Текст книги "Прочертить след в истории мира. Новые пути христианского опыта"

Слово «встреча» заключает в себе категорию историчности; именно эта категория придает определенность и содержательность слову «встреча». Иначе говоря, встреча – это исторический факт, она происходит в определенный миг жизни, всегда отсылает к точному моменту нашего существования. Встреча, отмечающая начало пути, – это момент, созданный из времени и пространства, отнесенный к точному «часу», его можно указать на циферблате. И жизнь дана нам для того, чтобы углубить этот момент.

Вернемся к Симону в ту минуту, когда он подходит к Христу; ему любопытно посмотреть, кто же это такой. Христос глядит на него и говорит: «Ты Симон, сын Ионин, ты наречешься Камень».[60]60
  Ср. Ин 1, 42.


[Закрыть] Христос смотрит на него и проникает так глубоко, что угадывает его характер. Представим себе, чтó происходит в этом неотесанном и сердечном человеке: Христос,

Чей взгляд, как он почувствовал, постиг самую суть его личности, немедля стал для него всеобъемлющим горизонтом жизни. Представим себе, как он возвращается домой, к жене и детям; он какой-то «рассеянный», весь сосредоточенный на встрече, которая только что у него была, ибо эта встреча определила все дальнейшее, даже если он еще этого не осознает. Он из-за этого не «выпал» из связи с женой и детьми (конечно, в какие-то моменты его внимание могло отвлекаться на то, что с ним случилось); эта встреча сделала его другим, более настоящим, с женой и детьми. Встреча, положившая начало нашему пути, имеет те же свойства, она определяющая и всеобъемлющая, так что все частности переживаемой нами истории в нее входят. Содержание веры – Бог, сделавшийся человеком, Иисус Христос, умерший и воскресший, – которое возникает во встрече, то есть в точке истории, объемлет все ее моменты и стороны; они словно в водоворот попадают внутрь этой встречи; именно с точки зрения этой встречи к ним и следует подходить, согласно любви, изливающейся из этой встречи, возможности пользы для собственной судьбы и судьбы человека в целом, которую она предлагает. Случившаяся встреча по самой своей всеобъемлющей природе становится во времени истинной формой всякого отношения, истинной формой взгляда, которым я смотрю на природу, себя самого, других, на все вещи. Встреча, если она всеобъемлющая, становится формой, а не просто средой общения: она не просто дает компанию, как место отношений между людьми, она является формой понимания и проживания этих отношений.

7. Вера есть часть христианского события

Позиция того, кого потрясло событие христианства, кто его признал и прилепился к нему, называется «верой».[61]61
  Cp. Л. Джуссани, Можно ли жить так, «Христианская Россия», Москва 2007, стр.31–48 и стр. 63–65.


[Закрыть]

Положение, в котором мы оказываемся перед событием Христа, тождественно положению Закхея перед Человеком, остановившимся под смоковницей, на которую тот взобрался, и сказавшим: «Сойди скорее, иду в дом твой».[62]62
  Ср. Лк 19, 1-10.


[Закрыть] Это положение вдовы, потерявшей единственного сына и услышавшей от Иисуса слова, которые нам кажутся неразумными: «Не плачь, женщина!».[63]63
  Ср. Лк 7, 11–17.


[Закрыть] Ведь это нелепо – говорить матери, чей единственный сын умер: «Не плачь, женщина!». Для них, как и для нас теперь, то был опыт присутствия чего-то радикально отличающегося от наших представлений и в то же время полностью, удивительным образом отвечающего глубинным ожиданиям нашей личности. Испытать истинное соответствие запросам нашего сердца – вещь совершенно исключительная; более того, «исключительность» как раз и обозначает подобное соответствие. Поскольку наше сердце создано для такого соответствия, оно должно было бы быть нормой нашей жизни; однако этого никогда не происходит; а когда происходит, представляет собой исключительный опыт. Иметь достаточно искренности, чтобы признать это Присутствие, достаточно простоты, чтобы его принять, и достаточно любви, чтобы пойти за ним, – это и есть вера.

Искренность и простота – схожие слова. Быть «простыми» означает смотреть на вещи прямо, не привнося посторонние, заимствованные извне факторы. То, что христианство – событие, большинство людей воспринимает с трудом, потому что сюда примешивается нечто постороннее данной вести: модные воззрения, предвзятость, определяющее расхожее мнение, господство нигилизма, поверхностный скептицизм. А нужно смотреть на факт, на событие, в простоте, то есть смотреть на событие так, как оно само говорит, на то, что оно передает разуму и сердцу, не примешивая к его оценке посторонние обстоятельства, не имеющие к нему отношения.

Взгляд на какое-либо известие «искренен», если смотрит на него так, как оно принесено, что оно в себе несет, не прибегая ко всяким «но», «если», «может быть», «однако», – это все те пулеметные очереди, с помощью которых присущее человеку лицемерие (отсутствие подлинного стремления к истине) отрывает нас от реальности, затрудняет наши контакты с ней, заставляет нас от нее бежать, мешает ее познавать и о ней судить. Противоположность искренности, то есть лицемерие, ложь, означает введение чего-то постороннего во взаимоотношения с реальностью.

Быть простыми и искренними означает исключить все «но», «если», «может быть», «однако», и называть хлеб хлебом, а вино вином. «Отверз очи слепому», – рассказывается в Евангелии от Иоанна: все, что говорили и возражали фарисеи, не имело отношения к случившемуся, рождалось из чего-то постороннего, из предвзятого мнения, которое уже у них сложилось. Но слепорожденный сказал: «Я был слеп, а теперь вижу, значит, этот человек – пророк, потому что Бог не делает такие вещи просто так».[64]64
  Ср. Ин 9, 13–34.


[Закрыть] Этот слепой смотрел на событие, его касавшееся, с простотой и искренностью. Главный вред при рассмотрении предмета – вред тем более серьезный, чем большее значение он имеет для жизни – привносить в сам предмет посторонние вопросы и обстоятельства, которые извращают наши отношения с ним и, самое важное, мешают нам его любить.

Ведь способность познания требует открытости, то есть «любви».[65]65
  Cp. Л. Джуссани, Религиозное чувство, «Христианская Россия», Москва 2004, стр. 32–38 и стр. 145–148.


[Закрыть] Без любви нет познания. По сути, такая любовь предопределяется тем изначальным инстинктом, с помощью которого природа – то есть Бог, нас создающий, – подталкивает нас все подвергать испытанию любознательностью. Человек от природы склонен подходить к реальности с любознательностью, и в этом – утверждение несказанной положительности. Подменять такой естественный подход, любознательность, всякими «но», «если», «однако», то есть идти навстречу реальности, отводя глаза в сторону, – это и есть отсутствие простоты и искренности. Наконец, только при открытости предмету, которая перерастает в любовь, этот предмет входит в нас таким, какой он есть (affci, лат. – «быть затронутым чем-то»). Как человек движется всем своим существом, так он и видит всем своим существом; он видит очами разума настолько, насколько сердце «открыто к», то есть настолько открытость взгляда поддерживается любовью; иначе перед предметом взгляд закрывается, «засыпает», убегает прочь. Итак, очи разума видят, если их поддерживает любовь, которая есть выражение свободы.

Признание присутствие Христа происходит потому, что Христос «побеждает» отдельного человека. Иначе говоря, чтобы вера вошла в человека и в мир, должно сначала произойти нечто такое, что есть благодать, чистая благодать: событие Христа, встречи со Христом, в котором переживается опыт исключительности, не происходящий сам по себе.[66]66
  Cp. L. Giussani, Tracce…, то же издание, стр. 80–84.


[Закрыть]

Вера, в сущности, – это признание особенности некого Присутствия, признание Присутствия исключительного, божественного. Обычно исключительное не случается; а когда случается, человек говорит: «Это другое дело! Перед нами сверхчеловеческая сила!». Кто знает, сколько раз самаритянка мечтала о том отношении, какое явил к ней Христос, никогда прежде не отдавая себе в этом отчета; когда это случилось, она сразу же это признала.[67]67
  Ср. Ин 4, 5-30.


[Закрыть]

Вера – часть события христианства, потому что она – часть благодати, которую являет событие, часть того, что оно есть. Вера принадлежит к событию, потому что, будучи любовным признанием присутствия чего-то исключительного, она есть дар, благодать.[68]68
  Ср. Мф 16, 17.


[Закрыть] Как Христос дарит мне Себя в событии, так Он животворит во мне способность постигать и признавать Его в Его исключительности. Так моя свобода соглашается с этим событием, соглашается его признать. Поэтому наша вера – это и признание исключительного присутствия, и простое и искреннее присоединение, которое говорит «да», а не выдвигает возражения. Признание и присоединение – части того момента, в котором Господь, силой Духа Своего, открывается нам; они – части того момента, когда событие Христа входит в нашу жизнь. Поэтому признание Его, происходящего в нашей жизни – это дар Духа, неизменно подразумевающий простоту сердца, утверждение изначальной бесхитростности, свойственной истокам нашего бытия. Ведь Бог сотворяет нас с глазами и сердцем, распахнутыми к реальности, доверчиво к ней обращенными, так что, столкнувшись с какой-то вещью, мы можем сказать: «Это такая-то вещь». Бог сотворяет человека с этой положительностью взгляда и с этой любовью к реальности.[69]69
  Ср. Быт 2, 19, 20.


[Закрыть]

Признание Христа – благодать, признавать Его – значит дарить себя Ему в изначальной простоте. Событие – это любовь Бога к человеку, признаваемая через любовь человека к Богу. Только ненависть к Бытию может, в конечном счете, отрицать возможность признать Его. А ненависть к Бытию противоположна тому, чтó мы есть изначально, тому, каким человек зачат в утробе матери. Поэтому в Евангелии от Матфея Иисус говорит: «Славлю Тебя, Отче… что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам».[70]70
  Мф 11, 23.


[Закрыть]

Вера – это «признание» того, что Бог стал фактором присутствующего опыта.

Поскольку это «признание», то это – действие разума, суждение, а не чувство или состояние души. Вера представляет собой свершение человеческого разума. Она есть понимание реальности в ее предельном горизонте, признание того, чем все стоит.[71]71
  Ср. Кол 1, 17.


[Закрыть] Природному разуму не удается достичь этого предельного горизонта. Только благодаря происшествию, благодаря событию Бога, сделавшегося человеком, благодаря Его дару, наш обновленный разум может его коснуться и узнать. Таким образом, вера достигает вершины по ту сторону разума; без нее разум незавершен, в то время как в ней он становится лестницей надежды. Вера рациональна, поскольку цветет на последнем пределе движения разума, подобная цветку благодати, к которому человек прирастает своей свободой. А как человек прирастает своей свободой к этому цветку, непостижимому по происхождению и строению? Прирастать своей свободой означает, что человек в простоте признает то, что его разум воспринимает как исключительное, с той непосредственной уверенностью, как это бывает при неоспоримой, несокрушимой очевидности обстоятельств и мгновений жизни, когда они появляются на нашем горизонте.[72]72
  Cp. Il miracolo del cambiamento. Appunti dallo meditazioni di Luigi Giussani, то же издание, стр. 30.


[Закрыть]

Будучи познанием, полностью определяемым предметом познания, вера – это «любовное» признание. Это любовное, простое и недвусмысленное знание, предполагающее привязанность. Такое знание заставляет говорить (как то было со святым Петром): «Если не верю этому человеку, не смогу больше поверить глазам моим».[73]73
  Ср. Ин 6, 60 и далее.


[Закрыть]

Поскольку предмет веры находится по ту сторону обычного, собственного предмета разума (предмет веры – божественное присутствие, не просто божественное, но (божественно-присутствующее в человеческом), то для его признания, прежде всего, нужно, чтобы он проявился в исключительном присутствии. Подобная исключительность «завладевает» человеческим сердцем (вспомним Самаритянку),[74]74
  Ср. Ин 4, 1-42.


[Закрыть] так что человек может признать Его и прилепиться к Нему благодаря тому соответствию, которое он констатировал. И эта констатация приводит к безоговорочному приятию Его и прирастанию к Нему сердцем; все наше «я», разум и чувства, затронуто этим исполненным любви признанием. Тогда человек может сказать: «Все, что Ты сделал, все, что Ты сказал, так отвечает чаяниям моего сердца, что я не могу не признать в Тебе Того, Кто Ты есть».

В таком случае вклад человека сводится к способности воскликнуть: «Иисусе, спаси меня!». Свобода человека выражается в ходатайстве: «Коль скоро все – милость и благодать, прошу у Тебя милости»; таким образом, полностью отстаивается как тот факт, что все – благодать, так и тот факт, что действенность благодати Христовой зависит и от моей свободы тоже. Все исходит из признания уже данного дара.[75]75
  Вера есть признание того, что Бог стал фактором текущего опыта, того, что Бог присутствует во времени, способен изменять время, спасать настоящее времени. Как событие настоящего Бог меняет обстоятельства времени и пространства. Способен изменять время: это высочайшее положение христианства, которое в католицизме, в отличие от учения Лютера, проявляется во всей своей полноте. Самое кричащее противоречие в истории Церкви – это то, что Лютер, отдавая Христу все, отрицает за Ним способность менять нас в реальности. Но Христос меняет нас, спасая как раз хрупкость и видимость реальности, которая держится Им, умершим и воскресшим. Для Лютера же, наоборот, утверждаемая центральность и всеохватность Христа, Его искупительная сила остаются как бы вне реальности, непоправимо противоречивой и негативной.


[Закрыть] Просьба есть точка соединения, супружеского союза между человеческой свободой и Христом: «И Дух и невеста говорят: прииди!».[76]76
  Откр 22, 17.


[Закрыть] Дело человека – просьба: плачь нищенства, то есть ожидания, или вкус желания.

Итак, просьба рождается перед лицом Присутствия, иначе это неразумная просьба. Признание такого Присутствия не предполагает завершенного пути; просьба кладет начало пути, целой цепочке вопросов, обращенных к Твоему присутствию. «Кто Ты?», – как в изумлении спросили Его двенадцать учеников[77]77
  Ср. Мк 4, 41; Мф 8, 27.


[Закрыть], и как растерянно спрашивает слепой в стихотворении Пасколи.[78]78
  «Но быть может, кто-то слышит меня; кто-то видит меня, оставаясь невидимым… Кто бы ты ни был, ты, кого я не вижу, кто видит меня, скажи мне: где я?» (G. Paascoli, «Il cieco», in Poesie, Garzanti, Milano 1994, стр. 335, 336.


[Закрыть] Без такого пути вопросов изначальный вопрос не является настоящимистинным.

Изначальное соответствие между божественным присутствием и чаяниями сердца создает предпосылки для того пути, в конце которого Другой, Христос, отвечает: «Я – Бог».[79]79
  Ср Ин 4, 1-26; 9, 1-38.


[Закрыть] Тот, кто испытал потрясение от такого соответствия, в благоговении преклоняет перед Ним колени, говорит Ему «да». Это путь Закхея,[80]80
  Ср. Лк 19, 1-10.


[Закрыть]в этом смысле самого важного, после Симона, персонажа. Нет ничего более человеческого, чем то, что испытал Закхей под взглядом этого человека, сказавшего ему: «Сойди, иду в дом твой». Он, наверно, и не думал о Боге в тот момент. Но позднее он стал размышлять или, по крайней мере, вспомнил о том, что говорил этот человек. Иисус превзошел все возможности его воображения и поразил его так, что с тех пор эта встреча определяла всю его жизнь. То же самое случилось и с Петром, когда на вопрос Иисуса («А вы за кого почитаете Меня?») он порывисто ответил: «Ты – Христос, Сын Бога Живого».[81]81
  Мф 16, 16.


[Закрыть]

Ответ человека на вопрос Христа – это просьба о том, чтобы суметь ответить на Его вопрос, ибо ничто не происходит без благодати. Если не очертить четко это начало, остается иллюзия, будто мы в состоянии ответить. И сами в состоянии прилепиться. Ответ Петра не означает немедленного зарождения в нем любви к Христу, не означает, что он автоматически стал последовательным; Петр «хочет любить» Христа. В нем есть признание Христа, поэтому, как следствие, он должен был бы прилепиться к Христу и делать то, что Тот говорит. А он грешник («Отойди от Меня»).[82]82
  Мф 16, 23.


[Закрыть] И кто знает, как стыдно было ему, когда он услышал вопрос: «Любишь ли ты Меня?». И все же он ответил: «Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя».[83]83
  Ин 21б 15–19.


[Закрыть] Такое утверждение означает признание того, что Его Присутствие – это предельный горизонт человека и мира, и просьбу о том, чтобы прилепиться к Нему.

Итак, приношение – это конечное следствие веры.[84]84
  Cp. Л. Джуссани, В поисках человеческого лица, «Христианская Россия», Москва 1997, стр. 77–79.


[Закрыть] Оно как раз и заключается в словах: «Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя». Приношение требует не геркулесовых усилий, а только слов: «Признаю Тебя Тем, Кто Ты есть». И человек не может произносить эти слова, не впадая в смиренное состояние от собственного греховного ничтожества, но, в то же время, парадоксальным образом, не ощущая начала свободы, которая становится просьбой к Тому, Кто присутствует здесь и Кто сотворил вопрошание.

8. Факт в настоящем, факт в прошлом

В тот вечер Иоанн и Андрей вернулись домой и сказали: «Мы нашли Мессию».[85]85
  Ин 1, 41.


[Закрыть] Они имели встречу – то было событие, происходившее в настоящем, – притязавшую на то, чтобы стать исчерпывающим смыслом их жизни. Но в чем корни того, что означала эта встреча, ее содержания? Это событие непредвиденным образом завершало историю прошлого. В той истории началось провозглашение подобного притязания, в ее контексте стало возможно объяснить содержание встречи, происходившей в тот момент. Это великая история народа еврейского (Закон, пророки, псалмы), рожденная от Авраама по обетованию Божию: он должен был стать истоком великого народа, приносящего смысл в целый мир, – как говорит Исаия не только о народе израильском, но обо всех народах.[86]86
  Ср. Ис 49, 6.


[Закрыть]

Иоанн и Андрей – равно как и двое учеников на пути в Эммаус[87]87
  Ср. Лк 24, 13–35.


[Закрыть] – были рядом с Иисусом, но притязание на всеобъемлющий для их жизни смысл, заключенный в этом событии, соотносилось с прошлым, в котором это событие было предсказано; из настоящего возникала память, содержание которой берет свое начало в прошлом. Они не могли бы объяснить для себя Христа, если б не обратились к тому, что никогда прежде за всю свою жизнь не осознавали столь ясно, – к тому событию, которое обещал Бог человеку, ожидавшему Его пришествия: «Rorate, coeli desuper, et nubes pluant Justum».[88]88
  «Кропите, небеса, свыше, и облака да проливают правду» (Ис 45, 8).


[Закрыть] То была встреча, в которой начавшееся прежде получило свою полноту.

То же самое происходит с нами. Нынешняя встреча – источник памяти, потому что эта встреча – столкновение с присутствием, которое началось в прошлом. Поликарп, епископ Смирны, рассказывая о своем учителе Иоанне (который был уже стар ко времени их знакомства) и с его слов о том дне, когда тот вместе с Андреем впервые увидел Иисуса, был глубоко взволнован (впоследствии Поликарп отдал свою жизнь за Христа, был сожжен на костре).[89]89
  Cp. G. Caldarelli (a cura di), Atti dei martiri, Edizioni Paoline, Milano 1985, стр. 100 и далее.


[Закрыть] Через Иоанна и он встретился с Христом; встреча с Христом для него обрела черты, облик и свойства Иоанна, христиан города Смирны и главы их общины. Но эта встреча, давшая начало вере Поликарпа, свою ценность, свой смысл, свое содержание получила от Иисуса из Назарета, рожденного Марией, человека, который в тот день, крестившись у Иоанна Крестителя, вернулся домой в сопровождении тех двоих, не смевших с Ним заговорить. Поэтому встреча – источник памяти. Поликарпа в тот момент захватил факт настоящего: «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же»;[90]90
  Евр 13, 8.


[Закрыть] но это событие настоящего началось за многие годы до того.

«Память» означает историческую глубину встречи, вплоть до самого корня, из которого она рождается. Сегодняшняя встреча подлинна, потому что Он, Иисус Христос, рожденный Марией Девой, умер и воскрес, вознесся на небо и наполнил сущее Духом Своим. Эта встреча имеет значение благодаря Факту, случившемуся две тысячи лет назад. Вера – это сознание присутствия, начавшегося в прошлом; поэтому встреча пробуждает память.[91]91
  Cp. Л. Джуссани, Можно ли жить так, «Христианская Россия», Москва 2007, стр. 269 и 270.


[Закрыть]

Задержимся еще немного на слове «встреча». Оно означает не просто столкновение с чем-то, входящим в горизонт нашего существования, но появление на этом горизонте присутствия, способного полностью изменить нашу жизнь. Тем самым встреча обретает право называться «событием» в полном смысле слова. Встречу можно характеризовать как столкновение с чем-то исключительным, способным «преобразить» жизнь, изменив ее форму, ее рисунок, и, таким образом, создать новый мир.[92]92
  Ср. Рим 12, 1, 2.


[Закрыть]

Во встрече начинается вера, потому что встреча содержит в себе, приносит с собой, делает присутствующим нечто исключительное, непредвиденное, непредсказуемое, что наполняет собой всю жизнь, меняет в ней принцип познания, чувства и созидательные возможности, призывает ее к творческому сотрудничеству с замыслом Бога, который в противном случае останется невыраженным. Слово «память» проясняет все до конца, именно потому, что указывает: корень сегодняшней встречи лежит в прошлом. Нынешняя встреча позволяет открыть изначальное событие, которое, в свою очередь, служит основанием и причиной истинности нынешней встречи, объясняет ее. Поэтому слово «память» описывает историю от изначального события до встречи, которая делает изначальное событие непременным, нерушимым, неоспоримым присутствием. Все изначальное богатство присутствует в настоящем, и в настоящем человек открывает божественность истоков. Память – это история от истоков до сего дня.

Материальное содержание (мысль, чувство, дело) слова «память» называется также Традицией.

Следовательно, динамику события христианства можно описывать либо отправляясь от прошлого и приходя к настоящему, либо отправляясь от настоящего и приходя к прошлому. Она определяется в следующих формулировках: а) событие прошлого, притязающее стать смыслом нашей жизни, может возвращаться в опыте события настоящего, которое есть начало памяти, чье содержание полностью объясняется в событии прошлого; б) событие настоящего, притязающее быть окончательным и всеобъемлющим смыслом нашей жизни, может быть объяснено только через событие прошлого, в котором берет начало подобное притязание и к которому оно возвращается через память о былом содержании, свершающемся сегодня.

В событии настоящего человек сегодня открывает событие прошлого, притязающее быть смыслом жизни; так событие настоящего устанавливает память, конечное содержание которой заключается в этом событии прошлого.