Текст книги "Бесконечность"

Глава 12

Поднявшееся над озером солнце образовало розовые прорехи в облаках. Я сидел на скамье у воды в дальнем конце Военно-морской пристани. Старое кирпичное здание у меня за спиной было закрыто, и набережная находилась в моем полном распоряжении. Слева от меня горели огнями небоскребы в центре города. Ветер поднимал белые барашки на черной поверхности озера.

В физическом плане я устал от долгого бега и недосыпа. Мне едва удалось покинуть район, но, к счастью, я знал его лучше полицейских, по долгим странствиям по берегам реки вместе с Роско, еще когда мы были подростками. Я полагал, что в настоящий момент полиция ищет меня по всему городу. Серийный убийца разгуливает на свободе. Нужно схватить его до того, как он убьет следующую жертву.

Автобус отвез меня в центр. Я заглянул в круглосуточный магазин, чтобы привести себя в порядок. Вероятно, пользоваться кредитными карточками было опасно, но, к счастью, у меня в бумажнике было полно наличных. Я побрился, вымыл голову и отер пот. Я купил темные очки, однако в целом смена внешности получилась не впечатляющей. От магазина, опустив голову, с лихорадочно мечущимися мыслями, я прошел пустынными улицами до набережной.

К настоящему времени я просидел здесь уже почти час. Меня начинало тревожить то, что я так долго пробыл в одном месте. Я позвонил Еве Брайер, но не мог сказать, придет она сама или пришлет полицию. Взглянув на набережную, я увидел ее, направляющуюся ко мне быстрым и решительным шагом.

Она была в темно-синем платье по колено, которое безжалостно трепал сильный ветер, и в том же самом темном пальто, которое было на ней, когда мы встретились в Гранд-Парке. Берет был натянут низко на лоб, и ей приходилось придерживать его рукой, в то время как ее длинные волосы метались по лицу. Ева Брайер села на скамейку в паре шагов от меня, словно мы были не знакомы друг с другом, что по-прежнему соответствовало истине. По крайней мере, в отношении меня. На какое-то время ее взгляд затерялся в озере, но затем она повернулась и пристально посмотрела на меня:

– Повтори еще раз то, что ты сказал по телефону.

– Потому что вы мне не верите? – спросил я.

– Совершенно верно. Я тебе не верю, потому что это невозможно.

– Думайте что хотите, но нас двое. Два Дилана Морана в одном мире, делящих одно пространство. Это вы привели его сюда.

– С чего ты это взял?

– Потому что он воспользовался вашим кодовым словом, чтобы сбежать. «Бесконечность».

– Мое лечение просто не могло дать подобных результатов.

– Думаю, вы ошибаетесь. Думаю, ваш метод открыл дверь, и каким-то образом другому Дилану Морану удалось в нее пройти. Он убийца. Следователь показал мне фотографии женщин, которых он убил. Их четверо – и все они внешне вылитая Карли. И вот сейчас он где-то затаился, чтобы продолжать заниматься этим.

Ева Брайер протянула свою длинную руку, чтобы погладить меня по голове, вторгнувшись в мое личное пространство, словно я был домашним животным.

– Понимаю, ты не хочешь это слышать, но, быть может, все это ты.

– Я не убийца. За мной много грехов. Но я не убийца. Только не в этом мире.

Отняв руку, Ева снова устремила взор на озеро.

– Если ты прав, последствия этого могут быть… пугающими.

– Почему вы удивлены? Вы же сами говорили, что весь смысл вашей терапии в том, чтобы создавать мосты, связывающие с другими мирами.

– Да, конечно, но ты сейчас говоришь о…

– Я говорю о Дилане Моране, который опасен. Ева, вы сказали, что я обратился к вам за лечением. Если теория Множественных миров верна, бесконечное число других Диланов обратились к вам за тем же самым лечением в других мирах. Только представьте себе, что этот двойник, этот кровожадный Дилан, проведал о том, что происходит. Он связался с одним из ваших пациентов и проследовал за ним в совершенно новый мир. В охотничьи угодья. Где он может убивать, не опасаясь быть схваченным, поскольку все улики укажут на того Дилана, который в действительности живет в этом мире. А как только он захочет бежать, у него наготове дверь к бегству. Вы. Ева, он использовал вас для того, чтобы приходить и уходить. Кто может сказать, сколько раз он проделывал это и в скольких разных мирах? Это идеальное преступление.

Ева нахмурилась:

– И что вы собираетесь предпринять?

– Найти его и остановить до того, как он убьет еще кого-нибудь.

– Во Множественных мирах?

– Да.

– У вас ничего не выйдет, – решительно покачала головой Ева. – Законы гласят, что, даже если вы его найдете, в игру вступят все варианты. Это означает, что вам никогда не удастся его остановить. Всегда будет мир, где он сможет уйти.

– Возможно, но законы также гласят, что нельзя прыгать между временнóй шкалой. Он нарушает законы. Насколько мы можем судить, он единственный Дилан, додумавшийся до того, как это делать.

– А что, если он остановит вас? Что, если вы не вернетесь назад?

Я обвел взглядом раскинувшийся вокруг город. Мой город. Мой дом.

– Со мной здесь все кончено, Ева. Здесь для меня не осталось ничего. Роско нет. Карли нет. После того как полиция меня схватит, остаток жизни я проведу за решеткой. Для меня не имеет значения, вернусь ли я обратно.

– У вас ничего не получится, – настаивала Ева. – Вы не сможете пересекать границу между различными мирами.

– Ну, если не попробую я, это сделает какой-нибудь другой Дилан, правильно? Вы сказали, что в игру вступают все варианты. Так что это могу быть и я. Вы захватили лекарство?

Ева оглянулась по сторонам, убеждаясь в том, что на набережной, кроме нас, никого нет. Открыв сумочку, она достала ампулу с прозрачной жидкостью и шприц.

– Вот что я использую.

– Как это действует?

– Сделав укол, я с помощью гипнотического внушения направлю вас во Множественные миры. Вы ничего не почувствуете.

– Что вы мне введете?

– Коктейль из галлюциногенов. Я экспериментировала с различными смесями еще со времен учебы в колледже, стремясь найти сочетание, которое делает головной мозг наиболее восприимчивым к альтернативным реальностям. Понимаете, в этом ключ. Все мы с детства убеждены в том, что знаем, что такое реальность, и единственный способ попасть в параллельный мир – это разбить эту уверенность.

– «Люси в небесах с алмазами»[10]10
  «Люси в небесах с алмазами» – песня группы «Битлз» в исполнении Джона Леннона. Текст песни носит сюрреалистический оттенок, а первые буквы существительных в названии образуют аббревиатуру ЛСД, которая в 1960-х ассоциировалась с одноименным наркотиком.


[Закрыть], – сказал я.

– В каком-то смысле, – натянуто усмехнулась Ева.

– На что это будет похоже?

– В первый раз ощущения могут оказаться очень сильными, – предупредила меня она. – Все то, что вы будете видеть своими глазами, все ваши поступки будут прямиком поступать в глубины вашего сознания. Вы превратитесь в некое подобие Центрального вокзала, где будут пересекаться пути различных версий вас. Я не знаю, что вы увидите, но перегрузка чувственными восприятиями может оказаться слишком сильной. Если такое произойдет, вы знаете кодовое слово, которое поможет вам выбраться.

– «Бесконечность».

– Совершенно верно. Если вы произнесете это слово, оно вырвет вас оттуда, где вы находитесь, и завершит сеанс.

– И вернет меня прямиком сюда? – спросил я.

– Оно вернет вас куда-то. Больше я ничего не знаю. Я всегда полагала, что Дилан, которого я отправляла в пустоту, это тот же самый Дилан, который возвращался ко мне. Но теперь я думаю, что это не так. Насколько я могу судить, через несколько секунд рядом со мной на скамейке окажется какой-нибудь другой Дилан. Я этого не почувствую. А все остальное останется без изменений.

– Мне горько сознавать, что я передам все свои ошибки кому-то другому, – усмехнулся я.

– Не шутите! – Лицо Евы стало строгим. – Дилан, вы ведете себя так, будто хуже для вас ситуация уже не станет. Может стать. Может стать гораздо хуже. И помните, куда бы вы ни отправились, другой Дилан уже там. Это его жизнь, а не ваша.

– То есть?

– То есть вы должны помнить то, что я говорила. Возможно, у вас возникнет соблазн остаться. Возможно, вы захотите убить эту другую версию себя и прибрать к своим рукам его мир.

– Я не убийца! – решительно повторил я.

– Вы уверены?

Я ничего не ответил. Я посмотрел на солнце, поднимающееся над водой. Город пробуждался к жизни. Скоро на набережной появятся люди. Я нетерпеливо засучил рукав.

– Давайте побыстрее покончим с этим!

Набрав из ампулы жидкость, Ева постучала ногтем по шприцу. Придвинувшись ко мне, она взяла меня за запястье и сжала его, нащупывая вену. Найдя ее, она приставила к коже стальную иглу.

– Последняя возможность.

– Колите!

Я почувствовал укол пчелиного жала. Ева нажала на поршень шприца.

Какое-то мгновение окружающий мир оставался тем же самым. Ничего не произошло. Я был Диланом Мораном, я находился на Военно-морской пристани, я сидел на скамейке рядом с доктором Евой Брайер. Я ощутил сомнение, желание ухватиться за этот мир, однако останавливаться было уже слишком поздно. Кровь разнесла препарат по всему моему телу, выплеснувшись волной на песок. Я закрыл глаза, а когда снова их открыл, я уже не был на набережной. Куда бы я ни попал, я переместился очень далеко.

Я услышал хор миллиарда голосов, нашептывающих мне, каждый в отдельности едва слышный, но вместе они были такими громкими, что мне захотелось заткнуть уши руками. Сначала я ничего не видел. Белизна. Мрак. Затем что-то передо мной обрело очертания. Что-то реальное. Что-то знакомое. Я увидел кафе на пустынной улице. Было уже поздно, и за окном виднелись яркие огни. За стойкой сидел в одиночестве мужчина, одинокий житель города. Костюм. Фетровая шляпа. Спиной ко мне. Рядом с ним, но не вместе с ним, сидели еще двое: мужчина и женщина. Мужчина был в костюме, как и тот, первый. Женщина была рыжеволосая, в красном платье.

Этот образ не был реальным.

Это была картина, которую я видел уже тысячи раз.

Я находился в Институте искусств и смотрел на «Полуночников».

Глава 13

– Иногда я смотрю на эту картину часами, – произнес голос рядом со мной. – Не знаю, в чем дело, но она буквально засасывает меня в себя. На самом деле это очень любопытная история. Картины не было бы здесь и в помине, если бы не мой дед. Когда он был еще совсем маленьким, он случайно наткнулся на директора музея и тем самым спас ему жизнь, не дав попасть под колеса машины. В следующем году директор приобрел «Полуночников» у Эдварда Хоппера.

Я оглянулся на мужчину, сказавшего это. У него на лице была рассеянная улыбка, совсем не похожая на мою. Он был в серой тенниске с пуговицами на вороте. Его линялые джинсы порядком обтрепались, окладистая борода серьезно нуждалась в стрижке, а беспорядочно спутанные темные волосы торчали в разные стороны. Я бы скорее умер, чем допустил бы такой внешний вид, и тем не менее это был я.

Я, но не я. Двойник. Близнец.

– Кажется, этот рассказ я уже слышал, – сказал я ему.

Мужчина посмотрел на меня, однако у него на лице не отразилось никакой реакции, словно он не нашел ничего странного, столкнувшись с полным своим подобием. А может быть, он просто ничего не заметил.

– О, вот как? Вы знакомы с Эдгаром? Ну, он частенько сюда приходит. Эту историю он готов рассказать первому встречному.

– Ну а вы? – спросил я. – Вы сами тоже часто сюда приходите?

– Я? Теперь уже нет. Пару лет назад я переехал из Чикаго. Народу слишком много, зима слишком долгая. Я пытался уговорить Эдгара уехать вместе со мной, но этот старый упрямец ни за что не хотел покидать город. Я сейчас на песке на Кокосовых островах. Постоянной работы нет, перебиваюсь чем получится, но все дело в волнах.

– Серфинг?

– Да, черт побери!

– Ну, можно жить и так, – в ужасе пробормотал я.

– Ну да. Это лучшее, что я знавал в жизни. – Мужчина протянул мне руку: – Дилан Моран. Уроженец Чикаго, ставший прожигателем жизни на пляже.

– Меня тоже зовут Дилан, – ответил я.

– Мир тесен.

– Очень тесен.

Я обвел взглядом музей. Все детали в точности соответствовали тому, что было запечатлено в моей памяти, все картины выглядели такими же живыми и красочными, как оригиналы, все окна в крыше и все доски паркета «елочкой» под ногами нисколько не изменились. Мне казалось невозможным, что мое сознание способно в одно мгновение воссоздать полную копию музея, однако факт был налицо. Но только где все остальные мои копии?

Мы с Диланом-серфером были здесь вдвоем.

– Я ищу одного человека, – сказал я.

– О, да?

– Я тут подумал, может быть, вы его видели. Коротко подстриженные темные волосы, двухдневная щетина, злобная усмешка. Ходит в поношенной старой черной кожаной куртке, покрытой пятнами.

Улыбка второго Дилана погасла.

– Дружище, вам лучше его не искать. Это плохой человек.

– Да? И что с ним не так?

– Ходят слухи. Этот чувак приносит несчастье. Куда бы вы ни направлялись, постарайтесь, чтобы он не последовал за вами туда.

– Спасибо за совет.

Я услышал за спиной шаги. Обернувшись, я увидел, как в галерею вошел еще один Дилан Моран. У этого голова была обрита наголо, он был в черной водолазке, с круглыми очками в серебристой оправе на лице. Все в нем было аккуратным и четким. Он не спеша прошел мимо нас к соседней картине, сюрреалистическому полотну Питера Блюма[11]11
  Блюм, Питер (1906–1992) – американский художник и скульптор, создававший свои работы в таких разных стилях, как реализм, пуризм, кубизм, прецизионизм и сюрреализм.


[Закрыть] «Скала». Центральное место в этой картине занимает сфера с неровными краями, похожая на расколотую розовую жеоду[12]12
  Жеода – полая крупная секреция, минеральный агрегат, образовавшийся в результате заполнения пустот в горных породах.


[Закрыть], вокруг которой суетились рабочие с кирками. Одинокая коленопреклоненная женщина протягивала к сфере руки, словно поклоняясь ей. Бритый наголо Дилан остановился перед картиной, живописно скрестив руки на груди. Время от времени он подавался вперед, изучая какую-нибудь отдельную деталь.

– Это картина рабочего человека, – сказал я, присоединяясь к нему.

Он с серьезным выражением оглядел меня, но, подобно Дилану-серферу, никак не показал, что увидел во мне своего близнеца.

– Да, мой отец частенько повторял, что эта картина подчеркивает благородство человека труда.

– Не помню, чтобы мой отец когда-либо ходил в музей.

– Вот как? Мой отец работал здесь до ухода на пенсию. Он был специалистом по истории искусства. На самом деле вся наша семья в каком-то смысле связана с этим музеем. Именно благодаря отцу моего отца мы имеем в коллекции «Полуночников».

– Даниэль Каттон Рич? Счастливое спасение от колес грузовика?

– О, вы слышали эту историю. Да, совершенно верно.

– Ваш отец еще жив? – спросил я.

– Жив. Но в прошлом году умерла моя мать. Рак.

– Сочувствую.

– Ну, ее смерть еще больше сблизила нас с отцом. Полагаю, мы бы не пережили это тяжелое время друг без друга.

Я постарался представить себе мир, в котором мой отец не убил мою мать. Мир, в котором оба они были рядом со мной, пока я рос, взрослел, в котором мой отец не пил, водил меня в музеи и позволял мне стать частью своей жизни. Я больше ничего не знал о стоящем передо мной Дилане, но уже сознавал, что завидую ему.

Я начинал понимать, о чем меня предостерегала Ева Брайер.

«Возможно, у вас возникнет соблазн остаться».

Из разных залов музея ко мне подходили другие Диланы. Полдюжины. Два десятка. Сорок. Вскоре я сбился со счета. Все они разительно отличались друг от друга и в то же время были одинаковыми. Они были одеты по-разному. У одних были бороды, у других не было. Одни были более грузными, чем я, другие более худыми. Один приехал в кресле-каталке. У одного вместо правой ноги был протез. Некоторые показались мне полными моими копиями: лишь несколько мелких деталей, говорящих о том, что их жизнь отличалась от моей.

Но я не увидел Дилана, одетого в кожаную куртку моего отца.

Я бродил по музею, заполнявшемуся народом. Мы постоянно натыкались друг на друга, эти Диланы Мораны были повсюду, в каждом крыле. У выставки американской готики я увидел одного Дилана, остановившегося посреди галереи, в то время как остальные сплошным потоком проходили мимо него. Он был одет в точности так же, как и я: помятый блейзер, грязные брюки, сбившийся набок галстук. По его раскрасневшемуся лицу текли слезы, грудь вздымалась от отчаяния.

– Что с вами? – спросил я.

У него бессильно отвалилась челюсть. Из раскрытого рта вырвался утробный крик, пронизанный невыносимым страданием. Он посмотрел на меня, переполненный болью:

– Карли умерла!

Эти слова буквально оглушили меня.

– Да, знаю. Я вам сочувствую.

– Я не могу без нее жить. Не могу!

Сраженный горем Дилан сунул руку в карман пиджака, достал пистолет и передернул затвор. Я непроизвольно сделал шаг назад и поднял руки.

– Дилан, уберите пистолет!

Он покачал головой, продолжая всхлипывать. У меня на глазах он открыл рот и обхватил губами дуло пистолета. Его дрожащий палец лег на спусковой крючок. Из носа у него текли сопли, дуло облепила пенящаяся слюна. Его перекошенное лицо стало похоже на «Крик» Мунка[13]13
  Мунк, Эдвард (1863–1944) – норвежский живописец и график, один из первых представителей экспрессионизма. Самым узнаваемым его образом является картина «Крик».


[Закрыть], словно он стал еще одной картиной в экспозиции музея.

– Дилан, нет! Не надо, не делай этого! – Я оглянулся вокруг: теперь Диланов были уже сотни. – Кто-нибудь, помогите!

Но никто не остановился. Никто даже не обратил внимания на разворачивающуюся драму.

Стоящий передо мной Дилан нажал на спусковой крючок. Пуля вылетела из затылка, обрызгав Диланов позади него кровью, осколками кости и мозговым веществом. Они никак не отреагировали на это, как ни в чем не бывало продолжая свой путь в одежде, забрызганной остатками головы другого человека. Сраженный горем Дилан рухнул на пол передо мной. Остальные шли прямо по нему, словно его и не было. На паркетном полу образовалась лужица крови, в которую наступали другие Диланы.

Я начал протискиваться сквозь толпу, стараясь выбраться отсюда. Мне требовалось выбраться на открытый воздух, но помещение заполнялось все новыми Диланами, усиливая чувство клаустрофобии. Я вынужден был прокладывать себе путь силой, расталкивая людей в стороны. Все остальные Диланы вокруг занимались тем же самым, судя по всему, не замечая присутствия других.

Наконец в атриуме с главной лестницей музея я прислонился к перилам, чтобы отдышаться. Прямо позади меня возвышалась мраморная скульптура «Самсон, разрывающий пасть льва». В окна на потолке вливался ослепительный солнечный свет. Атриум был наполнен странным шумом, монотонным гулом, состоящим из отдельных слабых звуков – шуршания ткани, стука каблуков по каменным плитам, – которые, сливаясь воедино, оглушительным напором воздействовали на мой слух. Мне хотелось отгородиться от него, просто потому, что он был таким громким, но, даже зажав уши руками, я не смог заглушить этот рев.

Об этом Ева также предупреждала меня. Первое столкновение с Многими мирами оказалось невыносимым.

Мне отчаянно захотелось сказать это слово: «Бесконечность». Произнести его вслух, и тогда этот хаос закончится. Я вернусь в свою версию реальности, где я только один. Однако в этой реальности Карли погибла, а меня разыскивают за убийство.

Тут я опустил взгляд.

И увидел его.

Там, где четыре лестницы, ведущие вниз, встречались на площадке первого этажа, я увидел среди тысячи Диланов одного, стоящего совершенно неподвижно. Остальные обходили его стороной. Море двойников расступалось, освобождая ему место.

Этот Дилан был в куртке моего отца.

Я увидел, как он поднял взгляд и тоже меня увидел. Его небесно-голубые глаза были холодными и прозрачными. Он узнал меня, и его рот скривился в жестокой усмешке. Мы узнали друг друга. Меня захлестнула волна садизма, я понял, что это тот самый человек, что шептал мне на берегу реки, что прятался в шкафу в моей спальне, признаваясь полиции в своих преступлениях, что пронзил ножом сердца по крайней мере четырех женщин, похожих на Карли.

Никакого бесконечного числа убийц по имени Дилан Моран.

Всего один человек. Вот этот. Тот самый, который догадался, как сломать законы.

– Остановите его! – крикнул я. – Задержите его!

Никто не обратил на мои крики внимания. Дилан в кожаной куртке направился вниз по лестнице, и перед ним в толпе образовалась новая дорога. Я попытался бежать, последовать за ним, догнать его, однако я был заперт и не мог двинуться с места. Сплошная стена Диланов удерживала меня там, где я находился, никак не реагируя на мои крики расступиться и освободить мне дорогу. Перила, у которых я стоял, и лестница кишели моими двойниками. Я был прикован к своему месту. Моя копия в кожаной куртке скрылась из виду. Если я не доберусь до него прямо сейчас, он исчезнет, откроет дверь в другой мир, где я уже никогда не смогу его найти.

Я ухватился за перила обеими руками. Чтобы освободить хоть какое-то пространство, я с силой лягнул ногой вправо, отгоняя других Диланов, затем то же самое сделал левой ногой. Получив для движения несколько свободных дюймов, я перебросил ноги через перила второго этажа и прыгнул вниз. Расстояние было не слишком большим, и все же у меня возникло ощущение, будто я ныряю с обрыва. Мое тело ускорилось, после чего я упал на толпу под собой, раскидывая Диланов, словно кегли. Они смягчили удар падения. Я упал на пол, поднялся на ноги и ринулся вниз по лестнице подобно Уолтеру Пейтон у[14]14
  Пейтон, Уолтер (1956–1999) – выдающийся игрок в американский футбол, нападающий.


[Закрыть].

Поверх голов остальных Диланов я увидел двери музея. За стеклом ослепительно сияло солнце. Я не знал, выходят эти двери на Мичиган-авеню и скульптуры львов, охраняющих вход в музей, или куда-нибудь совершенно в другое место. Но они вели наружу. Двери были порталом, позволяющим покинуть сознание множества Диланов Моранов, и мои двойники бесконечной процессией один за другим выходили на улицу. Двери открывались. Двери закрывались. Один за другим Диланы уходили в свои разные миры.

Я увидел его. Дожидающегося своего череда.

Он стоял у дверей, изучая каждого выходящего, оглядывая его с ног до головы, словно определяя идеального Дилана для следующего идеального преступления.

Я ринулся к нему, с криками прокладывая себе дорогу сквозь людскую массу, преградившую мне путь. Он увидел мое приближение, но не предпринял никаких попыток бежать. Он наблюдал за мной со стоическим злобным любопытством – волк, озадаченный нападением собаки. Я подходил все ближе и ближе. Мне не было никакого дела до тех, кто был вокруг. Я толкался, лягался, размахивал кулаками, прокладывая себе дорогу, словно первопроходец, валящий в густой чаще одно дерево за другим.

Когда я находился от него всего в шести шагах, нас разделяли лишь несколько человек, все произошло практически мгновенно.

Один из Диланов Моранов подошел к стеклянным дверям. Этот Дилан был очень похож на меня: та же стрижка, тот же блейзер, словно он приходил в музей, чтобы встретиться с Эдгаром перед «Полуночниками», а теперь возвращался обратно в гостиницу «Ласаль плаза». Единственным отличием между нами, которое я заметил, когда он поднял руку, чтобы открыть дверь, было то, что у него на правой руке не было перстня. Я же постоянно носил перстень, подаренный мне в школе Роско, после аварии, в которой он погиб.

Мне захотелось узнать, где разошлись наши пути.

Где он свернул с того жизненного пути, по которому шел я.

Но у меня не было времени думать об этом. Дверь открылась, и внутрь ворвалась волна свежего воздуха, принесшая шум города. Где-то там был Чикаго. Дилан без перстня Роско исчез в белом сиянии, и в это самое мгновение Дилан в кожаной куртке подмигнул мне и переступил порог следом за ним.

«Что бы ты ни делал, не позволяй ему следовать за собой».

Дверь за двумя Диланами начала закрываться. Каким-то образом я осознал, что, когда дверь закроется, мир за ней окажется навсегда отрезан от меня – лишь одна вселенная из многих мириад, и я больше никогда не смогу ее найти.

Рванув, я пересек разделявшее нас пространство и оттолкнулся ногами, поднимаясь в отчаянном прыжке. Мое тело влетело в дверь в то самое мгновение, когда она закрылась, и свет вокруг меня стал ярче и жарче, словно я несся навстречу солнцу.

Затем не осталось ничего. Никакого города. Никакого Чикаго.

Вообще ничего.