Текст книги "Счастливый город. Как городское планирование меняет нашу жизнь"

Система, воспроизводящая себя

Городу, как многим системам, свойственен аутопоэзис, то есть самовоспроизведение, которое можно сравнить с вирусным процессом проникновения, воспроизводства и расширения. Идея городской агломерации жива не только благодаря долговечности зданий, парковок и скоростных магистралей, каким бы непродуманным ни был проект, но и благодаря привычкам профессионалов в области градостроения. После того как она была реализована в первых пригородах, она начала воспроизводить себя в разных планах – не потому что это лучший вариант для любого места, а из-за аутопоэзиса. При ограниченном бюджете градостроителям проще повторить то, что когда-то сработало. Их привычки постепенно оформились в своды правил строительства и зонирования, которые начали диктовать, как обустраивать новые районы. Система зонирования, основанная на принципе сегрегации и призванная не допустить проникновения промышленных зон в деревню в Огайо в 1926 г., превратилась в национальный инструмент, а затем оформилась в стандартные, доступные для скачивания своды правил, которые продает частный онлайн-поставщик Municode. Ограниченные в средствах американские города сегодня могут получить через интернет свои правила использования собственности. А инструкции по проектированию дорог, разработанные техническими специалистами при финансовой поддержке Motordom, легли в основу Руководства Федерального управления шоссейных дорог о единообразии средств организации и регулирования дорожного движения (MUTCD) – своеобразной дорожной Библии, по которой разработаны большинство проектов городских дорог в США. Вирус рассредоточенности поражал операционные системы городов – одного за другим, – и те, в свою очередь, начинали воспроизводить такую же ДНК.

Быстрое, универсальное и, казалось, бесконечное воспроизводство этой модели долгое время было на руку многим. Этот процесс стимулировал период беспрецедентного роста благосостояния. Он обеспечил устойчивый спрос на автомобили, бытовую технику и мебель, подпитывавший экономику производства Северной Америки. Он создал миллионы рабочих мест в сфере строительства и обернулся огромной прибылью для застройщиков. Больше людей, чем когда-либо в истории, получили возможность купить свой дом на собственной земле вдалеке от шума, суеты и экологических проблем большого города.

Если бы Эндрю Мернс, религиозный деятель, изучавший жизнь лондонских трущоб в 1883 г., принял участие в «РЕПО-туре», он счел бы увиденное безоговорочной победой над негативными сторонами городской жизни. Он отметил бы отсутствие запаха канализации, перенаселения, сажи в воздухе, разных паразитов. Он пришел бы в восторг от широкой лужайки перед домом, обилия солнечного света, спокойствия, системы водопровода и личного пространства, доступных каждой семье. Он оценил бы царящую вокруг тишину. Он воспринял бы модель городской агломерации как величайшее достижение.

Возможно, он не понял бы, что наблюдает другую крайность. Он не увидел бы экономический и социальный упадок, вызванный геометрией расстояний, или насколько негативно модель разрастания пригородов сказалась на развитии всех остальных частей города. Она основывалась на принципе зонирования, который «заморозил» развитие пригородов «первой волны» вроде Пало-Альто, где Нэнси Строссер вырастила своих детей, но где ни она, ни ее дети, ни ее внуки больше не смогут позволить себе жить. Эта модель негативно сказалась на городах, где все системы стали заточены под скорость: не только в ближайших пригородах, изрезанных сетью магистралей, но и на улицах, где светофоры, дорожное покрытие, тротуары перепроектированы для удобства автомобилистов, а не местных жителей.

Разрастание пригородов привело к тому, что в выигрыше оказалась только одна сторона: малоэтажная застройка обеспечивает жильцам личное пространство и определенный уровень материального комфорта, а негативная нагрузка на город растет. Эти факторы проявляются по-разному. Бруклинцы просыпаются на рассвете от звуков автомобильных гудков. Жители Кракова или Шанхая, если решают прогуляться до работы пешком, вынуждены дышать выхлопными газами. В некогда тихих внутренних пригородах Лос-Анджелеса детям запрещают играть на улицах из-за вереницы автомобилей, которые пытаются объехать загруженные участки шоссе. На долю жителей бедных районов города, о которых муниципальные власти и состоятельные граждане забыли полвека назад, остаются забытые школы, заброшенные общественные места и обескровленная система общественного транспорта.

Модель рассредоточенного города опустошает муниципальный бюджет. Все налоги направляются на строительство и поддержание дорог, водопроводной и канализационной систем, а также других коммунальных услуг для жителей дальних пригородов. Почти ничего не остается на общие объекты социальной инфраструктуры, делающие привлекательной жизнь в городских районах. Тот факт, что горожане в США говорят о более низком уровне удовлетворенности и более слабых социальных связях, чем жители пригородов, свидетельствует не о превосходстве рассредоточенной модели, а о ее негативных побочных эффектах системного характера.

Сегодня новое поколение урбанистов противопоставляет модель агломерации модели вертикального города и утверждает, что физическая и культурная плотность Манхэттена или Гонконга предлагает модель устойчивого развития в будущем. Но стремление к счастливому городу не означает выбора между центром или окраинами. Большинство городов с нынешней транспортной обстановкой, уровнем шума и экологическими проблемами отвечает потребностям людей так же плохо, как и пригороды. Нужно изменить как сам ландшафт в городе и пригородах, так и способы связи между ними.

Чтобы определить, к чему мы стремимся, нужно понять, как места, пейзаж, архитектура, способы передвижения влияют на ощущения и здоровье людей, как контролируют их поведение. Но главное, необходимо понять, как люди воспринимают городское пространство и принимают решения о своем месте в нем.

Глава 5. Человеку свойственно заблуждаться

Пойми, счастье не существует самостоятельно, оно лишь рождается как противоположность чему-то неприятному. Вот и всё. Нет ничего такого, что само по себе являлось бы счастьем, – счастьем оно покажется лишь по контрасту с другим. Как только возникает привычка и притупляется сила контраста – тут и счастью конец, и человеку уже нужно что-то новое.

Марк Твен. Путешествие капитана Стормфилда в рай[144]144
  Твен М. Путешествие капитана Стормфилда в рай / Пер. В. Лимановской. М.: Государственное издательство политической литературы, 1963.


[Закрыть]

Мало что в жизни действительно настолько важно, как вы думаете, в тот момент, когда вы об этом думаете.

Даниэль Канеман[145]145
  Даниэль Канеман, интервью в Gallup Management Journal: «Теперь вы счастливы?», 10 февраля 2005 г. // http://gmj.gallup.com/content/14872/happy-now.aspx#1 (по состоянию на апрель 2018 г.).


[Закрыть]

На пути к счастливому городу нас подстерегает одна особенно досадная проблема, и она касается каждого. Психологи и поведенческие экономисты согласны, что человек как вид и личность не всегда способен принимать решения, обеспечивающие максимальный уровень счастья. Думая, где и как жить, человек совершает предсказуемые ошибки. А архитекторы и градостроители, создающие обстановку, в которой человек принимает решения, склонны к тем же ошибкам. Я понял это на своем опыте в особенно неудобный момент.

Я родился в Ванкувере – городе между морем и лесистыми горами на западном побережье Канады, который регулярно возглавляет списки самых удобных для жизни городов мира. Это волшебное место. Свежий воздух, мягкий климат и вид роскошных лесов привлекают пенсионеров, инвесторов и людей со всего мира, которые хотят приобрести жилье, чтобы приезжать сюда время от времени. В итоге Ванкувер стал престижным и высококлассным местом. Добавьте мощный приток мирового капитала, и станет очевидно, почему цены на недвижимость здесь взлетели до небес.

Как большинство людей, рожденных в 1960-е, я не мог представить, что, повзрослев, буду жить в стандартной квартире. У меня была мечта о собственном доме и кусочке личного счастья, прямо по Райту. Я не подкреплял свою мечту конкретными расчетами: я просто был уверен, что, когда она сбудется, я сразу стану счастливее. Так что в 2006 г., когда средняя цена на отдельный дом в городской агломерации Ванкувера достигла 520 000 долларов[146]146
  Сегодня средняя цена отдельного дома в Ванкувере превышает 1,5 млн долларов. Источники: Home values skyrocket in Vancouver // The Globe and Mail. January 3, 2017 // https://www.theglobeandmail.com/real-estate/vancouver/home-values-skyrocket-in-vancouver-region/article33473392/ (по состоянию на апрель 2018 г.); Real Estate Board of Greater Vancouver. Demand for condominiums continued to outstrip supply // Real Estate Board of Greater Vancouver. July 5, 2017 // http://www.rebgv.org/sites/default/files/REBGV-Stats-Pkg-June-2017.pdf (по состоянию на 14 июля 2017 г.).


[Закрыть], я купил долю в двухэтажном, требующем ремонта доме моей старой подруги в «рабочем» районе Ист-Сайд.

Дом был вполне пригоден для жилья, хотя и далек от фотографий из журналов, посвященных интерьерам домов и садов, которые собирала совладелец дома Кери. Правда, планировка оказалась не очень удобной, а на полу лежал линолеум в черно-белую клетку, как в парикмахерских. Деревянный каркас почти вековой давности немного шатался и кренился при слишком большой активности на верхнем этаже. На наш взгляд, дом был темноват, сыроват и тесноват. Так что мы взяли второй кредит, чтобы сделать ремонт: заменить старый каркас и превратить это жилище в дом нашей мечты. Мы решили, что для счастья нам будет достаточно трехметровых потолков, пола с паркетом из сосны, открытой кухни, двух гостиных, еще одного этажа и пары ванных комнат. Как миллионы других представителей среднего класса, мы были уверены, что дополнительные квадратные метры сделают нас счастливее, несмотря на кредит в четверть миллиона долларов, который мы были вынуждены взять. Воображение рисовало картины, как мы неспешно потягиваем вино из бокалов под стеклянными подвесными светильниками, которые раскачивает легкий летний ветерок с террасы.

Ремонт начался следующей весной. Только когда каркас демонтировали от основания и подняли на высоту дополнительного этажа, меня одолели мысли о психологической ловушке, в которую мы угодили. Первой ласточкой стала колонка Нэнтс Фолей, риелтора из калифорнийского города Холлистер, опубликованная в местном издании Холлистера Pinnacle. Фолей эмоционально предупреждала потенциальных покупателей недвижимости об опасности погони за мечтой. Ее клиенты неизменно возвращались к ней, чтобы купить дом еще больше прежнего, с двором больше, в районе престижнее. И она помогала им. Но после нескольких циклов подобных сделок она заметила, что новые дома не делают ее клиентов счастливее. В телефонном разговоре Нэнтс поделилась со мной своими наблюдениями: «Я захожу в очередной роскошный дом с великолепным бассейном, которым ни разу не пользовались, с игровой комнатой, где никогда не собирались друзья, и понимаю, что этот дом принадлежит несчастным людям».

Новые дома были настолько велики, что на ведение хозяйства уходило гораздо больше усилий, и такими дорогостоящими, что владельцы были вынуждены работать намного больше, чтобы позволить их себе. Однажды Фолей проводила профессиональный осмотр просторного типового дома. Его стены были оштукатурены: Нэнтс до сих пор помнит изумительный песочный оттенок Navajo Sand. Ковры безупречны. При этом само место производило впечатление временного пристанища. Мебель отсутствовала, на упаковочном ящике одиноко стоял телевизор, а остальные вещи лежали на полу: одежда, книги, инструменты были сложены аккуратными стопками. В спальнях на полу лежали матрасы. Очевидно, все средства семьи ушли на покупку дома. Они потратили всё, что у них было. Денег не осталось даже на мебель или садовые инструменты. Двор больше напоминал грязевую яму. Семья могла себе позволить разве что разместиться на полу.

И не они одни оказались в подобной ситуации. Но почему они принимали решения, которые привели к столь плачевному результату? Ответ Фолей нашла в работах лауреата Нобелевской премии по экономике Гэри Бекера и его коллеги Луиса Рэйо из Университета Чикаго. Они выразили последние данные из области психологии, теории эволюции и науки о мозге в виде функции, описывающей ловушку, которая заложена в человеке. Вот эта формула:[147]147
  Расшифровка эволюционной функции счастья Рэйо и Бекера: счастье = успех минус ожидания = воспринимаемый социальный статус.
  Предоставлено Луисом Рэйо. Источник: Rayo L., Becker G. Evolutionary Efficiency and Happiness // Journal of Political Economy, 2007. Рр. 302–337


[Закрыть] .

Уравнение полученной эволюционной функции счастья[148]148
  Rayo L., Becker G. Evolutionary efficiency and happiness // Journal of Political Economy, 2007. Pp. 302–337.


[Закрыть] объясняет психологический процесс, который одновременно стимулирует желание купить дом побольше и гарантирует, что жилище перестанет нравиться человеку вскоре после переезда. Разочарование неизбежно. Учитывая, что мой дом стремительно увеличивался в размерах, я в панике позвонил Луису Рэйо.

Он объяснил, что процесс, который описывает уравнение, прост.

Человек не воспринимает ценность вещей в абсолютном выражении. Как глаза человека получают информацию о цвете и освещенности предмета относительно окружающей обстановки, так мозг постоянно корректирует идею, что нужно для счастья. Мозг сравнивает, что есть сейчас, что было вчера и что можно еще получить. Он оценивает, что человек имеет, по сравнению с другими. После этого он корректирует расстояние до желаемой финишной черты. И оно может меняться, даже когда остальные условия сохраняются, просто в силу привычки. Так что в данной формуле счастье – не состояние души, а переменная величина.

В этом смысле функция счастья сослужила хорошую службу нашим предкам. У охотников и собирателей, вечно неудовлетворенных результатом и инстинктивно стремившихся убить больше добычи или собрать больше ягод, чем вчера, были выше шансы пережить сложные времена и оставить потомство. Здесь счастье – не условие. Так гены стимулировали организм работать усерднее и добиваться большего. За 10 000 лет, прошедших со времени, когда человек начал осваивать земледелие, функции мозга изменились не так уж сильно. Человек «запрограммирован» на активную неудовлетворенность.

По мнению Луиса Рэйо, человек по-прежнему подчиняется эволюционной стратегии выживания: «Мы всегда сравниваем, что имеем, с чем-то еще. При этом мы не отдаем себе отчета в том, что будем так поступать всегда. Мы делаем это подсознательно. Но есть разница между тем, что для нас естественно и что хорошо».

Если задуматься, это качество не приводит жителей больших городов ни к чему хорошему, по крайней мере в богатых странах. Желание иметь мраморную столешницу или совершать дорогостоящие покупки, очевидно, не повышает вероятность того, что гены человека будут переданы следующему поколению. Сами по себе вещи не способны приблизить нас к постоянно сдвигающейся линии удовлетворенности.

Луис Рэйо заверил меня, что не пройдет и нескольких месяцев, как я начну сравнивать свой отремонтированный дом с новым идеалом.

В 2009 г. Нэнтс Фолей отошла от профессиональной деятельности и занялась фермерством.

Я же остался наедине со своим растущим домом, кредитом и неуверенностью, в какой точке диапазона сдвигающихся ожиданий нахожусь.

И снова мимо

Неоклассическая экономическая теория, доминировавшая во второй половине ХХ в., основана на предпосылке, что поведение человека всегда рационально и направлено на получение максимальной выгоды. Идеальный «экономический человек» в рамках этой теории имеет доступ ко всей нужной информации, ничего не забывает, трезво оценивает разные варианты и принимает лучшее решение из возможных в ситуации, в которой находится.

Но чем больше психологи и экономисты изучают взаимосвязь между процессом принятия решений и уровнем счастья, тем отчетливее осознают, что это неправда. Мы то и дело совершаем нерациональный выбор. Мы ошибаемся настолько регулярно, что поведенческую экономику впору назвать «наукой заблуждений». Даже располагая всей необходимой информацией (что бывает нечасто), человек склонен совершать предсказуемые ошибки под влиянием убеждений или из-за погрешности в расчетах. Наш неверный выбор определил концепцию современного города – и, как следствие, нынешний образ жизни.

Возьмем, например, элементарное решение: насколько далеко место работы должно быть от дома. Помимо финансовой нагрузки, у людей, проводящих много времени в дороге на работу и обратно[149]149
  Stutzer A., Frey B. S. Stress that Doesn’t Pay: The Commuting Paradox // The Scandinavian Journal of Economics, 2008. Pp. 339–366.


[Закрыть], обычно выше уровень кровяного давления и чаще случаются головные боли по сравнению с теми, кто добирается до работы быстро. Они более раздражительны и часто не в настроении, когда достигают пункта назначения.

Любой, кто поддерживает идею «экономического человека», сочтет, что он смирится с необходимостью долгих поездок, если это неудобство будет перекрываться преимуществами в виде дешевого жилья, или большого, хорошего дома, или более высокой зарплаты. Иными словами, человек взвешивает издержки и выгоды и принимает рациональное решение.

Экономисты из Цюрихского университета Бруно Фрей и Алоиз Штутцер выяснили, что это не так. Они опросили немцев, добирающихся на работу из пригородов, и сопоставили их примерное время в пути с их же ответом на стандартный вопрос об уровне благополучия: «Насколько вы удовлетворены качеством своей жизни в целом?»

Результаты кажутся очевидными: чем дольше в дороге, тем люди менее счастливы. Но учтите, что в опросе оценивался уровень удовлетворения не вождением, а качеством жизни. Поэтому результаты говорили не о том, что долгое время в пути делает людей менее счастливыми, а о том, что они осознанно выбирали длительные поездки и это делало хуже всю их жизнь в целом. Они не сопоставляли неудобство с преимуществами в других сферах – ни с более высоким доходом, ни с удовольствием от дома или низкими расходами на его содержание, как сделал бы «экономический человек».

Путь к несчастью

Чем больше времени люди проводят в дороге на работу и обратно, тем меньше они удовлетворены жизнью. Они систематически делают нерациональный выбор. Иллюстрация Дэна Планко, данные приводятся с разрешения Бруно Фрея. (STUTZER A., FREY B. S. STRESS THAT DOESN’T PAY: THE COMMUTING PARADOX // THE Scandinavian JOURNAL OF ECONOMICS, 2008. РР. 339–366)

Этот парадокс наголову разбивает общепринятый довод, что свободный выбор миллионов жителей пригородов способен сформировать оптимальную модель города. По результатам опроса Фрея и Штутцера, человек, который добирается на работу час, должен зарабатывать на 40 % больше, чтобы ощущать такую же удовлетворенность жизнью, как человек, который идет на работу пешком. Но для одинокого человека смена долгой дороги на короткую пешую прогулку до офиса оказывает такое же влияние на уровень счастья, как новые романтические отношения[150]150
  Долгая дорога до работы оказывает негативный вирусный эффект на семью водителя: чем больше времени партнер респондента проводит в дороге, тем меньше счастлив респондент. Назовем это отложенным эффектом «дорожной ярости».


[Закрыть]. При этом, даже когда люди отдают себе отчет, насколько негативно их образ жизни сказывается на ощущении счастья, они не делают ничего, чтобы изменить свою жизнь.

Один из факторов, усугубляющих нерациональное принятие решений, – способность человека к адаптации[151]151
  Frey B. S. Happiness: A Revolution in Economics. Cambridge, MA: MIT Press, 2010. Pp. 131–133.


[Закрыть], то есть привыканию к ситуации. Финишная черта удовлетворенности больше напоминает змею, чем прямую линию. Некоторые ее части удаляются от человека при его приближении, другие остаются на месте. К чему-то человек быстро адаптируется, а к чему-то не может привыкнуть никогда. Психолог Гарвардского университета Дэниел Гилберт, автор бестселлера «Спотыкаясь о счастье», объясняет парадокс маятниковой миграции так.

«Почти все хорошее и плохое становится менее хорошим и плохим, когда мы к этому привыкаем. И гораздо проще привыкнуть к чему-то постоянному, чем к тому, что непрерывно меняется. Так что мы быстро привыкаем к ощущению радости от большого дома, ведь он всегда одного размера, когда мы переступаем его порог. А вот привыкнуть к ежедневным поездкам на работу не получается, ведь каждый день преподносит неприятные сюрпризы: нам гудят разные люди, на разных перекрестках образуются пробки, разные погодные условия и т. д.».

Было бы полезно научиться проводить различие между целями, ведущими к долгосрочному вознаграждению и не ведущими. Психологи обычно делят то, что вдохновляет людей на действия, на две категории: внешние и внутренние стимулы[152]152
  Deci E. L., Ryan R. M. The ‘what’ and ‘why’ of goal pursuits: human needs and the self-determination of behavior // Psychological Inquiry, 2000. Pp. 227–268.


[Закрыть].

Как следует из названия, внешние стимулы обычно соотносятся с наградой от других: то, что человек покупает или выигрывает, или то, что может изменить его статус. Но, хотя гранитная столешница или неожиданное повышение зарплаты подарят радость на какое-то время, в долгосрочной перспективе к повышению уровня счастья они не приведут. Радость от увеличения дохода испарится в лучшем случае за год. Финишная черта сдвинется.

Внутренние стимулы скорее касаются процесса, чем результата. Человек получает удовольствие от деятельности и состояния, связанных с реализацией его глубинной потребности в общении с другими, в необходимости чувствовать себя компетентным и эффективным, ощущать независимость и контроль над ситуацией. Они относятся к тому типу счастья, которое Кэрол Рифф включила в свою карту эвдемонии. Кроме того, эти стимулы действуют дольше. К некоторым хорошим вещам невозможно привыкнуть: занятия спортом, творческие проекты и хобби, даже выполнение задач, требующих сосредоточенности. Когда наградой становится сама деятельность[153]153
  Frey B. S., Happiness: A Revolution in Economics, p. 130.


[Закрыть], заниматься ею с каждым разом всё приятнее. Это особенно верно в социальных отношениях. Чем больше вы общаетесь с людьми, тем более доверительной и близкой становится ваша дружба.

Однако мы постоянно принимаем решения, демонстрирующие, что порой мы не различаем кратковременное и долгосрочное вознаграждение. Мы продолжаем ошибаться.