Текст книги "Держи голову выше: тактики мышления от величайших спортсменов мира"

Глава 3
«Черт подери! Это так волнующе!»

Где-то в середине 2010-го доктор Лесли Шерлин находился в штаб-квартире Red Bull High Performance в Санта-Монике на встрече не с кем-нибудь, а с самим Энди Уолшем. Они обсуждали компанию Шерлина – тогда она называлась Neurotopia, а теперь SenseLabs, – работавшую над применением тренировок с ЭЭГ профессиональными спортсменами.

– Значит, – подводил итог Уолш, – если у меня есть человек, функционирующий очень плохо, я могу помочь ему стать здоровым или нормальным, что бы ни значило это слово?

– Всё верно, – кивнул Шерлин.

– Хорошо, хорошо. Но в таком случае, что вы можете сделать для того, кто уже функционирует на высоком уровне? Можно ли его сделать еще лучше?

Эта мысль даже не приходила в голову Шерлина. Нет способа узнать ответ на этот вопрос наверняка, но Уолш может быть первым человеком в спорте, а может и во всем мире, кто задумался о том, чтобы использовать ЭЭГ иначе: не только как мощный инструмент лечения, но и как способ поднять уровень производительности организма. Шерлин сказал Уолшу, что не знает, сработает ли этот подход, но если Уолш согласен рискнуть, он тоже хочет попробовать.

Трехэтажное офисное здание SenseLabs располагается посреди офисного центра в центре города, окруженного выжженной аризонской пустыней; Шерлин, проживающий и работающий в Месе, производит впечатление задумчивого человека, у него обритая наголо голова и телосложение бегуна.

Шерлин наткнулся на эту работу еще в колледже. После периода бесплодных мечтаний о карьере музыканта и смены нескольких образовательных программ бакалавриата он очутился в сфере психологии и обнаружил, что его сильно увлекает программа под названием «Биологические основы поведения», из которой он узнал, почему люди действуют, чувствуют и думают так, а не иначе и как это связано с их мозговой активностью. Как выражается он сам, «теперь люди могут перестать вести эти битвы не там, где надо».

Когда Шерлин познакомился с Уолшем в 2010 году, он знал о кое-каких исследованиях, связанных с ЭЭГ и спортсменами, и о том, что некоторые ребята по стране пытались опробовать эти методы на практике.

– Но по большей части эта работа была всё той же спортивной психологией, – говорит он. – Упор на производительность не делался.

Вскоре после той судьбоносной встречи Шерлин установил оборудование для ЭЭГ – похожее на то, что стоит в офисе Картье, – в лаборатории Red Bull по исследованию производительности. Шапочка, компьютер, большой монитор, вот это всё. Одним из заговорщиков, помогавших ему в этом проекте, был доктор Майкл Джервейс.

Шерлин нервничал. Научные исследования, которые он вел после защиты диссертации, были связаны со спортивной психологией, и в процессе этой работы он обнаружил, что заставить спортсменов хотя бы заговорить о работе их мозга практически невозможно. А сейчас, когда не было даже достаточного количества данных, чтобы начать гадать, способна ли ЭЭГ помочь спортсменам или нет, Шерлину и Уолшу нужно было сначала убедить этих напуганных мужчин и женщин не только в необходимости начать говорить о работе разума, но и в том, что для исследования нужно в буквальном смысле подключить их мозг к компьютеру. Трудно представить себе что-то более странное и пугающее, чем подобное вторжение в столь глубоко личное пространство.

Но Шерлин сильно недооценил готовность спортсменов опробовать почти что угодно, лишь бы стать хоть немного лучше, и ему даже показалось, что в грубой телесности процесса они находили что-то привлекательное. Возьмем, к примеру, олимпийского спринтера, с которым Шерлин работал – будем называть его Джоном. Он великолепно показывал себя на тренировках и второстепенных турнирах, но в больших соревнованиях «просто разваливался». Очевидно, что трудности Джона были ментального характера, но он не хотел ничего и слышать о психологии. Сама эта тема расстраивала его. Но когда Шерлин провел оценку его ЭЭГ, Джон счел это исследование величайшей находкой своей жизни. Он отнес отчет своему тренеру со словами: «Вот как работает мой мозг!»

Разумеется, отчет Шерлина показывал всё то, о чем тренер Джона пытался заставить его поговорить со спортивным психологом.

– Он будто говорил: «Я не буду рассуждать о том, что думаю или чувствую, но согласен поговорить о том, как работает мой мозг», – вспоминает Шерлин. – Несмотря на то, что это, по сути, одно и то же.

Когда Джервейс начал работать с «Сихокс», он познакомил их с Шерлином. Тренер «Сихокс» Пит Кэрролл, чрезвычайно заинтересованный вопросами работы разума, поспособствовал этому. Шерлин провел оценку ЭЭГ всех членов команды. Результаты тестов тщательно засекречены, но есть все основания полагать, что они повлияли на приобретенную «орлами» в дальнейшем одержимость медитациями, осознанностью и другими практиками.

На «Сихокс» и многих других атлетов, с которыми работал Шерлин, сильно повлияло одно то, что ЭЭГ давала им возможность увидеть визуализацию работы их мозга.

– В простом факте соединения мозга и тела в единое целое видится реальная сила, – говорит Уолш. – А когда ты видишь свой мозг прямо перед собой, на экране ТВ, наступает мгновение из серии «Твою ж мать!» То, что я думаю, как чувствую и как действую, – всё это связано, и я вижу собственными глазами, как это работает».

Однако, когда спортсмены начали втягиваться в процесс, Шерлин, Джервейс и Уолш столкнулись с новой трудностью: поиском языка, который спортсмены могли бы понять. Шерлин брал результаты их ЭЭГ и говорил что-то вроде:

– Итак, у вас избыточная тета в задней латеральной части префронтальной коры. Это значит, что вероятнее всего в минуты сильного стресса вы не сможете принимать решения так же хорошо, как в обычном состоянии.

ДЖОН СЧЕЛ ЭТО ИССЛЕДОВАНИЕ ВЕЛИЧАЙШЕЙ НАХОДКОЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ. ОН ОТНЕС ОТЧЕТ СВОЕМУ ТРЕНЕРУ СО СЛОВАМИ: «ВОТ КАК РАБОТАЕТ МОЙ МОЗГ!»

– Да, да, это про меня! – восклицали спортсмены. – Точно, так и есть!

Потом они уходили с приема, и их жены, мужья или тренеры спрашивали:

– Ну, что ты выяснил?

А они отвечали:

– Я… я не знаю. Слишком много всякого, о чем-то где-то вот про это или про другое.

Они узнавали себя в том, что говорил им Шерлин, но не могли толком понять, что это значило или что можно сделать со всем этим.

– И тогда мы решили: надо это изменить, – заключает Шерлин.

Они разработали язык, который спортсмены понимали более интуитивно, начали использовать термины вроде длительности концентрации внимания, способности к концентрации, контроля импульса, способности к принятию решений.

В результате, даже несмотря на то что ЭЭГ работает с теми же фундаментальными психологическими аспектами жизни спортсмена, она не ощущается как нечто, имеющее отношение к спортивной психологии, и хотя технически она связана с чу-у-у-вствами, ее подход к ним можно емко выразить вопросом: «Как мой мозг сказывается на уровне моих выступлений?»

Данные, полученные с помощью ЭЭГ, отвязывают чувства от некой физической составляющей, по сути давая спортсменам возможность объективно оценивать и обсуждать свои эмоции. Они могут говорить о мозге точно так же, как говорят о своих мышцах. Шерлин говорит им: «Мозг это не мышца в прямом смысле слова, но ведет себя так же. Так как поживает ваш мозг? Как будем его тренировать? Как будем укреплять его?»

В 2008 году суперзвезда олимпийского пляжного волейбола Керри Уолш Дженнингс и ее партнерша по команде Мисти Мэй-Трейнор выиграли золото на летней Олимпиаде в Пекине. Для Уолш Дженнингс эта золотая медаль стала второй в карьере. Но потом, в 2009-м, ее жизнь, как она говорит, начала «рушиться на глазах». Она была замужем за волейболистом и беременна первым ребенком, но при этом постоянно находилась на грани, чувствовала себя рассеянной, иными словами – не была полноценной, лучшей версией себя. В результате этого они с мужем, по ее собственному признанию, «оказались в шаге от того, чтобы уйти друг от друга».

Рассказывая эту историю в конце 2014 года, она говорила: «У меня была эта прекрасная жизнь, и на бумаге у меня было всё, что я когда-либо хотела иметь, но я не жила своей жизнью, я не получала от нее удовольствия».

Один ее друг рассказал ей про Майка Джервейса: «Я обратился к нему за помощью в волейболе, а он помог мне в жизни».

Тогда Керри позвонила Джервейсу, и, по ее словам, они принялись усердно работать вместе – это длилось на протяжении двух лет. «Мы проделали много работы, – говорила она. – И он… помог мне найти себя и перестать чинить самой себе препятствия, как спортсменке и как женщине».

В 2011 году, примерно за 15 месяцев до летних Игр 2012 года в Лондоне, Джервейс посоветовал Керри обратиться в Neurotopia. «А всё, что мне говорит делать Джервейс, – замечает она, – я буду делать до тех пор, пока не умру». Ее подключили к компьютеру примерно так же, как Дэн Картье подключал меня. «Гель помог улучшить состояние моих волос, – говорила Керри, – так что я была благодарна им за это».

Затем она прошла оценочное испытание, которое в Neurotopia представляло собой двадцатиминутный продолжительный тест на производительность, предполагавший, что испытуемый будет нажимать на тачскрин всякий раз, когда на нем будет появляться точка. Всё. За время выполнения задания она пережила полный спектр эмоций, начиная от восторга в духе «Да, я надеру всем задницы!» и заканчивая унынием из серии «Я лажаю!»

Когда она закончила, в распоряжении Neurotopia оказалась карта ее мозговой активности, которую компания обрабатывала иначе, не так, как Картье обрабатывал мою. Поскольку ученые пытались подсоединиться к мозгу других таких же спортсменов, они решили представить ей результаты иначе: вместо нескольких различных снимков мозга с подсвеченными красным и синим цветом зонами она получила большую шестигранную диаграмму с десятью кольцами, напоминающими мишень. Каждая вершина шестиугольника была подписана – Исходная точка активизации, Регулирование стресса, Максимальная активизация, Контроль импульса, Длительность концентрации, Способность к концентрации – и пронумерована баллами от одного до десяти. Оценки отображала точка на соответствующей линии кольца: чем лучше они были, тем дальше точка находилась от центра. Линия объединяла все точки в единое целое, образуя живую иллюстрацию мозга.

По словам Керри, ее реакция была такой: «Чёрт подери! Это так волнующе!»

В некоторых аспектах результаты ЭЭГ Керри были потрясающими. К примеру, самое минимальное время, которое быстро работающий человеческий мозг должен тратить на восприятие и обработку визуального стимула, составляет примерно три десятые секунды, однако у Уолш Дженнингс среднее время отклика было даже ниже этих значений – и при этом она почти не совершала ошибок. Также она прекрасно проявила себя в плане умения сконцентрироваться и сохранять эту концентрацию.

Но одна из областей ее мозговой карты выглядела вогнутой внутрь, из-за чего у наблюдателя едва не создавалось такое впечатление, будто ее мозг вот-вот лопнет и разойдется по швам. «Во-первых, – сказала Керри, когда увидела карту, – ответьте: я что, умру? Что это такое? Почему мой мозг вытворяет такое?»

Двумя ее слабыми местами были исходная точка активизации и регулирование стресса. Пытаясь объяснить смысл происходящего, Джервейс говорил ей: «Ты – «Феррари»… Ты мигом разгоняешься с нуля до сотни. И едешь со скоростью в сотню. Потом ты подъезжаешь к дому, заезжаешь в гараж, паркуешься, но твоя нога по-прежнему на педали газа, ты утапливаешь ее в пол, даже стоя на месте».

Другими словами, мозг Керри блестяще справлялся с необходимостью концентрироваться и усердно работать, но это происходило из-за того, что он постоянно поддерживал высокий уровень своей активности, что в свою очередь мешало ей, когда было нужно, например, пойти домой и просто расслабиться. Распространенная история среди людей, отчаянно стремящихся к высокой производительности и результатам.

«И я такая: «О боже мой, именно так я себя чувствую каждый день», – говорила Уолш Дженнингс. – У меня такое чувство, будто я поджигаю свечу с обоих концов. Чувствую, будто двигаюсь слишком быстро, особенно когда оказываюсь в некомфортной ситуации».

Увидев это на экране, Уолш Дженнингс почувствовала, как в голове у нее что-то щелкнуло: «Мой мозг работает таким образом потому, что считает свою работу идеальной, но это не так. Я могу это изменить. Я смогу натренировать его, как мышцы».

На привыкание к тренировкам ушло какое-то время. Она сидела в кресле с прикрепленными к голове электродами, соединявшими ее мозг с компьютером, смотрела на большой монитор и в воображении представляла, как летит на корабле по просторам космоса. Когда она достаточно успокаивала свой мозг, корабль летел ровно. Поначалу ей казалось, что ее просто водят за нос, но потом она доверилась исследованию и взялась за работу.

Дома, находясь в кругу семьи, она училась по-настоящему быть рядом с близкими. Ее отношения с мужем улучшились. Жизнь начала ощущаться такой же прекрасной, какой выглядела на бумаге.

На лондонской Олимпиаде 2012 года Керри столкнулась с изрядными трудностями. Дело было не только в том, что ей уже исполнилось 33 – она достигла того возраста, когда тела спортсменов начинают работать против них, а не заодно с ними, – и не в том, что всего годом ранее она родила первенца. К началу соревнований она была беременна уже пять недель.

И всё же высокая и неотразимая Керри господствовала на олимпийских пляжах на пару со своей партнершей Мисти Мэй-Трейнор весь турнир и сумела завоевать третью золотую медаль на своей третьей Олимпиаде, на пути к финалу проиграв один-единственный сет в группе. «Я чувствовала себя другой спортсменкой», – говорила она.

Тем временем, несмотря на истории успешного применения ЭЭГ вроде истории с Керри, перед Лесли Шерлином встало довольно очевидное затруднение: большинство элитных спортсменов планеты не проживают в городе Меса, штат Аризона, не квартируют в Марине-дель-Рэй или в Санта-Монике. Они могли бы зайти в офис, если бы оказались в городе или жили бы по соседству, но Шерлин увидел потребность в чем-то, что они могли бы использовать самостоятельно – что-то не такое пугающее и не требующее работы в клинических условиях, в которых он находился. Он представлял себе, как люди вставляют нечто себе в головы и работают с этим устройством через смартфон и планшет.

На реализацию этой задумки ушло много времени. Превращение технологии для клинического применения в готовый для использования клиентами продукт оказалось, мягко говоря, трудоемким делом. Потребовалась целая вечность для поиска необходимого оборудования, затем нужно было найти способ интегрировать его в комфортный для использования корпус гарнитуры, а после упаковать это всё, превратив в компактный девайс, который можно было бы надеть и сразу же начать использовать. «Это был полный трэш», – говорит Шерлин.

Но Шерлин и Neurotopia не сдавались, продолжая разрабатывать дизайн весь 2012 год. Концепция устройства со временем эволюционировала в пятисенсорный ЭЭГ-ридер, объединенный с наушниками Beats, в которые было встроено программное обеспечение для ЭЭГ. Изобретение назвали BrainSport.

Одним из первых клиентов компании стала организация, которая едва ли придет вам на ум, если вы задумаетесь о мире элитных спортсменов, но элитные спортсмены в ее распоряжении есть, и она в них всегда нуждается: Министерство обороны Соединенных Штатов Америки. Военным понравилось устройство или по крайней мере выгоды, которые оно сулило, – ровно по тем же причинам, по каким оно нравится атлетам теперь.

Шерлин и его команда продолжали работать, и в 2013 году компания сместила акценты в своей работе. «Мы не получали того ускорения, того толчка, какой хотели получить», – говорит Шерлин. Фокус их внимания сместился почти целиком на модель в духе просто доставь продукт. Шерлин говорит, что это был «глобальный сдвиг». «Прежде, – сравнивает он, – мы работали с командами, организациями, Министерством обороны. Теперь же у нас появилась новая модель распространения».

Они переосмыслили дизайн BrainSport, отказавшись от наушников Beats и создав свои собственные, а также обновили и улучшили аппаратную часть, интегрировавшую ЭЭГ. Они также перестали поставлять свое клиническое оборудование командам и отступились от работы с клиентами в Red Bull и в офисе Джервейса в Южной Калифорнии. Они знали, что могут помочь атлетам своим оборудованием в клинических условиях, которое они, впрочем, и не перестали применять совсем, но основную свою энергию направили на создание продукта. Если бы им удалось собрать хорошую, надежную, комфортную для пользователя гарнитуру, она бы стала одной из самых мощных инновационных прорывов за очень долгое время – и помогла бы не только элитным спортсменам мира, но и самому миру.

Первый рабочий прототип им удалось разработать к концу 2013 года, они настраивали и регулировали его на протяжении всего года. По ходу дела они провели ребрендинг и сменили название компании с Neurotopia на SenseLabs, а продукт переименовали из BrainSport в Versus. Вы versus[11]11
  Versus – против (лат.)


[Закрыть] ваш мозг.

И наконец, в конце 2013 года, ларец открылся. Они создали нечто работающее. Массивные серые накладные наушники с большой повязкой на голову ядовито-зеленого цвета плюс вторая такая же, только идущая уже не с бока на бок, а со лба к затылку. В повязку было встроено пять сенсоров, каждый из которых был оснащен пятнадцатью маленькими резиновыми зубцами, а с левого наушника свисала своего рода «серьга». Всё необходимое для фиксирования и прочтения ЭЭГ оборудование было встроено в конструкцию наушников, программное обеспечение предоставляло скачиваемое приложение.

Первую половину 2014 года Шерлин и SenseLabs провели за тестированием прототипов и дальнейшей отладкой устройства, готовя его к выходу на рынок, – это событие было запланировано на тот же год. Чтобы отметить запуск проекта, в ноябре 2014 года они собрали конференцию SenseLabs Human Performance, пригласив на нее нескольких спортсменов и ведущих специалистов по спортивной психологии и неврологии, чтобы вместе с ними обсудить будущее тренировок по производительности. Начиная с 2011 года ряд атлетов из первых эшелонов различных видов спорта активно тренировались с SenseLabs, а теперь они успешно используют Versus в самых разнообразных спортивных дисциплинах. Перечислим нескольких клиентов фирмы: игрок команды «Всех Звезд MLB» Карлос Квентин, член команды «Всех Звезд NBA» Кайл Корвер, шестикратный победитель всемирных экстремальных игр и обладатель мирового рекорда Леви Лавалли, первая ракетка мира в парном разряде и 16-кратный обладатель Большого Шлема Майк Брайан, золотой медалист Олимпиады пловец Эрик Шанто и целый ряд других спортсменов – волейболистов, гольфистов, экстремалов.

Доктор Майкл Джервейс и Керри Уолш Дженнингс тоже отправились на конференцию, и Керри вышла на сцену выступить перед толпой человек в сто. Она в восторженных тонах говорила о деятельности SenseLabs. «Мне не платят за то, чтобы я выступала здесь, – говорила она. – Я просто их фанатка. Но для меня это важное событие». Она поведала о том, что кто-то из присутствовавших на конференции сказал ей: спортсмены и другие люди, стремящиеся к выходу на пик своей производительности, пытаются держать в секрете устройства подобные Versus, но, продолжала она, «я хочу кричать о них с вершин самых высоких гор… Я хочу, чтобы вы, ребята, знали, как сильно эта вещь может изменить ваши жизни».

Потом она рассказала свою личную историю: «Я думаю, мы все думаем, что увязаем в колее и что, если мы уже попали в колею, нам оттуда не выбраться, но это просто чепуха. Нам нужно взять под свой контроль то, где и в каком состоянии мы находимся… И это устройство поможет мне сделать именно это и поможет мне надирать задницы по жизни».

После этого, в августе 2016-го, Уолш Дженнингс отправилась на летние Олимпийские игры в Рио. К тому времени ей было уже 37 лет, она родила третьего ребенка, а ее правое плечо было тщательно тейпировано – предыдущим летом у нее дважды случались вывихи, а в сентябре 2015-го Керри перенесла операцию по восстановлению поврежденной губы плечевого сустава и суставной капсулы, которая стала для нее пятой операцией на этом плече за всё время карьеры. И вдобавок у нее была новая партнерша, Эйприл Росс. И… они вновь закончили турнир в медалях, привезя домой бронзу.

Примерно за две недели до того, как я вернулся к Картье, чтобы получить результаты своей ЭЭГ – и узнать, что же такого интересного было в работе моего мозга, – мне пришла посылка: моя собственная гарнитура Versus от SenseLabs. (Поскольку все экземпляры были распроданы, Шерлин отправил мне устаревший прототип устройства.) А так как я человек нетерпеливый, я решил незамедлительно проверить Versus на деле, вместо того чтобы дожидаться результатов от Картье.

Приложение Versus проводит меня по всем необходимым этапам подготовки – зарядите наушники, включите их, наденьте.

В комплекте с гарнитурой также идет небольшой контейнер сенсорного геля, который нужно наносить на каждый сенсор и на ушную «серьгу».

Когда я надеваю гарнитуру, приложение сообщает мне о том, насколько точно каждый сенсор считывает то, что должен считывать. Затем приложение начинает оценку моего состояния. Основа такая: двадцатиминутная «игра», именуемая «продолжительным тестированием на производительность». Хотя, по сути, она представляет собой лишь нажатие на экран, когда на нем появляется точка, ничего более. Это всё. Если вам кажется, что это довольно муторное, скучное и даже утомительное задание, – что ж, вы правы, так оно и есть.

Пока я играю в игру, сенсоры ЭЭГ фиксируют колебания моих мозговых волн, которые записывает программное обеспечение устройства. Когда я заканчиваю, приложение моментально предоставляет мне результаты оценки моей ЭЭГ.

На экране iPhone они отображаются в виде столбчатой диаграммы с шестью категориями параметров: исходная точка активизации, способность к концентрации, контроль импульса, длительность концентрации, максимальная активизация и регулирование стресса. (Приложение для iPad выдает эти результаты в виде радиальной («паутинной») диаграммы, которую Керри Уолш Дженнингс видела в 2011 году.) Так в версии Versus выглядит то, что Шерлин мог бы прочитать как клинический исследователь ЭЭГ, только в адаптированном для спортсменов виде: вместо того чтобы, к примеру, сообщить вам о том, что ваш мозг генерирует слишком много бета в затылочной доле (что может свидетельствовать о тревожности и стрессе), программа говорит, что у вас есть трудности с регулированием стресса. Или, если мозг генерирует слишком много тета в лобной доле, у вас может быть не всё в порядке с концентрацией.

Разумеется, если имеются серьезные ментальные симптомы, то необходимо клиническое вмешательство, но для спортсмена или обычного человека, желающего быстро оценить работу своего мозга и выявить некоторые его слабые стороны, это потрясающая находка, особенно в сравнении с тем, через что мне пришлось пройти в офисе Картье. Энди Уолш говорит, что, когда его команда проводит оценку ЭЭГ в клинических условиях в Red Bull, ей приходится отдавать анализ результатов на аутсорсинг третьей стороне, так как разобраться в показаниях очень трудно. А программное обеспечение Versus справляется с этим мгновенно. А затем оно так же мгновенно сообщит мне, где именно мне требуются улучшения – в концентрации или стрессе. Оно автоматически создает тренировочную программу – одну двадцатиминутную сессию в день.

Пока я справлялся с заданием по оценке, тап-тап-тапая по мерцающим точкам, мой разум погрузился в самые разнообразные размышления о Versus. Я взволнован, потому что обещания и перспективы, которые открывает устройство, колоссальны. Versus не идеален – после двадцати минут использования сенсоры начинают причинять боль и оставляют на вашей коже зазубрины, которые остаются заметными еще какое-то время после завершения тестирования – а его программное обеспечение могло бы быть более понятно, но все эти замечания кажутся сущими пустяками в сравнении с возможностью увидеть собственный мозг на экране телефона.

При всём при этом я настроен скептически и продолжаю задаваться вопросом: «А насколько точными могут быть результаты на самом деле?»

Когда я завершаю тестирование, результаты, которые Versus выдает мне, не уменьшают моего скепсиса. Я и так вполне уверен в том, что вследствие моих неурядиц с тревожностью и ОКР Versus должен сообщить мне о недостатках в регулировании стресса и, быть может, в контроле импульса, при том что я ожидаю довольно высоких результатов в пунктах «исходная точка активизации», «максимальная активизация» и «концентрация» – однако приложение Versus сообщает мне, что мне нужно уделить внимание вовсе не стрессу. Корень моих бед – в области концентрации, и тренировочная программа, которую предлагает мне устройство, направлена именно на это.

Для тренировки я в буквальном смысле играю в видеоигры, которые контролирую своим разумом. Я лечу на воздушном шаре, затем на планере, затем гоняю на машине по гоночной трассе, а после играю в гольф. По пять минут на каждую игру. В левом нижнем углу экрана отображаются три маленьких кружка. Чем лучше я концентрируюсь, тем кучнее сходятся круги и тем выше летит воздушный шар, тем лучше парит планер, тем быстрее едет машина и тем более точными и сильными становятся мои удары в гольфе. Если (или точнее – когда) я начинаю испытывать трудности в процессе игры, кружки разлетаются в стороны друг от друга, а сама игра встает на паузу, чтобы предложить мне рекомендации. Дышите так-то, избегайте таких-то мыслей, сфокусируйтесь на этой части игры и так далее.

Это круто. И тяжело. Закончив свою первую двадцатиминутную сессию, я чувствую себя так, будто только что пришел с тренировки в зале. Однако следующие несколько часов я чувствую себя более расслабленным и да, более сконцентрированным. Но это странно. В конце концов, мне ставили диагноз в условиях клиники – тревожность и ОКР. И чем больше я задумываюсь об этом – чем сильнее меня охватывает ОКР, – тем больше Versus начинает казаться мне уж слишком хорошим, неправдоподобно хорошим.

Поэтому несколько недель спустя, когда я возвращаюсь в кожаное кресло в офисе доктора Дэна Картье, я сгораю от нетерпения, желая узнать ответ на вопрос: «Ну, что там было такого интересного?»

– Что ж, – говорит он, – Вам прежде уже говорили, что у вас не всё в порядке с концентрацией, верно?

Подождите. Что?

Я смеюсь.

– На самом деле – нет. Я думал, что причины совершенно противоположны.

Он хихикает вместе со мной, стараясь показаться вежливым, но, очевидно, сбит с толку.

– Так, ладно. Взгляните-ка на это.

На своем компьютере Картье запускает программу по мозговым картам и открывает мои файлы. На экране появляется несколько кругов, по большей части окрашенных в оттенки розового, оранжевого и красного цветов. Не все, конечно. Некоторые чисты. Здоровы. Но некоторые напоминают мне своим видом планету Марс, другие – Юпитер.

Хорошие новости, сообщает мне Картье, заключаются в том, что ни один из ударов по голове, которые я получал за годы своей жизни, кажется, не нанес мне никакого существенного перманентного вреда. Другие новости – боже мой, мне предстоит уйма работы.

Мои тета-волны (волны нижнего спектра, относящиеся к дремоте, мечтательным грезам и прочим близким понятиям) были куда сильнее, чем должны были быть. То же касается моих альфа-волн (следующий уровень, выше теты) и бета-волн (уровень, следующий за альфа) в процессе выполнения заданий, требующих концентрации и вдумчивости. Картье объясняет: что бы ни происходило, я думаю об этом куда более напряженно, чем предполагает «норма», – отсюда и слишком высокие показатели бета-волн. Они могут объяснять причину моей тревожности и ОКР. Однако еще сильнее его беспокоят частые изменения в моих мозговых волнах, указывающие на то, что я отвлекаюсь на мысли о других вещах – он распознал это по завышенным значениям тета. Другими словами, говорит он, у меня гиперактивное воображение и я слишком много времени предаюсь грезам.

К примеру, мои мозговые карты показывают колоссальные значения тета-активности во время выполнения математических задач. Картье объясняет: «Ваш мозг будто говорит: Вот блин! МАТЕМАТИКА! Дайте-ка я подумаю о чем-нибудь другом». То же касается и эпизода с чтением скучного, занудного отрывка, написанного на древнем королевском английском. «Ваш мозг нашел другие способы использовать свою энергию».

В процессе обсуждения всего этого мы неизбежно погружаемся в кроличью нору моего прошлого. То, что предыдущая терапия и исследования рассказали мне о моем разуме, вплетено в канву того, что демонстрирует мне на своем экране Картье, и касается это не только бейсбола, но и жизни в целом. Всё, что мы переживаем, особенно в детстве, формирует то, как наш мозг будет обрабатывать информацию. В моем случае я справлялся со стрессом, спуская с цепи свое воображение – оно помогало забыть о неприятностях, предлагая мне порой прагматичные, а порой фантастические решения. «Если мы хотим представить всё в позитивном ключе, – говорит Картье, – надо сказать, что вы – «креативная» личность. И ваша способность мыслить вне рамок для вас очень важна. Можете считать свои колоссальные значения тета-волн свидетельством того, что вы мыслите далеко вне рамок – настолько, что вы скорее спросите: «Каких еще рамок?»

– Никаких рамок нет!

– Верно. Для мозга, работающего на высоких тета-волнах, никаких рамок нет.

В том, что у меня есть тревожность и ОКР, Картье не сомневается.

Но результаты этой оценки ЭЭГ показывают, что во многих случаях мышление «вне рамок» только всё усложняет. Оно оказывается полезным, когда мне нужно писать или придумывать что-то креативное, но в повседневной жизни это тяжкий груз. У людей с ОКР оно проявляется разными способами; я, например, начинаю невольно представлять в воображении миллион вероятных сценариев будущего. В частности – когда я играл в бейсбол, к примеру, – я постоянно видел самые разные варианты крушения моей жизни по причине ошибочного решения на поле. Все эти фантазии лишь усугубляют тревожность и одержимость.

КАРТЬЕ ОБЪЯСНЯЕТ: «ВАШ МОЗГ БУДТО ГОВОРИТ: ВОТ БЛИН! МАТЕМАТИКА! ДАЙТЕ-КА Я ПОДУМАЮ О ЧЕМ-НИБУДЬ ДРУГОМ».

Картье вновь подключает меня к компьютеру. Теперь нам уже не нужно задействовать весь шлем целиком, и в стирании кожи нужды тоже нет. На сей раз он применяет два сенсора – один крепится на переднюю часть моего черепа, а другой на заднюю.