Текст книги "Шуты Господа. История Франциска Ассизского и его товарищей"

– Да, да, да, – дружно повторяли второй и третий старики, заметно побледнев при рассказе о дьяволе.

– Если простые средства не действуют, дьявол переходит к более сложным, – зловеще хрипел первый старик. – Не сумев искусить святого Иллариона изысканными блюдами, сатана пугал его волчьим воем и визгом лисиц; звери скакали и прыгали вокруг Иллариона, и даже ползали по нему, подобно тараканам. А однажды ночью его оглушили плач детей, блеяние стад, мычание быков, рыкание львов, вопль женщин, – великий шум, как бы от военного лагеря. Едва он крестом прогнал это наваждение, как вот, новое: летит на него, при лунном сиянии, военная колесница, запряженная бешеными конями. Хорошо, что Илларион не растерялся и произнес имя Христово: колесница провалилась сквозь землю.

Что касается женщин, то они, как учит нас церковь, есть отверженные рая, соблазн сатаны, яд душ, меч сердец, – строго сказал первый старик, подняв указательный палец. – Они есть долгогривые прелестницы, совы, волчицы, ненасытные пиявки.

– Ненасытные, ох, ненасытные! – воскликнул второй старик. – В этом ты прав.

– Замолчи, – толкнул его третий старик, а первый продолжал:

– Часто с целью плотского искушения дьявол сам принимает вид женщины и является к святым отшельникам в пустыню либо заблудившейся красавицей, либо грешницей, ищущей покаянья, либо благочестивой девицей, жаждущей приобщиться к аскетическим подвигам. По человеколюбию или слишком твердой уверенности в своей добродетели, пустынножитель принимает обманную деву в тесной своей келейке и обыкновенно в самом непродолжительном времени погрязает в грехопадении. Истории этого рода бесчисленны.

– Какие истории? – насторожился второй старик. Первый и третий шикнули на него, и первый сказал: – Но верно и обратное: как женщина искушает мужчину, так и мужчина искушает женщину, и здесь-то дьявол приходит ему на помощь. Дьявол, конечно же, большой повеса и щеголь, недаром говорят: «Вертляв, как черт». А еще говорят: «Чертовски красив, дьявольски хорош», а внешность, как вы знаете, многое значит для женщины. Разве не то же самое мы видим и у бездушных тварей? Павлины распускают свои хвосты, чтобы привлечь самок, оперение селезней привлекает к ним уток.

Если мужчина красив, он уже завладел вниманием женщины, а прибавьте к этому изящество, остроумие, умение одеться, как того требуют предписания нынешнего времени; прибавьте любезное обхождение, в котором дьявол и его слуги не знают себе равных. Каждому из мужчин известно, что проявляя достаточно настойчивости и терпения, можно покорить любую женщину. Почему? Да потому что женщина по природе своей хочет довериться надежному человеку, а, проявляя настойчивость и терпение, мужчина тем самым создает образ надежного человека. Женщины это ценят, они вообще по достоинству смогут оценить ваше упорство в достижении цели, то есть в завоевании своей персоны.

– Как, как? – переспросил второй старик, но третий сильно толкнул его локтем в бок.

– В ход идут также проницательные взгляды, игривые улыбки, будто бы случайные прикосновения, – первый старик сам разволновался и раскраснелся от своего рассказа. – Вы нежно убираете выбившуюся прядь ее волос; можно невзначай поправить рукавчик ее платья. Во время всего этого вы ведете легкую непринужденную беседу, ни в коем случае не о любовных отношениях. Любая женщина, очарованная вашими речами, вашей чуткостью, вашей доверительным отношением к ней, скоро растает. Ну, а дальше? Дальше – милые подарки, стихи о любви, прогулки в саду, поцелуи в тени олеандров, страстные встречи под луной. Все это должно быть похоже на сказку: женщина хочет сказки, поэтому подарите ей сказку, и женщина вам покорится. А после этого будь вы хоть сам дьявол, будь вы его слуга, как Франческо Бернардоне, женщина найдет себе оправдание: «Я понимаю, что он подлец и развратник, но он такой очаровательный, и меня к нему тянет», – скажет она.

– К кому ее тянет? – спросил второй старик, с жадным вниманием прислушиваясь к словам первого старика.

– Больше ничего не скажу, – обидевшись, отрезал первый старик, а третий с кряхтением расправился, потрогал свой живот и сообщил: – Я тоже кое-что слышал о проделках Франческо Бернардоне, но прежде всего хочу сказать: не правы те, кто полагает, будто Франческо раньше был праведником и лишь потом предался дьяволу. В тихом омуте черти водятся; Франческо только прикидывался смиренным христианином, а сам такое вытворял, что не приведи Господи! Вы знаете, конечно, как он соблазнил мадонну Лию?

– Мадонну Лию? – первый старик вгляделся в лицо третьему, пытаясь определить, не шутит ли он. – Молодую вдову с Цветочной улицы? Женщину, на которую дважды накладывали епитимью? Бог с тобой, она сама кого хочешь соблазнит!

– Ты ошибаешься, – возразил третий старик. – Да, она молода и красива, но раньше была не склонна к греху, хранила чистоту души.

– За что же она несла епитимью? – недоверчиво спросил первый.

– Мадонну оклеветали. Зависть, – коротко ответил третий и затем пояснил: – У нас в городе многие люди неправильно питаются и от этого испортили себе печень. Желчь заливает их внутренности, боль в правом боку не дает спать: вот почему они злы на весь мир и особенно раздражаются при виде здорового человека. Уж мне-то знакомо такое состояние: я сам страдал от печени, пока лекарь из Падуи не вылечил меня смесью овса, бешеной вишни (иначе называемой белладонной, потому что ее используют женщины для того чтобы расширить зрачки глаз и сделаться более привлекательными), конского каштана, а также курчавого чертополоха, – вся эта смесь была настояна на моче молодого трехлетнего бычка. Кстати, этой же смесью с добавлением крошечной доли ореха святого Игнатия я лечил свой геморрой и почти вылечил его, но проклятые запоры опять вернули его мне. Итак, если будете лечиться от геморроя, друзья мои, не забывайте, ради Бога, о слабительном, иначе все ваше лечение пойдет насмарку, – третий старик тяжко вздохнул.

– Ты говорил о мадонне Лии, – прервал его вздохи первый старик.

– О чем он говорил? – спросил второй.

– О мадонне Лии! – крикнул ему первый старик. – Франческо Бернардоне соблазнил ее!

– Ах, так, – оживился второй старик. – Расскажите, это очень интересно!

– Мадонна отличалась чистотой души, – повторил третий. – В ее доме собиралась, правда, компания молодых людей, но нельзя осудить их поведение. Молодых тянет друг к другу, они любят повеселиться, и пусть себе веселятся, пока здоровы. Когда их начнут одолевать болезни, будет не до веселья. Какое веселье, когда болит и тут, и там, – когда…

– Ты говорил о мадонне Лии, – перебил его первый старик.

– Да, о мадонне Лии. Она держалась целомудренно и никому не позволяла никаких вольностей. Кое-кто из молодых людей пытался приударить за ней, но она ни-ни! Я точно это знаю, мой внучатый племянник тоже ходил в дом мадонны Лии и был в числе ее воздыхателей, но ничего не добился от нее, так же как остальные поклонники, – старик закашлялся, перевел дух и продолжал: – Однако дьявол силен, он возбуждает греховные желания, перед которыми трудно устоять, – и вот к мадонне заявился Франческо. Напрасно вы думаете, что он жил одними молитвами, он был одержим плотским влечением; в Ассизи не было другого мужчины, столь же охочего до женщин.

– Что он делал с женщинами? – переспросил второй старик.

– Ты, что, ребенок? Не знаешь, что делают мужчина с женщиной, оставшись наедине? – недовольно проговорил первый старик. – Не слышал пословицу: «Если мужчина и женщина уединились, то не для того чтобы прочесть «Отче наш»»?

– Они еще и «Отче наш» читали в это время? – поразился второй старик.

Первый старик крякнул от досады, а третий продолжал:

– Мадонна сопротивлялась Франческо, как могла, но он же не просто слуга дьявола, – он сам дьявол, сущий дьявол! Уж кто-кто, а Франческо Бернардоне умеет уломать женщину! – третий старик многозначительно вскинул брови. – Франческо просто-таки рожден для соблазнения женщин: ходят слухи, что едва он вылез из колыбели, женщины не могли противиться ему. Я слышал, что его первой жертвой стала няня, ухаживающая за ним; я слышал, что мужское естество Франческо ожило вместе с его первыми шагами и не унимается с той поры ни на мгновение. Как голодный волк, рыскает Франческо повсюду и ищет женщин, с которыми может удовлетворить свое неистовое влечение; бедная мадонна Лия, бедная овечка, – она попалась этому голодному зверю и была съедена им!

– Он съел ее?! – изумился второй старик.

– Хуже. Из этой чистой благородной женщины он сделал куртизанку, – отрезал третий старик.

– Да ты что? – удивился первый старик. – А я об этом не знал.

– Весь город знает, а ты не знаешь, – сказал третий. – Видно, у него и впрямь что-то с головой, – пробормотал он про себя и прибавил вслух: – Слушай же, я расскажу тебе.

– И мне, и мне тоже! – взмолился второй старик.

– И тебе тоже, – обреченно вздохнул третий. – Вкрадчивыми, льстивыми речами, нежным обхождением и дорогими подарками Франческо сумел покорить сердце мадонны; она сдалась и взошла с ним на ложе любви. Раз за разом он торжествовал над ней, он заставил ее забыть стыдливость, он отбросил прочь всякие приличия. Бедная, бедная мадонна Лия, – она переступила порог дозволенного, она вошла во врата разврата и не смогла вернуться назад! Если бы она была больной и старой, может быть, – может быть! – она спаслась бы, но будучи молодой и здоровой, мадонна погубила свою душу. Хорошо быть молодым и здоровым, но в этом есть и опасные стороны, – назидательно заметил третий старик. – Итак, имея такого наставника, как Франческо Бернардоне, мадонна Лия – былой образец чистоты и целомудрия – стала одержима дьявольской похотью, – продолжал он. – Скоро ей уже мало показалось одного мужчины, скоро она захотела испробовать любовь многих. Ремесло куртизанки, которое приносит не только любовь многих мужчин, но и деньги, все больше привлекало мадонну Лию. И вот, наконец, результат: она уехала из Ассизи в Венецию и там вступила в цех жриц любви, окончательно забыв про вечное спасение. Мой внучатый племянник сразу после Пасхи ездил в Венецию по своим делам и видел в этом ужасном городе мадонну Лию. Она пользуется необыкновенным успехом у тамошних синьоров; она и сама одевается как знатная синьора, а драгоценностей на ней столько, что от их сияния слепит глаза, – так мне рассказывал мой племянник… Кто же в этом виноват? Конечно, Франческо Бернардоне. А вы толкуете, что он был праведником, – хорош праведник, нечего сказать! – закончил третий старик.

– Да, – протянул первый. – Действительно, в тихом омуте черти водятся… А мы-то надеялись, что Франческо прославит Ассизи: представляю, как он нас прославит! Гнать его из города, пока не поздно. Гнать, пока он не соблазнил всех ассизских девушек!

– Неужели он соблазнил всех ассизских девушек? – спросил второй старик, чмокая губами. – Какой позор!

– Гнать, пока не поздно, – согласился третий старик. – Молодой, сильный и здоровый, Франческо Бернардоне может наделать еще много бед в Ассизи.

* * *

Тем же вечером в том же трактире, около которого днем сидели и вели глубокомысленную беседу три ассизских старика, собралась шумная компания молодых людей. Вино текло рекой, трактирщик не успевал открывать бутылки, но весенний вечер и без вина наполнял хмельной радостью юные сердца; вскоре кому-то пришла в голову прекрасная идея – взять цитры и мандолины и пойти по улочкам петь любовные песни под окошками милых девушек.

– Франческо! Франческо! – закричали Джеронимо и Клементино. – Твой голос будет первым, ты запоешь, а мы подхватим. Какая девушка устоит против нашего пения?.. Эй, Франческо, хватит грустить! Ты один не весел среди нас; ты, что, не можешь забыть мадонну Лию?.. Пошли же, Франческо, пошли на воздух, здесь нечем дышать.

– Да, пойдем, – сказал Франческо. – Вы правы: дышать у нас тяжело.

Праздник. Художник Артсен Питер

Все вышли на площадь; с шутками и хохотом шумная компания направилась по улице к ближайшему дому, где жила молодая красотка, но вдруг кто-то заметил, что Франческо отстал от них.

– Черт возьми, куда он подевался? Кто задержал его в этот чудесный вечер? – воскликнули Джеронимо и Клементино и отправились на поиски друга.

Они нашли его в начале улицы, у первого дома. Франческо стоял, прислонившись к стене, и отрешенно смотрел куда-то вдаль.

– О чем ты задумался, Франческо? Может быть, прелестная девушка пленила твое сердце? – Джеронимо хлопнул его по левому плечу, а Клементино – по правому.

Франческо недовольно посмотрел на своих друзей.

– Нет, не девушка, – он вдруг повернулся и зашагал прочь.

– Куда ты, Франческо? Что с тобой происходит, дьявол тебя забери?! – возмутились Джеронимо и Клементино.

– Вы идите, а мне надо прогуляться. Тут, недалеко… – проговорил Франческо, ускоряя шаг.

– Святые угодники! Да куда же ты? – крикнули ему вослед Джеронимо и Клементино. – Нет, он явно не в себе. Эх, мадонна Лия, мадонна Лия, – вот до чего довела человека несчастная любовь!.. Ну, пошли, что ли, слышишь, нас зовут, – и они бросились догонять веселую компанию.

А Франческо спешил к городским воротам, их скоро должны были закрыть на ночь. Он хотел уйти из города, уйти подальше, вверх по течению реки, – туда, где начинались горные отроги.

Стражники, уже собиравшиеся наложить засовы на створы ворот, с изумлением поглядели на молодого человека, умолявшего выпустить его из города.

– Хорошо, иди с богом, коли тебе неймется, – сказал один из них, приоткрывая ворота. – Но, смотри, коли попадешь в лапы разбойников или к нечистой силе, на нас не обижайся.

– Благодарю вас, добрые люди, – ответил Франческо и выскользнул из города.

– Ты не узнал его? – спросил стражник у своего товарища. – Это же Франческо Бернардоне. Его выгнали из рыцарей за буйное поведение, а теперь он пустился в загул у нас, в Ассизи. Поди, направился в какое-нибудь злачное место за городом и будет там развлекаться до утра. А чего ему: отец – богатый купчина, ни в чем ему не отказывает. Денег у этого Франческо – куры не клюют, может купить все, что захочет: хоть бочку крепкого вина, хоть десяток гулящих девок.

– Господи Иисусе, такой молодой, – перекрестился второй стражник с тайной завистью.

…Франческо быстро шел по горной тропинке. Кусты шиповника, барбариса, жимолости, заросли терновника и ветви старого плюща покрывали склон горы по обе стороны тропинки, но Франческо знал, что дальше они расступятся, и за лугом, за Кривой речкой, среди низких корявых сосен он найдет заброшенную лачугу, – именно к ней он шел.

Природа была великолепна: она проснулась после зимы и торопливо готовилась к лету. На горных вершинах еще сверкал снег, но уже звонко пели птицы и с густым жужжанием пролетел шмель. Франческо остановился и в то же мгновенье в лесу запел соловей, – первый соловей в этом году. Франческо прислушался, и вновь раздалась соловьиная трель, – сначала короткая, а потом длинная, раскатистая, переливающаяся. Ему стало хорошо, он вдохнул полной грудью и прочел стихи:

 
Зеленой весною, тропинкой лесной,
Густою зеленою чащей
Иду я, и птицы свистят надо мной
Свой старый, свой новый, до муки родной
Напев, мне душу щемящий.
 
 
Ах, пой же, мой славный дружок соловей!
Все птахи в лесу присмирели.
Смолк говор, смолк шорох, смолк шепот ветвей —
Все внемлет божественной песне твоей,
Твоей торжествующей трели.
 
 
А я иду далеко-далеко,
То горной тропой, то долиной.
И легок мой путь, и сердцу легко,
Когда парит широко, высоко
Ликующий свист соловьиный.
 

…Франческо добрался вовремя: сумерки сгустились и наступила ночь, – еще немного, и он мог бы заблудиться в темноте. Он отворил висевшую на одной петле дверь хижины, бросил на землю плащ и улегся на него. Ночь была тихой и теплой; вначале Франческо лежал неподвижно, ни о чем не думая, с наслаждением вдыхая воздух, наполненный свежими запахами ранних трав. Потом он обратился мыслями к Богу, к сотворенному Богом земному миру и тому миру, который вечен. Непонятно почему, эти мысли в этот раз не принесли Франческо радости и как-то незаметно перешли в воспоминания последних лет: он вспомнил плен у перуджинцев, службу у рыцаря Гвалтьеро, опостылевшую торговлю в отцовской лавке, но, главное, так внезапно и странно прервавшиеся отношения с мадонной Лией.

Франческо застонал, ему сделалось неудобно лежать на земле; он зашевелился, чтобы лечь получше, и тут до него донеслись какие-то звуки из ночной тьмы. Франческо привстал и прислушался; волей-неволей он вспомнил все те страшные истории, которые рассказывали о ночных существах. Демоны и когорта дьяволов выходили на землю по ночам; лесные духи и тролли, приспешники Люцифера, изгнанные вместе с ним из рая, также любили ночь и совершали под ее покровом свои злые проделки; кроме того, в горах и лесах жили жуткие создания с лицом женщины, телом свиньи и ногами лошади, – не говоря уже о коварных оборотнях, человеках-волках и человеках-медведях. А когда в бурную ночь проносился ураган, это был след Дикого Охотника, мчавшегося со сворой лающих псов по лесам, горам и долинам. Он был ужасным бестелесным призраком и убивал все на своем пути.

Франческо стало страшно. Он уже пожалел, что ушел из города; выйдя из своего ненадежного убежища, Франческо закутался в плащ и тревожно вглядывался в кромешную тьму.

И здесь случилось чудо – на восточном склоне горы ударил колокол. Там стояла маленькая церковь святого Дамиана, полуразрушенная и редко посещаемая. Кому понадобилось звонить в колокол ночью, кто был этот неведомый звонарь, Франческо не знал, но колокольный звон рассеял его страхи и вернул к мыслям о вечности, к мыслям о Боге. Франческо рассмеялся: что были все демоны, оборотни и вампиры, что была нечистая сила во главе с Сатаной по сравнению с всемогущим Богом и божьим миром. В небесах сияли звезды: их свет был лучезарной улыбкой Господа, доброй и милостивой. Все низкое, уродливое терялось перед ней и растворялось во тьме: чего же было бояться тому, кто сам желал стать светильником Божьим?

– Да, так, – сказал себе Франческо. – Я выбрал свой путь и не сверну с него.

Он вернулся в хижину, подстелил плащ, лег на него, накрылся его полами и заснул.

* * *

Утром Франческо пошел к дамиановской церкви. Дверь церкви была открыта настежь. Никаких следов присутствия людей не было, напротив, всюду царило запустение: крыша прохудилась, пол был засыпан прошлогодними листьями, в углах висела паутина. Кто мог ночью забраться по шаткой лестнице на колокольню и ударить в колокол, так и осталось загадкой.

Опустившись на колени перед потрескавшимся распятьем в алтаре, Франческо принялся молиться. Он молился долго, – и час, и другой, и третий он клал усердные поклоны. Обессилев, он упал на пол и сквозь пелену в глазах смотрел на распятье. Вдруг ему показалось, что черты Господа оживают, губы шевелятся, и голос возглашает:

– Франческо, почини дом мой. Ты видишь – он почти разрушен.

Франческо вздрогнул всем телом. Он еще раз взглянул на Господа, но черты господние приобрели неподвижность. Между тем, голос Иисуса все так же звучал в ушах Франческо: «Почини дом мой…». Франческо поднялся с колен и задумался. Ремонт церкви стоил дорого: тех денег, что Франческо накопил, помогая отцу в конторе, явно не хватило бы. «А если…» – подумалось ему, и он сам испугался этой мысли. «Но как еще…» – подумал он в следующее мгновение и решился. «Будь, что будет, но я добуду деньги», – он вышел из церкви и побежал в Ассизи.

В конторе отца копошились приказчики, Анджело покрикивал на них.

– Мне нужно двадцать золотых сольдо, – сказал Франческо, приняв деловитый вид.

– Ого! – отозвался Анджело. – Зачем тебе столько?

– Есть выгодная партия сукна, ее продают по соседству, в Фолиньо. Нельзя упустить такую возможность; отец будет недоволен, если мы опоздаем с этой сделкой, – объяснил Франческо, стараясь говорить как можно убедительнее.

– Но у меня нет ключа от ларца с деньгами. Отец мне не доверяет, – криво улыбнулся Анджело.

– Зато мне он доверяет, – ответил Франческо, а на его лице промелькнуло странное выражение. – Вот ключ, – он достал из-за воротника цепочку. – Сейчас я открою ларец.

– Открывай, – пожал плечами Анджело. – Отцовский любимчик, – прошептал он себе под нос.

…Прижав к груди мешочек с золотыми монетами, Франческо помчался к священнику – преподобному отцу Фредерико. Церковный приход отца Фредерико охватывал восточные окрестности Ассизи: таким образом, церковь святого Дамиана находилась в его ведении.

Отец Фредерико мирно закусывал после заутрени.

– А, Франческо! – воскликнул он. – Что ты так рано? Ты, видно, тоже был на утренней службе, молился в своей церкви? Это похвально. В городе о тебе ходят разные слухи, но я всем говорю: не верьте сплетням. Уж кто-кто, а Франческо Бернардоне – достойный молодой человек, я знаю его с пеленок… Хочешь разделить со мной трапезу?

– Нет, благодарю вас, святой отец. У меня нет времени, я пришел к вам по важному делу, – отказался Франческо.

– По делу? – поднял брови отец Фредерико. – Но я не покупаю и не продаю сукно.

– Это дело другого рода, – замялся Франческо.

– Уж не исповедоваться ли ты хочешь? – отец Фредерико ловко подхватил с тарелки большой кусок окорока, отправил его в рот и запил стаканом вина. – Это очень хорошо, – сказал он с набитым ртом, – но дай мне прежде поесть, а после я приму твою исповедь.

– Нет, я пришел не исповедаться… Я хотел поговорить с вами о церкви святого Дамиана, что находится на восточном склоне горы, – выпалил Франческо.

– Это ты мне рассказываешь, где она находится? Ты забыл, что она в моем приходе? – улыбнулся отец Фредерико. – Боже, боже, – вздохнул он, – горько видеть, как разрушается храм Божий! Прихожане нынче стали скупы, не хотят жертвовать на восстановление сего храма. Говорят: «Зачем он нам? Кто в нем будет молиться? Кому охота лазить каждый день по горам, рискуя свернуть себе шею?».

– Я принес деньги на ремонт этой церкви, – прервал Франческо святого отца.

Отец Фредерико подавился окороком и выпучил глаза:

– Ты принес деньги? Вот уж поистине неисповедимы пути Господни!.. Но тебе известно, во сколько обойдется ремонт? Тут не отделаешься мелкой монетой…

– Держите, – Франческо передал отцу Фредерико мешочек с деньгами. – Здесь двадцать золотых сольдо.

Отец Фредерико посинел, потом побагровел, и, в конце концов, побледнел.

– Двадцать золотых сольдо, – просипел он. – Боже правый, да откуда у тебя такие деньги? Ни за что не поверю, что твой отец дал их на благотворительность.

– Берите, не думайте об этом, – сказал Франческо. – Клянусь всеми святыми, что я отработаю своему отцу эти деньги.

– Так ты взял их без его ведома? Ах, Франческо, Франческо, ты поступил нехорошо, – покачал головой отец Фредерико. – Я не возьму твой дар. Подумай только, что скажет твой отец? Его нрав известен: Пьетро поколотит тебя, – пожалуй, и меня заодно с тобою… Нет, я не возьму твое золото, – отец Фредерико вздохнул и налил себе вина.

– Выходит, даминиановская церковь никому не нужна, кроме меня?! – вспылил Франческо. – Кроме меня и Господа…

– Не кощунствуй, – строго заметил отец Фредерико. – Не бери на себя слишком много.

– Тогда вот так! – вскричал Франческо и выбросил мешочек с деньгами в окно. – Пусть эти деньги берет, кто хочет… Разрешите мне, хотя бы, молиться в церкви святого Дамиана, – прибавил он устало.

– Это – пожалуйста, – согласился отец Фредерико, поглядывая в окошко. – Этого тебе никто запретить не может. А еще я хочу заметить… – продолжал он, но в этот момент дверь со стуком открылась и на пороге появился взбешенный Пьетро Бернардоне.

– Люди сказали, что ты пошел сюда! – увидев Франческо, закричал он от порога. – Анджело доложил мне, что ты взял двадцать золотых сольдо – двадцать золотых сольдо! – чтобы купить какое-то сукно! Какое сукно, я тебя спрашиваю? Откуда взялось сукно в Фолиньо, где куска холстины не купишь? Отвечай, иначе я за себя не ручаюсь, клянусь Богом!

– Я взял эти деньги, чтобы отдать отцу Фредерико на ремонт церкви святого Дамиана, – проговорил Франческо с дрожью в голосе.

– Что?! – Пьетро подумал, что ослышался. – Ты утащил у меня двадцать золотых, чтобы отдать их на ремонт какой-то там церкви?! Это твоя мать тебя надоумила, или ты сам догадался? А может, это вы, святой отец, навели его на эту мысль? – Пьетро повернулся к отцу Фредерико.

– Нет, нет! – поспешно ответил он. – Клянусь спасением души, я ничего не просил у вашего сына!

– Дайте мне стакан вина, – сказал Пьетро, – у меня в груди что-то сдавило, – выпив, он перевел дух и уже более спокойно произнес. – Если бы я в твои годы, Франческо, совершил что-нибудь подобное, твой дед так избил бы меня, что никакие лекари не помогли бы… Где деньги?

– Он выбросил их в окно. Они и сейчас там лежат, – все так же поспешно отвечал отец Фредерико.

– Двадцать золотых валяются под окном, как мусор! – воскликнул Пьетро. – Ну, сын, обратился он к Франческо, – видит Бог, долго я терпел твои чудачества, но теперь этому пришел конец. Я запру тебя в чулане под лестницей, и ты будешь сидеть там до тех пор, пока не излечишься от своих безумств, одумаешься и решишь, наконец, жить по-человечески… Ступай за мной и не возражай. Нам еще надо подобрать золотые, а то, не ровен час, их подберет кто-нибудь другой… А вы, святой отец, простите меня, я погорячился, – поклонился он отцу Фредерико.

– Бог простит, – ответил он, благословляя Пьетро и подставляя ему руку для поцелуя.

* * *

Ассизцы спешили в замок, где раньше жил наместник императора, а теперь размещался городской совет, канцелярия, суд и прочие городские учреждения. Мужчины вели под руку своих жен, молодежь норовила протиснуться вперед. Сегодня должно было состояться знаменательное событие: по требованию Пьетро Бернардоне в здании суда разбиралось дело его сына Франческо, – того самого, что был в рыцарях, бесславно вернулся из похода, вел распутную жизнь, проявил непослушание отцу и, по слухам, даже обворовал его.

«Дело нашего Франческо, славного Франческо, что бы там не болтали», – вполголоса добавляла молодежь, солидные же люди рассказывали следующее.

Пьетро Бернардоне запер сына в своем доме, но будучи вынужденным уехать по делам, оставил Франческо на попечение жены. Эта Сорока, – вздорная, пустая женщина, – не успел Пьетро отъехать от дому, выпустила Франческо, а он и был таков!

Когда Пьетро вернулся, то не обнаружил птички в клетке; он принялся всюду разыскивать сына и нашел его в церкви святого Дамиана. Кому нужны были эти развалины, но Франческо взялся восстанавливать ее, – очередное сумасбродство! Конечно, он не мог найти в Ассизи средства для ее ремонта, – кто бы ему дал! – и тогда он пошел по окрестным селам и стал петь Лазаря. Зевакам, которые собирались вокруг него, он говорил, что просит во имя Господа помочь ему в благоустройстве церкви: кто, де, принесет камень, получит от Господа награду, кто принесет два камня, получит двойную награду, кто принесет три – тройную.

Находились такие, кто давали камни; безумный Франческо таскал эти камни на гору к церкви святого Дамиана и, вооружившись молотком и мастерком, трудился как каменщик.

Увидев сына за таким занятием, Пьетро Бернардоне совсем расстроился. Он умолял Франческо вернуться, обещал ему забыть былое, потом ругал и проклинал его, – все впустую! Говорят, что Франческо, преисполнившись гордыней, ответил отцу: «Я не боюсь твоего гнева. Вяжи меня, избивай, запирай меня в темницу, делай, что хочешь: какую ты ни придумаешь муку, я с радостью пострадаю из любви к Иисусу».

Франческо – избранник Божий, скажите на милость, что придумал! Хорошую шутку отпустил его брат Анджело, юноша достойный, примерного поведения. Увидев Франческо в грязи и поту, Анджело сказал ему: «Ты раньше хорошо умел торговать, а сейчас что можешь продать? Может быть, продашь немного своего пота?». Дерзость Франческо не знала границ и он ответил брату: «Свой пот я по хорошей цене продал Господу нашему Иисусу».

Каков нахал! А все плоды неправильного воспитания: Сорока распустила и избаловала своего старшего сына, но и Пьетро тоже хорош: если бы он построже с ним обходился, не пришлось бы нынче мучиться.

Потеряв всякое терпение и надежду образумить сына, Пьетро обратился в городской Совет и потребовал, чтобы Франческо был привлечен к суду, – продолжали судачить солидные горожане. – Пьетро говорил, что поступкам его старшего сына нет никакого оправдания; Франческо обуян злобой и черной неблагодарностью. Но Франческо не пожелал предстать перед Советом и городскими судьями, – нет, вы подумайте только! – и обратился к суду епископа.

Его преосвященство согласился выслушать обоих Бернардоне, и сегодня сделает это в здании городского суда, потому как другого места у нас нет, – наш епископ лишь по названию епископ, а живет хуже простого священника, и в доме его не развернуться. Что ни говорите, но наш Ассизи это вам не Перуджа, будь она проклята, где у епископа есть свой дворец, – но какова честь этому наглецу Франческо! Сам епископ будет судить его, как вам это? До чего мы дожили, куда мы катимся, что за времена теперь настали?

* * *

В зале суда было не протолкнуться, все скамьи были заняты, а опоздавшие стояли в дверях. Вездесущие мальчишки стремились пролезть под ногами, но стражники гнали их прочь, – судебное заседание не предназначено для детских глаз. Духота в зале была невыносимой, ассизцы изнывали от нее и нетерпеливо посматривали на двери, откуда должен был появиться епископ. Вот, наконец, он вышел и занял свое место в кресле, на возвышении, где обычно сидели судьи; вот он подозвал к себе Пьетро Бернардоне и сказал, что готов его выслушать. Ассизцы навострили уши.

– Ваше преосвященство, господин епископ, – с должным почтением начал свою речь Пьетро, – вы знаете, зачем я сюда пришел. Мой старший сын Франческо, подобно Хаму, сыну Ноя, надсмеялся над своим отцом, забыв о чести, приличии и сыновнем долге.

Я долго прощал Франческо его дикие выходки, но всему есть предел. Я простил ему, когда он, забросив наше семейное дело, отправился к рыцарю Гвалтьеро в поисках приключений и легкой добычи. Всем известно, чем это закончилось: Франческо вернулся без денег и без славы. Другой отец не пустил бы его на порог, но я, как в той истории о блудном сыне, заколол быка по случаю возвращения Франческо и устроил богатый пир для всех горожан. Чем же отблагодарил меня Франческо? Неуважением ко мне и полным пренебрежением к занятию, которым мы зарабатываем на жизнь, а ведь я мечтал, что он станет моей надежной опорой в делах, преемником нашего семейного предприятия и утешением в моей старости.