Текст книги "Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи"

Подумать только – обняла. Дракона Возрожденного. Что за дурацкий поступок. Так глупо могла бы повести себя Илэйн. Найнив покачала головой, размышляя, что, быть может, время, проведенное в Белой Башне, возвратит присущее ей здравомыслие.

* * *

Тучи вернулись.

Эгвейн стояла на самой верхушке Белой Башни, на ее плоской круглой крыше, положив руки на доходивший до пояса парапет. Похожие на расползающуюся плесень – или на рой насекомых – тучи смыкались над Тар Валоном. Период ясного неба был приятен, но недолог.

Чай снова стал противным на вкус. Обнаруженные ранее запасы зерна истощались, а новые были поражены долгоносиком. «Земля едина с Драконом».

Вдыхая свежий воздух, обоняя его, Эгвейн разглядывала Тар Валон, принадлежавший ей и никому другому.

За спиной терпеливо ждали Сине, Саэрин и Юкири. Эти трое изначально охотились за Черной Айя в Белой Башне, а теперь стали самыми ярыми сторонницами Эгвейн и самыми полезными ее помощницами. Все ожидали, что Эгвейн будет благоволить женщинам, не поддержавшим Элайду. Поэтому показываться в обществе Айз Седай, оставшихся в Белой Башне, было весьма полезно.

– Что вы нашли? – спросила Эгвейн.

Саэрин, подойдя к парапету и встав рядом, покачала головой. Из-за шрама на щеке и седины на висках Коричневая сестра с ее оливковой кожей и грубоватым лицом походила на состарившегося полководца.

– Кое-что из того, что ты, мать, просила узнать, было неоднозначным или сомнительным даже три тысячи лет назад, – заметила она.

– Пригодится все, что вы сумеете отыскать, дочь моя, – сказала Эгвейн. – До тех пор, пока мы не в состоянии положиться всецело на факты, неполное знание куда лучше полного неведения.

Саэрин негромко фыркнула, но, по всей очевидности, узнала слова Ясикки Селлаэх, древней книжницы из Коричневой Айя.

– А вы двое? – обратилась Эгвейн к остальным.

– Ищем, – ответила Юкири. – Сине составила список вариантов, и некоторые выглядят вполне логично.

Эгвейн выгнула бровь. Выслушивать теории Белых любопытно, но не всегда полезно: эти сестры склонны пренебрегать правдоподобными версиями, куда больше обращая внимание на самые сомнительные гипотезы.

– Тогда с них и начнем, – сказала она. – Сине?

– Что ж, для начала отмечу, – заговорила та, – что Отрекшиеся, несомненно, располагают знаниями, о которых мы и догадаться не можем. Поэтому, вероятно, нет способа выяснить, как Месана обманула Клятвенный жезл. Например, нельзя исключать, что существует способ ненадолго блокировать его действие. Или существуют какие-то особые слова, которыми можно отменить его влияние. Жезл – артефакт Эпохи легенд, и, хотя мы пользуемся этим предметом уже тысячи лет, в сущности, никто не понимает принципов его работы. Как и в случае с большинством тер’ангриалов.

– Ясно, – кивнула Эгвейн.

– Но, – тут в руках у Сине появился лист бумаги, – приняв это во внимание, я разработала три версии о способах схитрить, принося клятву на жезле. Во-первых, нельзя исключать, что у женщины имеется еще один Клятвенный жезл. Известно, что подобные предметы существовали, и разумно будет допустить, что один жезл освобождает тебя от клятвы, данной на другом. Допустим, Месана втайне имела при себе такой. Или принесла Три Клятвы, держа в руках наш Жезл, а затем как-то воспользовалась другим, чтобы отказаться от них, прежде чем поклясться, что не является приспешницей Темного.

– Малоубедительно, – заметила Эгвейн. – Разве могла она освободиться от данных ранее клятв так, чтобы мы не заметили? Ведь для этого требуется плетение Духа.

– Я учла этот момент, – ответила Сине.

– Неудивительно, – заметила Юкири.

Смерив ее взглядом, Сине продолжила:

– По этой причине Месана не обошлась бы без второго Клятвенного жезла. Она могла бы направить в него Дух, инвертировать плетение и остаться связанной со своим Жезлом.

– Звучит неправдоподобно, – сказала Эгвейн.

– Неправдоподобно? – переспросила Саэрин. – По-моему, нелепо. Помнится, Юкири, ты говорила, что некоторые версии выглядят вполне логично.

– Эта – наименее логичная из трех, – сказала Сине. – Второй способ проще: Месана могла прислать на клятву двойника, воспользовавшись Зеркалом туманов. Скажем, она связала сильным Принуждением какую-нибудь злополучную сестру, или послушницу, или даже необученную женщину, способную направлять Силу. И эта несчастная вынуждена была принести клятвы вместо Месаны. В таком случае присягнувшая, не являясь приспешницей Темного, могла заявить об этом, не покривив душой.

Эгвейн задумчиво кивнула:

– Для такого потребовалась бы серьезная подготовка.

– Судя по тому, что я узнала о Месане, – сказала Саэрин, – такого рода подготовка – ее конек.

Саэрин было поручено выяснить об истинной сущности Месаны все, что можно. Рассказы об Отрекшихся слышали, конечно, все – а кто не знал назубок их имена и не помнил об их наиболее жутких деяниях? Однако Эгвейн не особо доверяла этим историям. Ей требовалось что-то более надежное и конкретное – если подобные сведения вообще можно было найти.

– Говорите, есть и третья версия? – спросила Эгвейн.

– Да, – ответила Сине. – Нам известно, что некоторые плетения воздействуют на звук – к примеру, усиливают голос выступающего перед толпой или защищают от подслушивания. Кроме того, их применяют, чтобы отчетливо разобрать сказанное неподалеку. Более сложные версии Зеркала туманов вполне могут преобразовывать человеческий голос. После некоторой практики мы с Дозин создали вариант плетения, который изменял произнесенные слова: в действительности я говорила одно, а Дозин слышала совершенно другое.

– Ты ступаешь на тонкий лед, Сине, – хрипло предупредила Саэрин. – Такое плетение возможно использовать для недобрых целей.

– Солгать, применяя его, мне не удалось, – возразила Сине. – Хотя я и пробовала. Клятвы остаются в силе. Даже используя плетение, я не смогла произнести слова, которые были бы услышаны как ложь, хотя они, покидая мои уста, соответствовали истине. Надо сказать, плетение было довольно простым. Я закрепила и инвертировала его, поставила перед собой, и оно меняло мою речь в соответствии с замыслом. Теоретически, будь подобное плетение в распоряжении у Месаны, она могла бы взять Клятвенный жезл и дать какие угодно обеты: «Клянусь, что буду лгать, когда заблагорассудится», ну и так далее. Жезл связал бы ее этой клятвой, но плетение изменило бы слова, и мы услышали бы, что Месана произносит положенные обещания.

Эгвейн оставалось лишь стиснуть зубы. Она предполагала, что обмануть Клятвенный жезл не так-то просто. Как оказалось, для этого достаточно элементарного плетения. Как же она не припомнила материнскую присказку – «не хватайся за булыжник там, где достаточно взять камешек»?

– Таким образом, – сделала вывод Эгвейн, – приспешницы Темного могли из года в год проникать в ряды Айз Седай.

– Вряд ли, – не согласилась Саэрин. – Никто из захваченных нами Черных сестер не знал об этом плетении. Иначе они попытались бы пустить его в ход, принося клятвы во второй раз. Подозреваю, что, если Месане известно об этом фокусе, она придерживает его для себя. Плетение станет бесполезным, если о нем узнают слишком многие.

– Ну и что мы будем делать? – спросила Эгвейн. – Зная о плетении, мы, пожалуй, сможем найти способ нейтрализовать его, но сомневаюсь, что сестры горят желанием снова пройти через принесение клятв.

– Даже чтобы обнаружить одну из Отрекшихся? – спросила Юкири. – Ну нахохлятся несколько куриц, взъерошатся у них перья – разве это не стоит того, чтобы поймать лису, затаившуюся в курятнике?

– Ее не поймают, – ответила Эгвейн. – Кроме того, мы не знаем, пользуется ли она каким-то из этих способов. Если полагаться на логические выводы Сине, обмануть Клятвенный жезл возможно – и не так уж трудно. И сам этот факт куда важнее способа, выбранного Месаной.

Сине взглянула на Юкири. Никто из этой троицы не подвергал открытому сомнению слова Эгвейн о том, что в Белой Башне находится одна из Отрекшихся, но ясно было, что настроены они скептически. Что ж… По крайней мере, теперь все понимали, что Клятвенный жезл можно обмануть.

– Продолжайте работу, – велела Эгвейн. – Вы с другими сестрами успешно вывели нескольких Черных на чистую воду. Здесь почти то же самое.

«Однако гораздо, гораздо опаснее».

– Попробуем, мать, – сказала Юкири. – Но… единственная сестра среди сотен? Одно из самых хитрых и злобных созданий за всю историю? Сомневаюсь, что она оставит очевидные следы. Наше расследование убийств пока не дало почти никаких результатов.

– Все равно продолжайте, – ответила Эгвейн. – Саэрин, что у тебя?

– Россказни, слухи и перешептывания, мать, – поморщившись, хмуро ответила Саэрин. – Тебе, несомненно, известны самые распространенные истории о Месане – например, как она управляла школами на землях, захваченных Тенью во время Войны Силы. Насколько могу судить, эти легенды соответствуют действительности. Такой факт подробно описан в «Анналах последних ночей» Марсим Манетеренской, а этот источник принято считать достоверным. Элром составила довольно подробный отчет касательно обучения в одной из таких школ, и его фрагменты дошли до наших дней. Месана хотела стать исследовательницей, но ей отказали, почему и при каких точно обстоятельствах – осталось неизвестным. Кроме того, если верить Элром, Месана возглавляла Айз Седай, перешедших на сторону Тени, и время от времени вела их в бой. Но сомневаюсь, что это так. Скорее, лидерство Месаны было символическим.

Подумав, Эгвейн кивнула:

– Но что насчет ее характера? Какая она, Месана?

– Для большинства людей Отрекшиеся – чудовища из кошмаров, мать. Какой уж тут характер? К тому же многие тексты утрачены или искажены. Могу сказать лишь, что среди Отрекшихся она была реалисткой. Вместо того чтобы восседать на высоком троне, она не брезговала замарать руки. В книге «Глядя сквозь Разлом» Эландрия Борндат настаивает, что Месана, в отличие от Могидин и Грендаль, предпочитала брать на себя бразды правления. Она не была ни самой искусной, ни самой могущественной из Отрекшихся, но проявила необычайные способности. Эландрия утверждает, что Месана делала все, что требовалось сделать. Пока остальные погрязали в интригах, она строила укрепления и обучала новых рекрутов. – Саэрин помолчала. – Она… во многом похожа на Амерлин, мать. Амерлин от Тени.

– О Свет! – воскликнула Юкири. – Неудивительно, что она обосновалась именно здесь. – Похоже, Серая сестра вконец разнервничалась.

– Больше не нашлось ничего, мать, что относилось бы к делу, – сказала Саэрин, – разве что любопытное упоминание в работе книжницы Ланнис из Голубой Айя, отметившей, что безудержный гнев Месаны уступал лишь ярости Демандреда.

– Предположила бы, что ненависть свойственна всем Отрекшимся, – нахмурилась Эгвейн.

– Речь не о ненависти, – возразила Саэрин. – О гневе. По убеждению Ланнис, Месана гневалась – на себя, на мир, на остальных Отрекшихся, – поскольку именно ей не нашлось места на передовой. И это делает ее очень опасной.

Задумчиво кивнув, Эгвейн подумала: «Она – организатор. Распорядитель поневоле, не приемлющий свое низведение до этого статуса».

Не поэтому ли она осталась в Башне после обнаружения Черных сестер? Быть может, хотела потешить Темного каким-то великим деянием? Верин говорила, что Отрекшихся роднит общая черта характера, и это – себялюбие.

«Она хотела доставить удовольствие Темному, разрушив Белую Башню, – подумала Эгвейн. – Но эта затея закончилась провалом. Наверное, Месана принимала участие и в неудавшемся похищении Ранда. Очередное фиаско. А женщины, отправленные уничтожить Черную Башню?»

Чтобы загладить эти неудачи, Месане надо сотворить нечто грандиозное. К примеру, убить Эгвейн, тем самым вернув Белую Башню во времена раскола.

Когда она сказала, что собирается сыграть роль приманки, Гавин жуть как обиделся. Но готова ли Эгвейн сделать этот шаг? Крепко сжимая поручни парапета, она стояла на вершине Башни и смотрела на зависевший от нее город и нуждавшийся в ней мир.

Пора что-то делать. Надо как-то выманить Месану. Если Саэрин не ошиблась, эта женщина не станет прятаться в тени и наносить удар исподтишка. Она предпочтет схватку лицом к лицу. Стало быть, Эгвейн должна предоставить ей такую возможность – не настолько очевидную, но настолько соблазнительную, чтобы Месана не устояла.

– Пойдемте. – Эгвейн направилась к пандусу, ведущему в Башню. – Мне надо подготовиться.

Глава 16
Шанна’хар

В сгущавшихся сумерках Фэйли шагала к палатке квартирмейстера. Перрин уже отправил группу разведчиков в Кайриэн; они ушли через переходные врата и вернутся следующим утром.

Он все еще раздумывал, как поступить с белоплащниками. За последние несколько дней две армии обменялись несколькими письмами: Перрин старался подвести дело ко вторым, более официальным переговорам, Дети Света настаивали на битве, а Фэйли, узнав, что ее не посвятили во все с самого начала и не взяли на первую встречу с белоплащниками, высказала мужу все, что о нем думала.

Перрин тянул время, чтобы Илайас и айильцы, проведя разведку, нашли способ вызволить пленников из лагеря Детей Света, но этот вариант не казался многообещающим. В Двуречье у Перрина нечто подобное получилось, но тогда там была лишь горстка заложников. Здесь же речь шла о сотнях людей.

Перрина терзало чувство вины. Что ж, в скором времени Фэйли поговорит с ним. Шествуя по лагерю, она посмотрела влево – туда, где рядом с высоко поднятыми знаменами стояли палатки майенцев.

«С ней тоже надо разобраться. Чем быстрее, тем лучше», – подумала Фэйли, глядя на стяг Берелейн. Слухи насчет ее связи с Перрином были весьма сомнительными. Фэйли подозревала, что в ее отсутствие Берелейн могла выкинуть какой-нибудь фокус, но заманить Перрина к себе в палатку, да еще ночью… Не слишком ли это прямолинейно?

Следующие шаги Фэйли необходимо делать с чрезвычайной осторожностью. Взаимоотношения Перрина с его людьми и союзниками находятся в довольно зыбком равновесии. Фэйли поймала себя на том, что была бы рада спросить материнского совета.

Опешив от этой мысли, девушка остановилась на тропинке, которую покрывала желтая трава, втоптанная в грязь.

«О Свет! – подумала она. – Что же со мною стало!»

Двумя годами раньше Фэйли – тогда ее звали Заринэ – сбежала из родного дома в Салдэйе, вознамерившись стать охотницей за Рогом. Старший ребенок в семье, она восстала против своих обязанностей и обучения, на котором настаивала мать.

Она ушла не потому, что терпеть не могла трудиться: напротив, Фэйли умело справлялась со всем, что от нее требовали. Так зачем же она пустилась в бега? Отчасти из-за тяги к приключениям, но также – и в этом Фэйли призналась себе только сейчас – из нежелания притворяться. В Салдэйе ты обречена делать то, чего от тебя ожидают. Без вариантов. И никто не задавался вопросом, выполнишь ли ты свой долг – в особенности если ты родственница самой королевы.

В общем, она сбежала, питая отвращение не к своему будущему, но к его предопределенности, а теперь… Теперь она пользуется навыками, обретенными по настоянию матери.

От этой мысли Фэйли едва не расхохоталась. С первого взгляда она умела вникнуть в проблемы лагеря. Сапожникам вскоре понадобится добротная кожа. С водой все хорошо (в последнее время то и дело моросил дождь), но с сухими дровами для костров – не очень. Надо обратить внимание на группу беженцев, бывших гай’шайн из мокроземцев: слишком уж враждебно они поглядывают на айильцев Перрина. По пути она высматривала, не развели ли где грязи, проверяла, как устроен солдатский быт. Некоторые мужчины так заботятся о своих лошадях, что забывают поесть – по крайней мере, поесть здоровой пищи, – не говоря уже о привычке засиживаться за сплетнями у костра едва ли не до самого рассвета.

Покачав головой, Фэйли продолжила идти и вскоре оказалась в той части лагеря, которую отвели под продовольственный склад. Здесь, среди установленных кольцом палаток, разгружали из фургонов съестные припасы для ватаги поваров и разносчиц готовой пищи. Эта часть лагеря была, по сути, отдельной деревней, по которой сновали сотни людей, протоптавших тропинки среди грязной травы. Фэйли миновала группу чумазых юношей, рывших ямы для готовки, стайку женщин, оживленно болтавших за чисткой картошки, и горстку детей – те, собрав очистки, тащили свою ношу к другим отходам. Детей в лагере было мало, хотя Перрин, проходя по сельской местности, все же поддался на уговоры и приютил сколько-то оголодавших семей.

Работники относили корзины с очищенной картошкой к варочным котлам, которые наполняли водой молодые женщины, таскавшие воду из ближайшего ручья, подмастерья грели угли для жарки, а опытные повара смешивали специи для подливок, чтобы было чем приправить еду – по сути дела, то был единственный способ придать громадному количеству пищи хоть какой-то вкус.

Согбенные старухи – в лагере их были единицы – прошаркали мимо, сжимая в тощих руках легкие плетеные корзинки с травами и переговариваясь скрипучими голосами. Солдаты приходили и уходили, оставив дичь. Подростки – уже не дети, но еще не мужчины – собирали гнилушки для трута, а несколько мальчишек, забыв о насущных делах, увлеклись ловлей пауков.

В этом водовороте дел мирно сосуществовали порядок и хаос, неотделимые друг от друга, как две стороны одной монеты. Удивительно, но здесь Фэйли чувствовала себя как дома. Стоило оглянуться на несколько лет назад, и она с изумлением видела избалованную, эгоистичную девчонку. Сбежав из Пограничных земель, чтобы стать охотницей за Рогом, она бросила свои обязанности, свой дом, свою семью. О чем она только думала?

Пройдя мимо женщин, занятых помолом зерна, она обогнула одеяло, на котором был разложен предназначенный для супа свежесобранный дикий лук. Да, Фэйли встретила Перрина, и это хорошо, но эта встреча не оправдывала ее бегства. Поморщившись, она вспомнила, как вынуждала Перрина отправиться в Пути во тьме – в одиночку, без сопровождения. Чем же он так ее рассердил?.. Забыла. Но лучше не говорить с ним на эту тему.

Как-то раз мать назвала ее испорченной девчонкой – и, пожалуй, была права. Еще она настаивала, чтобы дочь овладела наукой управлять поместьями, а Фэйли тем временем мечтала, как выйдет замуж за охотника за Рогом и проведет всю жизнь вдали от армий и наводящих тоску обязанностей знати.

«Благослови тебя Свет, матушка», – подумала она. Что бы они с Перрином делали без этой подготовки? Если бы не материнские уроки, Фэйли не принесла бы армии никакой пользы, и управление всем лагерем легло бы на плечи одной Аравин. Да, она способная распорядительница, но не справилась бы с такой масштабной задачей – и никто не ожидал бы, что справится.

Небольшой шатер квартирмейстера располагался в самом центре ям для стряпни. Ветер разносил смесь ароматов опаленного пламенем жира, вареной картошки, приправленных чесноком и перцем подливок и тошнотворного запаха сырой картофельной кожуры, предназначенной на корм небольшому стаду свиней, которыми армия разжилась в Малдене.

Квартирмейстер – звали его Бавин Рокшау – был бледнолицым кайриэнцем со светлыми прядями в седеющей каштановой шевелюре, напоминающей шкуру пса смешанной породы. Узкоплечий, с тощими руками и ногами, он, однако, обладал идеально круглым брюшком. По всей очевидности, он занимался вопросами снабжения войск и армейского хозяйства с самой Айильской войны и был знатоком своего дела, распоряжаясь припасами с той же ловкостью, с которой мастер-столяр обрабатывает древесину.

И это, разумеется, означало, что Рокшау обладал богатым опытом по части взяток. Заметив Фэйли, он с улыбкой изобразил формально-чопорный поклон, но без лишней жестикуляции, словно заявляя: «Я простой солдат, исполняющий свой долг».

– Леди Фэйли! – воскликнул квартирмейстер, взмахом руки отогнав нескольких слуг. – Вы, наверное, желаете просмотреть гроссбухи?

– Да, Бавин, – ответила девушка, зная, что не найдет в записях ничего подозрительного. Рокшау был сама осторожность.

Тем не менее один из слуг принес ей табурет, другой – стол, а третий – чашку чая, и Фэйли бегло просмотрела толстые книги, поражаясь идеальному порядку в столбиках и суммах. Мать не раз объясняла, что квартирмейстеры делают множество непонятных пометок со ссылками на соседние страницы или на другие списки, разносят различные типы припасов по разным книгам поставщиков – лишь для того, чтобы труднее было понять, что тут вообще происходит. Сбитый с толку обилием примечаний, командующий армией придет к выводу, что квартирмейстер – как видно – делает свою работу на совесть.

Здесь же наблюдалась совершенно иная картина. Какими бы фокусами с цифрами Бавин ни маскировал хищения, они относились к разряду истинной волшбы. Но он тем не менее был точно нечист на руку – или, по крайней мере, проявлял недюжинную изобретательность в распределении съестных припасов. Такое неизбежно. Мало какой квартирмейстер сочтет свои ухищрения воровством: он распоряжается своими запасами, только и всего.

– Крайне странные коленца выкидывает порой судьба, – заметила Фэйли, перелистывая страницы.

– Миледи? – не понял Бавин.

– Хм? Нет, ничего. Разве что лагерь Торвена Рикшана получает обед и ужин добрым часом раньше остальных. Не сомневаюсь, что это случайность.

– Вы совершенно правы, миледи, – не сразу ответил Бавин, и Фэйли продолжила листать журналы.

Кайриэнский лорд Торвен Рикшан заведовал одним из двадцати лагерей, которые отвели для основной массы беженцев, и под его крылом собралось неестественно большое число аристократов. Внимание Фэйли к этому факту привлекла Аравин; непонятно, как Торвин добился того, что ему доставляют еду в первую очередь, но так дело не пойдет. В остальных лагерях скажут, что одним Перрин благоволит, а другим уделяет значительно меньше внимания.

– Да! – беспечно рассмеялась Фэйли. – Всего лишь случайность. Всякое бывает в таком огромном лагере. Кстати, буквально на днях Варкел Тиус жаловался мне, что подал запрос на парусину для починки рваных палаток, но прошла уже неделя, а материалов все нет и нет. Однако мне точно известно, что во время переправы Соффи Моратон порвала палатку и ее залатали тем же вечером.

Бавин молчал.

Фэйли не стала произносить обвинительных речей: мать предупреждала, что хороший квартирмейстер – ценный актив и в тюрьме ему не место. Особенно если преемник, скорее всего, окажется и вполовину не таким компетентным, но таким же продажным. Поэтому Фэйли не собиралась выставлять грехи Бавина напоказ, но хотела, чтобы встревоженный интендант научился держать себя в узде. Она захлопнула гроссбух.

– Надеюсь, Бавин, таких случайностей станет меньше, – заметила Фэйли. – Не хотелось бы обременять тебя такими глупостями, но моему мужу незачем знать об этих затруднениях. Тебе же известно, каков он в гневе.

На самом деле Перрин не тронул бы человека вроде Бавина – скорее Фэйли взмахнула бы руками и улетела прочь, будто сокол. Но в лагере бытовало иное мнение. Зная, сколь свиреп Перрин в бою, а еще видя, как Фэйли порой вступает с мужем в споры – спровоцированные ею самой, дабы оживить ситуацию, – все предполагали, что у него крайне скверный нрав. И это хорошо. Главное, чтобы его считали добрым и честным защитником своих людей – хотя бы и гневающимся, когда ему перечат.

Фэйли встала с табурета, передала толстые томики курчавому парню с чернильными пятнами на пальцах и камзоле, улыбнулась Бавину и отправилась прочь из владений квартирмейстера. По пути девушка огорченно отметила, что замеченные ею раньше пучки дикого лука уже успели испортиться. Побеги, которые она видела считаные минуты назад, размякли и потекли, будто растение гнило на солнце уже несколько недель. Случаи порчи продовольствия в лагере начались совсем недавно, но, судя по донесениям разведчиков, в округе подобное происходило намного чаще.

По сумрачному небу трудно было судить, который час, но горизонт потемнел, и Фэйли решила, что пора наконец встретиться с Перрином. Она улыбнулась. Мать не раз предупреждала, кем она станет, рассказывала, чего от нее ожидают, и в свое время Фэйли боялась угодить в ловушку, расставленную самой жизнью.

Но о чем не упоминала Дейра, так это об ощущении, что ты на своем месте. И все из-за Перрина. Разве это ловушка, если ты угодила в нее вместе с любимым человеком?

* * *

Перрин стоял, поставив ногу на пенек срубленного дерева, и смотрел на север. С вершины холма открывался вид на всю равнину до самых утесов Гареновой Стены, вздымавшихся к небу, словно костяшки пальцев дремлющего великана.

Распахнув сознание, Перрин искал волков. Их было несколько – так далеко, что присутствие стаи почти не чувствовалось. Волки держались подальше от больших скоплений людей.

За спиной у него раскинулся лагерь, чьи границы были отмечены дрожащими огнями бивачных костров. Этот холм стоял обособленно, но его нельзя было назвать уединенным, и Перрин не понимал, почему Фэйли захотела встретиться здесь на закате, но от нее пахло приятным волнением, и он не стал любопытствовать. Женщинам нравится иметь секреты.

Он услышал, как Фэйли поднимается на холм, мягко ступая по влажной траве. Она умела ходить почти беззвучно – лучше, чем можно было подумать, хотя до Илайаса и до любого айильца ей было далеко, – но ее выдавал аромат мыла с лавандой. Им Фэйли пользовалась только в те дни, которые считала особыми.

Она поднялась на вершину холма – красавица в фиолетовом жилете поверх длинной шелковой блузы более светлого оттенка. Впечатляющее зрелище. Где она раздобыла эту одежду? В этом изящном наряде Перрин видел ее впервые.

– Муж мой, – подойдя к нему, сказала Фэйли. Перрин слышал, что у подножия холма есть еще кто-то: наверное, Ча Фэйли, которым было велено ждать. – У тебя озабоченный вид.

– Это я виноват, что Гилла и остальных взяли в плен, – сказал он. – Я совершаю одну ошибку за другой. Просто чудо, что люди еще следуют за мной.

– Перрин! – Фэйли положила ладонь ему на руку. – Мы это уже обсуждали. Не надо так говорить.

– Почему?

– Потому, что прежде ты никогда не лгал, – мягко пожурила его Фэйли.

Перрин взглянул на девушку. Уже темнело, но он, в отличие от Фэйли, неплохо видел в темноте.

– Зачем ты противишься? – спросила она. – Перрин, ведь ты и впрямь хороший лидер!

– Я не обменял бы свою жизнь на их свободу, – сказал Перрин, и Фэйли нахмурила брови:

– И как это связано…

– Тогда, в Двуречье, – перебил ее Перрин, отвернувшись и снова глядя на север, – я был готов пожертвовать собой. Когда белоплащники захватили семью Мэта и Луханов, я бы сдался. Но не в этот раз. Даже спрашивая их вожака, чего он хочет взамен, я знал, что не сдамся.

– Твои лидерские навыки растут.

– Ну что ты такое говоришь? Я ожесточился и огрубел, Фэйли. Знай ты, что я сделал ради того, чтобы тебя вызволить… И что готов был сделать…

Он коснулся молота, висевшего сбоку на ремне. Клык или коготь… Какая разница, Юный Бык? Да, он выбросил топор, но можно ли винить оружие в жестокости его владельца? Топор – всего лишь инструмент. Те же кошмарные деяния Перрин мог совершить и с помощью молота.

– В этом нет бессердечия или эгоизма, – сказала Фэйли. – Теперь ты лорд, и нельзя, чтобы пленение подданных повлияло на принципы твоего правления. Думаешь, королева Моргейз отреклась бы от престола в пользу деспотов, похитивших ее людей? Так не поступит ни один вождь. Неспособность остановить злодеев не делает злодеем тебя, Перрин.

– Я не хочу этой власти, Фэйли. И никогда не хотел.

– Знаю.

– Иногда я жалею, что ушел из Двуречья. Жалею, что не отпустил Ранда навстречу судьбе. Что не оставил простой народ жить обычной жизнью. – От Фэйли пахнуло недовольством, и он тут же добавил: – Но тогда мы не встретились бы, и я рад, что ушел. Просто… я жду не дождусь, когда все это закончится и я займусь простыми и привычными делами.

– Думаешь, Двуречье когда-нибудь вернется к прежней жизни? Той, что тебе запомнилась?

Он не ответил. Фэйли была права. Покидая родной край, он видел признаки перемен – из-за гор прибывали беженцы, разрастались деревни… А теперь, когда столь многие отправились с ним на войну, вбив себе в голову, будто им нужен лорд…

– Найду другое место, – упрямо ответил он. – Деревень множество, и не все они изменились.

– И ты хочешь затащить меня в одну из этих деревень, Перрин Айбара? – спросила Фэйли.

– Я… – Что станет с Фэйли, его красавицей Фэйли, если ограничить ее мир сонной деревушкой? Перрин всегда утверждал, что он всего лишь кузнец. Но была ли Фэйли женой кузнеца? – Я не стану принуждать тебя, Фэйли.

Сложив ладонь лодочкой, Перрин дотронулся до лица жены. Ему всегда было неловко касаться этих атласных щек толстыми мозолистыми пальцами.

– Я пойду с тобой, если пожелаешь, – сказала Фэйли. Странно. Обычно в ответ на подобные неуклюжие фразы звучала какая-нибудь колкость. – Но пожелаешь ли? Только честно.

– Я сам не понимаю, чего хочу, – признался Перрин. Нет, ему не хотелось тащить Фэйли в деревню. – Быть может… стать кузнецом в каком-нибудь городе?

– Если пожелаешь, – повторила она. – Но в таком случае люди Двуречья останутся без лорда. Им придется найти кого-то еще.

– Нет. Никакой лорд им не нужен. Поэтому я и хочу, чтобы во мне перестали видеть господина.

– Думаешь, они в момент откажутся от этой мысли? – Теперь от Фэйли пахло весельем. – После того, как насмотрелись на остальных? Вспомни, как они лебезили перед этим придурковатым Люком и как радушно приняли жителей равнины Алмот, привычных к лордам.

И как же поступят люди Двуречья, если Перрин отойдет в сторону, отказавшись быть их вождем? В тот оглушительный момент истины он понял, что Фэйли права. «Ясное дело, они выберут кого-то мне на замену. Кого-то более подходящего, – подумал Перрин. – Быть может, мастера ал’Вира».

Но готов ли он всей душой поручиться за это? Люди вроде мастера ал’Вира или Тэма запросто могут ответить отказом, и в итоге лордом станет, к примеру, старый Кенн Буйе. Да и будет ли у двуреченцев выбор? Если Перрин отступится, не выйдет ли так, что власть примет – или даже захватит – человек, считающий себя высокородным?

«Не будь дураком, Перрин Айбара, – подумал он. – Почти любой из них справится лучше тебя».

И все же мысль о том, как кто-то другой назовет себя лордом и встанет у руля, вызвала у Перрина глубокую тревогу. И невероятно сильную печаль.

– Ладно, заканчивай с размышлениями, – сказала Фэйли. – У меня грандиозные планы на этот вечер.

Девушка трижды хлопнула в ладоши, и люди у подножия холма пришли в движение. Вскоре на вершину взобрались слуги. Перрин узнал в них людей, выбранных женой из массы беженцев, – группу преданных ей Ча Фэйли.