Текст книги "Узкий коридор"

Глава 6. Европейские ножницы

Европа входит в коридор

Той частью мира, которая создала устойчивый Обузданный Левиафан, определивший нашу историю последних веков, была Европа, особенно Западная и Северная. Афинский Обузданный Левиафан рухнул при расширении Македонской империи. Государство сапотеков тоже вышло из коридора и исчезло к тому времени, когда долину Оахака завоевали испанцы. Как мы увидим, становление в Европе государства, одновременно способного и связанного обществом, было постепенным и болезненным процессом. Люди, присутствовавшие в начале этого процесса, не признали бы его началом трансформации своих свободы, политики и экономики. Но по мере развития он породил свободу, изменил природу государственных институтов и привел к периоду процветания, невиданной ранее для человеческого общества формы. Так почему же все это появилось в Европе?

Ответ не очевиден. Если углубиться в историю, то никаких признаков того, что все это обязательно должно было произойти в Европе, нет. Сельское хозяйство зародилось не в Европе, а на Ближнем Востоке, на Плодородном полумесяце и затем в Китае. В Европе оно распространялось посредством колонизационной деятельности выходцев из Ближнего Востока, и достигло Британии примерно в 4000 году до н. э., более чем 5 000 лет спустя после появления в Леванте. Точно так же первые города появились не в Европе, а в долинах Тигра и Евфрата, на территории современного Ирака. Как мы видели, проблема Гильгамеша впервые возникла в Уруке, а не в Уорике. Для всех великих классических империй Западная и Северная Европа была в лучшем случае маргинальным регионом. Римляне создали развитую цивилизацию в Средиземноморье, но мало интересовались Западной и Северной Европой, за исключением некоторых районов современной Германии, где вступили в конфронтацию с германскими племенами, которых считали варварами (хотя они при этом завоевали Галлию, современную Францию, и часть Британии). Европа выходит на историческую сцену относительно поздно.

Несмотря на это, как мы обсуждали в предыдущей главе, в II веке в некоторых регионах Европы развились формы республиканского правления и наблюдался большой экономический подъем. Как же Европа дошла до такого?

Ответом на этот вопрос служит серия уникальных событий, произошедших 1500 лет назад и заложивших прочную основу баланса сил центральной власти и рядовых жителей (до поры до времени под ними, к сожалению, подразумевались только мужчины). Именно этот баланс привел Европу в коридор, запустив эффект Красной королевы – постоянное состязание между государством и обществом. Баланс стал последствием двух факторов. Во-первых, ключевую роль сыграло завоевание Европы в конце V века племенами с демократической организацией, ориентированной на общие собрания, и нормами совместного принятия решений. Во-вторых, здесь сохранилось наследие в виде основополагающих элементов государственных институтов и политической иерархии, перенятое у Римской империи и католической церкви, централизующее влияние которых продолжалось даже после падения Западной Римской империи в конце пятого столетия. Можно сравнить эти два элемента с двумя лезвиями одной пары ножниц. Каждый сам по себе не вывел бы Западную Европу на новый путь. Но достаточно было свести их вместе, как эти два лезвия подготовили сцену для появления Обузданного Левиафана с порождаемыми им экономическими стимулами и возможностями.

Политика собраний длинноволосых королей

Чтобы получить представление о том, как Европа со всем этим справлялась, обратимся к описанию собрания, сделанному в 882 году Гинкмаром, архиепископом Реймским из Франции. Свою книгу «Об устройстве дворца» Гинкмар написал для Карломана II, когда тот взошел на трон Западно-Франкского королевства (позже ставшего Францией). Франкское королевство, ко времени коронации Карломана уже раздробленное, было создано франками, германским племенем, которое на протяжении почти двух столетий сражалось с римлянами (преимущественно против них, но иногда и на их стороне). Оно стало одним из политических образований, которые воспользовались падением Западной Римской империи, а затем сыграли решающую роль в политическом развитии послеримской Европы.

Карломан был представителем династии Каролингов, основанной Карлом Мартелом в начале VIII века, владения которой значительно расширил его внук Карл Великий. Ко времени своей смерти в 814 году Карл Великий объединил территории современных Франции, Бельгии, Нидерландов, Германии, Швейцарии, Австрии и Северной Италии в одно государство (см. карту 8). Гинкмар давал наставления Карломану о том, как править его королевством, вспоминая, как управление королевством описывал Адальгард, современник Карла Великого и свидетель того, как в те времена функционировало государство. Примечательно, что король не потакал своим ничем не сдерживаемым прихотям, а в основе его правления лежали народные собрания. Как замечает Гинкмар,

в то время следовали обычаю, согласно которому каждый год проводилось не более двух общих собраний. Первое собрание определяло статус всего государства на оставшийся год. Принятые решения не мог изменить никакой поворот событий, разве что какое-нибудь величайшее бедствие, случившееся сразу по всей стране. Это общее собрание посещали все важные люди, как церковные, так и миряне. Важные люди участвовали в принятии решений, а обладающие более низким положением присутствовали, чтобы выслушать решения, а иногда чтобы и обсудить их, и подтвердить их, не потому что их так заставили, а потому что они их поняли и согласились с ними.

Карта 8. Империи франков: империи Меровингов и Каролингов и границы Римской империи

Участие во втором собрании было шире, но в обоих ключевую роль играли «важные люди и старшие советники королевства», которые «предлагали королю вопросы и получали ответы», и

так часто, как желали удалившиеся из этого совета, король посещал их и оставался с ними, насколько они пожелают. Затем они по-дружески говорили ему, что думают об отдельных делах; они искренне рассуждали об одной стороне вопроса и о другой, о разногласиях, или спорах, или дружеском соперничестве.

Представители франкской элиты из числа «советчиков» также могли «вызывать людей со стороны, например… когда хотели задать вопросы», и король пользовался этой возможностью «чтобы расспрашивать людей со всех частей королевства и узнавать, есть ли у них сведения, достойные обдумывания». И в самом деле, прежде чем прийти на собрание, каждый участник «должен был собрать сведения о любом важном вопросе не только от своих людей, но и от незнакомцев, и как от друзей, так и от врагов».

Описанное Гинкмаром – это основа политики собраний германских племен, представляющей собой любопытную форму правления. Карлу Великому, а позже и Карломану, приходилось действовать по правилу этих собраний, интересоваться мнением широкого среза (мужского) общества и в значительной степени добиваться консенсуса по поводу своих основных решений. Очевидно, количество людей, которые могли появляться на таких собраниях, было ограничено, но Карл Великий отправлял гонцов на собрание рангом ниже, чтобы о решениях узнавало все королевство. Такое широкое участие – это первое лезвие европейских ножниц.

Такая политика уходит корнями в быт франков. Лучшее имеющееся описание оставил Тацит в своей книге «Германия», написанной в 98 году н. э. Тацит был римским политиком, общественным служащим и историком, и его книга отражает интерес, который римляне испытывали к германцам, нанесшим им ряд серьезных военных поражений, и чьи обычаи и институты казались римлянам такими отличающимися от их обычаев и институтов. Удовлетворяя это любопытство, Тацит составил почти этнографическое описание организации и культуры германских племен. Относительно их политической системы Тацит писал следующее:

О делах, менее важных, совещаются их старейшины, о более значительных – все; впрочем, старейшины заранее обсуждают и такие дела, решение которых принадлежит только народу… На таком народном собрании можно также предъявить обвинение и потребовать осуждения на смертную казнь… На тех же собраниях также избирают старейшин, отправляющих правосудие в округах и селениях; каждому из них дается охрана численностью в сто человек из простого народа – одновременно и состоящий при них совет, и сила, на которую они опираются.

Сразу же заметна параллель с описанием Гинкмара двух видов собраний, на одном из которых встречалась и задавала повестку политическая элита, а другое было с массовым участием. У собраний были и другие задачи, такие как вручение щитов и копий юношам и, соответственно, возведение их в ранг взрослых. Что же касается их лидеров, то

царей они выбирают из наиболее знатных, вождей – из наиболее доблестных. Но и цари не обладают у них безграничным и безраздельным могуществом.

Юлий Цезарь, ненадолго пересекавший Рейн в своем завоевании Галлии, также наблюдал, что германцы выбирают себе предводителей на собраниях в военное время, но в мирное время выбирают лишь старейшин с ограниченной властью. Отсутствие царей весьма раздражало некоторых авторов. Григорий Турский в конце VI века написал «Историю франков», которая служит нашим основным источником информации о происхождении и развитии франкского государства. Григорий цитирует из давно утраченной книги Сульпиция фразу о «царских предводителях франков», но тут же разочарованно добавляет: «Когда он говорит “царские” или “царские предводители”, неясно, были ли они царями или просто исполняли царские обязанности». Еще более его раздражал тот факт, что, рассуждая о каком-то франкском якобы короле, Сульпиций даже «забывает упомянуть его имя». Вот уж действительно незначительная подробность.

Хотя Тацит напрямую и не упоминает племя, которое впоследствии стало франками, оно унаследовало у германцев практику народных собраний, легших в основу их политической организации. Впервые мы узнаем о франках в 250–275 годах, когда они вместе с алеманнами и другими германскими племенами совершали набеги на римскую провинцию Галлия. Похоже, что это был союз других германских народностей, таких как бруктеры, ампсиварии, хамавы и хаттуарии, которые в свое время объединились и породили общую идентичность. Археологических свидетельств их происхождения имеется мало, но из римских источников мы знаем, что они селились в районе Рейна в четвертом столетии и сражались за римлян в начале пятого столетия (см. карту 8). С 400 по 450 год римская военная граница в низинах Рейна была прорвана, и территорию быстро заняли франки. К середине столетия они распространились на запад до Арраса и Турне во Франции, но все еще были раздроблены на несколько королевств. Королевство в Турне обрело силу и влияние с 450 по 480 год, сначала под управлением Хлодиона, а затем его сына Меровея, который основал так называемую династию Меровингов, правление которой продлилось 300 лет. Хлодион и Меровей – фигуры отчасти мифологические. И в самом деле, легенда утверждала, что Меровей был зачат женой Хлодиона, когда та купалась и повстречалась с морским чудовищем Кинотавром [кентавром], что и придало династии сверхъестественное право на власть. В исторический фокус франки попадают в период правления Хлодвига, внука Меровея, взошедшего на трон в 481 году. Хлодвиг был настоящим основателем франкского государства, расширившим свои владении и ко времени своей смерти в 511 году объединившим земли почти всей современной Франции.

Особое значение франкские короли придавали длинным волосам. Длинные волосы считались признаком мужества, так что обрезание волос мальчика без разрешения его родителей считалось преступлением, равноценным убийству. Григорий вспоминает случай, когда

Хильдеберт и Хлотарь послали Аркадия к королеве… с ножницами в одной руке и обнаженным [вынутым из ножен] мечом в другой. Представ перед королевой, он протянул их ей. «Ваши сыновья, наши господа, ожидают вашего решения, милостивая королева, о том, что следует сделать с принцами. Желаете ли вы, чтобы они жили с обрезанными волосами? Или предпочитаете их убить?» …она ответила: «Если им не суждено взойти на трон, то я предпочту увидеть их убитыми, нежели остриженными».

Политика собраний длинноволосых королей и их влиятельные, уверенные в себе общества стали первым лезвием ножниц, которые направили государства Меровингов, Каролингов и другие связанные с ними европейские общества в коридор. Другое лезвие происходило из Римской империи.

Другое лезвие

Римская республика была основана в 509 году до н. э., после свержения царя Луция Тарквиния Гордого. Ко II веку до н. э. республика столкнулась с глубокими конфликтами между богатыми аристократическими семействами и растущим количеством римских граждан. На практике она разрушилась, когда Юлий Цезарь в 49 году до н. э. объявил себя диктатором, хотя ее государство-преемник, Римская империя, оформилось только после ряда гражданских войн и начала правления Октавиана под именем Августа в 27 году до н. э.

В то время Рим не был таким уж институционализированным государством. Им управлял Сенат, армия и несколько бюрократов, помимо рабов и клиентов элиты. Хотя при Августе начала оформляться более систематическая центральная бюрократия, отчасти для того, чтобы снабжать провиантом жителей Рима и войска, настоящая бюрократическая администрация империи достигла своего развития лишь во второй половине III века. В эпоху поздней империи римское государство задействовало по меньшей мере 31 000 полностью оплачиваемых гражданских служащих, но, скорее всего, это сильно заниженное число, поскольку оно не включает в себя муниципальных служащих, о которых у нас нет достоверных сведений. Основной административной единицей была провинция, которых к концу правления Диоклетиана в 305 году н. э. насчитывалось 114. Каждой управлял губернатор, в основные обязанности которого входили сбор налогов и осуществление правосудия и на которого обычно работали 100 гражданских служащих. Провинции объединялись в более крупные диоцезы, управляемые римским чиновником викарием, а над ними возвышались четыре префекта претории: один в Галлии (включая Британию и Испанию), один в Италии (к претории которой принадлежали Африка и западная часть Балкан), один в Иллирике (Греция, Крит и остальная часть Балкан) и один в Византии на востоке. У этих префектов был очень большой штат, примерно до 2000 человек. Хотя гражданские должности занимали не на основе каких-либо экзаменов, знаменитые позднеримские юридические кодексы, установленные Феодосием в 438 году и Юстинианом в 529 году, упоминают принципы заслуг и старшинства в продвижении по службе. Лучшее описание такого бюрократического аппарата мы встречаем в работах Иоанна Лида («Лидийского»), служившего в Восточной преторианской префектуре Византии. Иоанн был родом из города Филадельфии в Лидии (ныне город Алашехир в Турции). Его нанял на государственную службу преторианский префект Зотик, тоже родом из Филадельфии. Восточная префектура была поделена на два основных департамента, один административно-юридический, другой финансовый. Иоанна приписали к первому, и в своей книге «О магистратах Римского государства» он приводит список высших чиновников этого департамента: princeps officii, cornicularius, adiutor, commentariensis, ab actis, cura epistularum и regendarius. И в самом деле, модель такого бюрократического устройства устанавливает закон 384 года, впоследствии поправленный в Кодексе Юстиниана; он предусматривает 443 различные должности, поделенные на 18 групп в порядке старшинства.

Scrinium ecxeporum:

Один чиновник ранга перфектиссима второго класса, являющийся примицерием всей схолы.

Один чиновник ранга перфектиссима третьего класса, примицерий всех эксцепторов.

Два чиновника ранга дуценария, терциоцерий и квартоцерий.

Один чиновник ранга центенария, примицерий инструменторум.

Два эпистуляра.

Тридцать шесть эксцепторов, образующих первую степень.

И так далее, на протяжении дальнейших 17 групп. В 511 году Иоанн начал со среднего чина эксцептора.

Такой бюрократический аппарат держался, как выразился Иоанн, на сложном наборе «обычаев, форм и языка», а его члены носили «отличительные знаки», униформу военного происхождения. Им приходилось иметь дело с правилами и процедурами, а также с «регистрами, титулами и обязанностями». Иоанн также отметил, что представителей этого аппарата объединяли общий корпоративный дух и чувство принадлежности к особому классу, отделяющие их от «обычных людей». Особое внимание уделялось языку и письменности. Только придворным бюрократам, наиболее приближенным к императору, дозволялось использовать litterae caelestes (буквально «небесные буквы») – особый ограниченный стиль письма, предназначенный для недопущения подделок, потому что его было трудно воспроизвести. Иоанн в подробностях вспоминает различные бюрократические процедуры, которым нужно было следовать. Например, все, что предлагалось вниманию трибуналу перфекта, необходимо было описывать дважды. Первое описание входило в обязанности чиновника под названием «секретарий», а другое составлял «персоналий», самый старший чиновник правосудия. Иоанн был убежден, что такие процедуры были крайне важны для хорошо функционирующей системы управления – например, они служили средством защиты от мошенничества или растрат. Он отмечал:

Я сам хорошо помню такой случай. Хотя было проведено слушание, нигде не могли найти относящихся к делу записей. Но когда в магистрат вызвали так называемого персоналия, дело было полностью восстановлено.

Иоанн описывает развитую бюрократическую систему с хорошо определенными правилами, функционирующую в рамках изощренной юридической системы. Конечно, она не была неуязвима перед личным влиянием, и на практике работала не совсем так, как предписывали правила. Иоанн сам получил должность не совсем на основаниях заслуг, а с помощью своего соотечественника, филадельфийца Зотика. Более того, многие должности были зарезервированы за представителями элиты, в частности класса сенаторов, и уж определенно должна была существовать коррупция. Несмотря на все эти недостатки, у римлян, по крайней мере, было бюрократическое государство с развитыми структурой и территориальной организацией. Этот светский институт имел параллели в иерархии церкви, которая была уже интегрирована в политические институты ко времени взаимодействия франков с римлянами.

Два лезвия сходятся

Ранняя история франков представляет собой борьбу за объединение коллегиальных политических традиций германских племен с государственными институтами римлян. Когда на трон взошел Хлодвиг, еще было неясно, как эти два лезвия сойдутся вместе.

Учреждение стабильной политической иерархии среди франков было задачей непростой. Григорий вспоминает, что как-то после набега Хлодвигу понравился один сосуд, кувшин, и он обратился к своим людям: «Я предлагаю вам, мои славные грабители, даровать мне здесь и сейчас этот кувшин сверх моей обычной доли», на что один из его приспешников разрубил кувшин топором надвое и ответил: «Ты не получишь ничего из этой добычи сверх своей доли!» В дальнейшем Хлодвиг разобрался с этим воином, но этот эпизод подчеркивает эгалитарный, неиерархический этос военной дружины, одной из основ политики собраний франков. Также он служил значительным препятствием на пути строительства государства.

Важным шагом в процессе строительства государства стало завоевание последней римской провинции, Суассонской области. Хлодвиг перенял римские институты и, по всей видимости, нанял римских администраторов. Далее Хлодвиг умелым движением еще плотнее сдвинул два лезвия ножниц, приняв христианство. Он не просто обратился в новую веру, а перешел в нее вместе со своим войском. С этого дня Хлодвиг мог ссылаться на церковную иерархию, которую поддерживал для Меровингов. Затем он решил объявить себя императором. Церемония, обставленная в очень римском духе, проходила в городе Туре. Григорий описывал ее следующим образом:

В церкви Святого Мартина он стоял, облаченный в пурпурную тунику и военный плащ, и короновал себя диадемой. Он выехал на своем коне и своей рукой разбрасывал золотые и серебряные монеты среди присутствовавших… С этого дня его называли «консулом» или «Августом».

Предводители военных дружин не носили пурпур и не назвали себя Августами. Поступив так, Хлодвиг свел вместе лезвие народных собраний и демократических норм германских племен с лезвием римской модели централизованного государства. Получилось нечто большее, чем просто сумма частей. Чертеж бюрократической организации Хлодвиг получил из Рима, а христианская церковь вросла в диаметрально противоположные политику и нормы германских племен. Это сочетание поместило государство Меровингов у входа в коридор.

Помимо ношения пурпура, римское наследие также прослеживается в сохранении основной административной единицы, которая, как и в римские времена, называлась civitas, или город вместе с окружающей его областью. Старший меровингский управляющий, заведующий civitas, назывался comes, буквально «спутник», что часто переводится как «граф». Такая должность копировала позднеримских comites civitatis, и ее обязанности строились по той же модели – решение юридических споров, отправление правосудия и военное руководство. Подчиняющиеся comes служащие назывались «центенарии» (centenarii) – также слово латинского происхождения, обозначающее главу группы в сотню человек (centenae). Скорее всего, такова была примерная численность германской военной дружины, выбиравшей себе предводителя («сотника»), но во франкском государстве, институты которого смешались с римскими территориальными институтами, военный предводитель превратился в чиновника.

Одним из основополагающих действий Хлодвига в качестве императора было установление нового свода законов, «Салической правды», уцелевшая меровингская копия которой показана на фотографии на вкладке. Хлодвиг принадлежал к салическим франкам, отличавшим себя от другой группы франков, обитавших далее к востоку и называвшихся рипуарскими франками. Составление «Салической правды» началось с формализации существовавших норм и обычаев, регулировавших жизнь безгосударственных франков. Эти нормы подразумевали сложные правила разрешения междоусобных споров. Хлодвиг решил кодифицировать их и в конечном итоге поставить их под контроль своего нового централизованного государства. С этой точки зрения весьма значимо первое положение «Салической правды». Оно гласит: «Если кто будет вызван на тинг по законам короля, а он не явится, он присуждается к уплате 600 денариев, что составляет 15 солидов». Здесь «тинг» – древнее слово для обозначения народного собрания. Первым делом Хлодвигу нужно было позаботиться о явке. Что касается формулировки законов, то особенно показателен один из сохранившихся прологов. Он гласит:

Было угодно франкам и установлено между ними и их вождями отсечь, в целях сохранения внутреннего мира, все ненавистные поводы к спорам… Были избраны между ними из многих четыре мужа, именно: Визогаст, Салегаст, Арогаст и Видогаст, в селах, которые за Рейном, в Бодохаме, Салехаме и Бидохаме; и, собравшись на три заседания, они заботливо обсудили все поводы к тяжбам и вынесли о каждом отдельное решение.

Итак, установленная Хлодвигом «Салическая правда» не была чем-то навязываемым обществу извне. Она даже была написана не им, а четырьмя законодателями на трех заседаниях.

Этим законодателям, Визогасту, Салегасту, Арогасту и Видогасту, приходилось иметь дело с обычными проблемами, включающими в себя «споры». Так, «Раздел XVII. О ранах» постановляет:

1. Если кто вознамерится лишить жизни другого, но промахнется ударом и будет уличен, присуждается к уплате 2500 денариев.

2. Если кто вознамерится поразить другого отравленной стрелой, но промахнется и будет уличен, присуждается к уплате 2500 денариев.

3. Если кто ударит другого по голове так, что обнаружится мозг и выпадут три кости, лежащие поверх самого мозга, присуждается к уплате 1200 денариев.

4. Если же кто будет ранен между ребер или в живот, причем окажется, что появится рана и проникнет до внутренностей, присуждается к уплате 1200 денариев.

5. Если кто ранит человека так, что польется кровь на землю, и будет уличен, присуждается к уплате 600 денариев.

6. Если какой-нибудь свободный ударит палкой свободного, но так, что кровь не пойдет, то до 3 ударов за каждый удар платится по 120 денариев.

Кодекс предусматривал наказания за вражду, под которой подразумевались и оскорбления, так что было незаконным обзывать кого-либо лисом или зайцем. Он также регулировал отношения между франками и римлянами, хотя по формулировке законов сразу становится понятно, кто тогда правил бал. Например, «Раздел XIV. О нападениях или грабежах» гласит:

1. Если кто ограбит свободного человека, напавши на него неожиданно, и будет уличен, присуждается к уплате 2500 денариев, что составляет 63 солида.

2. Если римлянин ограбит салического франка, должно применять вышеупомянутый закон.

3. Если же франк ограбит римлянина, присуждается к штрафу в 35 солидов.

Очевидно, наказание для римлян, ограбивших франков, было более суровым, чем в противоположном случае. Различное отношение к римлянам и франкам говорит о том, что, хотя у франков и имелись законы, они не знали принципа «равенства перед законом», согласно которому все законы и практики применимы ко всем в равной мере. Этот критический аспект законов при Обузданном Левиафане развивался медленно, по мере действия эффекта Красной королевы.

«Салическая правда» не напоминала римские законы. Римские императоры, подобные Августу, не заботились о том, чтобы законы соответствовали распространенным нормам. Не приходило им в голову и объявлять, что законы устанавливают какие-то законодатели или общество. Таким образом, «Салическая правда» в многом ближе к кодификации, регулированию и укреплению существующих норм, попытки чего предпринимал сначала Драконт, а за ним и Солон в Древних Афинах. Но в процессе такого оформления законы также стали предусматривать разрешения конфликтов под присмотром государства. К концу VI века законодательство стало уже более римским, включающим элементы Кодекса Феодосия. «Салическая правда» стала очередным шагом на пути слияния структуры римского государства с нормами и политическими институтами франков.

Значение, которое имела формулировка «Салической правды», в очередной раз становится очевидным, когда мы переносимся во времена Карла Великого, который достиг апогея слияния с римским наследием, короновавшись римским императором в Рождество 800 года. Вместе с тем, когда дело доходило до его отношений со своим народом, Карл Великий не действовал подобно римским императорам. Те же народные собрания, обычаи и ожидания, сдерживавшие правление Хлодвига, обуздывали и владычество Карла Великого. Два королевских эдикта, изданные в Регенсбурге в 789 году, указывают на то, что представители государства злоупотребили своей властью и король получил жалобы от людей на то, что «те не соблюдают их закон». Особенное значение имеет выражение «их закон». Это был закон людей, а не короля, и в королевские обязанности входило поддерживать его. И действительно, «если граф, missus или любой человек сотворил это, то пусть об этом сообщат владыке королю, ибо он в наиболее полной степени желает привести такие дела в порядок». Здесь слово missus обозначает буквально «посланец», то есть представитель короля, связывавший провинции с центральным судом.

А что же насчет свободы? Хотя Хлодвиг и Карл Великий возглавляли государства, вошедшие в коридор, в их империях мы наблюдаем не так уж много признаков свободы. Это были беспокойные времена, когда немногие люди чувствовали какую-то защищенность от насилия. Последователями Хлодвига были воины, и среди франков вообще были широко распространены воинственные нормы. Об этом говорит и дар в виде копья и щита, которые народное собрание вручало юношам, становящимся полноценными гражданами. Франки все еще прочно жили в клетке норм, со своими обычаями, традициями и практиками, жестко ограничивающие экономическую и социальную деятельность – в немалой степени потому, что во франкском обществе существовало много религиозных и культурных табу наряду с четкой социальной иерархией. Все еще было распространено рабство, и люди могли добровольно поступить в услужение или в долговое рабство, подобно тому, как это происходило в африканских обществах, описанных в главе 2, но в отличие от Афин, где такая практика исчезла после реформ Солона. В судебных процедурах для получения показаний регулярно использовались пытки. Широко была распространена месть, как это видно по нашим отрывкам из «Салической правды». Но подойдя к коридору, эти общества вступили на путь, который в итоге должен был все это изменить.