Текст книги "Миг страсти"

6

Питер медленно передвигался по комнате, разглядывая картины Дженни, которые та неспешно расставила вдоль стен. Она внимательно следила за мистером Стивенсоном, пытаясь не пропустить ни одного движения, которое могло бы выдать его истинную реакцию. Начинающая художница томилась в ожидании его оценки.

Питер же, наоборот, изо всех сил старался, чтобы выражение его лица было нейтральным, но это было тяжело. Больше всего на свете он хотел бы сейчас изменить ход событий и оказаться в Лондоне.

Катрины были ужасными. И это не зависело ни от темы, ни от изображаемых предметов. Все в них было одинаково нелепо. Даже если бы Дженни перевернула их, то вряд ли Питер смог определить это. Нечаянно их взгляды встретились. Именно этого несчастный мистер Стивенсон старался избежать.

– Ну, что вы скажете? – гордо произнесла Дженни. – Я сразу же, как только увидела полотна, висящие в вашем доме, поняла, что у вас отличный вкус и хороший глаз. И, не волнуйтесь, прекрасно знаю, что мне далеко до Пикассо и Рембрандта. Но есть ли у меня хоть какая-то перспектива? Что вы видите в моих работах? Что чувствуете?

В действительности же у Питера от просмотра этой мазни начала жутко болеть голова, и создалось ощущение, как будто он проснулся в состоянии тяжелого похмелья. Жирные, нелепые мазки, налепленные на каждом холсте, резали глаз. Даже Рей молчал. Электронный дворецкий, должно быть, просто отключил сам себя. Чертов трус, подумал Питер. И не только о Рее. С этой мыслью в затуманенной голове он пересилил себя и посмотрел на свою экономку.

– Дженни, я думаю…

– Подождите, – прервала его девушка. Ее живые глаза смотрели прямо в глубину его души. В них были слезы.

Неужели Питер слишком долго тянул, прежде чем сказать свое слово?

– Я просто хотела сказать вам кое-что до того, как вы выскажете свое мнение. Ладно?

Какое облегчение испытал Питер, осознавая, что у него в запасе есть хоть какое-то время перед объявлением страшного приговора.

– Да, конечно, Дженни, – ответил он.

– Спасибо, – как будто с облегчением произнесла Дженни. Она посмотрела на картину, стоявшую ближе всего к ней, протянула руку и очень аккуратно, любя прикоснулась к ней. Потом перевела взгляд на Питера. – Знаете, что у вас есть талант зарабатывать деньги?

Такое начало было очень неожиданным. Питер никогда не думал о своих успехах в бизнесе как о таланте. Но для того, чтобы не прерывать речь Дженни, он согласился с этим предположением.

– Отлично, – продолжала она. – Я считаю, что каждый человек рождается на свет с каким-то даром. Этот дар остается с нами в течение всей жизни и поддерживает надежду в каждом из нас. Вот, например, ваш дар. Он особенный. Вы как никто другой умеете преумножать богатство. И это хорошо. Очень хорошо, потому что такой талант приносит пользу всему миру. Но, с другой стороны, я не могу утверждать, что вы также хорошо можете делать другие вещи. Просто потому, что в вас живет гений преумножения богатства. Вы такой, какой вы есть.

Питеру становилось не по себе.

– Дженни, я не знаю, к чему вы клоните, но…

– Мистер Стивенсон, пожалуйста, не перебивайте меня, – попросила Дженни, выставляя вперед руку, как будто пытаясь удержать его от какого-то неверного действия. – Дайте мне закончить. Видите ли, я ничего не могу делать хорошо. Как вы уже успели понять, мне лишь удается все переворачивать с ног на голову. Я попадаю во всякие нелепые ситуации и калечу других людей. Например, как вас утром. Хочу сказать, что… Я даже не могу выйти из дома, чтобы не оказаться потом совершенно не в том месте, куда до этого собиралась. И не могу справиться с дворецким, который лишь груда металлолома и проводов.

– Не будьте так строги к себе. Рей и меня пытался воспитывать.

Дженни улыбнулась, но в этой улыбке было какое-то недоверие.

– Может быть. Но к чему я веду… – Она протянула руку в сторону картин, указывая на них. – Вот то, что я делаю успешно. Я могу рисовать. Даже если меня отовсюду уволят, даже если я потеряю и эту работу, а это однажды произойдет, – ничего страшного… Точнее, это будет страшно. Но что касается моих работ, вынуждена предупредить: мне не нравится, когда люди поверхностно относятся к творчеству, когда, не потрудившись вникнуть в суть дела, выносят скоропалительные оценки.

– Я совсем так не считаю, – взорвался Питер. Он сам удивился тому, насколько рассердился из-за того, что Дженни намеренно себя унижала, тут же ожесточенно обороняясь.

Мисс Гоулсон снова улыбнулась.

– Вы просто стараетесь быть обходительным, чтобы не обидеть меня.

– Нет, это совсем не так. – Никто еще не говорил о Питере Стивенсоне, что тот старается быть обходительным, чтобы не обидеть кого-то.

Она нахмурилась.

– А я считаю, что вы очень милы и обходительны.

Мистер Стивенсон отвернулся. Он не хотел больше видеть ни Дженни, ни ее картин, ни проявлять лживую снисходительность в оценке явно бездарных работ. Что-то сжалось у него в груди. Он посмотрел в окно. Небо уже поменяло оттенки красного и розового на серые и черные тона. Почему это должно было случиться именно сейчас, когда он только почувствовал радость и подъем от одного присутствия Дженни? Зачем появились здесь эти никому не нужные иллюстрации творческой беспомощности и неоправданной веры в собственную гениальность?

– Тем не менее, – произнесла Дженни, вновь привлекая внимание Питера, – желание рисовать, заставляет меня идти вперед и не падать духом. Это было основной причиной, почему я согласилась работать у вас. Здесь у меня будет возможность совершенствовать свое мастерство. Может быть, когда-то я смогу жить за счет продажи картин. И стану столь же известной, как и вы.

Питер вглядывался в самые темные и самые искренние глаза, какие ему когда-либо приходилось видеть в жизни. Тишина встала между ними. Питер молчал, но не отводил глаз.

– Это все, – неожиданно сказала Дженни, резко встряхнув волосами. – Я просто подумала, что вам нужно знать о моих амбициях и о стремлении воплотить мечту в жизнь. – Она натянуто улыбнулась. Ее глаза умоляли Питера быть нежным. – Так что вы думаете о моих картинах?

Мистер Стивенсон взглянул на Дженни и увидел, как та скрестила руки на груди. Он прекрасно разбирался в языке тела. Это было немаловажно в его работе. В этот момент он сразу узнал эту довольно распространенную защитную позу. В ту же самую секунду прежде незнакомые чувства пронзили Питера: сострадание, желание защитить, нежность, страх задеть и унизить чувства другого человека. Черт побери, ругнулся про себя он. Никогда раньше ему и в голову не приходило открывать перед кем бы то ни было ворота собственной души. Телячьим нежностям не было места в его жизни и тем более в работе.

Каждый день Питер вел бескровные бои не на жизнь, а на смерть. Он боролся с числами и людьми, которые знали правила этой жестокой игры не хуже него. Но Дженни Гоулсон была совсем другой. Она была настоящей… Невинной. Питер обвел ее взглядом. Внезапно его сердце радостно забилось, и он понял, что улыбается.

– Мне очень нравятся ваши картины, Дженни, – услышал он свой голос.

– Вы обманываете меня, – просто сказала Дженни. Раненная в самое сердце, она начала быстро собирать холсты и картон, беспощадно бросая их друг на друга. Затем пыталась запихнуть их обратно в коробку. – Вас ведь тошнит от них.

– Нет. Это не так! – изо всех сил запротестовал Питер. Неожиданно для самого себя он попытался выхватить у Дженни из рук картину с изображением какого-то моста, похожего на изогнутую в судороге гигантскую рыбину. Несмотря на все усилия Дженни запихнуть этот труд к остальным в коробку, Питеру удалось победить в этой схватке. – Вот посмотрите. – Он поднял картину до уровня ее глаз. – Очень красиво. Даже вызывающе.

Дженни в удивлении подняла брови.

– В каком смысле? – скрещивая на груди руки, спросила она.

Питер Стивенсон опустил холст.

– Что «в каком смысле»?

Дженни показала на картину, которую он держал в руках.

– Вы сказали, что она вызывающая. Вот я и спрашиваю, что вы подразумевали.

Питер еще раз взглянул на странное произведение, потом на Дженни. У него было такое выражение лица, как будто вся его жизнь зависела от правильного ответа на вопрос: «Квадратный корень из 757281».

– Кстати, вы держите ее вверх ногами. – Питер быстро перевернул ее.

– Я держал ее так, чтобы лучше разглядеть отдельные детали.

– Тогда поверните ее еще раз, – вздыхая, произнесла Дженни. – Вы по-прежнему держите ее неправильно.

Питер повернул картину еще раз.

– Ага. Вот так. Теперь я вижу. Она прекрасна. Мне очень нравится. Правда.

Дженни ничего не ответила.

Очень аккуратно, как будто это было венецианское стекло, Питер Стивенсон положил картину на стол и повернулся к своей экономке. Он провел рукой по волосам цвета песка.

– Вы в первый раз показываете свои работы постороннему человеку?

Совершенно расстроенная, Дженни лишь кивнула.

– Да, – после некоторой паузы смогла выговорить она. – До этого мои работы видели только члены семьи. А кто может верить отзывам близких людей? Для них все будет отлично.

Питер кивнул.

– Я не знал. Но сейчас вы чувствуете то, через что каждый молодой художник должен обязательно пройти.

Дженни посмотрела на него. Ее большие темные глаза светились от радости.

– Вы назвали меня художником? В первый раз в жизни меня назвали художником! Вы действительно думаете, что я одна из тех, оторванных от реальной жизни, сумасшедших…

– Да, правда. – Питер был так же взволнован, как и она. – Вообще-то, я не считаю вас сумасшедшей, но вы поняли, что я имел в виду.

Дженни внимательно смотрела на мистера Стивенсона. Помимо того, что он был чертовски красив, он казался искренним. Но это еще больше терзало девушку, потому что она все же обиделась на него. Наверное, Питер был прав, утверждая, что ей суждено пройти этот этап, как и всем другим молодым художникам. Дженни очень нуждалась в его поддержке. Она хотела верить ему. Показ картин был равносилен для нее демонстрации самых потаенных уголков души. Девушка очень беспокоилась, поскольку боялась оказаться никчемной даже в этом деле. Тогда бы у нее не осталось мечты, ради которой стоило жить.

Вдруг она осознала, что мистер Стивенсон все это время наблюдал за ней.

– С вами все в порядке, Дженни? – тревожно спросил он. – Вы выглядите очень измученной.

– Нет-нет. Все хорошо, – пробормотала она, пытаясь улыбнуться. – Я думаю, это все первый показ. Ведь именно так вы говорили, да?

Питер улыбнулся.

– Именно. У всех людей разные вкусы и многим не нравится даже столь известная вещь, как Мона Лиза. Искусство – это царство вкуса. Собственно, кто я такой, чтобы рассказывать вам об этом? Ведь художник здесь один.

Дженни не могла поверить ему.

– Может быть.

– Хорошо, вы по-прежнему хотите убедиться в том, что я говорю правду? Тогда оглянитесь вокруг, Дженни. Все, что вы видите в этом доме, говорит о моем вкусе. Что вы думаете об этом?

Внезапно Дженни бросило в жар, как будто она должна была сдать самый важный экзамен. У нее задрожал подбородок, но она попыталась взять себя в руки. Внимательно оглядев то, что было в поле ее зрения, она пожала плечами.

– Что я думаю? Мне кажется, что здесь хорошо. – Мистер Стивенсон усмехнулся.

– Ну что вы, Дженни. Не хвалите меня так сильно.

– Нет, правда. Мне нравиться интерьер. Он превосходен. Практически каждая вещь на месте и сочетается с другой. Очень точно, в стиле и со вкусом.

– Нет, вы обманываете меня. Вас тошнит от этого, – спокойно произнес Питер.

Чуть растерявшись, Дженни замотала головой, начиная протестовать. Но вскоре она поняла замысел мистера Стивенсона.

– Я раскусила вас! Мне действительно нравится ваш дом: оформление, мебель… Все. Однако если бы вы были не уверены в своем вкусе, то не поверили бы даже самым искренним отзывам. Правильно?

Питер Стивенсон засмеялся.

– Правильно! И не важно, сколько людей расхваливали бы мой выбор, я бы все равно им не верил. Даже если бы я стал знаменитым, то продолжал бояться каждого нового мнения.

В тот момент Дженни действительно пришлось бороться со слезами, которые так и норовили хлынуть ручьями из глаз. Мистер Стивенсон был так мил и внимателен к ней.

– Вот это да! А я и не думала, что вы всерьез увлекаетесь искусством.

– Увлекаюсь, но довольно недолго, – ответил он, пожимая плечами.

В конце концов Дженни сдалась.

– Вы очень добры ко мне, мистер Стивенсон.

– Не говорите мне так много комплиментов, я же могу расслабиться в такой обстановке, а это может в итоге привести к банкротству. – Его глаза заблестели как вода под ласковым солнцем Калифорнии. – Почему вы не зовете меня Питер?

Дженни заморгала от удивления.

– Потому что Чарли запретил.

– О, нет! – застонал Питер. – Вы неправильно меня поняли. Я не спрашиваю, почему вы не называете меня по имени. Я догадываюсь, почему вы этого не делаете. Просто прошу вас в дальнейшем называть меня Питер.

Дженни замотала головой.

– Не могу. Если Чарли узнает…

– Послушайте, я ваш босс, а не Чарли.

– Я знаю, но… – Дженни быстро огляделась по сторонам, потом подошла ближе к Питеру и прошептала: – Чарли носит с собой пистолет. Вы знали об этом? Он прячет его под пиджаком в такой штуке, как полицейские. Мне не хотелось бы злить его.

Наступила тишина. Их взгляды встретились. Мистер Стивенсон потер лоб.

– Я знаю, что Чарли носит пистолет, – сказал он. – Это положено ему по должности, поскольку он мой водитель и одновременно телохранитель. Но его совершенно не касается ни то, как вы будете называть меня, ни то, какие отношения у нас будут складываться в дальнейшем.

Дженни судорожно сглотнула.

– Понятно. – Собрав всю свою смелость, она решила попробовать. – Питер… – И остановилась в ожидании, но ничего не произошло. Здорово! – Питер, – вновь повторила она. Опять ничего страшного не случилось. – Питер!

Он поднял руки.

– Отлично. Кажется, вы свыклись с моим именем. А теперь давайте чего-нибудь выпьем и посмотрим, что у нас на ужин. После, с вашего разрешения, я бы хотел повесить некоторые ваши картины.

– Зачем?

– Хочу, чтобы завтра Чарли увидел их. Ну, чтобы вы услышали его мнение.

Страх, порожденный неуверенностью в себе, обуял Дженни. Похоже, все ее чувства и волнения отразились у нее на лице, поскольку ее босс выставил вперед руку, как бы приостанавливая ее протест.

– Подождите, – произнес он. – Не стоит этого бояться. Чем больше различных отзывов вы услышите, тем скорее вы привыкните к этому. И не важно, будут они приятными или нет.

Дженни начала пятиться назад.

– Я не хочу больше слышать ничьего мнения… Питер. Я не готова. Тем более слышать мнение Чарли. Мои работы могут не понравиться ему, и он просто пристрелит меня.

– Ну, что вы, Дженни! – с воодушевлением произнес Питер. – Вы же в действительности так не думаете, правда? Ведь Чарли безобиден, как плюшевый медвежонок. Он не сможет сделать вам ничего плохого.

Питер приблизился к Дженни. Ее сердце яростно забилось. Он был так близко, что девушка могла разглядеть длину его ресниц. Как он был красив! У нее стали подгибаться колени, а в горле пересохло. Казалось, Питер не замечал ее волнения. Он медленно облокотился на стол и показал в сторону ее картин.

– Дженни, пожалуй, этого количества картин достаточно для целой выставки.

Сердце доморощенной художницы ушло в пятки. Она отступила еще на шаг, проскользнула мимо Питера и быстро стала прятать оставшиеся картины в коробку.

– Нет-нет. Ни в коем случае! Никаких выставок. К тому же количество не гарантирует качество. Мне было довольно тяжело показать их вам, а вы говорите о какой-то там выставке. Мне становится плохо от одной только мысли об этом. А другим может стать еще хуже при виде моих работ.

Прошло два дня. Питер не мог объяснить даже самому себе, почему он так настаивал на выставке Дженни.

– Вот это да, босс! Отличный удар, – сказал Чарли. Он часто сопровождал Питера в гольф-клуб и прекрасно знал, как играет его босс.

– Спасибо, – ответил Питер, наблюдая сквозь солнечные очки за траекторией полета мяча. Потом он отдал Чарли свою клюшку и направился к дорожке.

– Здорово, босс, что вы решили отдохнуть некоторое время. Вы даже стали играть лучше. – Чарли был искренне рад за него.

– Спасибо, – снова повторил Питер. Он не спеша направился по дорожке к следующей лунке, но вдруг остановился и понял, что без конца думает о Дженни. Ему было интересно, чем она занималась в то время, пока он размахивал здесь клюшкой. В последнее несколько дней Питера преследовало ощущение, что Дженни избегает его. Наверное, ему не следовало так сближаться с ней. По сути дела, он должен был бы радоваться, что сама девушка старается поддерживать исключительно деловые отношения, но этого ему было уже недостаточно.

Питер не верил, что двое могут жить в одном доме и почти не встречаться. Даже в таком большом доме, как его.

– Вы в порядке, босс?

Еще мгновение Питер соображал, что произошло. Чарли шел рядом с ним, но выражение его лица выдавало беспокойство. Телохранитель ждал ответа.

– Да, я в порядке, спасибо.

– И это все, что вы можете сказать? Спасибо?

– А в чем дело?

– Просто за последний час, вы отвечаете на все мои вопросы только «спасибо». Вы опять думаете о ней?

Питер почувствовал, как к щекам приливает кровь. Он постарался совладать с собой и принял безучастное выражение лица.

– О ком, Чарли? – спросил он, прикидываясь, что ничего не понимает.

Парень сначала уставился на своего подопечного, а потом усмехнулся:

– Ну, как хотите. Дело хозяйское.

Питер взглянул на шофера-телохранителя.

– Нет, Чарли, я не думаю о ней.

– Как скажете, босс, – простодушно хмыкнул тот.

Питер посмотрел направо, туда, где его взгляд мог отдохнуть после напряженной игры. Он окинул взглядом статные пальмы, ласковые воды залива, теплый песок пляжа и повернулся к Чарли.

– Ты же знаешь, что она художница?

– Да, – кивнул Чарли. – Как ее картины? Питер замотал головой.

– Ужасные!

– Это плохо.

– Скажу честно, я довольно глупо себя вел, пытаясь уговорить ее устроить выставку.

Несколько минут они шли молча, глядя только вперед.

– Зачем? – прорезал тишину голос Чарли.

– Не знаю, – попытался отговориться Питер. – Наверное, черт за язык потянул.

– Это ж когда вас черт за язык потянул?

– Да и еще я попросил ее называть меня по имени. Но ничего общего с кроватью это не имеет.

Чарли не смог сдержать своего удивления. Он насупился и уставился вдаль. Долго тянулись эти напряженные минуты. Питер прекрасно знал, что именно так все и будет. И догадывался, о чем думает Чарли. Ведь этот парень был рядом с ним уже десять лет, поддерживал его после смерти родителей, был готов своим телом закрыть босса от пули. И вот теперь, что он получил взамен? Какая-то девчонка, которая всего-то несколько дней как работала в доме, уже получила право называть босса по имени. Одно дело, когда никто из служащих компании Стивенсона не имеет такой привилегии. И совсем другое, когда у одного она есть. Питер знал, что нарушил это железное правило.

Некоторое время спустя Чарли заговорил.

– Должно быть, и впрямь, черт за язык потянул.

Питер старался смотреть в другую сторону.

– Похоже, именно так, – выговорил он через некоторое время. – Я принял твою точку зрения. Может быть, Чарли, я был не прав. Но я сам буду расхлебывать кашу, которую заварил. И уверен, что мисс Гоулсон заставит меня платить за это доверие. Поверь мне.

Чарли посмотрел на босса. Его взгляд был тяжелым и проницательным. Очевидно, он пытался отключиться от своих эмоций.

– Да? Она вам нравится? Вы готовы принять то, что я говорил вам? Мисс Гоулсон не такая, как те, прошлые. Она не похожа и на мисс Нельсон, которая была слишком уж пристрастна к вашим деньгам.

Не было смысла отрицать это. К тому же, Питеру хотелось с кем-то поговорить.

– Ладно. Верю тебе, – вздыхая, произнес он. – Ты был прав. И… мне она нравится. Я сказал это. Ты счастлив?

Чарли засмеялся.

– Да. А вы? – Питер нахмурился.

– Нет. Она избегает меня с тех самых пор, как я заговорил про выставку. Черт, я не видел ее уже два дня. И даже когда мы ужинали вместе в последний раз, атмосфера была напряженной.

– Что ж, этого следовало ожидать. Наверняка то, что происходит между вами и Дженни, объясняет, почему вы дали миссис Санчес и уборщице выходной на целую неделю. Вы хотите быть с мисс Дженни наедине.

Питер почувствовал, что краснеет.

– Может быть и так, – выдавил он из себя. Чарли в ответ лишь усмехнулся, что совершенно точно значило: да, конечно.

После этого оба шли молча. Но к тому времени, как они добрели до следующей лунки, Питер принял решение. Чарли подал мистеру Стивенсону клюшку.

– Спасибо, – сказал он.

– Пожалуйста, – ответил Чарли.

Питер Стивенсон поймал взгляд своего телохранителя. Все вернулось на круги своя. Чарли смотрел на Питера, как на босса, пряча обиду. Тот вздохнул. Разрешать Чарли обращаться к нему по имени было сейчас нелепо, да и позорно. Он подошел к мячу и начал целиться.

– Я знаю, что нужно сделать, – сказал он перед ударом.

– С мячом?

– Нет, с Дженни.

– Да? Что же?

Перед тем, как ответить, Питер проследил за кривой, которую описал в воздухе мяч.

– Чертовски хороший удар, босс!

– Благодарю, – буркнул Питер, поворачиваясь к Чарли. – Я буду играть по ее же правилам. Буду держать дистанцию и отправлюсь по делам. Потом посмотрим, что получится.

Чарли кивнул.

– Таким образом, вы хотите дать ей возможность сделать следующий шаг?

На этот раз кивать настала очередь Питера.

– Именно. Я дам ей возможность поохотиться за мной.

– До тех пор, пока вы ее не поймаете, или как?

Питер усмехнулся.

– Будоражит кровь, правда?

– Наверное, – пожимая массивными плечами, ответил Чарли. – Надеюсь, вы умеете быстро бегать, босс.