Текст книги "Невероятное влечение"

– Александра никогда не сделала бы ничего подобного! – постаралась образумить отца Оливия, но ее глаза округлились, в них теперь явно читался страх.

После долгого молчания Александра наконец-то робко прошептала:

– Я думала, что он добрый… что он – принц.

У Эджмонта перехватило дыхание, он в ужасе схватился за голову и отпрянул от дочери. Из его глаз брызнули слезы.

Оливия побелела от шока, как и Кори. Сестры не могли пошевелиться, они словно вросли ногами в пол.

– Я думала, что он станет нашим спасителем, – прерывисто сказала Александра. – Я так ошибалась!

– Боже праведный! – выдохнула Оливия.

– Отец, тебе нужно обналичить этот чек, – с усилием произнесла Александра и закрыла лицо руками. Ни разу в своей жизни она еще не была столь оскорблена, унижена, опозорена… Сестры никогда не будут восхищаться ею снова – да и с какой стати они должны это делать? В конце концов, она – лишь ничтожная шлюха.

Кори повернулась и выбежала из комнаты. Оглушительно хлопнув дверью, она помчалась из дома прочь, куда глаза глядят.

Сгорая от стыда, Александра осмелилась поднять взгляд. Оливия все еще стояла на месте, объятая ужасом. «Почему? Как ты могла решиться на такое?» – безмолвно кричали ее глаза.

– Мне так жаль… – в бессилии прошептала Александра.

Отец обернулся к ней и резко бросил:

– Ты все еще видишься с ним?

Собравшись с последними силами, она отрицательно покачала головой.

– Значит, он использовал тебя, а потом вышвырнул? – жестоко спросил Эджмонт.

О боже, ситуация становилась все хуже и хуже!

– Нет, все произошло совсем не так… Это была ошибка – для нас обоих, – сказала Александра, осознавая, как же это смешно – защищать Клервуда теперь.

Повисла напряженная тишина. Оливия обошла вокруг стола и уселась рядом с ней, взяв за руку. Как же Александра была ей благодарна за этот жест поддержки!

Затянувшийся болезненный момент миновал.

– Теперь-то ты точно выйдешь замуж за Денни, – постановил Эджмонт и решительно взглянул на старшую дочь. – У тебя может быть ребенок. Я скажу сквайру, что ты приняла его ухаживания.

Дрожь пронзила тело Александры. Она старалась не думать о том, что могла забеременеть, но сейчас не осмеливалась спорить с отцом.

Эджмонт направился к выходу из кухни, но на полпути остановился:

– Ты выйдешь замуж в течение месяца.

Самым разумным в сложившейся ситуации было немедленно скрыться в своей комнате. Александра закрыла дверь, тяжело дыша, из последних сил сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Перед ней предстали увядшие красные розы.

Теперь она потеряла все. Абсолютно все: доброе имя, гордость, честь, чувство собственного достоинства и уважение своей семьи. Терять больше было нечего – за исключением свободы.

Александра крепко обхватила себя руками, думая о добром сквайре и жестоком герцоге. Потом импульсивно схватила розы и принялась с яростью запихивать их в маленькую корзину для бумаг, стоявшую у комода. В это мгновение она услышала, как открылась дверь, и, оглянувшись, заметила скользнувшую в комнату Оливию.

– С тобой все в порядке? – спросила сестра, закрывая за собой дверь.

– Нет, не в порядке. – Александра заталкивала розы в корзину, безжалостно ломая их. Острые шипы вонзались в ладони.

Оливия тепло приобняла ее:

– Я понимаю.

Александра отпрянула от сестры:

– Неужели ты понимаешь? Потому что я сама не могу себя понять.

– Он невероятно обольстителен – и ты, как всегда, не могла думать ни о чем другом, кроме как принести себя в жертву ради нас, – пристально взглянула на нее Оливия.

– Он просто невероятно обольстителен, – прошептала Александра, и ее сердце вдруг отозвалось такой острой, нестерпимой болью, словно разлетелось на мелкие осколки. Слезы опять подступили к глазам. – Я действительно думала, что он добрый.

– А он оказался презренным ничтожеством, способным так жестоко воспользоваться тобой, – прошептала Оливия. – Я его ненавижу.

Александра пошатнулась и рухнула на стул, не в силах устоять на ногах, слезы хлынули из ее глаз. До этого момента она еще с трудом, но держала себя в руках, однако теперь эта задача была уже непосильной. Клервуд отверг ее, и это причиняло нестерпимую боль. Но еще больше ранили его несправедливые упреки.

– Я тоскую по Оуэну, Оливия, – призналась Александра.

Ошеломленная, Оливия уселась рядом и крепко обняла ее.

– Конечно, ты тоскуешь по нему. Оуэн был твоей настоящей любовью. – Сестра вдруг откинулась назад и внимательно посмотрела на нее. – Но я хорошо тебя знаю, Александра. И понимаю, что ты не сделала бы того, на что в итоге пошла, только ради нас. Ты любишь его, Клервуда?

– Не знаю… может быть. Но как я могу любить его? Он так жесток!

И Александра разразилась горькими рыданиями. Оливия снова обняла ее.

Прошло довольно много времени, а Александра все оплакивала разбитое сердце и разрушенные мечты – мечты, которые она едва ли смела осознавать. Но образ герцога по-прежнему неотступно был с нею – как, впрочем, и всегда, – и он не был полон ненависти и жестокости. Стивен казался нежным, добрым. Ах, как же поздно Александра поняла, что полюбила его!

Когда все слезы были выплаканы, когда внутри остались лишь трепещущее от горя сердце и разбитая душа, она выскользнула из объятий сестры.

– Прости, мне очень жаль. Ты ведь знаешь, что я никогда не плачу.

– Что ты! – возразила Оливия, и ее лицо вдруг исказилось от страха. Стараясь говорить как можно спокойнее, она спросила: – Ты могла забеременеть?

Александра закрыла глаза. С одной стороны, она была бы счастлива стать матерью. С другой, герцог решил бы, что это лишь часть ее коварного замысла, ловушки, в которую она хочет его заманить, заставив жениться. Именно поэтому Александре пришлось бы позаботиться о том, чтобы Клервуд никогда не узнал об их сыне или дочери – и в этом, несомненно, очень помог бы брак со сквайром. Александра растерянно взглянула на сестру.

– Вряд ли, – наконец промолвила она, быстро высчитав «опасные» дни. Теперь Александра не сомневалась, что избежала нежелательной беременности.

– Пожалуйста, откажи Денни, – сказала Оливия.

Александра в изумлении посмотрела на нее:

– Как я могу? Теперь? Отец просто уничтожен, да ты и сама видела, в каком он состоянии! Этот брак, который так мне отвратителен, станет моей карой.

Теперь и Оливия едва сдерживала слезы.

– И как мы дошли до этой ужасной ситуации?..

– Это – полностью моя ошибка, – ответила Александра, – хотя я всегда хотела лишь одного: позаботиться о вас с Кори.

На сей раз средняя сестра горько плакала, а старшая сжимала ее в объятиях.

Александра знала, что не может прятаться в своей ком нате вечно. Поэтому она спустилась на кухню, приготовив ужин, как обычно. Блюда стояли в печи, чтобы не остыть, пока три сестры ждали отца, который должен был вернуться из Фокс-Хилл. Александра была уверена, что Эджмонт приедет в компании сквайра, который наверняка будет пребывать в замечательном, праздничном настроении. Она даже сервировала еще одно место за столом.

Александру подташнивало, но она не роптала: если плохое самочувствие и слабость – часть ее наказания, так тому и быть.

Кори поставила в центре стола вазу с сухоцветами. С тех пор как младшая сестра стала свидетельницей ужасного объяснения Александры с отцом, она не сказала ни слова. Лицо Кори было пепельно-бледным и мрачным, она старательно избегала встречаться взглядом с родными, особенно с Александрой. Та хорошо знала свою юную сестру-идеалистку и понимала, что Кори никак не может отойти от потрясения, которое испытала, когда узнала о продолжении любовной связи Александры с Клервудом. Что ж, Кори чувствовала себя преданной, и старшая сестра не могла винить ее в этом.

До них наконец-то донесся скрип открывающейся двери, но, судя по звуку шагов в передней, отец пришел один.

Александра взглянула на Оливию и попросила:

– Не могла бы ты погасить огонь в печи?

Потом, вытерев руки о фартук и сняв его, поспешила в коридор встречать отца.

Подчеркнуто не глядя на дочь, Эджмонт сразу прошел в кабинет, где тут же припал к огромному стакану неразбавленного джина. Александра застыла в дверном проеме, сзади замерла в ожидании Оливия. Старшая сестра не знала, что и думать, к тому же она была просто выпотрошена эмоционально, чтобы делать какие-либо выводы.

– Сквайра не было дома?

Эджмонт опрокинул в себя половину содержимого стакана и обернулся, устрашающе сверкая глазами:

– Он дома. И до него тоже дошли слухи.

Александра застыла на месте, объятая ужасом. Она просто не могла вынести новых горестей!

– Мы можем поговорить о сквайре завтра? Ужин готов.

Александра вздрогнула, чувствуя, будто само небо падает на нее сверху. Оливия взяла сестру за руку.

Отец рванулся вперед, трясясь от ярости.

– Он слышал все, каждую чертову сплетню о тебе и твоем треклятом герцоге! Он не желает иметь с тобой ничего общего, и я его не виню!

Александра чувствовала неумолимое приближение удара, но была слишком обессилена, чтобы сделать попытку защититься, хотя Оливия пронзительно закричала. Эджмонт обрушил тяжелый удар на лицо старшей дочери, с силой отшвыривая ее сначала назад, к двери, а потом к стене.

До этого момента никогда, ни разу в жизни отец и пальцем не притронулся к Александре. Теперь же ее взор затуманился, перед глазами все на мгновение померкло, а потом озарилось ярко вспыхнувшими звездами. Резкая боль пронзила правую скулу.

– Отец! – что было мочи завизжала Оливия.

Сжав горевшее нестерпимой болью лицо, Александра рухнула на пол, комната сейчас отчаянно кружилась, перед глазами все плыло.

Эджмонт грозно навис над ней.

– Ты – не такая, как твоя мать! – орал он. – Ты – шлюха!

Александра свернулась калачиком, защищая голову и готовясь к новому удару. И тут Оливия и прибежавшая на шум Кори набросились на Эджмонта, колотя его кула ками.

– Оставь ее в покое! – рыдала Кори. – Оставь в покое мою сестру!

Александра поднялась, пошатываясь, все еще потрясенная жестокой силой пощечины, а еще больше – видом своих сестер, обрушивавших гневные удары на спину отца.

– Остановитесь! – выкрикнула она.

Эджмонт сумел вырваться из рук дочерей, слезы потоками сбегали по его лицу. Он поднял дрожавшую руку и направил указующий перст в сторону Александры:

– Убирайся вон из этого дома!

Глава 11

Александра с тревогой наблюдала за тем, как хозяин постоялого двора просматривал свои записи в поисках свободной комнаты. Кори и Оливия ждали рядом с ней. Подходящего жилья, которое можно было снять, ближе к дому не нашлось, и они целый час добирались до юго-западного предместья Лондона. Тут и там виднелись изрыгавшие из труб темный дым заводы и прибывавшие в гавань пароходы; облицованные кирпичом и оштукатуренные здания, стоявшие вдоль оживленной улицы, почернели от постоянной копоти. Воздух был спертым, тяжелым, а работавшие мужчины, женщины и даже дети, сновавшие взад-вперед, были истощенными от недоедания, бледными, буквально прозрачными, и грязными. За последнее десятилетие Лондон радикально изменился и теперь стал почти неузнаваемым: комбинаты и фабрики были повсюду, точно так же, как грохочущая железная дорога. Сдаваемые внаем комнаты в домах, располагавшихся рядом с Эджмонт-Уэй, были, по мнению Александры, чересчур дорогими или недопустимо грязными. Еще од ной напастью оказались грязные намеки владельцев гостиниц, недвусмысленно говорящие о том, что именно она должна сделать ради того, чтобы получить жилье. Найденный сестрами теперь постоялый двор едва ли выглядел гостеприимно, но комната, которую Александра могла себе позволить, была дешевой – и довольно чистой по сравнению с остальными номерами, которые ей уже довелось осмотреть.

Так что жилье оказалось вполне сносным – если не считать, конечно, отсутствия уединения, ведь приходилось делить дом с дюжиной других нанимателей. Умываться теперь следовало прямо в комнате, накачав воды на внутреннем дворе.

– Отец передумает! – отчаянно воскликнула Кори, ее глаза были красными и опухшими от слез.

Мысли об Эджмонте причиняли Александре нестерпимую боль.

– Я отнесу свои сумки наверх, – сказала она, пытаясь весело улыбаться. – Уже поздно, и вам пора возвращаться домой.

– Мы не можем позволить тебе остаться здесь, Александра, – нервно вздрогнула Оливия, когда перед ними, призывно подмигивая, прошлись два моряка в изрядном подпитии. – Не думаю, что это безопасное место.

– Ты же слышала, что сказал хозяин, мистер Шумахер. Общие двери запираются в десять вечера, – ответила Александра, хотя в глубине души сомневалась в правдивости собственных слов.

– Мне все равно, что он там говорит. Даже если ты запрешь свою дверь на засов, боюсь, оставаться здесь будет рискованно. Я буду беспокоиться за тебя.

– Ненавижу его! – вскричала Кори, и Александра не поняла, кого она имела в виду – отца или Клервуда.

– Я останусь здесь, с тобой, – решительно произнесла Оливия, вытаскивая сумки из экипажа. – Кори, посторожи карету и лошадь, пока я помогу Александре.

Глаза Кори вспыхнули непокорным огнем. Очевидно, что у нее не было ни малейшего желания оставаться на оживленной улице в одиночестве. В это время дня дорога была забита повозками и телегами, перевозящими самые разнообразные грузы.

– Оливия, я могу позаботиться о себе сама. И ты здесь не останешься! Ты должна отвезти Кори домой. Скоро стемнеет. Со мной все в порядке, – отозвалась Александра. Она солгала: сердце болело так сильно, что невозможно было разгадать, объяснить собственные чувства – даже самой себе.

– Неужели с тобой действительно все будет в порядке? Зачем ты притворяешься, что у тебя все хорошо? – Глаза Оливии увлажнились. – Мы не можем оставить тебя здесь. И я тоже его ненавижу!

– Ты не можешь жить тут со мной. Я сняла эту комнату на свое имя. И тут – славное место. – Александра ответила твердо, будто сама верила своим словам. – Я собираюсь превратить эту маленькую комнату в уютное, милое жилище. Вы сможете навещать мне столько, сколько захотите. Но завтра вы должны связаться со всеми клиентками из списка, который я вам дала, чтобы оповестить их, где меня можно теперь найти.

Лицо Оливии исказила гримаса негодования.

– У тебя было достаточно денег, чтобы позволить себе больше не корпеть над шитьем. Но отец забрал их и теперь спустит все за карточным столом еще до конца этой недели!

Из дома Александра забрала с собой три сумки, одна из которых была набита одеждой, которую она подшивала, и корзинку с едой. Осталось и сорок пять из пятидесяти фунтов, которые заботливая старшая сестра копила на приданое для Оливии. За то, чтобы снять комнату на месяц, пришлось отдать пять фунтов. Подшитые и выглаженные платья, которые должны были забрать клиентки, остались в Эджмонт-Уэй.

– Вам пора возвращаться домой. Пожалуйста! У меня и так достаточно забот, чтобы переживать еще и о том, что на оживленной дороге вас будут подстерегать опасности!

Чувствуя, что пришла пора прощаться, Кори горько заплакала. Оливия обняла старшую сестру, из последних сил стараясь тоже не разразиться рыданиями, и Александра в ответ крепко прижала ее к груди. Потом поцеловала Кори.

– У меня все будет замечательно. Разве я когда-нибудь терялась, хоть в какой-либо, даже самой сложной ситуации? Ну же, не плачь, Кори, будет и на нашей улице праздник! На все воля Божья!

– Никакого праздника не будет до тех пор, пока герцог на тебе не женится – именно это он и должен сделать! – возразила Кори, и ее глаза снова загорелись упрямым огнем.

У Александры все сжалось внутри, а сердце гулко, неприятно стукнуло.

– Полагаю, я – не из его общества, у нас разные пути в жизни, – ответила она, хотя истина заключалась в том, что герцог, должно быть, теперь просто презирал ее.

– Я видела, как он смотрел на тебя, с каким восторгом! – срывающимся голосом продолжала настаивать Кори. – Что же с ним произошло, почему он так изменился? Ты ведь лучше этих пустых, глупых дебютанток!

Александра с чувством прижала к себе маленькую бунтарку, а потом с трудом уговорила Кори и Оливию сесть в карету. Она легонько хлопнула по боку черного мерина, благодарная уже за то, что теперь у сестер было быстрое и надежное средство передвижения.

– Пожалуйста, переговорите завтра с моими клиентками. И если у вас будет время, приезжайте навестить меня в среду, – сказала она на прощание.

Карета тронулась, увозя двух плачущих девушек, и Александра из последних сил улыбалась, ободряюще махала им. Но как только повозка скрылась из вида, слезы тут же хлынули из ее глаз. Она попыталась их сдержать, потому что отчаянно не хотела жалеть себя. Да, она сама испортила себе жизнь – и теперь даже не пыталась отрицать это.

Александра потянулась к одной из своих сумок, и в этот момент рядом материализовался какой-то мужчина. Она насторожилась, но тут же вспомнила, что это был хозяин постоялого двора, немец.

– Я отнесу ваши сумки наверх, мисс Болтон, – с легким акцентом сказал он.

Александра внимательно посмотрела на нового знакомого – впервые с того момента, как они договаривались о цене за комнату. Мистер Шумахер был большим неуклюжим мужчиной, настолько огромным, что при взгляде на него становилось страшно, хотя глаза его смотрели прямо, открыто и даже по-доброму.

– Очень признательна вам за помощь, – улыбнулась она.

Благополучно добравшись до своей комнаты и заперев дверь, Александра зажгла единственный обнаружившийся там светильник, прикидывая, что уже завтра ей необходимо купить другую лампу или свечи. Стены комнаты были обшиты деревянными панелями, пол тоже оказался деревянным, на улицу выходило единственное окно, скудную обстановку составляли узкая кровать, маленький шаткий стол с двумя стульями, раковина, шкафчик со льдом для хранения продуктов и газовая плита с двумя конфорками. Вбитые в стену деревянные колышки призваны были заменить собой гардероб.

И все же комната была не такой уж и плохой – по крайней мере, Александре довелось сегодня видеть и похуже. Полы не помешало бы натереть воском, но их явно тщательно вымыли совсем недавно. Бледные занавески из муслина на окне были свежими, как и тонкие хлопковые простыни на кровати, – это Александра отметила сразу же. Из дома она захватила одеяло и подушку. Она еще не встречалась с миссис Шумахер, но владелец постоялого двора успел сообщить, что жена лично убирает комнаты вместе с двумя дочерьми и они же втроем готовят еду для общей столовой. Но Александра не собиралась питаться там: просто не могла себе этого позволить.

Она сняла пальто и повесила его на один из драгоценных крючков, потом открыла сумку с принадлежностями для шитья и вынула оттуда пять платьев, каждое из которых аккуратно развесила вдоль стены на оставшихся колышках. Следом Александра вытащила иглы, нитки и игольницы, аккуратно разместив их на столе. Рыдания так и подступали к груди, готовые в любое мгновение вырваться наружу. Но бедняжка из последних сил сдерживалась и лишь продолжала распаковывать принадлежности для работы: вскоре из сумки появился утюг и толстое полотенце, через которое она обычно проглаживала наряды.

Обустроив рабочее место, Александра тщательно сложила оставшиеся вещи, взятые из дома. Она убрала их в сумку, которую поставила в изножье кровати, превратив в подобие сундука. Настал черед распаковать корзинку с едой. Заглянув туда, Александра увидела букет из высушенных цветов, заботливо вложенный одной из сестер. И так долго подавляемые слезы бурным потоком хлынули из глаз.

Не в силах больше сдерживаться, Александра дала волю чувствам. Она отбросила одеяло с кровати, улеглась и свернулась комочком. В том, что произошло, виновата была только она сама. Она сделала ужасный выбор, доверившись человеку, которого совсем не знала. И теперь не имела права страдать и терзаться. Не имела права чувствовать жалость к самой себе. Не имела права бояться.

Но именно все это она сейчас и испытывала.

И хуже всего было то, что образ Клервуда по-прежнему сопровождал ее везде и всегда. Но это был не тот высокомерный жестокий герцог, каким Александра видела его последний раз. В памяти всплывал великодушный красавец с бала в Херрингтон-Холл, который спас ее и отца, добрый, сильный мужчина, во взгляде которого ясно читались искренность, сила, заинтересованность, желание помочь… А потом перед мысленным взором вставал Клервуд, который ждал, пока она выйдет из кареты у его дома, пронзительный взор герцога казался таким чувственным и обольстительным… А то, как Стивен смотрел на нее, когда они занимались любовью, было просто незабываемым…

Но, черт побери, Александра хотела забыть. Она должна была забыть! Отныне вся жизнь была поставлена на карту, и ей стоило сосредоточиться на шитье – в противном случае она просто умрет с голоду. Но настойчивый образ Клервуда не давал покоя всю ночь, и Александра беспокойно металась на кровати до рассвета. Весь следующий день она провела за уборкой, вычищая каждый дюйм своего нового жилья. Сначала отскребла и вымыла полы, стены, раковину, шкаф со льдом, плиту. Потом вытерла пыль. К возвращению сестер Александра взяла несколько клочков красной и золотистой ткани и сшила яркие, радостные, экзотичные чехлы с причудливым узором на стулья. Фиолетовая шаль, разложенная на кровати, превратилась в прелестное покрывало. Потом Александра украсила вышивкой занавески, купила ярко-красную пуансеттию и поместила цветок на окно. Наконец, она расставила повсюду несколько семейных портретов – и подумала, что комнатка постепенно превращается в подобие дома, хотя, сказать по чести, жилье больше напоминало пристанище цыган.

Кори и Оливия приехали к Александре днем в среду. Они выполнили ее просьбу, передав новый адрес швеи клиенткам. Леди Льюис забрала готовые платья, оставив вознаграждение, которое девушки привезли старшей сестре. Кори и Оливия дружно вскрикнули, восторгаясь тем, как преобразилась комната, и Александра решила, что они могут позволить себе побаловаться обедом внизу. Мистер Шумахер нисколько не преувеличил: его жена была замечательным кулинаром, и сестры съели лучшую курицу в горшочке, которую когда-либо пробовали, а потом насладились лимонным пирогом. Сестры хихикали весь обед – несомненно, во многом благодаря поданному им элю – и болтали о всяких глупостях, вроде веселой истории о том, как один их сосед свалился с лошади, приземлившись прямо в свинарник другого соседа. Они от души посмеялись, и тут Кори заметила, что было бы совсем неплохо, если бы на месте упавшего соседа оказался герцог…

Это отрезвило всех, заставив вспомнить о жестокой реальности.

– Я не слышала о нем ни слова, – робко сказала Оливия. – Буквально ни словечка!

Сердце Александры забилось при одном только упоминании о Клервуде, но она приказала себе успокоиться. Сейчас ее очень волновало, прекратила ли леди Уитт распространять свои гнусные сплетни.

– Это не имеет значения, – ответила Александра на реплику сестры о герцоге, хотя чувствовала, что только это сейчас, пожалуй, и важно.

Обратная дорога до Эджмонт-Уэй обещала быть долгой, и Александра вдруг осознала, что они с сестрами остались в столовой одни. Она взглянула на карманные часы.

– Уже три, – обреченно вздохнула Александра, и ее сердце наполнилось смутной тревогой. – Вам пора домой.

– Я не хочу уезжать, – заупрямилась Кори, и улыбка сбежала с ее лица.

Александра грустно взглянула на младшую сестру, и они встали из-за стола, расплатившись за еду. В этот момент в столовую вошел мистер Шумахер.

– Что-нибудь еще? – любезно улыбнулся он.

– Обед был великолепным, – отозвалась Александра. – Благодарю вас.

Владелец постоялого двора посмотрел на нее, потом перевел взгляд на сестер.

– Вам следовало бы отправиться домой со своей семьей.

Александра отвернулась, не в силах объяснить этому огромному добряку, что жизнь вдали от Эджмонт-Уэй – не ее выбор. Она вышла проводить сестер, силясь побороть нараставшую в душе тоску. Их вынужденный отъезд причинял невыносимую боль. Сейчас она вернется наверх, в чужую комнату, уже без них, чувствуя себя такой одинокой, как никогда еще в жизни не чувствовала.

Оливия обняла ее на прощание:

– Мы вернемся завтра.

Ошеломленная, Александра запротестовала:

– Нет, не вернетесь! Вы не можете ездить так далеко каждый день! Подождите до воскресенья, Оливия, пожалуйста! И не бросайте отца. Вы ведь заботитесь о нем, не так ли?

– Конечно, заботимся, – отозвалась Кори, и уголки ее губ печально опустились. Она крепко прижалась к старшей сестре. – Я так скучаю по тебе! Мне очень жаль, что я уговаривала тебя не выходить замуж за сквайра! Ты была права, он – хороший человек.

– Нет, это ты была права, Кори: я никогда не была бы счастлива, если бы вышла замуж, не испытывая даже элементарной привязанности. – Александра вытерла слезы со щек сестры.

Вскоре Кори и Оливия с большой неохотой забрались в повозку. И Александра опять стояла на улице и махала им, пока карета не скрылась вдали. Даже когда их экипаж пропал из вида, она никак не могла заставить себя вернуться в свою одинокую комнату. Александра отчаянно скучала по сестрам, и ее сердце разрывалось от тоски.

Остаток недели она провела с головой уйдя в шитье. У Александры было немало клиенток, которые собирались забрать свои вещи буквально через несколько дней, поэтому стоило поторопиться. Несмотря на то что леди Уитт заставила ее волноваться, приказав закончить работу к предыдущей пятнице, сестры рассказали, что капризная дамочка не удосужилась вовремя вернуться за своей одеждой – даже не прислала служанку. Александра решила, что это даже к лучшему. Она всерьез опасалась следующей стычки с этой сплетницей, но отказываться от работы не собиралась, поэтому все же закончила подшивать платья и нижнее белье леди Уитт к пятнице – на неделю позже, чем требовала заказчица. Александра надеялась, что леди Уитт отправит за одеждой служанку, когда выяснит, что швея больше не живет в Эджмонт-Уэй. Надменная аристократка явно принадлежала к типу женщин, которые склонны были избегать визитов в Ист-Энд, поэтому ее личного визита Александра ожидала в последнюю очередь.

Но когда днем в субботу в дверь комнаты постучали, на пороге нарисовалась именно Шарлотта Уитт. Лицо белокурой леди было искажено неприятной улыбкой, словно она злорадствовала, радуясь злоключениям швеи. Александра сразу заметила на шее красотки бриллиантовое ожерелье. Камни располагались в три ряда – подобная вещица, несомненно, стоила тысячи фунтов. Странно, но при взгляде на роскошное украшение у Александры защемило сердце: она не могла отделаться от мысли, что ожерелье мог подарить своей любовнице герцог.

Ехидная улыбка Шарлотты стала еще шире. Пренебрежительно окинув Александру взглядом с головы до ног, она оглядела маленькую убогую комнату.

– Добрый день, мисс Болтон. Мои вещи готовы?

Александра старательно избегала встречаться с ней глазами.

– Разумеется.

Готовая одежда была сложена в складной саквояж для платьев, и швея повернулась, чтобы взять вещи. Александра презирала леди Уитт и понимала, что собственная неприязнь к клиентке объясняется в большей степени прошлыми отношениями этой напыщенной дамочки с Клервудом, нежели ее нынешней грубостью. С другой стороны, Александра была смущена тем, что и сама теперь может постыдно именоваться бывшей пассией герцога.

Шарлотта вошла следом за ней в комнату, плотно закрыв дверь, – словно хотела задержаться подольше и поболтать. Ее глаза искрились ликованием.

– Ах, дорогуша, как же вы опустились! Эта убогая лачуга даже хуже Эджмонт-Уэй! В сущности, слуги в Клервуде живут в лучших условиях, чем у вас!

Александра внутренне сжалась, болезненно реагируя на унизительное замечание, хотя леди Уитт была права: штат слуг герцога наверняка существовал с исключительным комфортом. Александра подняла саквояж, из последних сил стараясь сохранять самообладание. Необходимо было оставаться спокойной, ведь она так нуждалась в новых клиентках!

– Даже представить себе не могу, откуда вам может быть известно об условиях жизни слуг, – все-таки не сдержалась она. И тут же пожалела о словах, опрометчиво сорвавшихся с языка.

Глаза Шарлотты превратились в узенькие щелочки.

– Как вы смеете обращаться ко мне столь непочтительно? Мне известно о жизни слуг в Клервуде, потому что герцог гордится своими прогрессивными взглядами, он демонстрировал мне образцовые условия, которые создал для своего штата. А вот вам не удалось узнать о герцоге ничего – за исключением того, что он умелый и ненасытный в постели, – выпалила леди Уитт, и ее светлые брови издевательски взлетели вверх.

Александра вспыхнула до корней волос, но ответить на оскорбление ей было нечего. Перед глазами тут же всплыла ужасная картина: Клервуд в постели с Шарлоттой, обольстительный герцог занимается любовью с изящной блондинкой, демонстрируя те же страсть и неистовство, что он проявил наедине с ней, Александрой.

Шарлотта презрительно рассмеялась:

– Вы – ничто, мисс Болтон, никто, просто ничтожество, и если кто-то и указал вам на ваше место, так это Стивен, который использовал вас, как дешевую шлюху, и выкинул прочь!

Александра задохнулась от негодования:

– Это просто непозволительная грубость!

– Но именно это он и сделал, не так ли? – безжалостно отрезала Шарлотта. – Слуги сплетничают, мисс Болтон, и я могла бы слово в слово пересказать их разговоры о вашей интрижке с Клервудом, если бы это, конечно, меня волновало. Неужели вы и в самом деле думали заманить его в западню, обманом заставив жениться?

Ужас объял Александру – она была ошеломлена, унижена, но чувствовала и омерзение к жестокости этой женщины.

– Зачем вы со мной так? – только и могла произнести она. – Что плохого я вам сделала?

– Какое мне до вас дело?! – резко бросила Шарлотта, вырывая из ее рук складной саквояж. – И теперь, надеюсь, мы все выяснили. Ваше место – под лестницей, в комнате для прислуги, мисс Болтон, и впредь советую вам не заблуждаться на собственный счет!

Леди Уитт небрежно грохнула саквояж прямо на стол, свалив на пол принадлежности для шитья и недавно выглаженное платье. Следом полетела чашка с холодным чаем. Александра вскрикнула и моментально наклонилась, опасаясь, что чай прольется на платье. Чашка разбилась, но, к облегчению швеи, содержимое разлилось по полу, не попав на роскошный наряд. Она схватила платье, прижимая его к груди, будто новорожденное дитя.

Тем временем Шарлотта открыла саквояж и принялась резко выдергивать оттуда вещи.

– Все выглажено! – задохнулась от возмущения Александра. – И вся ваша одежда находится там, уверяю вас, я – не воровка. У меня очень хорошая репутация.

– Да неужели? А я вижу, что вся одежда измята! – Шарлотта бросила свое идеально выглаженное платье прямо на пол. – Только посмотрите на это! – продолжала бушевать леди Уитт, на этот раз небрежно дернув тонкую сорочку. – Вы испортили и это тоже!