Текст книги "Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи"

– Поговорим при следующей встрече.

Эгвейн бросила на него мрачный взгляд.

– И раз уж на то пошло… – Ранд едва заметно поклонился ей. Вернее, просто кивнул. – Эгвейн ал’Вир, Блюстительница печатей, Пламя Тар Валона, дозволено ли мне удалиться?

Такая демонстративная вежливость… Неужто издевается? И ведь не понять.

Эгвейн посмотрела ему в глаза. «Не вынуждай меня делать то, о чем я пожалею», – казалось, говорил его взгляд.

Сумеет ли она заточить Дракона в Белой Башне? Особенно после того, как сама заявила Элайде, что ему необходима свобода?

– Я не позволю тебе сломать печати, – сказала она. – Это безумие.

– Если так, встретимся с тобой в месте, известном под названием Поле Меррилор. Это на севере. Все обсудим, а потом я отправлюсь к Шайол Гул. Не хочу перечить тебе, Эгвейн, но мне действительно пора.

Они продолжали смотреть друг другу в глаза. Все присутствующие будто затаили дыхание. В зале Совета было так тихо, что Эгвейн слышала, как под налетающим ветерком дребезжат стекла окна-розетки.

– Хорошо, Ранд, – промолвила Эгвейн, – но мы еще не закончили.

– Бесконечность не имеет конца, Эгвейн, – ответил он, потом кивнул ей, повернулся и зашагал прочь из зала. О Свет! У него же левая рука изувечена! Как случилось, что он лишился кисти?

Пропуская его, сестры и Стражи неохотно расступились. Эгвейн приложила ладонь к закружившейся вдруг голове.

– О Свет! – воскликнула Сильвиана. – Объясни, мать, как ты сумела хоть о чем-то думать во время этой встречи?

– Что? – Эгвейн обвела взглядом восседающих. Многие из них заметно обмякли.

– Что-то схватило меня за сердце. – Барасин поднесла руку к груди. – Сжало так крепко, что я слова вымолвить не смела.

– А я хотела кое-что сказать, – подхватила Юкири, – да язык не послушался.

– Та’верен, – объяснила Саэрин, – но такое сильное воздействие… Казалось, он вот-вот раздавит мне внутренности.

– Как ты сумела противостоять ему, мать? – спросила Сильвиана.

Эгвейн нахмурила брови. Ничего подобного она не почувствовала. Наверное, потому, что видела в нем Ранда.

– Через час состоится заседание Совета Башни, – объявила она. – Надо обсудить слова Дракона Возрожденного. И вот это обсуждение должно быть «запечатано Советом» и оставаться тайной для всех сестер, кроме членов Совета. Кто-нибудь, проследите за ним. Надо удостовериться, что он действительно ушел.

– За ним приглядит Гарет Брин, – отозвался стоявший у дверей Чубейн.

Восседающие поднялись со своих мест, но не без труда: сказывалось недавнее потрясение. Сильвиана наклонилась к Эгвейн:

– Ты права, мать. Нельзя допустить, чтобы он сломал печати. Но что нам делать? Если не желаешь взять его под стражу…

– Сомневаюсь, что это в наших силах, – ответила Эгвейн. – Есть в нем что-то… неодолимое. По-моему, он мог запросто разрушить свой щит.

– В таком случае как ему помешать?

– Нам понадобятся союзники, – ответила Эгвейн и глубоко вздохнула. – Быть может, его сумеют убедить люди, которым он доверяет.

Или же он отступит под давлением достаточно сильного альянса, созданного, дабы остановить Дракона.

И вот теперь крайне необходимо переговорить с Илэйн и Найнив. Это самое главное. И чем скорее, тем лучше.

Глава 4
Стоны Узора

– В чем дело? – спросил Перрин, стараясь не обращать внимания на резкую вонь гниющего мяса. Трупов он не видел, но для него здесь пахло так, словно ими была усыпана вся земля.

Передовой отряд стоял на обочине Джеханнахской дороги. Все смотрели на север, на холмистую равнину, поросшую редкими деревьями. Трава здесь, как и везде, имела желто-бурый оттенок, но чуть дальше от дороги темнела, будто пораженная какой-то болезнью.

– Такое я вижу не впервые, – сказала Сеонид. Склонившись у дороги, миниатюрная белокожая Айз Седай вертела в пальцах листок, сорванный с невысокого куста. На ней было зеленое шерстяное платье тонкой работы, но без вышивки, а из украшений – только кольцо Великого Змея.

Над головой глухо раскатывался гром. За спиной у Сеонид замерли шесть Хранительниц Мудрости: руки сложены на груди, лица непроницаемы. У Перрина даже мысли не возникло сказать Хранительницам Мудрости – или ставшим у них ученицами двум Айз Седай, – чтобы они оставались в лагере. Скорей всего, Перрину еще повезло, что Хранительницы Мудрости взяли с собой и его.

– Да. – Звякнув браслетами, Неварин опустилась на колени и взяла листок у Сеонид. – Однажды в детстве я побывала в Запустении – отец решил, что мне надо это увидеть. Там я и встречала нечто похожее.

Перрину довелось побывать в Запустении лишь однажды, но он тоже узнал эти явственные черные крапинки. Вдалеке на одно из деревьев села рыжая сойка – клюнула ветку, пощипала листья, не нашла ничего интересного и улетела прочь.

Как ни странно, здешние растения выглядели получше тех, что Перрин видел во время перехода. Да, покрытые пятнами, но живые и вполне себе здоровые.

«О Свет! – подумал он, взяв у Неварин листок, от которого пахло разложением. – Что же это за мир такой, где Запустение – не самый худший вариант?»

– Мори, – Неварин кивком указала на стоявшую рядом Деву, – объехала вокруг всего участка. Ближе к середине он еще больше темнеет. Но что в самом центре, рассмотреть не удалось.

Перрин направил Трудягу в поле. Фэйли последовала за ним. В ее запахе не было ни намека на страх, но сопровождавшие Перрина двуреченцы замешкались.

– Лорд Перрин? – окликнул его Вил.

– Вряд ли мне что-то грозит, – отозвался Перрин. – С птицей-то ничего не случилось.

Опасно не само Запустение, а обитающие в нем твари, и, если они каким-то образом продвинулись на юг, об этом надо знать. Айильцы молча двинулись за Перрином, а поскольку рядом с ним была Фэйли, Берелейн не могла не последовать ее примеру. За ней ехали Анноура и Галленне. Хвала Свету, Аллиандре согласилась остаться в лагере и присматривать за беженцами, пока не вернется Перрин.

Кони и без того капризничали, и окрестные виды не улучшили их настроения. Трупный запах был так силен, что Перрин старался дышать только ртом. Земля, как и везде, была влажной – скорей бы солнце выглянуло из-за туч и подсушило эту грязь! – и лошади, не находя надежной опоры для копыт, ступали небыстро. Почти вся луговина поросла травой – клевером и мелким сорняком, – и чем дальше, тем больше встречалось темных пятен. Прошло несколько минут, и бурых растений стало больше, чем желтых или зеленых.

Наконец отряд вышел к небольшой низине меж трех холмов. Перрин остановил Трудягу, остальные собрались вокруг. Здесь была деревня, но довольно необычная на вид: хижины, сложенные из каких-то странных бревен, походивших на толстый тростник, и крытые листьями – громадными, шириной в две мужские ладони.

Вместо нормальной земли – сплошной песок. Неудивительно, что ничего не росло. Соскользнув с коня, Перрин нагнулся, набрал пригоршню песка, пропустил его сквозь пальцы и оглянулся на спутников. От них пахло замешательством.

Он осторожно повел Трудягу вглубь деревни. Отсюда распространялось Запустение, но на тростниковых стенах не было никаких его следов. Девы под руководством Сулин, закрыв лица вуалями, устремились вперед, рассыпавшись по улице, быстро проверили постройки, обменялись несколькими быстрыми жестами и вернулись.

– Никого? – спросила Фэйли.

– Пусто, – подтвердила Сулин, настороженно опуская вуаль. – Ни души.

– Кому пришло в голову строить такую деревню? – задумался Перрин. – Да еще не где-то, а в Гэалдане?

– Ее построили не здесь, – сказала Масури.

Перрин обернулся к стройной Айз Седай.

– Эта деревня не из здешних краев, – повторила она. – Таких бревен я никогда раньше не видела.

– Стоны Узора, – тихо произнесла Берелейн. – Люди умирают по непонятной причине, а мертвецы восстают из могил. В городах исчезают здания и портятся продукты.

Перрин почесал подбородок, вспоминая тот день, когда едва не погиб от собственного топора, который пытался его убить. Если целые деревни исчезают, а потом появляются в других местах, если Запустение распространяется через возникающие в Узоре прорехи… О Свет! Насколько же все плохо?

– Сожгите эту деревню, – распорядился Перрин, разворачиваясь. – С помощью Единой Силы. Постарайтесь выжечь как можно больше пораженных растений. Быть может, нам удастся остановить порчу. Армия встанет лагерем в часе пути отсюда – на сегодня, а то и на завтра, если вам понадобится больше времени.

В кои-то веки ни Хранительницы Мудрости, ни Айз Седай не стали обсуждать приказ. Разве что недовольно фыркнули.

* * *

Пойдем поохотимся, брат.

Опять волчий сон. Перрин смутно помнил, как сидел возле тусклого огонька открытой лампы и ждал новостей из странной деревни. Чтобы не уснуть, он пытался читать в свете одинокого дрожащего язычка пламени «Странствия Джейина Далекоходившего» – эту книгу Гаул нашел где-то в Малдене.

Теперь же Перрин лежал на спине посреди огромного поля, чувствовал, как высокая, по пояс, трава, дрожа на ветру, щекочет ему щеки и руки, и смотрел в небо – такое же кипуче-грозовое, как наяву, а то и побеспокойнее.

Глядя на это небо в обрамлении буровато-зеленых стеблей травы и колосьев дикого проса, Перрин буквально чувствовал, как надвигается буря – она словно готовилась сползти с небес и поглотить его.

Ну же, Юный Бык! Пойдем поохотимся!

Это был голос волчицы. Перрин инстинктивно понял, что ее зовут Танцующая-среди-Дубов: щенком она любила резвиться в молодой дубовой роще. С ней были и другие: Шепчущий, Заря, Искра, Вольный… Добрый десяток волков. Они звали его. Некоторые были живы и спали; другие уже умерли, и с Перрином говорили их души.

Волки взывали к нему калейдоскопом ароматов, звуков и образов. Запах оленя, при каждом прыжке оставляющего углубления в земле. Шелест опавших листьев под лапами бегущих волков. Победный рык и охотничий азарт, охвативший всю стаю.

Обращенный к нему зов пробуждал нечто в глубине души Перрина – волка, которого он так старался держать под замком. Но волка надолго не запрешь. Он не потерпит неволи: или сбежит, или умрет. Перрин испытывал жгучее желание вскочить на ноги, радостно ответить на волчий зов, броситься навстречу стае и раствориться в ней. Ведь он Юный Бык, и другие волки ждут не дождутся, когда он к ним присоединится.

– Нет! – Перрин сел и высоко поднял голову. – Я не хочу потерять себя в вашей стае!

Справа в траве сидел Прыгун. Крупный серый волк смотрел на Перрина немигающими золотистыми глазами, и в них отражались вспышки молний. Трава доходила ему до шеи.

Перрин убрал руку от головы. Воздух был густой, влажный, тяжелый, он пах дождем, сухими травами, но сильнее всего – настойчивостью Прыгуна.

Тебя зовут на охоту, Юный Бык.

– Не могу я с вами охотиться, – объяснил Перрин. – Прыгун, мы уже говорили об этом. С вами я теряю свое «я». А в бою меня обуревает ярость. Будто я волк.

Будто? – пришло от Прыгуна. – Юный Бык, ты и есть волк. И еще человек. Пойдем поохотимся.

– Сказал же – не могу! Нельзя, чтобы волк во мне взял верх. Такого я не допущу! – Перрин вспомнил запертого в клетке юношу с золотистыми глазами. Его звали Ноам, и в нем не осталось ничего человеческого. Ноам встретился ему в деревне под названием Джарра.

«О Свет! – подумал Перрин. – Это же совсем рядом». По крайней мере, недалеко от того места, где дремало в реальном мире его тело. Джарра же находилась в Гэалдане. Ну и совпадение! Очень странно.

Рядом с та’вереном совпадений не бывает.

Перрин нахмурился, встал и обвел взглядом окрестности. Кто сказал ему, что в Ноаме не осталось ничего человеческого? Точно, Морейн. И добавила, что такая судьба ждет всякого волчьего брата, если позволить волку полностью поглотить человека.

– Мне надо научиться держать это в узде. Или прогнать волка раз и навсегда, – сказал Перрин. – Времени для компромиссов не осталось, Прыгун.

От волка пахнуло недовольством. Он не раз заявлял, что не одобряет человеческого желания контролировать все на свете.

Пойдем. – Прыгун встал. – Поохотимся.

– Я…

Хоть поучишься, – огорченно настаивал Прыгун. – Не за горами Последняя охота.

В его послании мелькнул образ щенка, впервые убивающего жертву. А еще – совершенно несвойственная волкам тревога за будущее. В преддверии Последней охоты многое изменилось.

Перрин медлил. В прошлую встречу с Прыгуном он потребовал, чтобы тот обучил его управлять волчьим сном. Для молодого волка подобное поведение весьма неуместно – все равно что бросать вызов старшему, – но вот он и дождался ответа. Сегодня Прыгун явился обучать его, но сделает это по-волчьи.

– Прости, – сказал Перрин. – Я поохочусь с тобой, но для меня главное – не потерять себя.

Эти мысли у тебя в голове… – недовольно отвернулся Прыгун. – Почему в них ничего нет?

Его послание сопровождалось образами пустоты: безлунного неба, покинутого логова, бесплодного поля.

Ты Юный Бык и всегда им останешься. Разве можно потерять Юного Быка? Глянь вниз и увидишь его лапы. Кусни добычу, и зубы Юного Быка заберут ее жизнь. Разве можно такое потерять?

– Я говорю не о волке. О человеке.

Все те же пустые слова, снова и снова, – таким было ответное послание Прыгуна.

Перрин полной грудью втянул чересчур влажный воздух, выдохнул и сказал:

– Ну ладно. Пойдем.

В руках у него появились молот и нож.

Ты что, добываешь дичь с помощью копыт? – и новый образ: бык, забыв о своих рогах, напрыгивает на оленя и пытается втоптать его в землю.

– И то правда. – Кинжал и молот сменились длинным луком – двуреченским, отменного качества. Стрелял Перрин похуже Джондина Баррана или Ранда, но с луком и стрелами обращался достаточно умело.

Прыгун ответил образом быка, плюющего в оленя. Перрин с раздраженным рыком послал ему другую картинку – волчья лапа стреляет когтями, поражающими оленя на расстоянии, – но Прыгун, похоже, развеселился еще сильнее. Несмотря на раздражение, Перрин не мог не признать, что стреляющая волчья лапа выглядит довольно глупо.

Прыгун переправил эти образы остальным, и волки весело взвыли, хотя большинству, похоже, понравился бык, топчущий оленя. Издав новый рык, Перрин побежал за Прыгуном в сторону далекого леса – туда, где ждала стая.

Трава как будто становилась гуще. Она цеплялась за ноги, словно спутанный подлесок, и вскоре Прыгун вырвался вперед.

Беги, Юный Бык!

«Стараюсь», – подумал в ответ Перрин.

Не так, как бегал раньше!

Перрин прорывался сквозь цепкую траву. Странное место, удивительный мир, где живут и охотятся волки… Пьянящий, но и опасный. Прыгун не раз предупреждал об этом.

Выкинь опасность из головы. Оставь ее на завтра. – Прыгун был уже у самого леса. – Тревожиться – участь двуногих.

«Не могу же я забыть о своих проблемах!» – мысленно воскликнул Перрин.

Но часто забываешь, – ответил Прыгун.

Действительно… Пожалуй, волк сам не знал, насколько он прав. Перрин вырвался из цепкой травы и встал как вкопанный. Здесь, на проплешине, лежали три железки – те самые, что он ковал в прошлом сне: ком размером с два кулака, расплющенный брусок и тонкий прямоугольник. Последний едва заметно светился красно-желтым, опаляя низкую траву рядом.

Все три куска железа тут же исчезли, хотя от раскаленного прямоугольника осталось выгоревшее пятно. Подняв глаза, Перрин стал высматривать волков. Впереди, в небесах прямо над лесом, разверзлась громадная черная дыра. Трудно было сказать, далеко она или близко: эта дыра довлела надо всем, что видел Перрин, и в то же время казалась недосягаемой.

В ней был Мэт. Он сражался с десятком людей, носивших его лицо, но облаченных по-разному, хотя одежда на каждом была богатой и превосходно сшитой. Размахивая копьем, Мэт не замечал, как со спины к нему подкрадывается темная фигура с окровавленным ножом в руке.

– Мэт! – крикнул Перрин, понимая, что это бессмысленно, ведь сейчас его взору предстало нечто вроде видения будущего. Давненько ему не являлись подобные сновидения. Перрин уж решил, что они перестали ему являться.

Он отвернулся, и в небе открылось еще одно черное отверстие. Перрин увидел почему-то отару овец, бегущих в сторону деревьев. За ними гнались волки, а в лесу овец поджидал какой-то чудовищный, но невидимый зверь. Перрин почувствовал, что и он там, в этом сне. Но за кем он гонится? И с какой целью? С этими волками что-то не так…

Третья черная дыра, теперь сбоку. Фэйли, Грейди, Илайас, Гаул – все шагают к обрыву, а за ними следуют тысячи других.

Видение исчезло. В воздухе вдруг возник Прыгун. Волк приземлился рядом с Перрином, чуть проскользил по траве и остановился. Прыгун не видел тех черных дыр: они предназначались не для его глаз. Вместо этого он бросил презрительный взгляд на выжженную траву и послал Перрину образ его самого – с мутным взором, нечесаными волосами и нестриженой бородой, одетого как придется. Перрин вспомнил, что примерно так он выглядел в первые дни после пленения Фэйли.

Неужто у него был такой неопрятный и дикий вид? О Свет! Выглядит как настоящий оборванец – ни дать ни взять нищий побирушка. Или… как Ноам?

– Хватит мне голову морочить! – сказал Перрин. – Я таким стал потому, что без устали искал Фэйли. И вовсе не потому, что уступил волкам!

Юные щенки всегда обижаются на старших в стае.

И Прыгун опять скрылся в траве.

Что он хотел сказать? Запахи и образы сбивали Перрина с толку. Зарычав, он метнулся следом за волком. Проплешина осталась позади, и ноги опять запутались в высоких стеблях. Все равно что плыть против течения. Прыгун же тем временем легко мчался вперед.

– Чтоб тебе сгореть! Подожди меня! – крикнул Перрин.

Если ждать, упустим добычу. Беги, Юный Бык!

Перрин скрежетнул зубами. Прыгун превратился в крапинку почти у самых деревьев. Перрину хотелось обдумать недавние видения, но нет времени. Он знал: если потерять Прыгуна из виду, этой ночью он больше не появится.

«Ну ладно», – смирился Перрин.

Земля накренилась, травинки слились в размытое пятно. Такое чувство, что за один прыжок Перрин преодолел сотню шагов. Он помчался вперед, оставляя позади смутные очертания.

Травы расступались перед ним. По лицу, приятно порыкивая, хлестал ветер. В Перрине проснулся волк – тот самый зверь, пылающий первобытным огнем. У леса он замедлился, в один прыжок покрывая теперь футов десять, не больше. Тут были и другие волки; растянувшись в цепь, они бежали рядом, все как один возбужденные и предвкушающие охоту.

На двух лапах, Юный Бык? – спросила Танцующая-среди-Дубов, молодая волчица со светлой, почти белой, шкурой и черной полосой на правом боку.

Не отвечая, он целиком отдался бегу с волками. Издали казалось, что здесь скромная рощица, но она превратилась в обширный лес. Перрин проносился мимо деревьев и папоротников, почти не чувствуя земли под ногами.

Вот он каков, настоящий бег! Мощь. Энергия. Перрин перескакивал через бурелом, прыгая так высоко, что волосы соприкасались с нижними ветвями деревьев, и ловко приземлялся, понимая, что лес принадлежит ему. Что он хозяин этих мест.

Волнения таяли и отступали. Теперь он принимал все как есть, жил в настоящем и не боялся будущего. Эти волки – его братья и сестры. Даже в реальном мире бегущий волк – образчик равновесия и владения своим телом, но здесь, где законы природы подстраивались под желания стаи, у волков не было никаких ограничений. Ничто не держало их у земли, и они не бежали, а парили над землей, отталкивались от деревьев, некоторые даже перепрыгивали с ветки на ветку.

Вот это красота! Никогда еще Перрин не чувствовал себя таким живым, неотъемлемой частью мира вокруг и в то же время его владыкой. Вокруг – дикие заросли царственного болотного мирта с вкраплениями тиса и реже – нарядных смоляных линдер и каликантов в полном цвету. Минуя один из них, Перрин взмыл в воздух, и с ветвей дождем осыпались малиновые цветки. Подхваченные потоками воздуха, они закружились в ярком водовороте, сливаясь в сплошное пятно, и окутали Перрина сладким ароматом.

Волки стали подвывать. Люди не различают нюансов волчьего воя, но для Перрина это не составляло труда. И он знал, что слышит вой радости в самом начале охоты.

«Погоди. Именно этого я и боялся! Нельзя попасть в эту ловушку. Я человек, а не волк».

И в этот момент он почуял оленя. Могучего самца, достойную добычу. Олень пробежал здесь совсем недавно.

Перрин пробовал сдержать себя, но предвкушение оказалось слишком сильным. Свернув в сторону, он устремился по следу дичи. Волки – в том числе и Прыгун – не опережали его, но бежали рядом, и от них пахло удовлетворением. Стая разрешила ему возглавить погоню.

Перрин стал вестником стаи, ее глашатаем; теперь он был на острие атаки, а следом шла вся охота, и он, казалось, вел за собой ревущие волны самого океана. Но он также и сдерживал их.

«Нельзя, чтобы из-за меня задержалась вся стая», – подумал Перрин.

И затем он упал на четвереньки, отбросив лук и тут же забыв о нем; его руки и ноги превратились в волчьи лапы. Волки позади взвыли по-новому, теперь от восхищения, увидев, что Юный Бык воистину присоединился к стае.

Впереди был олень. Юный Бык разглядел его за деревьями: блестящая белая шкура, ветвистые рога по меньшей мере с двадцатью шестью отростками, зимняя шерсть уже облетела. И сам он – громадный, крупнее лошади. Олень настороженно оглянулся на стаю; Юный Бык встретился с ним взглядом и учуял тревогу. Потом, оттолкнувшись от земли задними ногами – на бедрах вздулись мощные мускулы, – олень метнулся в сторону от тропы.

Юный Бык взвыл, окликая остальных волков, и нырнул в подлесок. Каждым прыжком огромный белый олень покрывал двадцать шагов и ни разу не споткнулся о ветку, ни разу не оступился, хотя землю покрывал ненадежный скользкий мох.

Юный Бык уверенно шел по следу, и лапы его оказывались там, где несколькими мгновениями раньше ступали копыта, ибо прыжки его были такими же размашистыми, как прыжки добычи. Он слышал тяжелое дыхание оленя, видел пот и пену, выступившую на его шкуре, чуял запах его страха.

Но нет, Юный Бык не станет гнать жертву, пока та не выбьется из сил. Он не удовольствуется такой сомнительной победой. Нет, он перехватит оленя на пределе его возможностей, на полном скаку, прокусит ему горло и отведает вкус крови, которую гонит по жилам здоровое сердце.

Сменив темп прыжков, он сошел с оленьего следа. Надо не догнать, а опередить жертву! В запахе оленя все сильнее чувствовался страх, и это помогло Юному Быку ускориться. Олень бросился вправо; Юный Бык взмыл в воздух и всеми четырьмя лапами оттолкнулся от вертикального древесного ствола, чтобы сменить направление движения. Этот разворот помог ему выиграть долю секунды.

Вскоре Юный Бык мчался совсем рядом с оленем, так близко, что передние лапы касались земли в нескольких дюймах от оленьих копыт. Он завыл, и сзади в один голос отозвались его братья и сестры. Охотящаяся стая превратилась в единое целое.

Однако вел ее Юный Бык.

Его вой стал триумфальным рыком, когда олень снова метнулся в сторону. Вот он, шанс! Перепрыгнув через бревно, Юный Бык впился добыче в горло и, сомкнув челюсти, почувствовал на клыках ее пот, шерсть, теплую кровь. От столкновения с тяжелым волчьим телом олень упал на землю, но Юный Бык, катясь вместе с ним по лесной подстилке, не разжимал челюстей, и по оленьей шкуре побежали алые ручейки.

Волки издали победный вой, а Юный Бык на мгновение ослабил хватку, намереваясь прикончить жертву укусом в горло. Вокруг уже не было ни леса, ни волчьего воя – не осталось ничего, кроме последнего рывка, убийственного и прекрасного.

Кто-то врезался в него, отбросив его в кусты. Оглушенный, Юный Бык потряс головой и недовольно зарычал. Его остановил другой волк. Прыгун! Но зачем?

Вскочив на ноги, олень умчался в лес. Завывая от гнева и досады, Юный Бык хотел было броситься следом, но Прыгун снова оттолкнул его:

Умерев здесь, он умрет последней смертью. Сегодняшняя охота окончена, Юный Бык. В другой раз поохотимся еще.

Юный Бык едва не кинулся на него… Но нет, не стоит. Однажды он пробовал одолеть Прыгуна, и это было ошибкой. Ведь он не волк. Он…

Тяжело дыша, Перрин лежал на земле. С лица капал пот, а во рту стоял привкус чужой крови. Перрин с трудом встал на колени, а затем сел, дрожа и отдуваясь после прекрасной, но и ужасной охоты.

Остальные волки сидели, но молчали. Улегшись рядом, немолодой уже Прыгун опустил седую морду на узловатые лапы.

– Вот, – в конце концов промолвил Перрин, – именно этого я и боюсь.

Нет, не боишься, – ответил Прыгун.

– Откуда тебе знать, что я чувствую?

От тебя не пахнет страхом.

Улегшись на спину – под тяжестью тела захрустели хворостинки и зашуршали листья, – Перрин уставился вверх, на ветви деревьев. В груди гулко билось разгоряченное погоней сердце.

– Значит, не боюсь, а волнуюсь.

Волнение и страх – разные вещи, – заметил Прыгун. – Зачем говорить одно, когда чувствуешь совсем другое? Волнение, волнение… Только и делаешь, что волнуешься.

– Нет. Еще я убиваю. Если станешь учить меня, как управлять волчьим сном, все будет так, как сегодня?

Да.

Перрин повернул голову. Кровь оленя впитывалась в сухое бревно, оставляя на дереве темные пятна. Во время подобных уроков он окажется у самой грани, отделяющей его от волка.

Но слишком долго он избегал этой проблемы. Делал простенькие подковы, не прикасаясь к самым сложным деталям. Откладывал трудную работу на потом. Полагался на обретенное им уникальное обоняние, на возможность при необходимости связаться с волками, но в остальном игнорировал волков.

Нельзя сделать целое, не понимая его частей. Перрин не узнает, как быть с волком внутри себя – принять его или отвергнуть, – пока не поймет сути волчьего сна.

– Ну ладно, – сказал он. – Быть по сему.

* * *

Пустив Крепыша легким галопом, Галад ехал по лагерю. По обе стороны от него Дети Света ставили палатки, окапывали кострища и готовились к ночевке. Каждый день его люди шли, пока светило солнце, а утром вставали с первыми лучами зари. Чем раньше они доберутся до Андора, тем лучше.

Те проклятые Светом болота остались позади, и теперь путь лежал по открытым пастбищам. Быстрее, пожалуй, было бы свернуть к востоку, выбраться на один из ведущих к северу большаков, но это небезопасно. Разумнее держаться в стороне от передвижения шончан или армий Дракона Возрожденного. Свет озарит своих Детей, но не один доблестный герой пал в лучах этого света. Смертельная опасность и отвага – две стороны одной медали, но Галад предпочел бы купаться в сиянии Света, пока еще дышит.

Они встали лагерем неподалеку от Джеханнахской дороги, а наутро перейдут ее и продолжат путь на север. Отправленный на дорогу патруль должен был выяснить, насколько она оживленна и кто по ней передвигается, однако в первую очередь войску были отчаянно необходимы съестные припасы.

В сопровождении нескольких верховых Галад продолжал инспекцию, не обращая внимания на боль от многочисленных ран. Лагерь выглядел организованно и опрятно. Расставленные полегионно палатки образовывали концентрические круги, между которыми не было прямых проходов. Если кто-то вздумает атаковать, такая планировка замедлит и запутает нападающих.

В центральной части лагеря располагался пустой участок – раньше на месте этой бреши в палаточном строю стояли шатры Вопрошающих. Галад приказал, чтобы их распределили по двое в каждый эскадрон. Если Вопрошающих, прежде державшихся обособленно от других, смешать с прочими солдатами, они, быть может, сроднятся с остальными Чадами. Но пробел в рядах палаток Галаду не понравился, и он взял себе на заметку составить для лагеря новую планировку, после чего подал знак спутникам, и процессия отправилась дальше.

Галад выехал для того, чтобы показаться солдатам, и те, завидев его, отдавали воинский салют. Он вспомнил слова, сказанные однажды Гаретом Брином: «В большинстве случаев важнейшая обязанность военачальника – не командовать войском, а напоминать солдатам, что у них есть командир, который и принимает решения».

– Милорд капитан-командор, – сказал сопровождавший его Брандель Вордариан, самый пожилой из лордов-капитанов под началом Галада, – подумайте еще раз. Стоит ли отправлять это послание?

Вордариан ехал слева от Галада. Справа – Тром, за спиной – Борнхальд, выступавший сегодня в роли телохранителя, а чуть поотстав от него, но в пределах слышимости – лорды-капитаны Голевер и Гарнеш.

– Его необходимо отправить, – ответил Галад.

– Все это похоже на авантюру, милорд капитан-командор, – продолжил Вордариан, гладко выбритый широкоплечий гигант с проседью в золотистых волосах. Когда-то Галад был шапочно знаком с его семьей, которая принадлежала к мелкой знати при дворе его матери.

Кто откажется послушать совета, если его дает умудренный опытом человек? Только глупец. С другой стороны, только глупец внимает каждому советчику.

– Быть может, это и есть авантюра, – ответил Галад, – но поступить так – правильно.

Послание было адресовано прочим Вопрошающим и тем Детям Света, которые оставались под властью шончан, – всем тем, кто не отправился вместе с Асунавой. В письме Галад объяснял, что произошло, и приказывал как можно быстрее явиться к нему. Вряд ли кто-то выполнит данное распоряжение, но остальные имеют право знать, как все было.

Лорд Вордариан вздохнул, потом посторонился, пропуская подъехавшего Гарнеша вперед. Лысый мужчина рассеянно почесал рубец на месте левого уха и сказал:

– Хватит уже про письмо, Вордариан. Не советую испытывать мое терпение.

Галад уже заметил, что этого мурандийца очень многое способно вывести из себя.

– Полагаю, ты хочешь обсудить другие вопросы? – Он кивнул паре Детей Света, когда те, перестав пилить дрова, отдали ему честь.

– По словам чада Борнхальда, чада Байара и других, вы планируете заключить союз с ведьмами из Тар Валона!

– Да, это так, – подтвердил Галад. – Знаю, это решение кажется сомнительным, но подумай и поймешь, что оно единственно верное и правильное.

– Но ведьмы – это зло!

– Возможно, – ответил Галад. В прошлом он поспорил бы с этим утверждением, но, выслушивая других Чад и вспоминая, как в Тар Валоне обошлись с его сестрой, он начинал думать, что занял слишком уж мягкую позицию по отношению к Айз Седай. – Однако, лорд Гарнеш, это незначительное зло по сравнению с Темным. Ты же не станешь отрицать, что грядет Последняя битва?

Гарнеш и остальные подняли глаза к небу, уже несколько недель затянутому хмурыми тучами. Днем раньше один солдат слег от непонятной болезни – стоило закашляться, как изо рта у него сыпались жуки, – а запасы провианта портились не по дням, а по часам.

– Нет, не стану, – пробурчал Гарнеш.

– Тогда возрадуйся, – сказал Галад, – ибо путь наш ясен и понятен. Мы сразимся на передовой Последней битвы и, быть может, укажем так дорогу к Свету многим из тех, кто с презрением отверг нас. А если не укажем, все равно будем сражаться в Последней битве, ибо таков наш долг. Ты же не станешь этого отрицать, лорд-капитан?