Электронная библиотека » Борис Земцов » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 23 мая 2023, 07:40


Автор книги: Борис Земцов


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Инструкция выживания? А это как посмотреть!

С одной стороны, действительно, речь идет о способах спасения человеческой жизни. С другой, «рецепты» спасения одних – откровенное руководство по убийству других. Опасный поворот мысли! Так и в ненавистный пацифизм скатиться можно. Непростительно забывать, что кроме важного понятия «человеческая жизнь», существует ещё куда более важное понятие – «правое дело». Вот на него и надо ориентироваться в первую очередь. Вот с ним и надо соразмерять все поступки и решения. Особенно нам. Особенно здесь. Особенно сейчас.

* * *

Отмечаю, что активно стремящаяся обособиться казачья часть нашего отряда при этом вовсе не однородна, не консолидирована: изнутри её раздирают свои социально-региональные противоречия. Во-первых, «казаков московских» казаки прочие (донские, сибирские, ставропольские и т. д.) всерьёз не принимают. Считают их самозванцами, никаким образом с истинно казачьими корнями не связанными. За подобным подходом в том числе, похоже, обострившаяся в последнее время традиционная неприязнь жителей глубинки к столичным обитателям. Мол, у вас там и зарплаты больше, и снабжение лучше, и едите слаще, и спите крепче, и всё это, конечно, за счет многострадальных регионов. В свою очередь, более образованные «московские казаки» не могут не замечать воинствующего, даже агрессивного невежества уроженцев «области Войска Донского».

И сибирским казакам их ростовские коллеги норовят отвести ступеньку пониже на лестнице казачьей иерархии: вроде как вы ничем особенным не прославились, в истории не отметились. Последние такие упреки принимают просто «в штыки». Их аргументы: наши предки для Российской короны и Сибирь покорили, и Дальний Восток освоили, а вы, донские, между прочим, большевистскую власть в большинстве своём приняли, под её безбожные знамена встали.

Споры оборачиваются словесными перепалками, часто грозят перерасти в серьёзные конфликты. За аргументами каждой перепалки не просто амбиции, а целые пласты истории. Случалось, что эту историю переписывали, подтасовывали, откровенно перевирали. Банальным призывом «давайте жить дружно» спорщиков не остановить. Досадно, если подобные противоречия будут всерьёз отражаться на уровне дисциплины в отряде, а значит и на его боеспособности.

* * *

Какой-то тихий отрезок этой войны нам достался: редкие перестрелки, нечастые рейды, почти мирные караулы. Всё как-то неспешно, почти вяло. Тем не менее – кругом война и пули, несущие смерть, присутствуют: то цокают о камни, то подвывают над головой. Впрочем, пора избавиться от детско-киношного представления о том, что война – это вечное сражение, вечные яростные атаки, вечное размахивание знаменем и вечный шанс стать героем. В истории последних мировых войн полно примеров, когда на некоторых участках иных фронтов «позиционное затишье» длилось чуть ли не годами, и всё было как у нас: никаких атак и штурмов, только караулы, разведка, рейды, вечное окапывание. Правда, последнее у нас исключено: мы в горах, лопата входит в землю в лучшем случае на половину – дальше камень.

* * *

Сегодня в лагере событие – приехали телевизионщики. Не югославские. Наши российские, эсэнгэвские (язык всё-таки не поворачивается назвать их русскими). Белградские собкоры. Откуда и как узнали они о месте нашей дислокации – нам неведомо. Это странно, даже подозрительно. Сначала два этих шустрых паренька добрались до лесной казармы. Там как раз стояла на суточном отдыхе смена наших. На положай журналистов привез сам Мишка-командир.

Телевизионщики обошли весь лагерь. Снимали, записывали. Просили демонстрировать имеющееся в нашем распоряжении оружие. Только считанные единицы добровольцев, прикинув, что к чему, предпочли укрыться в палатках или под предлогом поиска дров скрылись из лагеря. Остальные из кожи вон лезли, дабы попасть в объектив. Сущие дети! Особенно усердствовали казаки. Они позировали от души и всерьёз. Поодиночке и погруппно. С оружием и без. Даже Володька-Кишечник, три четверти срока своей службы проболевший и находившийся в основном то в казарме, то в медсанчасти, облачился в пятнистую форму, затянулся ремнями, схватил в руки оружия столько, сколько смог удержать. Ради такого торжественного момента была водружена на голову и гигантская белая лохматая папаха с красным верхом.

Ничего порочного в желании молодых людей от души попозировать перед камерой нет, но буквально пару дней назад эти же люди с перекошенными от злобы лицами утверждали, что все журналисты – суки, что всех их непременно надо «к стенке». Вот так. Вчера мешали представителей этой профессии с грязью, а сегодня перед ними же заискивают, давя и толкая друг друга, лезут в объектив. Велика власть тщеславия. Позднее стало известно, что приемы работы этих телеребят более чем странны. Перед теми, кого застали на базе в казарме, они выставили несколько литров водки. Сами почти не пили. Когда собеседники дошли «до кондиции», были включены камеры и микрофоны, посыпались «очень конкретные» вопросы.

Какие бы цели телевизионщики ни преследовали, от соблазна попросить их помочь я не ушел. Эти ребята – единственный для меня шанс передать в Москву весточку о том, что жив-здоров. Уезжая сюда, родным я наврал, что еду по приглашению Белградского культурного центра в Югославию для сбора материала о народных промыслах, культурных традициях и т. д. Надеялся, что буду иметь возможность хотя бы раз в десять дней звонить в Москву. Наивный! Ближайший населенный пункт, откуда можно дозвониться в Россию, находится километрах в шестидесяти от базы-казармы. Выбраться туда пока не представляется возможным.

Потому и пришлось едва ли не слезно просить наших белградских собкоров позвонить домой в Москву. Очень хочется, чтобы ребята мою просьбу выполнили. Пусть успокоятся сердца тех, кто меня ждет.

Удивительно, но телевизионщики знали мою фамилию и место прежней работы. Черт с ними! Пусть они знают мою биографию до последних мелочей. Со всеми грехами и ошибками. Только пусть дозвонятся в Москву!

* * *

Опыт, который мы получим здесь – уникален. Дай Бог не растерять его, не растранжирить на уголовщину. Не за горами время, когда этот опыт понадобится стране и нации. И тогда все мы, такие непохожие, с трудом находящие сегодня общий язык, снова соберемся вместе. Соберемся, чтобы выполнить большую работу по возрождению Отечества. Да, эта работа будет грязной. Здесь будет действовать принцип: «Кто, если не мы? Кроме нас – никто!» Мы готовы.

И каково будет лично мне с этим уникальным предельно конкретным опытом после возвращения домой? Как после «югославских впечатлений» переносить бесконечную патриотическую говорильню, как строить свои отношения с коллегами по патриотическому цеху, с сотрудниками редакции, которой уже отдал столько сил и времени? Ведь в ходе любой дискуссии, любого спора непременно будет возникать желание в качестве аргумента задать оппоненту три простых вопроса: «А ты там был?»; «А ты это видел?»; «А ты готов рисковать своей жизнью?» Не сомневаюсь, очень многие такие вопросы будут расценивать как запрещенный прием, как удар ниже пояса. Как бы мне тогда в итоге не угодить в число изгоев, в число тех, кто вроде как бы «свой», но при этом немного «не в себе» и при ком уже не любую тему можно обсуждать. «Славные» перспективы! Правда, для того, чтобы оценивать их, мне ещё надо вернуться!

* * *

Тягостная тема, мрачные мысли. Порою, независимо от собственного желания, очень явственно представляешь, как кусок металла, отправленный «с той стороны» в виде пули или осколка, входит в человеческое тело. Как это противоестественно! Какая-то железяка вероломно вторгается в человеческую плоть! И каким беспомощным, беззащитным, несовершенным предстает в этой ситуации обладатель этой плоти, то есть – человек! Очень «к месту» всплывают здесь личные анатомические познания. Вспоминается, что одних только сверхважных органов у человека столько, что пальцев на всех конечностях не хватит их сосчитать. Это значит, что, вдобавок к ледяному «наповал», существуют ещё тысячи вариантов на тему «ранение, не совместимое с жизнью». «Жути» прибавляется, когда на месте «абстрактного человека» представляешь вполне конкретного себя. Наверное, при таких мыслях надо заставлять себя вспомнить, что упомянутый паскудный смертоносный металл летит не только с «той стороны», но и в «ту сторону», соответственно отправляемый и направляемый нами. Выходит, баш на баш, квиты, в расчете! И всё-таки ненормально это – какой-то мертвый, пусть разогретый пороховыми газами, металл входит в живое дышащее тело!

Малополезные и откровенно опасные, особенно здесь, «умствования». Куда актуальней вспомнить о том, что «добро должно быть с кулаками». Точнее, со штыками. Ещё точнее, с родным, пусть и произведенным с нарушением технологии в чужой стране, «калашниковым». Это куда как более по-мужски. В полном соответствии с условиями момента.

* * *

Почему-то вспоминается всё ранее прочитанное о войне: В. Некрасов, Н. Кольцов, И. Эренбург, В. Быков, В. Астафьев, А. Барбюс, Э.-М. Ремарк. Последний вспоминается чаще и чаще. В очень странной связи. Когда он пишет о войне, то частенько упоминает слово «дерьмо». Гражданский человек на подобную деталь вряд ли обращает серьёзное внимание. Подумаешь, причуда литературного мэтра. А здесь… Очень актуальное пристрастие. Почти три десятка наших плюс полсотни неподалеку стоящих сербов. В итоге – у каждого дерева немалое количество солдатских автографов. Выручает запаздывающая весна и обилие снега. Что будет, когда пригреет солнце – представить несложно. И смешного здесь мало. Воды сюда не навозишься. Сейчас кое-как топим снег в котелках, хотя бы изредка стараемся умываться. Летом будет сложнее. Беда, если заведется в лагере какая-нибудь кишечно-желудочная зараза. Без врача, без медикаментов придется туго. Дизентерия или что-то в этом роде может косить наши ряды похлеще мусульманских пулеметов.

* * *

Что-то не выходят из головы коллеги-тележурналисты, что пару дней назад навестили нас на положае. И визит непонятный, и люди странные. Никто из них так и не сказал, для какой передачи, для какого канала предназначены эти съемки, когда, в какой день этот сюжет выйдет в эфир. Зато очень обстоятельно, в разных ракурсах, снималась наша позиция, подробно снимались все подходы к ней, объективы камер тщательно изучали наше оружие, места, где хранились боеприпасы.

Неужели московские «журналюги» вот так откровенно, «в лоб», работают на тех, с кем мы разделены линией фронта? Или моё сознание под воздействием окопного синдрома начинает дрейфовать в сторону известного диагноза? Правда, в последнем я не одинок. Многие, даже те, кто с удовольствием позировали перед камерами, почти уверены, что «упавшие» на положай, как снег на голову, журналисты – «шпиены», что отснятые пленки непременно окажутся в распоряжении врагов. Тем не менее эта тема не стала в отряде «темой номер один».

Наверное, это правильно. Где война – там и шпионы. Где передовая – там и вражеские лазутчики. Хотя… Стоило ли ехать за столько километров от Родины, чтобы в очередной раз столкнуться с представителями антинародной, антинациональной «пятой колонны»?12

* * *

Казачья «самобытность» всё жёстче заявляет о себе. Караул по ночному патрулированию подступов к нашей казарме-интернату казаки по-прежнему игнорируют. Теперь он для них не просто пустячное занятие, а откровенное унижение казачьего достоинства. С трудом сдерживаемся, чтобы не конфликтовать по этому поводу. Делим караульные часы между охотниками-желающими, по-прежнему считаем, что это оптимальный вариант сохранения собственной безопасности.

Режут слух и странные откровения, что то и дело звучат из уст тех, кто составил в отряде «станицу». Постоянно агрессивно декларируется тезис, будто казаки – отдельная нация, всех превосходящая своими достоинствами и способностями. Поразительно, нас, представителей неказачьей части отряда, они называют «русскими». Не то, чтобы презрительно, но с определенным и вовсе непрозрачным намеком на второсортность.

Володька Бес, неунывающий патриот из близкого Подмосковья, уже как-то поднял на смех подобное деление и не без ехидства поинтересовался у одного из станичников: «А вы что, не русские?» Ответом было напыщенное, уже не раз звучавшее здесь: «Мы – казаки!» и угрожающее сопение.

В спорах на «казачье-мужицкие» темы не участвую. Слишком нелепа сама тема и слишком невежественны оппоненты. Разве можно всерьёз принимать тезис о том, что британская столица Лондон основана казаками (лонДон – это в память о реке, с которой пришли «основатели»), что французский Париж также обязан им своим происхождением (Париж – это от слова «париг», что означает порог). Примеров подобных «аргументов» можно привести великое множество.

Помалкиваю и о том, что у меня самого по линии отца – донские «конкретно казачьи» корни. Ещё в начале двадцатого века на карте территории «Войска Донского» была отмечена станица Земцовская. До сих пор неподалеку от родины Михаила Шолохова станицы Вешенской есть хутор Земцов. Неужели «станичники» не знают топонимики родных мест? «Просвещать» их по этому поводу не собираюсь, а то подумают, что примазываюсь к их казачьей «неповторимости».

Кстати, именно здесь, наслушавшись казачьих откровений, я начал подозревать, что самые «крутые» идеи об «избранности и исключительности» в их чубатые головы кто-то заталкивает специально и далеко не с добрыми пожеланиями. Снова вспомнился «убийственный» факт почти насильственного «просвещения» казачьего сознания в московском монастыре с помощью литературы, изданной неведомо на чьи деньги далеко за морем.

* * *

Тихо дичаем. Главная причина – отсутствие информации. И о том, что творится в России. И о том, что происходит здесь, в Югославии. В казарме, куда мы изредка ненадолго приезжаем, есть телевизор. Но что толку? Языка мы не знаем. Качество приема телепрограмм отвратительное (то ли с антенной что-то, то ли такова специфика горной местности). Так что ощущение оторванности от мира – стопроцентное…

* * *

Растрогали пожилые сербки, навестившие нас вечером в казарме. Они притащили целый ворох теплых вещей домашней вязки: жилеты, носки, пояса. Настоятельно попросили сразу примерить. Искренне радовались, что всё принесенное оказалось впору. Какой добротой лучились их глаза! А у нас глаза, признаться, начало пощипывать. Не ожидали мы такого. Низкий поклон вам, сербские женщины.

* * *

Если бы у русского патриотического движения был вождь, командующий с конкретными полномочиями и реальной властью, я бы предложил ему взять на вооружение жесткую установку «наделять правом голоса» только тех, кто свои теоретические выводы и прочие умствования имел возможность хотя бы в какой-то мере подкрепить делом. И не просто делом, а делом, связанным с риском, с опасностью. Теория должна проверяться не за письменным столом, не на ораторской трибуне, а на …баррикадах, в окопе и прочих аналогичных стечениях обстоятельств. Иначе грош цена всем этим статьям, речам, соответственно, грош цена и их авторам, ораторам и прочим теоретикам. Наверное, всё это – агрессивный максимализм, но с учетом впечатлений последнего времени я имею на него полное право!

* * *

Обстановка, в которой мы находимся, располагает к предельной откровенности. В разговорах у костра, в караулах, на перекурах, в рейдах обсуждаются самые различные темы: от достоинств местной виноградной водки до исторических перспектив государства Российского, от боевых качеств оружия, произведенного работягами ещё советской оборонки, до степени влияния международного масонства на политику московского мэра. Мои однополчане могут говорить о чём угодно. Удивительно, в этих разговорах тема былой профессии, недавней работы, то есть тема мирного труда не возникает никогда. Конечно, здесь «аукнулось» то, что многие из них до того, как сделали свой «боснийский выбор», вдоволь нахлебались последствий навалившейся на страну безработицы, всех этих сокращений, реорганизаций, реструктуризаций, модернизаций и прочих нехитрых приемчиков, при помощи которых убивались остатки некогда великой экономики некогда великой державы.

Однако главная причина «забвения» темы мирного труда, кажется, в другом. «Поле» войны, мистика войны, атмосфера войны настолько сильны, влиятельны, энергетичны, что просто подавляют и оттесняют всё, что связано с прошлой мирной деятельностью. Очень может быть, что всё, чем мы раньше занимались (в какой бы социально значимой профессии не трудились) – просто пустяк, сущая безделица по сравнению со значимостью и масштабностью процесса, в котором ныне востребованы. Ведь процесс этот – ни много, ни мало – История, и мы, русские добровольцы, – её полноценные участники!

Разумеется, эту тему в разговорах у костра и на перекурах мы не обсуждаем, но каждый из нас по-своему её чувствует, переживает, ею перебалевает.

* * *

Во все времена, во все эпохи либералы и прочие им подобные очень ловко жонглируют тезисом «все религии равны, все религии одинаковы, все религии одинаково гуманны…». Возможно, очень возможно… Однако, термин «исламский терроризм» в последнее время звучит всё чаще и чаще. Это уже устоявшийся термин. И это в то время, когда термины типа «православный терроризм», «буддийский терроризм» и т. д. так и не появились. Значит, не так уж одинаковы все религии. Вовсе не одинаковы!

Вот тут-то и вспомнился снова трофейный «серборез» с «натруженной», уже успевшей сточиться «рабочей» частью, что показывали мне полгода назад офицеры Республики Сербской. И многое другое вспомнилось.

Война в Боснии только началась, а весь мир облетели фотографии с характерными сюжетами: мусульмане четвертуют пленного серба, мусульмане закапывают живыми сербских ополченцев, мусульмане распинают сербов. Врезалась в память фотография, на которой тщедушный мусульманин-подросток позирует с отруб ленной головой сербского четника.

Прекрасно понимаю, что в любой войне по обе стороны фронта всегда могут обнаружиться люди, способные демонстрировать патологическую жестокость. Однако фотографий, на которых сербы красуются с отрубленными у мусульман головами, так и не появилось. Может быть, дело в национальном характере? Вряд ли. Жестоких наций, равно как и «плохих-хороших» наций не существует. Всемирная история человечества это уже доказала. Уместно вспомнить, что мусульмане Боснии – это те же сербы, поменявшие под давлением захвативших Балканы турок православие на ислам. Неужели дело в религии? Тогда почему молчит мировое сообщество? Почему не расставят верные акценты средства массовой информации, владеющие миллиардными аудиториями? Или опять нам демонстрируют двойные стандарты в самом худшем, подлом и лицемерном, сверхмасштабном варианте?

* * *

Последние несколько дней ловил себя на крамольной мысли: а не пора ли домой? Пытаюсь убедить себя, что имею на это полное моральное право. Зачем ехал сюда? Проверить себя. Кажется, проверил. Ещё что-то могу. От пуль не прятался, каждодневную узду солдатских будней тянул вместе со всеми. Вторая причина отъезда – собран материал для книги или серии материалов о житье-бытье российских добровольцев на югославской земле. С этим, кажется, тоже всё в порядке. Исписаны два блокнота. Дневник велся почти ежедневно. Вряд ли из всего этого получится что-то художественное. Другое важно. Тема – нетронута. Что бы я ни написал о русских в сегодняшней Югославии – всё равно буду первым, кто видел всё это изнутри, кто об этом напишет. Без громких фраз – это важно. Для истории, для нации, для Отечества. Проведенного в шкуре добровольца месяца с хвостиком, пожалуй, достаточно для того, чтобы иметь моральное право писать обо всём, что здесь происходит.

* * *

В отряде – пополнение. Два парня с Украины. Пробрались сюда неведомыми путями. Мотивы неясны. Парни не очень разговорчивы. Плюс два москвича. Один, Николай Р., относит себя к казакам и как доказательство этой принадлежности носит в ухе серьгу из белого металла. Словоохотлив. Пожалуй, даже слишком. Другой – Константин Б. – совсем ещё мальчик. Я внимательно наблюдал за ним несколько дней, и сам факт появления его здесь мне начинает казаться нелогичным. Уж слишком он молод и чист. Едва-едва после армии. На бесцеремонный вопрос: «Ты-то зачем сюда?» по-детски шмыгает носом: «Да так, интересно. Чего в Москве-то делать…» Аргумент слабый. Судя по всему, парень просто ищет себя. Ищет места в жизни, где он нужен и ценен. В Югославию Костя приехал с гитарой.

Инструментом он владеет почти профессионально. В Москве у него остались мать, отец, давно живущие порознь каждый со своей семьей, и девчонка, чьё существование, похоже, сыграло не последнюю роль в его югославском выборе. Забавно наблюдать, как Костя долго и обстоятельно, выпятив нижнюю губу, выбирает и меряет обмундирование, подгоняет ремни, то и дело посматривая на себя в осколок, служащий нам зеркалом. Сущий ребенок! А как сопит, возясь с полученным в личное пользование автоматом! Нет, что бы там ни говорили противники обязательной воинской повинности и прочие деятели пацифистского толка, понятия «мужчина» и «оружие» тесно связаны. Граничащее с культом отношение к оружию – лучшее свидетельство мужского начала, конкретный признак пола.

Кстати, про оружие… С ним, с тем же самым автоматом Калашникова, приходилось иметь дело прежде, в армии, когда служил «срочную» в мотострелковой дивизии. Но одно дело, когда «ствол» получаешь под расписку из оружейной комнаты на какое-то время, когда отчитываешься, опять же письменно, за каждый патрон, израсходованный на стрельбище, и – совсем другой «расклад», когда автомат находится с тобой круглосуточно, когда круглосуточно с тобой и «рожок», битком наполненный смертью, присоединенный к стволу (плюс несколько магазинов в подсумке и в карманах).

В подобной ситуации отношение между человеком и оружием уже совсем другое – не казенно-договорное, не условно-временное, а доверительное, живое. Выходит, человек с оружием, временно взятым в руки, и человек, находящийся с оружием в руках постоянно, – это два очень разных понятия. Не будет преувеличением сказать, что в нашей нынешней ситуации человек и оружие образуют единое целое, что-то очень важное и серьёзное.

И другое показательно. Оказывается, всего несколько недель достаточно, чтобы к оружию привыкнуть так, будто это оружие – часть тебя самого. Со «стволом» здесь спокойней, привычней, уверенней. Скорее всего – это даже не привыкание, а возвращение по тайным каналам генной памяти в давнее прошлое состояние, когда человек, точнее наш предок, был вынужден находиться при оружии круглые сутки.

Интересно, насколько болезненно будет происходить наше отвыкание, отлучение от оружия в той жизни, куда мы вернемся после войны?

* * *

Только что писал про тех, кто составил последнее пополнение нашего отряда. Суток не прошло, а москвич, приехавший вместе с Костей Б., отправился домой. Так и не получив оружия и обмундирования, не подписав контракта. Не объяснив никому причины своего скоропостижного отъезда. Пробормотал себе под нос: «Мне про это никто не говорил…», подхватил так и не распакованную сумку и …рванул в сторону трассы, видимо, в надежде поймать попутку в нужную сторону.

Похоже, это – тот самый случай, когда «отряд не заметил потери бойца». Собственно, бойцом он стать так и не успел. Вряд ли стоит винить в этом его самого. Скорей всего, «недоглядели» те, кто формировал и отправлял эту группу добровольцев. Не отличили случайного человека от потенциальных бойцов, способных рисковать и жертвовать. Пустяк? А если «случайный» человек в отряде «доживет» до участия в бою, в серьёзной операции? Тогда недосмотр вербовщиков запросто может стоить чьей-то жизни.

* * *

Оказывается, сербы уже начинают чувствовать разницу между русскими и казаками. Пожилая женщина, успевшая потерять на этой войне двух сыновей и ныне работающая на кухне нашей базы, в незатейливой беседе заключила: «Русы – это хорошо, это братья, казаки – не хорошо». Встретив наши недоуменные взгляды, пояснила: «Казаки – ракия – много-много (здесь она многозначительно хлопнула себя по кадыку тыльной стороной ладони), стреляют много-много».

Выводы пожилой сербки мы оставили на её совести.

Кстати, пропажу оружия и новых комплектов камуфлированной формы сербы связывают именно с казаками, воевавшими здесь за месяц до нас.

* * *

Пусть сытенькие профессора и картавые мальчуганы до посинения талдычат с телеэкранов про общечеловеческие ценности. Мы знаем, что человек запросто может оказаться в условиях, когда главными ценностями для него будут сухие шерстяные носки и кружка горячего чая. И не потому, что человек – скот, а потому, что таковы условия.

* * *

Сербские командиры-кураторы, от кого мы получаем приказы и распоряжения, часто меняются. Иногда мы даже не успеваем узнать их имена, запомнить их лица. Кажется, в этой тенденции грянул перелом. Уже несколько недель нами командует Бобан И.13 Типичный представитель плеяды молодых, энергичных, инициативных полевых командиров, изучавших «грамматику боя» не в аудиториях военных училищ, а в условиях реальной войны. Бобан – немногословен, несуетлив, в отличие от многих своих предшественников. Обращает внимание и запоминается, кажется, навсегда его взгляд: пронзительный, цепкий, всепроникающий.

Бобану ещё нет и тридцати, но в среде сербских ополченцев у него непререкаемый авторитет, заслуженный организацией многих операций, дерзких, умных, проведенных с минимальными потерями. Ходят слухи, будто он участвовал в акции из разряда «этнических чисток» в феврале этого года. Тогда, опять же по слухам, которые нам не доказать и не опровергнуть, в окрестностях Вышеграда был остановлен поезд, следовавший по маршруту «Белград – Бар», и из него были выведены и расстреляны около двух десятков мусульман.

На первый взгляд, акция – бесчеловечная, антигуманная. Одно «но»: у того же Бобана большую часть близких родственников мусульмане вырезали в ходе тех же самых этнических чисток. Для детей, стариков, женщин исключения не делалось. Возможно, именно их трупы и плыли по Дрине совсем незадолго до нашего прибытия сюда. Сам он только чудом избежал такой участи. Не спешу его оправдывать, не спешу разделять «его стиль и методы», но оснований, чтобы его понять, здесь более чем достаточно.

Опять же вспомнился «серборез» с успевшей затупиться «рабочей» частью. Опять же вспомнилась не мной сформулированная истина, что всякая война – это всегда только фронт, «полуфронтов» там не бывает. Заодно вспомнил и очень актуальный во время нашей последней Отечественной войны (потом стыдливо заретушированный) пламенный призыв И. Эренбурга: «Убей немца…»

В сё-таки верно: в настоящей войне ни «полуфронтов», ни полутонов не бывает. Дай Бог, живым вернуться с этой войны нашему командиру Бобану!

* * *

В военной теории никто из нас не силен. Однако и случайно схваченной из книг, кино и чужих разговоров информации достаточно, чтобы понять: мы здесь, в нынешнем своём положении, – смертники. Начни мусульмане массированное наступление на относительно значительном участке фронта, мы, сколько бы патронов ни было в нашем распоряжении, какой бы героизм ни проявляли, – приговорены. Наступающие, если не сметут, то просто обойдут нас, заключат в кольцо, возьмут измором. А ещё существует авиация с дьявольской методикой коврового бомбометания, тяжелая артиллерия и крупнокалиберные минометы, запросто способные превращать «приговоренный» участок в территорию «выжженной земли». Против всего этого наш пулеметно-автоматный потенциал, даже умноженный всеми нашими доблестями, просто бессилен.

По законам войны, в случае масштабного наступления, мы – обречены. В принципе, это обычная судьба защитников «первой линии». Днем раньше, неделей позднее, без разницы – от пули, осколка, жажды, – исход известен.

Разумеется, вслух об этом говорить нельзя, ибо разговоры на подобные темы и есть пропаганда панических и упаднических настроений, за которую по законам военного времени полагается известно что. Говорить-то нельзя, но куда деваться от мыслей на эту тему?

Обнадеживает другое – сценарий дальнейших событий в этой войне неизвестен никому. Запросто может случиться так, что никакого масштабного наступления с «той стороны» (равно как, к великому сожалению, и «с этой») так никогда и не грянет. Значит, будем на собственном опыте, на собственной шкуре изучать все «прелести» позиционной войны.

А если всё-таки – массированное наступление по всему фронту? Да ещё при поддержке артиллерии и авиации? Только и остается вспомнить расхожую народную мудрость про ту самую смерть, что «на миру красна». А может быть и ничего не надо вспоминать. Достаточно не забывать, что ехали мы сюда по собственному желанию и отчетливо представляли все возможные варианты личной судьбы в этой обстановке.

* * *

Тема «принадлежности к первому эшелону» и «последствий нахождения на передовой» не выходит из головы. Понятно, начни мусульмане наступать на этом участке фронта, нам не поздоровится. Точнее, мы обречены. Не более привлекательные откроются для нас перспективы, если… начнут наступать сербы. Без всякого сомнения, если такой приказ грянет – авангардом атакующих будут, конечно, русские добровольцы. Судьба наступающих в самых первых рядах известна даже неискушенным в ратном деле людям: встреченная огнем обороняющихся, большая часть их …всегда погибает. Велика ли разница: погибнуть в обороне, спасая братьев-сербов, или в наступлении, прикрывая тех же самых братьев от тех же самых мусульманских пуль?

Опасная тема. Неудобная тема. Для добровольцев, приехавших по зову сердца помочь братскому славянскому народу противостоять коварному Мировому порядку, её просто не должно быть. Однако она существует. Больше того, назойливо вертится в сознании, затирая и подминая все темы прочие. Значит, надо «включать внутреннюю цензуру» и волевым усилием заставить себя не думать на эту тему. Хотя бы потому, что от всех этих умствований попахивает рядовой трусостью. Разве стоило ехать за тысячи километров, чтобы убедиться в собственном несовершенстве? Непростительная роскошь!

А во время серьёзной настоящей войны за подобные высказанные вслух «пораженческие настроения» могли бы и к стенке поставить! И были бы правы! Потому что такие мысли откровенно мешают достижению главной цели любой войны – Победе! Значит, про особенности ведения боевых действий в «первом эшелоне» – забыть!

* * *

Караул, заготовка дров, завтрак, обед, ужин – бедноват ассортимент наших занятий. Но выбирать не из чего. В разговорах у костра с напарниками по караулу вспоминаем родных, гражданскую жизнь. Для некоторых эти темы достаточно болезненны. Кого-то бросила и прокляла жена, кто-то попал в переплет, из которого надо было как можно скорее уносить ноги. Московский казачок Ленька К. наехал за рулем своего «жигуленка» на какого-то именитого иностранца. Белорус Валерка Г. запутался в долгах. Кое за кем тянется и самая обыкновенная уголовщина. Что ж, в наших палатках места хватит всем.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации