Текст книги "Несущий перемены"

Йорана с тоской смотрела, как на город спускаются сумерки. Не получив никаких вестей, она еще сомневалась, не зная, прождала ли она слишком долго, не зная, лежит ли Рэнд где-нибудь мертвым или находится вне ее досягаемости и дворца. Несомненно, она могла бы поднять по тревоге службы всей планеты, вынуждена была бы известить Палатона, но не хотела объяснять ему по связи, что натворила. И еще меньше ей хотелось говорить причины своего беспокойства отрядам других округов. Это было бы еще одним проявлением слабости престола Чаролона.

– Что же мне делать? – спросила она у Ринди, который мирно сидел в кресле, утомившись от ходьбы и упражнений, предписанных для восстановления его сил.

Старик прищелкнул языком.

– Я скажу, что тебе делать, если ты объяснишь, что делать мне.

Она обернулась, присев на подоконник.

– Я думала, ты уже решил ехать.

Он закинул руки за голову.

– Паншинеа… – проговорил он, желая одним именем сказать очень многое.

Паншинеа. Сумасбродный, блестящий, себялюбивый, решительный, умный, иногда абсолютно не задумывающийся о последствиях своих действий. Йорана видела, как он призвал к себе Палатона и Недара, отправил Палатона в изгнание, вызвал его обратно, выгнал Недара, стравил их друг с другом, зная, что оба они – соперники его истощающейся силы. Недар понимал это, а Палатон – нет, и когда в конце концов облекся в мантию наследника, он сделал это только, чтобы обеспечить на Чо хоть какой-то порядок в отсутствие Паншинеа.

На Чо не может быть двух императоров.

– Если ты не поедешь, Ринди, может, он откажется возвращаться.

– Вряд ли, – ответил Риндалан. – Он назначит вместо меня кого-нибудь другого. Скорее всего, Гатона, и честно говоря, я бы предпочел, чтобы Гатон остался здесь, когда Пан вернется. От меня в таких делах трудно ждать помощи.

Йорана скрестила руки на груди.

– Но что я буду делать без тебя? Когда он вернется и вновь начнет красть чужую силу? Я больше не вынесу этого, Ринди, я не могу приводить ему юношей и видеть, как он высасывает из них бахдар – так, чтобы не истощиться самому. Я не могу!

Прелат приподнял бровь.

– Догадываюсь, – с расстановкой проговорил он, – что ты уже приняла свое решение.

Йорана почувствовала, что краснеет.

– Он совсем неплохой император, – возразила она.

– Просто не самый хороший из возможных, – Ринди сел с тяжким вздохом. – Мой дух жаждет, но плоть более чем слаба. Я уже засыпаю, Йорана, из меня получается плохой советчик.

– Но что мне сказать Палатону о Рэнде?

– Подожди до утра. Может, утром ты найдешь все ответы. Как бы я ни был стар, а ты – молода, даже тебе полагается знать, что утро вечера мудренее, – он побрел в спальню и остановился на пороге. Йорана впервые увидела, как искажено старостью его тело, силуэтом вырисовывающееся в дверном проеме. – Я не могу предвидеть будущее, но интуиция меня еще не подводила. Все будет хорошо.

Эрлорн стоял у постели Кативара, переминаясь на цыпочках от страха и возбуждения и боясь протянуть руку, чтобы разбудить хозяина, но в конце концов обнаружил, что сильная рука сама схватила его за запястье и потянула вниз. Его локоть громко хрустнул.

Кативар, оказалось, не спал.

– Что случилось? – с явным нетерпением спросил он.

– Суматоха в Баялаке, хозяин. Только что донесли – там появилась прорицательница, и священник Преображения заявил…

– Кто он? – перебил Кативар, вскакивая с постели.

Эрлорн потер выпущенную руку и поморщился.

– Судя по описаниям, Чирек.

Кативар замер с полуоткрытым ртом. Эта новость совпадала с его прежними подозрениями, однако он не мог сопоставить ее с собственными чувствами к этому ничтожному служащему. Чирек – Верховный прелат Преображения? Чирек – наследник двухвековой ереси? Наверняка это должен быть более сильный, властный, умный чоя – только не Чирек!

Но он не позволил мыслям о Чиреке затенять основную проблему. Если Преображение возможно, если бахдар может распространяться среди простолюдинов, тогда все его надежды на рахл уничтожены. Он слишком долго медлил.

И еще Рэнд, которого он так и не успел взять в заложники. Какое отношение имеет ко всему этому человек?

– Есть ли официальные сообщения?

– Нет. Просто слухи, и подтвердить их невозможно, – Эрлорн выжидательно стоял рядом. – Подумать только, прорицательница!

Кативар отмахнулся от слуги, высылая его из комнаты.

– Подробности! Разузнай все подробности и помни, – добавил он, – кому принадлежит твоя жизнь.

От неожиданности Эрлорн споткнулся и растянулся на полу, а Кативар переступил через него, выходя из спальни и застегивая рубашку.

– Выясни, где находится человек, – приказал он. – И поживее.

Глава 25

Инстинкт абдреликов пробудил ее, как обычно, молчаливый, но властный, и она послушалась – не вскочив с уютной постели, а просто открыв глаза. Ее дыхание не изменилось. Любой, кто увидел бы ее в эти минуты, решил бы, что она просто спит, не замечая, что волосы упали ей на лицо, а руки закинуты за голову. Они находились в Хаосе, и Алекса еще ощущала воздействие препаратов, принятых заранее. Алекса вглядывалась в темноту и думала о том, что разбудило ее.

Недар ходил по каюте, крохотному помещению по меркам чоя, но почти не производил шума. Она видела, как Недар открыл медицинский саквояж, переданный им, и достал пневматический шприц. Он проверил дозу и сделал себе укол в бедро.

Не шевелясь, она вгляделась в его лицо, чтобы понять, чем так дорог препарат этому чоя. Он откинулся к стене с почти блаженным выражением – Алекса отчетливо видела его на лице Недара. Прежде, чем это выражение исчезло, он открыл рот, не выпуская из ладони шприц. Бледно-голубая аура окутала его тело. У Алексы перехватило дыхание, но Недар не взглянул на нее, будучи слишком поглощенным своим состоянием. Он испустил еле слышный, довольный смешок.

Он бросил шприц в саквояж, казалось, не делая ни малейших усилий, даже не поднимая руки. Алекса заморгала, удивляясь, как он это сделал. Саквояж захлопнула та же незримая сила. Недар выпрямился.

Алекса быстро закрыла глаза и задышала глубоко и ровно. Она слышала, как Недар пересек каюту и склонился над ней, коснувшись ее плеча.

Она зашевелилась и со стоном перекатилась на другой бок.

– Мы приближаемся, – заметил Недар.

– Корабль уже сбавляет скорость?

– Пока нет.

– Откуда ты знаешь, что мы приближаемся? – сонно спросила она.

Недар сухо улыбнулся.

– Знаю, – коротко ответил он. – Просто знаю, – он замолчал и провел рукой по ее телу, легко и нежно касаясь его. – Спи.

Несмотря на ее подозрения, эта ласка вновь возбудила Алексу – казалось, она наконец-то нашла себе пару, равное существо, чья страсть совпадала с ее собственной, а взаимопонимание было полным. Ей не хотелось расставаться с Недаром. Она взяла его руку и поднесла к губам.

– Расскажи, – попросила она.

– Рассказать – что?

– Что значит для тебя этот препарат. Откуда ты знаешь, где мы находимся – безо всякого тезарианского устройства.

По его лицу прошла тень сомнения, он присел на кровати. Она немедленно изогнулась, обхватив его всем телом. Недар молча прижал ее к себе.

– Они разлучат нас, – сказала Алекса. – И ты это знаешь. Между нами заключен Союз – вашим народом, нашим и абдреликами. Если у нас есть какие-нибудь преимущества, надо воспользоваться ими.

– У нас есть все преимущества, – тихо отозвался он. – Мы покорим Чо, и Союзу останется только подчиниться нам.

Она даже не попыталась скрыть удивление.

– Это способно сделать только ваше устройство?

Он сухо рассмеялся.

– Никакого устройства нет. Есть только мы, тезары, и поскольку мы – никакая не техника, нас нельзя скопировать, и мы сможем повелевать всем Союзом.

– Устройства нет? – Алекса села рядом, прижавшись к его спине и положив подбородок на плечо, ощущая мягкие волосы на его коже. – Значит, вы не пользуетесь своими черными ящиками?

– Нет. Это просто уловка, маскировка чоя. Ящики работают надежно, но не они доставляют корабли через Хаос, – Недар гордо выпрямился. – Только я могу это сделать.

– Что значит для тебя этот препарат?

– Он оживляет меня. Он дает мне бахдар, «душевный огонь», как мы его называем, помогающий в полете, – он посадил Алексу к себе на колени и прижал ее голову к груди. – Приборов, способных ориентироваться в Хаосе, не существует – только душа и ее огонь. Мы знаем, где находимся и куда летим, потому, что чувствуем это инстинктивно. Психика подсказывает нам.

Внезапно она вспомнила о несчастном Беване, который должен был стать Братом Недара на Аризаре и открыл для себя Хаос. Полет с абдреликами стоил ему жизни.

– Ты же отдал свой бахдар Бевану.

– Да. Но эта сила требует своих жертв, огромных жертв. Она возобновляется медленно, и наступает день, когда она просто исчезает. Сгорает. Тогда начинается невропатия – изнуряющая болезнь, разрушающая нервные пути. Это мучительно и смертельно. Поэтому, когда моя сила начала угасать, когда я понял, что больше не могу читать лабиринты Хаоса, я испугался. Все, что я имел, исчезало – и слишком быстро. На Чо проводят очищение, но оно не излечивает тезаров. Для нас нет исцеления.

Его грудь вибрировала от скорби в голосах.

– И для этого существуют Братья? Что предложили тебе на Аризаре?

– Мне сказали, что я могу передать свой бахдар человеку, который сохранит его на некоторое время, а затем вернет – очищенным и восстановленным. Как пропущенный через масляный фильтр, – он вновь рассмеялся.

– Мне об этом никто не говорил.

– Никому из вас не говорили, – поправил Недар. – Никто не считал, что вам следует знать об этом, и слишком часто влияние бахдара уничтожало вас. Потому-то в школе ваши чувства приглушали, превращая вас в бессмысленные инкубаторы. Понимаешь, эти чоя были изгнанниками, предателями. Мы не занимаемся колонизацией, не вмешиваемся в дела других народов. Когда они предложили мне исцеление, в ответ на это я должен был оставить Чо и никогда туда не возвращаться. Я согласился. Никто не знал, что сделает человек – так же, как никто не представляет, что творится с бахдаром. Мы наследуем его генетически, но несмотря на многовековые исследования с„ остается для нас тайной. Либо он есть, либо нет..

– И когда он исчезает, то исчезает навсегда? – спросила Алекса. – А теперь у вас есть препарат.

– Да! Я был ничтожеством, я отдал все Бевану, когда он напал на меня. Я был, как пустая скорлупа, мне пришлось красть чужой бахдар, но он медленно ускользал. Теперь мне ничего не нужно – ни Братьев, ни религиозной чепухи, которая ничего не значит, – он крепко обнял ее, и Алекса почувствовала, как бьется его сердце в широкой груди. – Я способен предложить тезарам то, чего они жаждут сильнее всего. Я построю собственный Дом – Дом пилотов, единую власть на Чо.

Эти слова ошеломили Алексу.

– Но как ты им расскажешь?

– Мне незачем это делать. Препарат говорит сам за себя. Одна доза, и мои друзья обо всем узнают. У меня не будет отбоя от жаждущих исцеления.

Алекса покачала головой.

– Но возможны побочные эффекты. Препарат еще не исследован.

Он приподнял ее так, что их глаза встретились.

– Знаю, – произнес он. – Знаю.

– Тогда с чего же мы начнем?

– Начнем с Витерны из Небесного дома и Хаторда из школы Голубой Гряды. Вначале я обращусь в летные школы. Они всегда нуждаются в курсантах, – он отвернулся, как будто вглядываясь в будущее. – Есть только один чоя, который мог бы помешать мне, и у меня с ним давние счеты.

Она хорошо поняла Недара и вспомнила чоя, который когда-то украл у нее Рэнда.

– Это Палатон.

– Да.

Она ощутила, как в нем нарастает ярость, жажда мести, запах которой пронизывал все поры его тела, и почувствовала, что отзывается на эту ненависть. Эту силу она могла получить и использовать в своих целях. Она крепко прижалась к нему всем телом, ее соски напряглись.

– Я тоже не прочь рассчитаться с ним.

Он нагнулся и нежно поцеловал ее в грудь.

– Между нами так много общего.

Она прикрыла глаза, наполняясь блаженством. Внезапно вспомнив о бахдаре, она тихо спросила:

– А что еще ты умеешь?

– Вот это, – ответил он, и протянул ей бахдар, открывая свою страсть, позволяя почувствовать власть над Хаосом и над ее телом, слышать ее стоны наслаждения. Как странно вот так найти свою дару – человека, но, вероятно, это даже к лучшему. Если он не сможет подчинить ее себе, то ее следует убить – за то, что она знает. Недару страшно не хотелось этого делать – совсем не хотелось.

Когда он заснул, утомившись, его слишком большое тело раскинулось на постели. Алекса встала. Она пробралась по коридору корабля к одному из тесных подсобных помещений, которое заметила еще прежде. Здесь, внутри, хранился передатчик, отданный ее отцом.

Напрягаясь от страха, зная, что если Недар внезапно проснется и обнаружит ее здесь, то наверняка убьет, Алекса включила связь. Прошли долгие минуты, прежде чем на крохотном экране появилось лицо ее отца.

– С тобой все в порядке?

– Да, – она отбросила с лица растрепанные кудри. – У меня мало времени. Надо наладит производство препарата как можно скорее.

– Но я не…

– Не спорь! Отец, чоя он необходим. Больше нас не будут считать планетой класса Зет. Мы получим любые контракты, все, что захотим. Я знаю секрет тезарианского устройства – это не механический прибор. Все дело – самих чоя, в их уме. Они летают с помощью парапсихологических способностей. Они проникают в Хаос только потому, что просто предчувствуют, куда надо лететь.

У отца приоткрылся рот. Алекса заметила признаки старости и утомления на его лице.

– Этого не может быть! Иврийцы не имеют с ними ничего общего, но их пилоты немногим хуже.

– Подумай, отец – любое существо с подобными способностями может скрыть их. И чоя делают то же самое. Но их способности истощаются. Их дар небезграничен. Наш препарат восстанавливает его!

Она заметила, что его лицо оживилось.

– Алекса…

– Делай, как я сказала – ради всех нас.

Она приготовилась прервать связь, не желая больше испытывать удачу. Если пилот-чоя перехватит сигнал, если Недар проснется…

– Алекса, но что же будет с тобой?

Он не заметил ее улыбки – она уже выключила экран, успев прошептать:

– А я стану повелительницей мира! – и прервала связь.

Витерна неторопливо охорашивалась перед зеркалом, критически оглядывая свою фигуру и прическу.

– Астен, – окликнула она секретаря, – что ты скажешь?

Чоя оторвался от клавиатуры и оглянулся. Он избегал смотреть, как она одевается ради Недара, поскольку ревность буквально сжигала его, но все-таки боялся Витерны и ее власти, поэтому оглянулся и с улыбкой ответил:

– Ваша красота ошеломляет.

Витерна издала насмешливое восклицание, добавив:

– Я еще не старею.

– Да.

Она отвернулась от зеркала. Глубокий цвет глаз подчеркивали украшения на лице, одновременно скрадывая первые старческие морщины.

– Спасибо, Астен, – сухо сказала она и выключила свет у зеркала. – Какие у нас планы?

– Нам следует сейчас же вылетать. Корабль приближается.

Она нанесла последний штрих на подбородок, заметив: «Он достоин таких хлопот», – и подала Астену знак сопровождать ее к катеру. Сообщение Хаторда было более чем загадочным, но Витерна знала, что Недар не стал бы попусту испытывать свою власть. Он что-то задумал, в чем-то нуждался, и ей хотелось быть рядом, когда он окажется на Галерне. Она предложила Недару престол Чо, и он был ей нужен – до тех пор, пока она сумеет оставаться в тени рядом с ним. Небесный дом восходил в Круге Жизни, и она намеревалась воспользоваться этим преимуществом. При помощи Кативара их уже ничто не остановит.

Астен вел катер по наименее оживленным дорогам, но они были в большинстве своем неровными и ухабистыми, и Витерна была рада, когда они достигли посадочной площадки и спустя некоторое время были на Галерне. Она наконец смогла выпрямиться и наблюдать за приближением грузового корабля. Пониженное притяжение на Галерне всегда удивляло ее, хотя оставаться здесь можно было только короткое время – конечно, если не пользоваться гравитационным костюмом. Но теперь Витерна чувствовала себя бодрой, ее кожа натянулась, спина выпрямилась, груди стали упругими – казалось, вся она внезапно помолодела.

Витерна была заинтересована в разработках на Галерне и не раз подумывала расширить их. Однако жизнь на рудниках была не слишком удобной, и чоя нехотя соглашались на такую работу. Разумеется, пейзаж здесь был угнетающим, краски омрачали взгляд, но все затмевало чудесное отсутствие притяжения.

Витерна улыбнулась, когда грузовой корабль появился на экранах и неуклюже спустился на посадочную площадку. Астен взял ее за локоть, показывая дорогу к выходу.

Небольшой суммы хватило, чтобы инспектор ушел, оставив выход из порта свободным. Даже если у него возникли подозрения о нелегальном ввозе чего-либо или кого-либо, то сейчас Витерна заставила чиновника забыть о них. Она нечасто пользовалась подобным способом, но нынешний случай того стоил.

Она слышала шум систем повторного очищения шлюзов, лязганье металла, вой прекращающих работу двигателей и скрип посадочного дока. Пол под ее ногами дрожал, пока механизмы принимали массивный грузовой корабль. Наконец все затихло, и люк корабля стал неторопливо открываться.

Витерна ступила вперед с величественным и дружелюбным выражением на лице и увидела стоящего на пороге Недара, обнимающего человека – в значении этого жеста было невозможно обмануться, и он потряс чоя до глубин души. Она не могла поверить тому, что видела, но бахдар показывал ей смешанные ауры этих двоих, и сомнения постепенно исчезали.

Она отвела глаза от женщины, которая, возможно, считалась весьма привлекательной среди своего народа, и взглянула на Недара, переполняясь пренебрежением и отвращением.

– Что ты наделал? – спросила она, еле разжимая губы.

Недар широко улыбнулся и перешагнул порог.

– Мы привезли тебе престол, чоя.

Он проспал рассвет. Вероятно, виной всему было убаюкивающее воздействие горного воздуха, поскольку сны преследовали Палатона всю ночь, и когда он проснулся, солнце уже сияло во всю. Он быстро вымылся и оделся. Ночью шел снег, но солнце мало-помалу растапливало его, и спускаясь по лестнице, Палатон слышал, как вода капает с карнизов дома.

Гонри сидел в большой комнате, прочесывая шерсть быстрыми и ловкими движениями. Он поднял голову.

– Брен еще горячий. Ты опоздал на завтрак.

– Ничего, – ответил Палаток, хотя в животе у него урчало от голода. – Как погода?

– Тепло. Но дорога опасная, так что смотри под ноги, – Гонри нахмурился. – Удачный день для осмотра развалин, – добавил он, – пока снег не завалил туда дорогу.

– Звучит заманчиво. Есть ли здесь школа, где я мог бы встретиться с наставниками?

– В такое время – нет. Большинство из нас возвращается к работе, как только уезжают ученики, – с этими словами Гонри продолжил свое занятие, перестав обращать внимание Палатона.

Палатон набросил куртку и вышел из дома во двор, где резкий ветер и мороз вряд ли можно было назвать теплой погодой. Склоны гор побелели, но в городе снег растаял, и теперь улицы покрывала грязная кашица. Палатон осторожно брел, огибая лужи и лед.

В угловом кафе он заказал горячий брен, свежие булочки и поджаренное мясо – острое сладкое. Палатон сел в угол, за один из трех столиков, и взглянул за окно, на улицу, которой спешили чоя с пакетами припасов на день. Владелец кафе, коренастый, полноватый чоя из Земного дома, наблюдал за ним краем глаза.

Улицы полностью опустели, когда он вышел и разыскал дом, который постоянно видел во сне. Палатон стоял на дорожке, не решаясь войти, хотя и не видел для этого препятствий, кроме собственных представлений о приличиях, но в конце концов прошел под изогнутыми воротами и направился к дверям.

Дом выглядел заброшенным. Крыша требовала ремонта, стены потрескались. Окна прикрывали ставни. Ступени веранды протестующе заскрипели под его ногами. Дверь оказалась незапертой. Палатон взялся за ручку и вошел.

В доме стоял запах пыли и еще чего-то, обычно присутствующий в помещениях, где никто не живет уже много лет. В рабочей комнате стояли корзины с шерстяными и шелковыми нитями, яркие цвета которых поблекли под толстым слоем пыли. Здесь же вытянулись два длинных рабочих стола и большие стоячие рамы для гобеленов. Казалось, хозяин ненадолго вышел из комнаты, однако Палатон знал, что тот уехал, поступив обдуманно.

Он медленно прошел по дому. Дом был пуст, только насекомые разбегались в удивлении, скрываясь в щелях и дырах, прогрызенных за годы бесцеремонного вторжения. Хозяин дома, по-видимому, был и художником, хотя холст на раме остался чистым и был прислонен к стене, дожидаясь, когда его поднимут и заполнят. Кисти, палитры и ножи были вымыты и сложены в большом шкафу. Здесь же свисало гнездо грызунов, свитое из объеденных кистей.

Палатон с тихим раздражением закрыл дверцы шкафа. Комнаты наверху оказались совершенно пустыми, без малейших признаков мебели или рабочих принадлежностей, кроме одной корзины, заполненной обрывками тонких, серебристых нитей. Палатон спустился вниз в глубоком раздумье. Даже если здесь остались какие-либо следы его матери, он не смог их найти, и вряд ли бахдар смог бы почувствовать ауру сорок лет спустя.

– Если ты вор, то здесь тебе нечего взять, – заметил с порога похожий на паука глава общины.

Палатон быстро поднял голову, пряча удивление и не желая доставлять радость старому чоя.

– Я думал, – сказал он, – что если она училась у этого наставника, она могла бы быть его любовницей.

– Ты правильно думал, но если ты ищешь его, то он давно уехал, а если хочешь увидеть его работы – мы сожгли их. Хотя… – старик вывел Палатона из дома во двор, – может, что-нибудь осталось в пещере, где он рисовал чаще всего. Она находится в скалах, как раз над развалинами, чуть выше границы вечных снегов. Должно быть, туда еще можно пройти.

– Значит, вы отсылаете меня туда.

– Я бы отослал тебя в Чаролон, – резко возразил старик, – будь это в моих силах.

– Вы узнали меня.

– Вероятно, я знаю тебя лучше, чем ты – самого себя, – глава общины оборвал фразу и издал хриплый вздох.

– Тогда почему бы просто не сказать мне о том, что я хочу узнать?

Мутные старческие глаза устремились на него, как будто пытаясь разглядеть его получше.

– Желания не всегда совпадают с возможностями, – ответил старик. Он потянулся и взял Палатона за рукав, будто стараясь не упасть. Его слабые голоса задрожали сильнее. – Подчинение своей воле и обладание – таланты Огненного дома. Он правит умами чоя и подавляет их волю. Он похож на паутину, в которую попался мотылек, и чем больше трепыхается этот мотылек, тем труднее ему освободиться!

Палатон придержал старика за плечи, и когда его дыхание выровнялось, он выпрямился.

– О чем вы говорите?

– Никто из нас, оставшихся здесь, – с трудом пробормотал старик, сжимая кулаки, как будто помогая своим словам, – не способен говорить. Только ты… – он сглотнул с тяжелым вздохом и закончил: – Разыщи пещеру, – и он прислонился к веранде, отирая пот и дрожа.

Палатон смутился. Глава общины махнул рукой, хрипло повторяя:

– Уходи! Уходи!

– Но вы…

– Неважно. Ты должен уйти. Большинство из нас, оставшихся здесь, способны убить, лишь бы сохранить свои тайны. Они еще не решили насчет тебя – но времени у тебя нет! – глава общины сел на ступеньку. – Прошу тебя, уходи.

Палатон обернулся. В конце улицы он заметил фигуру Баки, приближающуюся к дому. Старик недолго пробудет один.

– Спасибо, – произнес он и немедленно ушел, позволяя своим длинным ногам быстрее унести себя за пределы города. Он не оглядывался, чтобы проверить, преследуют ли его.

К тому времени, как он добрался до разрушенных стен древнего Мерлона, воздух похолодел и стал еще более разреженным. Он прислонился плечом к старому камню, ощущая его ледяной холод, и отдышался. Крепость была огромной и надежной, ибо что другое могло защитить от боевых кораблей? В те времена чоя обладали крепким бахдаром, обильным, хотя и не обязательно исключительно мощным. Чоя могли подниматься в воздух безо всяких аппаратов выше, чем на два фута, но, конечно, не умели преодолевать тридцатифутовые стены. Они могли высекать огонь из пальцев, но не достаточно жаркий, чтобы разрушить камень. Чоя умели телепортироваться, но недостаточно хорошо, чтобы знать наверняка, что окажутся внутри крепости, а не в ее стене – это грозило медленной и мучительной смертью. И потому Мерлон простоял века – несмотря на бахдар.

Палатону стало жарко в куртке, ее захотелось снять, но он понимал, что сразу замерзнет под пронзительным ветром. Он отошел от стены и начал обходить крепость, разыскивая ворота. Он обнаружил тропу, проложенную горными козами, узкую и крутую, и пошел по ней. Вскоре он оказался над Мерлоном и смог взглянуть внутрь крепости, поверженной скорее коварством, нежели силой.

Палатон невольно вздрогнул. Дар Огненного дома – подавлять волю и обладать. Схватывать чужие мысли настолько крепко, чтобы обратить их в свою пользу. От понимания этого Палатона замутило. И он знал чоя, способных приказывать, подчинять, принуждать, но настоящее обладание было невозможным и вызывало отвращение. Неужели это и есть его наследственность? Неудивительно, что мать не смогла поведать о ней – даже если бы имела возможность.

Его мать никогда не говорила о том, кем был ее любовник – и не потому, что не хотела, а потому, что он не оставил ей выбора. Она словно попала в паутину, стягивающуюся от судорожных движений пленницы. Вероятно, ее лишили! памяти. Он вздрогнул, подумав о деяниях более преступных, чем вторжение в чужую душу.

Палатон замедлил шаг, достигнув границы вечных снегов и ощущая их физическое присутствие. Земля распространяла холод, снега застилали тропинку. Он не мог подняться выше без горного снаряжения, к тому же горы не были его стихией. Он рожден пилотом, а не альпинистом. Он уже повернулся, но тут заметил сизую расщелину в буром камне и понял, что нашел пещеру.

Солнечная батарея вспыхнула, едва он ступил внутрь, ее панель была обращена к входу в пещеру, но почти не улавливала высоко поднявшееся солнце. Панель была искусно настроена, ибо посылала несильный, желтый луч света, создавая причудливое освещение. Однако этого света было достаточно, чтобы он смог разглядеть пустые мольберты и коробки с красками, широкую лежанку в углу, накрытую серебристым покрывалом, напоминающим паучью сеть. Палатон подошел к лежанке – это было ложе любовников, а в изголовье его валялась малиново-лиловая шаль. Палатон поднял ее. Даже спустя десятилетия шаль испускала ощутимый аромат тара.

Этот аромат был острым, сухим, он никогда не входил в моду, тем более в нынешние времена, но его мать всю жизнь пользовалась только этим ароматом – постоянно, день за днем. Чувствуя, что у него перехватило горло, Палатон прижал шаль к груди.

Повернувшись, еще не в силах ровно дышать, он увидел освещенный направленным лучом мольберт, обращенный к двери, с натянутым на него холстом. Палатон подошел к нему и застыл, зная, что наконец-то нашел хоть некоторые ответы, ибо художник не только оставил свою подпись, но и указал место, куда отбыл.

Даже если бы Палатон не бывал в тех местах, если бы не перенес мучительное сгорание и не отправился за исцелением, если бы не нашел Рэнда, если бы не повидал школу Братьев – даже в этом случае он понял бы, что на картине изображена не Чо. Аризар был слишком примитивным в своей красоте, слишком молодым и угловатым, его геологические процессы были еще слишком сильными, угрожающими и явными.

Художник, написавший эту картину, знал, что только тот, кто видел эти горы, леса и равнины, сможет узнать их и устремиться к ним – и, конечно, это не может быть враг.

Неужели он оставил картину для сына?

Палатон протянул руку и коснулся холста. Не вполне законченное, это полотно было все же подписано. Аэлиар. Это имя было ему незнакомо, но Палатон поклялся не забывать его. Он должен вернуться на Аризар и начать поиски заново.

Поворачиваясь, он задел носком сапога мольберт и уронил его. Откуда-то сбоку выпал футляр, поврежденный перепадами температур и давления, но листы внутри него сохранились. Дрожащими руками Палатон вынул их.

Это оказалось генеалогическое древо. С одной стороны он видел болезненное восстановление рода – с первого уничтожения, когда Огненный дом подвергся геноциду, до нынешних дней. На другой стороне он узнал собственную родословную, в которой каждая ветвь обладала мощнейшими талантами и он, потомок этих ветвей, мог прочесть свои свойства: чтение мыслей на расстоянии, ясновидение, телепортация, лечение на расстоянии, подчинение чужой воли.

Он был рожден чудовищем.

Снаружи прозвучал выстрел – резкий, громкий, далеко разносящийся в чистом воздухе. Палатон отскочил, не зная, целился ли неизвестный в него. Земля под его ногами затряслась, с потолка посыпалась пыль, и вся скала пробудилась с оглушительным ревом. Начался обвал, и первая же его лавина, несшаяся мимо входа в пещеру, опрокинула солнечную панель, погружая пещеру в темноту, подобную мраку могилы.