Текст книги "Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи"

– Проводите меня к вашей госпоже, – приказала она.

Гвардейцы кивнули. Один, подняв руку в латной рукавице, помахал двум другим, чтобы те заступили на пост, и гулко произнес:

– Нам велели ожидать вас.

– Сегодня? – изогнула бровь Фэйли.

– Нет. Первая сказала, что если вы явитесь, мы должны повиноваться.

– Ясное дело, вы должны повиноваться! Это лагерь моего мужа!

Спорить гвардейцы не стали, хотя, очевидно, придерживались другого мнения. Берелейн прислали сюда сопровождать Перрина, но тот не получил полной власти над ней или ее войсками.

Фэйли следовала за мужчинами. Каким-то чудом земля и вправду начала подсыхать. Фэйли говорила Перрину, что слухи не вызывают у нее беспокойства, но, если честно, дерзость Берелейн действовала ей на нервы. «Ох уж эта женщина! – подумала Фэйли. – Как она осмелилась…»

Нет. Нет, Фэйли нельзя идти по этой дорожке. Да, от доброй перебранки ей полегчает, но стоит ли давать новый повод для слухов? Что подумают люди, узнав, как Фэйли заявилась в палатку Первой и накричала на ее обитательницу? Надо сохранять спокойствие. Хотя это непросто.

Лагерь майенцев походил на тележное колесо: от центрального шатра Берелейн спицами расходились ряды крылатых гвардейцев. Палаток у них не было – они остались в обозе мастера Гилла, но сложенные одеяла, составленные вместе пики, коновязи и кострища располагались ровно, как по струнке, – пожалуй, даже слишком ровно. Темно-бордовый шатер Берелейн удалось спасти из Малдена. Сохраняя самообладание, Фэйли подошла к нему в сопровождении двух гвардейцев, и один из них постучал по наружной подпорке.

– Войдите, – безмятежно отозвалась Берелейн, и гвардеец откинул входной клапан.

Фэйли хотела было войти, но внутри что-то зашуршало, и она сделала шаг назад. Из шатра вынырнула Анноура. Айз Седай кивнула Фэйли, и многочисленные косички, обрамлявшие ее лицо, пришли в движение. Вид у Анноуры был недовольный; она по-прежнему оставалась в немилости у своей госпожи.

Набрав полную грудь воздуха, Фэйли шагнула в шатер. Внутри было прохладно. На полу лежал бордовый с прозеленью ковер с узором в виде витого плюща. Обычно Берелейн обставляла шатер походной мебелью, и теперь он казался пустым, хотя здесь имелись кое-какие предметы, спасенные из Малдена: легкий столик и пара крепких дубовых стульев.

– Леди Фэйли, – невозмутимо произнесла Первая, поднимаясь на ноги.

Сегодня на ней была майенская диадема – тонкая корона, великолепная в своей простоте и не украшенная ничем, кроме фигурки золотого ястреба, словно взлетавшего навстречу солнечным лучам, проникавшим сквозь потолок шатра – часть парусиновых клапанов крыши сняли, чтобы внутри было светлее. Зеленое с золотом платье Первенствующей Майена было прихвачено на талии самым простым ремнем. Глубокое декольте прямо-таки бросалось в глаза.

Фэйли уселась на стул. Этот разговор был опасен. Он мог повлечь за собой беду. Но без него нельзя было обойтись.

– Надеюсь, ты не слишком устала от этих дождей? – спросила Берелейн. – Несколько дней уже идут.

– Дожди были ужасные, Берелейн, – согласилась Фэйли, – но я здесь не для того, чтобы беседовать о погоде.

Берелейн поджала прелестные губы. О Свет, какая же она красавица! По сравнению с ней Фэйли просто замухрышка: скромная грудь, слишком большой нос, да и голос даже близко не такой мелодичный, как у Берелейн. Ну зачем Создатель творит столь совершенных людей? Наверное, чтобы посмеяться над остальными.

Но Перрин любит не Берелейн. Он любит Фэйли. «Помни об этом».

– Хорошо, – сказала Берелейн. – Я подозревала, что без разговора не обойтись. Позволь заверить, что все эти слухи высосаны из пальца. Между мной и твоим мужем не произошло ничего… неуместного.

– Я уже в курсе, – подтвердила Фэйли. – Перрин рассказал. И его словам я верю больше, чем твоим.

Услышав это, Берелейн помрачнела. Большой знаток нюансов политического диалога, она обладала утонченными навыками и проницательностью, которым Фэйли оставалось лишь позавидовать. Несмотря на молодость, Берелейн сумела сохранить независимость своего крошечного города-государства от большого и могучего Тира. Фэйли могла лишь догадываться, на какие хитрости и политические уловки пришлось пойти этой весьма неглупой женщине.

– В таком случае зачем ты пришла? – спросила Берелейн, усаживаясь на стул. – В чем проблема, если у тебя легко на сердце?

– Мы обе знаем, что вопрос не в том, спала ты с моим мужем или нет, – ответила Фэйли, и Берелейн удивленно раскрыла глаза. – Меня злит не то, чего не было, а предположения.

– Слухи возникают везде, где собираются люди, – заметила Берелейн. – Особенно если сплетничают мужчины.

– Эти сплетни чересчур живучие. Не иначе, как их поощряют со стороны, – сказала Фэйли. – Теперь все в лагере – включая присягнувших мне на верность беженцев – полагают, что, пока меня не было, ты затащила моего мужа в постель. Поэтому я выгляжу как полная дура, а еще подобные предположения бросают тень на честь Перрина. Нельзя быть вождем, если люди считают, что ты бежишь в объятия другой женщины всякий раз, когда рядом нет жены.

– Другие правители успешно справлялись с похожими слухами, – ответила Берелейн, – и во многих случаях молва имела под собой определенные основания. Монархия способна пережить супружескую измену.

– Быть может, в Иллиане или Тире, – заметила Фэйли, – но народ Салдэйи ожидает от своих монархов лучших качеств. То же самое можно сказать и о двуреченцах. К тому же Перрин вовсе не походит на каких-то других правителей. Когда он ловит взгляды своих людей, у него сердце кровью обливается.

– Думаю, ты его недооцениваешь, – сказала Берелейн. – Он справится с этой ситуацией, научится использовать слухи себе во благо и станет сильнее – как правитель и как мужчина.

Фэйли внимательно посмотрела на нее:

– Ты что, вообще не понимаешь, что он за человек?

Берелейн вздрогнула, будто ей отвесили пощечину. По всей очевидности, ей не нравилась подобная прямота, и это, пожалуй, давало Фэйли некоторое преимущество.

– Я вижу мужчин насквозь, леди Фэйли, – холодно заметила Берелейн, – и твой муж – не исключение. Раз уж ты решила говорить откровенно, отплачу тебе той же монетой. Прибрав Айбара к рукам и связав Салдэйю с Драконом Возрожденным, ты поступила весьма умно, но не думай, что твои притязания на этого мужчину не будут оспорены.

Настало время перейти в атаку. Фэйли глубоко вздохнула:

– Твое поведение нанесло серьезный удар по репутации Перрина, миледи Первая. Опорочь ты меня, я могла бы задуматься о прощении. Но ты опорочила моего мужа, и это непростительно.

– Не понимаю, что тут можно сделать.

– А я понимаю, – сказала Фэйли. – И совершенно уверена, что одной из нас придется умереть.

– Прошу прощения? – бесстрастно переспросила Берелейн.

– В Пограничных землях женщина, узнав, что муж делит ложе с другой, имеет право вызвать соперницу на бой на ножах. – Это соответствовало истине, хотя традиция была древней и соблюдалась все реже. – Такая схватка – единственный способ вернуть мне доброе имя.

– И что она докажет?

– Самое меньшее, все перестанут думать, что ты продолжаешь развлекаться с моим мужем у меня за спиной. Потому что ты умрешь.

– Ты что, угрожаешь мне в моем же шатре?

– Это не угроза, – решительно ответила Фэйли. О Свет, как же она надеялась, что все получится! – Это вызов.

Берелейн пристально смотрела на собеседницу – внимательным, оценивающим взглядом.

– Я сделаю публичное заявление, – предложила она. – Прилюдно высеку служанок за распространение слухов и сообщу всему лагерю, что ничего не было.

– Думаешь, это остановит молву? Ты ничего не предпринимала, пока меня не было, и это выглядит как подтверждение слухов. А теперь все, само собой, ожидают, что ты станешь вести себя так, будто ничего не случилось.

– Но… ты же шутишь насчет этого… вызова?

– Когда речь идет о чести моего мужа, Берелейн, я никогда не шучу.

Заглянув в глаза Первой, Фэйли увидела в них тревогу. Берелейн не хотела биться с ней на ножах, а Фэйли, ясное дело, тоже не горела желанием драться с Берелейн, и не только потому, что не была уверена в победе. Хотя ей всегда хотелось отомстить Первой за тот день, когда Берелейн отобрала у нее нож.

– Сегодня вечером я брошу тебе вызов по всей форме. Перед всем лагерем, – невозмутимо сказала Фэйли. – У тебя будет один день, чтобы принять его или уехать.

– Я не желаю участвовать в этих глупостях.

– Но уже участвуешь, – встала Фэйли. – С тех пор, как позволила распускать эти слухи.

Стараясь не показать, что нервничает, Фэйли повернулась к выходу из палатки. Заметила ли Берелейн капельки пота у нее на лбу? Фэйли казалось, что она ступает по лезвию меча. Прознав об этом вызове, Перрин будет вне себя от гнева. Оставалось надеяться, что…

– Леди Фэйли! – сказала Берелейн у нее за спиной. В голосе Первой явственно слышалось напряжение. – Вне всякого сомнения, мы в состоянии найти другой компромисс. Не стоит усугублять ситуацию.

С глухо стучащим сердцем Фэйли остановилась, а затем обернулась. У Первой был не на шутку взволнованный вид. Да, она и впрямь поверила, что кровожадная Фэйли предлагает ей сразиться не на жизнь, а на смерть.

– Я хочу, чтобы тебя не стало в жизни Перрина, – сказала Фэйли. – И добьюсь этого, так или иначе.

– Хочешь, чтобы я уехала? – спросила Берелейн. – Поручения лорда Дракона уже выполнены. Пожалуй, я могла бы забрать своих людей и отправиться на все четыре стороны.

Нет, Фэйли не хотела, чтобы Берелейн уезжала. Намечается схватка с белоплащниками, и исчезновение войска Первой будет весьма неприятным ударом. И как подозревала Фэйли, Крылатая гвардия Перрину еще понадобится.

– Нет, – ответила она. – Ты не сможешь забрать эти слухи с собой, Берелейн.

– Такой вариант ничем не хуже, чем моя смерть, – холодно сказала Первая. – Если мы сразимся и ты каким-то образом сумеешь меня убить, все лишь скажут, что ты взбесилась из-за мужниной измены. Таким образом, слухи пойдут с удвоенной силой. Сомневаюсь, что это поправит твое положение.

– Значит, ты понимаешь, в какой я ситуации. – Фэйли решила, что пора дать волю эмоциям. – Как видно, способа остановить молву не существует.

Берелейн внимательно смотрела на нее. Однажды эта женщина пообещала – разве что не поклялась, – что заберет Перрина себе, но в последнее время, как казалось, сдала назад, пусть даже и отчасти, и сейчас в ее взгляде читался намек на беспокойство.

«Она понимает, что слишком далеко зашла», – сообразила Фэйли. Ну конечно. Берелейн не ожидала, что Фэйли вернется из Малдена. Потому-то и решилась на столь смелый ход.

Теперь же до нее дошло, что этот кусок ей не по зубам. И она действительно верила, что Фэйли достанет безумия у всех на виду вызвать ее на поединок.

– Нам никогда этого не хотелось, – сказала Фэйли, возвращаясь в шатер. – Ни мне, ни Перрину. Твои ухаживания не вызывают у нас обоих ничего, кроме недовольства.

– Твой муж не особо старался отвадить меня, – скрестила руки на груди Берелейн. – Пока тебя не было, он, бывало, разжигал мой интерес, причем напрямую.

– Ничего ты не понимаешь, Берелейн. – Даже странно, что эта умная в остальном женщина демонстрирует такую слепоту.

– Это тебе только кажется, – возразила Берелейн.

– У тебя теперь два варианта, – подступила к ней Фэйли. – Сразись со мной, и одна из нас умрет. Ты права, это не положит конец слухам. Но у тебя больше не будет шанса заполучить Перрина. Ты или умрешь, или станешь женщиной, убившей его жену. И второй вариант. – Фэйли посмотрела Берелейн в глаза. – Придумай способ остановить молву раз и навсегда. Ты сама заварила эту кашу. Теперь расхлебывай.

Ну вот и все. Она сделала ставку. Фэйли не могла найти выход из сложившейся ситуации, но у Берелейн намного больше опыта в подобных играх, и поэтому Фэйли сделала вид, что готова на опрометчивые поступки. Похоже, Берелейн купилась, и теперь дело за ее незаурядной политической смекалкой.

Сработает ли этот план?

Фэйли смотрела в глаза Берелейн с нарочитым возмущением, вызванным всем случившимся: ее избивали, унижали, пытали холодом, и все это было делом рук их общего врага, а у Берелейн тем временем хватило наглости так себя вести?

Девушка выдержала взгляд Первой. Нет, Фэйли недоставало политического опыта Берелейн, но у нее было нечто иное – то, чего не было у этой женщины. Фэйли любила Перрина, любила по-настоящему, всей душой. И готова была сделать что угодно, лишь бы уберечь его от зла.

Первая не сводила испытующего взгляда с Фэйли.

– Ладно, – наконец сказала Берелейн. – Да будет так. Гордись собой, Фэйли. Нечасто… я схожу со следа столь желанной добычи.

– Ты не сказала, как пресечь эти слухи.

– Думаю, есть один способ, – произнесла Первая Майена. – Но не самый приятный.

Фэйли приподняла бровь.

– Надо, чтобы в нас с тобой увидели подруг, – объяснила Берелейн. – Ссоры, распри… Они лишь подливают масла в огонь. Но стоит нам начать проводить время вместе, общаться по-дружески, и сплетники будут обезоружены. Этого, вкупе с официальным опровержением слухов с моей стороны, должно быть вполне достаточно.

Фэйли опустилась на тот же стул, где сидела прежде. Подруги? Она терпеть не могла эту женщину. Ненавидела ее лютой ненавистью.

– Надо, чтобы все выглядело правдоподобно. – Берелейн встала, подошла к этажерке в углу шатра и налила себе охлажденного вина. – Иначе ничего не выйдет.

– И еще. Найди другого мужчину и оказывай знаки внимания ему, – сказала Фэйли. – Хотя бы некоторое время. Чтобы доказать, что Перрин тебя не интересует.

– Да, – подняла кубок Берелейн. – Пожалуй, это пойдет на пользу. Готова ли ты к такому лицедейству, Фэйли ни Башир т’Айбара?

«Ага, выходит, ты поверила, что я готова тебя убить», – подумала Фэйли, а вслух сказала:

– Даю слово.

Кубок замер на полпути к губам. Затем Берелейн с улыбкой выпила вино.

– Что ж, – сказала она, опуская кубок, – посмотрим, что у нас получится.

Глава 19
Разговор о драконах

Мэт натянул плотную коричневую куртку – безо всяких украшений, если не считать медных пуговиц. Куртка была теплая, шерстяная, с дырками от стрел, лишь по счастливому стечению обстоятельств не прикончивших ее владельца. Вокруг одной расплылось кровавое пятно, но его почти удалось отстирать. Хорошая куртка. Когда Мэт жил в Двуречье, такая вещь обошлась бы ему недешево.

Он глянул в зеркало, висевшее в новой палатке, и потер лицо. Наконец-то он избавился от проклятой бороденки. Интересно, как Перрин сносит этот треклятый зуд? У него, наверное, не кожа, а наждачная бумага. Ну а Мэт при необходимости найдет другой способ маскировки.

После бритья осталось несколько порезов. И вовсе не потому, что Мэт разучился о себе заботиться. Ему не нужен слуга, чтобы делал за Мэта то, что он и сам способен сделать. Кивнув своему отражению, Мэт нахлобучил шляпу и схватил стоявший в углу палатки ашандарей. Казалось, во́роны на клинке привстали в предвкушении новых битв.

– И растреклято правильно сделали, – заявил им Мэт и, положив ашандарей на плечо, направился к выходу из палатки.

По пути он не забыл прихватить походную котомку и закинул ее за спину. С сегодняшнего дня он будет ночевать в городе.

Мэт шагал по лагерю, кивком поприветствовав группу проходивших мимо «красноруких». Он удвоил караулы, опасаясь не только голама, но и беспокоясь из-за соседства со множеством военных лагерей вокруг. Половину из них разбили наемники, а вторую половину – приверженцы того или иного мелкого лорда, явившиеся засвидетельствовать королеве свое почтение – что примечательно, уже после состоявшейся решительной битвы.

Несомненно, все до единого бросились выражать самую искреннюю преданность Илэйн, объясняя, что поддерживали ее с самого начала. Но эти слова, судя по всему, не производили желаемого впечатления: из достоверных источников – от троих пьянчуг в разных трактирах – Мэт узнал, что для вербовки защитников города Илэйн активно использовала Перемещение. Гораздо проще выдумывать оправдания и сочинять причины, задержавшие своевременное прибытие, если нужно отвечать на послание, полученное в письменном виде.

– Мэт! Мэт!

Завидев бегущего к нему Олвера, Мэт остановился возле палатки. Паренек взял за привычку носить на руке красную повязку, подражая «красноруким», но не вылезал из старых коричневых штанов и такой же куртки. Под мышкой он нес свернутое тряпичное поле для игры в «Змей и лисиц», а на другом плече – походную котомку.

Неподалеку стояла Сеталль, а рядом с ней – Луссин и Эддер, двое «красноруких», которым было велено присматривать за мальчишкой и госпожой Анан. Они собирались вскоре отправиться в город.

– Мэт! – воскликнул Олвер, тяжело дыша. – Ты что, уходишь?

– Сейчас нет времени играть, Олвер. – Мэт опустил ашандарей на локтевой сгиб. – Мне надо встретиться с королевой.

– Знаю, – сказал Олвер. – Я тут подумал, раз уж нам обоим надо в город… Может, поедем вместе и все спланируем? Есть у меня пара мыслей насчет того, как победить и змей, и лисиц! Мы им покажем, Мэт. Чтоб мне сгореть, мы им, растреклятым, покажем!

– Где ты нахватался таких слов?

– Мэт, – продолжил Олвер, – это же важно! Надо составить план! А мы еще даже не обсуждали, что будем делать.

Мэт безмолвно выбранил себя последними словами. Нельзя было говорить о спасении Морейн там, где мог подслушать Олвер. Поняв, что его не берут с собой, мальчишка сильно расстроится.

– Надо обдумать, какие слова я скажу королеве, – потирая подбородок, заметил Мэт. – Но пожалуй, ты прав. Хороший план – залог успеха. Говоришь, у тебя есть соображения? Вот и расскажи о них Ноэлу.

– Уже рассказал, – сообщил Олвер. – И ему, и Тому. И еще Талманесу.

Талманесу? Но Талманес не пойдет с ними в Башню! О Свет! И давно Олвер успел всем раззвонить?

– Олвер, – сказал Мэт, присев на корточки и глядя мальчику в глаза, – научись держать рот на замке. Не надо, чтобы все узнали о наших планах.

– Я говорил только с теми, Мэт, кому мы доверяем, – заявил Олвер. – В основном с «краснорукими», так что не переживай.

«Великолепно», – подумал Мэт. Что подумают солдаты, узнав, что их командир собрался дать бой ораве существ из детских сказок? Хотелось бы верить, что слова Олвера сочли мальчишескими фантазиями.

– Давай-ка поспокойнее, – сказал Мэт. – Завтра загляну к вам в гостиницу, сыграем партию и все обсудим. Лады?

– Лады, – кивнул Олвер. – Но, Мэт… Кровь и проклятый пепел! – Он развернулся и зашагал прочь.

– И хватит ругаться! – бросил Мэт ему в спину и покачал головой. Из-за этих треклятых солдат к двенадцати годам мальчишка вконец разучится вести себя прилично.

Вскинув ашандарей на плечо, Мэт отправился дальше. Том и Талманес ждали на краю лагеря. Оба сидели на лошадях, возглавляя отряд из полусотни «красноруких». На Томе было экстравагантная куртка цвета выдержанного вина, с расшитыми золотом рукавами и сверкающими золотыми пуговицами, штаны такого же бордового оттенка, рубашка с кружевными манжетами и шелковый шейный платок. Вдобавок он подстриг и тщательно расчесал свои усы. Вся одежда, включая черный плащ с золотым подбоем, была совершенно новой.

Мэт застыл как вкопанный. Когда это старый плут-менестрель успел превратиться в образцового придворного подхалима? О Свет!

– Судя по твоему виду, я сумел произвести впечатление, – заметил Том.

– Кровь и проклятый пепел! – воскликнул Мэт. – Что стряслось? На завтрак давали протухшую колбасу и теперь тебе нездоровится?

Том откинул полу плаща, демонстрируя висевшую на боку арфу. Ни дать ни взять придворный бард!

– Раз уж я – после стольких лет – решил появиться в Кэймлине, то и выглядеть надо соответственно.

– Теперь понятно, почему ты каждый вечер пел за звонкую монету, – сказал Мэт. – Как погляжу, у людей в тех трактирах денег куры не клюют.

Талманес – тоже в изысканном, зеленовато-синем с серебром наряде – слегка поднял бровь, что в его случае означало ухмылку. Временами он бывал так мрачен, что в сравнении с его физиономией небесные тучи имели самый развеселый вид. Мэт ощупал свои манжеты. Н-да, кружева бы им не помешали. Лопин, будь он жив, без напоминаний выбрал бы подходящий костюм. Кружева – если их не слишком много – идут мужчине на пользу. Делают его внешность более презентабельной.

– А ты, Мэт? Неужели пойдешь на встречу с королевой в таком виде? – спросил Талманес.

– Ясное дело. – Слова слетели у Мэта с языка – он даже задуматься об ответе не успел. – Куртка-то хорошая. – Он взял Типуна за поводья.

– Самое то для перепалки. Или для петушиных боев, – заметил Талманес.

– Мэт, Илэйн теперь – королева Андора, – сказал Том. – А королевы весьма привередливы. Не помешает проявить уважение.

– Проклятье! Я и так проявляю уважение! – Мэт отдал копье кому-то из солдат и вскочил в седло, потом забрал ашандарей обратно и развернул Типуна так, чтобы видеть Тома. – Это нормальная фермерская куртка.

– Но ты-то уже не фермер, – произнес Талманес.

– И фермер тоже, – упрямо ответил Мэт.

– Музенге назвал тебя… – начал Том.

– Он ошибся, – перебил его Мэт. – Проклятье! Ну женился человек – и что, сразу стал аристократом?

Том переглянулся с Талманесом.

– Вообще-то, Мэт, именно так оно и работает, – пояснил Том. – Женитьба – один из первейших способов выбиться в знать.

– Здесь? Может быть, – согласился Мэт. – Но Туон – шончанка. Кто знает, как у них все устроено? Все мы видели, какие они странные, эти шончан. Мы ничего не узнаем, пока не поговорим с Туон.

– По-моему, – нахмурился Том, – если судить по ее словам…

– Ничего мы не узнаем, пока не поговорим с ней, – повторил Мэт, повысив голос. – А до тех пор я – просто Мэт, а не какой-то принц чего-то там. Не надо этой мишуры.

Том сделал озадаченное лицо, а Талманес чуточку приподнял уголки губ. Чтоб ему сгореть. Мэт был склонен думать, что его торжественная мрачность – всего лишь поза. Может, в глубине души он покатывается со смеху.

– Ладно, Мэт. Сколько тебя помню, – сказал Талманес, – ты всегда чудил. И с чего надеяться, что сегодня ты возьмешься за ум? Итак, вперед, на встречу с королевой Андора. Уверен, что не хочешь вдобавок в грязи изваляться?

– Захочу и изваляюсь, – холодно ответил Мэт.

Надвинув шляпу на лоб, он подождал, пока к седлу не приторочат котомку, тронул Типуна пятками, и процессия выехала на уже знакомую дорогу, ведущую в Кэймлин.

Почти всю дорогу Мэт прокручивал в голове свой план. С собой у него была кожаная папка с бумагами Алудры, включая список того, что ей надо: ей требовались все кэймлинские отливщики колоколов, большое количество железа и бронзы, а также какие-то порошки стоимостью в тысячи крон. И это, если верить ее словам, самый минимум необходимого.

И как, Света ради, Мэт уговорит треклятую Илэйн Траканд предоставить все это в его распоряжение? Надо будет побольше улыбаться. Но в прошлом Илэйн не очень-то велась на его улыбки, да и королевы не похожи на обычных людей. Почти всякая женщина или улыбнется в ответ, или скроит гримасу, и ты сразу поймешь, что к чему. Но Илэйн была из тех, кто улыбается, а потом все равно бросает тебя за решетку.

Для разнообразия неплохо было бы удаче завести его туда, где можно покуривать добрую трубку, развлекаться игрой в кости, усадить на колени симпатичную служанку и не переживать ни о чем, кроме следующего броска. Но вместо этого Мэт взял в жены одну из шончанских верховных Высокородных, а теперь держал путь к королеве Андора, чтобы молить ее о помощи. Ну почему он всегда попадает в такие ситуации? Иной раз ему казалось, что Создатель похож на Талманеса. Сидит где-нибудь с непроницаемой физиономией, но втайне посмеивается над Мэтом без зазрения совести.

Колонна следовала мимо многочисленных лагерей, разбитых на равнинах возле Кэймлина. От всех наемных отрядов потребовали держаться в лиге от города, но дружинникам лордов дозволено было остановиться ближе к стенам, и это добавляло Мэту головной боли. Между наемниками и верноподданными солдатами всегда существует некоторое напряжение, и теперь, когда задиры находились в такой дали от Кэймлина, то и дело случались стычки, и Отряд оказывался в самом центре конфликтов.

Окинув взглядом витые столбики дыма от лагерных костров, Мэт по-быстрому прикинул, что здесь по меньшей мере десять тысяч наемников. Интересно, понимает ли Илэйн, что за каша у нее тут преет и булькает? Подбросить чуток дровишек, чтобы огонь разгорелся, и треклятое варево через край котла польется!

Процессия привлекала внимание. Один из солдат ехал с поднятым знаменем Отряда Красной руки, а люди Мэта уже заработали кое-какую репутацию. По его подсчетам, если сравнивать с отдельными отрядами лордов и наемников, «краснорукие» представляли собой самую крупную силу за пределами кэймлинских стен. Уклад и дисциплина – как в регулярной армии, командир – близкий друг Дракона Возрожденного, и солдаты попросту не могли удержаться от хвастовства, хотя Мэт предпочел бы, чтобы они помалкивали.

По обочинам толпились люди, пожелавшие хотя бы мельком взглянуть на «лорда Мэта». Сам же Мэт смотрел прямо перед собой. Ожидали увидеть хлыща в богатом платье? Обойдетесь. Впрочем, куртку он мог бы выбрать и получше. Эта совсем заскорузла, а от воротника чесалась шея.

Судя по жестам, многие решили, что «лорд Мэт» – это Талманес. Наверное, из-за одежды. Кровь и пепел!

Разговор с Илэйн обещал быть непростым, но у Мэта имелся козырь в рукаве. Такой, который, как ему хотелось бы верить, отобьет у королевы охоту задумываться о дороговизне предложения Алудры. Хотя больше всего Мэт опасался, что Илэйн смекнет, что к чему, и пожелает принять участие в его затее, а если женщина хочет «принять участие», это означает, что она вознамерилась подмять все под себя.

По разросшимся окраинам города процессия приближалась к воротам в серовато-белой стене Кэймлина. Солдаты приветствовали кавалькаду взмахами рук, Мэт отвечал им, касаясь полей шляпы, а Том энергично махал собравшимся. Раздавались одобрительные возгласы. Замечательно. Просто замечательно, чтоб оно все было проклято.

По Новому городу проехали без приключений, если не считать намного больших толп любопытствующих. Может, кто-то признал лицо по тем рисункам? Поначалу Мэт хотел держаться подальше от главных проспектов, но в паутине извилистых улочек Кэймлина не так-то просто сориентироваться, да и узковаты они для полусотни всадников.

Наконец отряд оказался за снежно-белыми стенами Внутреннего города, где дороги были пошире, население поменьше, а построенные огирами здания не жались друг к другу. Здесь встречались группы вооруженных людей, в том числе гвардейцев в бело-красной форме. Впереди, на придворцовой площади, Мэт увидел их лагерь, скрывший серые камни мостовой под обилием палаток и коновязей.

Кэймлинский дворец походил на миниатюрный город в городе, расположенном внутри еще одного города. Его окружала невысокая укрепленная стена, и, хотя шпили, башенки и остроконечные крыши вздымались высоко в небо, все это сооружение, в отличие от Солнечного дворца, крепко смахивало на убежище на случай войны. Даже странно, что по молодости Мэт этого не замечал. Если падет город, дворец в состоянии держаться сам по себе. Однако за стенами нужны еще казармы. Устраивать бивак во внутреннем дворе попросту глупо.

В качестве эскорта Мэт взял с собой Талманеса, Тома и десяток «красноруких». У входа во дворец ждал высокий мужчина в отполированном до блеска нагруднике и с тремя золотыми узлами-бантами на плече плаща. Молодой парень, однако, судя по тому, как он стоял – расслабленно, но уверенно, положив руку на головку эфеса меча, – бывалый солдат. И еще красавчик. Жаль. Слишком уж часто от красоты военных не остается ни следа.

Высокий мужчина кивнул Мэту, Тому и Талманесу.

– Лорд Коутон? – спросил он у Мэта.

– Просто Мэт.

Человек вздернул бровь и после паузы сказал:

– Меня зовут Чарльз Гэйбон. Я провожу вас к ее величеству.

Итак, встретить Мэта прислали самого Гэйбона, высокопоставленного офицера, второго по старшинству в командовании армии. Неожиданно. Неужели Илэйн боится Мэта? Или это знак уважения? А может, Гэйбону захотелось взглянуть на гостя своими глазами? Нет, это точно не знак уважения – если вспомнить, как Илэйн тянула с аудиенцией. Значит, вот как она встречает старых друзей! Подозрения Мэта подтвердились, когда Гэйбон повел гостей не в главный, Тронный, зал, а куда-то вглубь дворца, в какие-то тихие его закоулки.

– Наслышан о вас, мастер Коутон, – сказал он. Гэйбон, как видно, отличался высокомерием. Слишком уж солидно он держался. Даже чересчур. Как лук, которому недостает гибкости.

– Откуда? – уточнил Мэт. – От Илэйн?

– В основном по городской молве. Люди охотно говорят о вас.

«Неужели?» – подумал Мэт.

– И половины того не было, о чем болтают, – проворчал он. – А если что и было, так не по моей вине.

Гэйбон рассмеялся:

– Как насчет той истории, что вы девять дней висели в петле на дереве?

– Враки, – заявил Мэт, едва устояв перед искушением потрогать шарф на шее. Девять дней? Проклятье! Какие девять дней? Он и девяти минут не провисел! Хотя в тот момент даже и девять секунд показались ему целой вечностью.

– А еще говорят, – продолжил Гэйбон, – что вам неведомы неудачи в игре в кости и в любви. И что ваше копье всегда попадает в цель.

– Чтоб мне сгореть! С первым соглашусь, а со вторым и третьим – вряд ли. Жаль, что это не так.

– Вы что, и правда ни разу не проиграли в кости?

– Это утверждение недалеко от истины, – поправил шляпу Мэт. – Только молчок, а то меня не примут ни в одну игру.

– Говорят, вы сразили кого-то из Отрекшихся, – заметил Гэйбон.

– Неправда, – ответил Мэт. А вот это откуда взялось?

– А рассказы о честной дуэли с королем айильских захватчиков? Вы действительно своей победой обеспечили Дракону Возрожденному верность айильцев?

– Проклятый пепел! – воскликнул Мэт. – Да, я убил Куладина, но никакой дуэли не было. Мы сошлись на поле боя, и один из нас должен был умереть. И мне умирать уж никак не хотелось, будь оно все проклято.

– Любопытно, – сказал Гэйбон. – Я принимал этот рассказ за чистую монету. По крайней мере, допускал, что такое вполне могло случиться. В отличие от… – Он умолк.

– В отличие от чего? – спросил Мэт.

Они миновали перекрестье коридоров, где стояло несколько слуг, проводивших гостей взглядами и принявшихся перешептываться.

– Наверняка вы слышали эту историю, – замялся Гэйбон.

– Сомневаюсь.

Чтоб ему сгореть! Что дальше? Кто распространяет эти слухи? Ведь даже солдаты Отряда многого не знают!

– Ну, поговаривают, что вы шагнули во владения самой смерти, бросили ей вызов и потребовали ответа на свои вопросы, – смущенно сказал Гэйбон. – И что смерть вручила вам это копье и предрекла вашу кончину.