петра?

Как бы там ни было, а в 1739 году, уже после смерти и Анны, и Карла– Фридриха, в Киль внезапно прибыл сам кабинет-министр императрицы Анны Иоанновны, граф Бестужев-Рюмин, и произвёл ревизию герцогских бумаг. При этом часть из них была изъята и под строжайшей охраной доставлена в Россию. Там они бесследно растворились среди других секретных бумаг, и никто из простых смертных так и не узнал их содержание. Косвенные подтверждения, что какие-то документы о престолонаследниках Петра действительно были, дают некоторые загадочные события екатерининского царствования. Именно тогда была захвачена таинственная женщина, известная в истории как «княжна Тараканова», которая называла себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны и претендовала на российский престол. Именно в её бумагах обнаружился документ, который носил название «Завещание Петра I». Правда, это была копия, но «княжна» утверждала, что есть и оригинал, который хранится в надёжном месте.

Специалисты давно определили, что названный документ– фальшивка, однако в этой истории есть один любопытный факт, который нельзя игнорировать: на следствии, которое проводил петербургский губернатор князь А. М. Голицын, «княжна» показала, что в раннем детстве была увезена из России в Киль, где прожила до девятилетнего возраста. Странно, не правда ли? Киль, столица Голштинии, куда в 1727 году уехали (по некоторым сведениям, очень спешно) принцесса Анна Петровна и её муж Карл-Фридрих; куда в 1739 году приезжал кабинет-министр императрицы Анны Иоанновны с целью изъятия из архивов герцогства каких-то бумаг и где, оказывается, некоторое время жила «княжна Тараканова», у которой обнаруживают «Завещание Петра I», пусть и поддельное.

А что же в нем? А в нем в шести пунктах содержались распоряжения о наследниках. Петра должна была сменить на престоле его жена Екатерина, её преемником должен был быть сын царевича Алексея Пётр, а в случае его смерти без законного наследника престол передавался Анне Петровне, жене герцога Голштинского. В случае, если брак Анны с герцогом окажется бездетным, императорская корона переходила к Елизавете, младшей дочери Петра I.

«Завещание «, как уже было сказано, признано поддельным, но если посмотреть на него с точки зрения здравого смысла, то нельзя не признать: порядок наследования, изложенный в документе, выглядит вполне логичным и разумным, как будто его параграфы и впрямь вписаны туда рукой Петра.

Своё дальнейшее развитие интрига с «Завещанием «получила в девятнадцатом и двадцатом веках, когда Запад, всегда с жадностью смотрящий на богатства и пространства России, предпринял две масштабные попытки её завоевания. Мы имеем в виду вторжение Наполеона в 1812 году и Гитлера – в 1941-м.