Текст книги "Узкий коридор"

Глава 2. Эффект Красной королевы

Подвиги Тесея

Примерно в 1200 году до н. э. цивилизации бронзового века, которые доминировали в греческом мире на протяжении предыдущего тысячелетия, начали рушиться, уступая место так называемым Темным векам. В греческих обществах бронзового века правили вожди или цари, жившие в дворцовых центрах; их бюрократические администрации пользовались письменностью, которую мы называем линейным письмом Б, собирали налоги и иными способами регулировали экономическую активность. Все это исчезло в период Темных веков. Наступивший хаос новой эпохи отразился в мифах о Тесее, легендарном правителе Афин. Одно из лучших изложений деяний Тесея оставил нам греческий ученый Плутарх, который немалую часть жизни был одним из двух жрецов оракула в Дельфах.

Тесей, незаконнорожденный сын афинского царя Эгея, воспитывался в Трезене на северо-востоке Пелопонесса. Чтобы заявить о своих правах на трон, Тесею нужно было добраться до Афин – либо по суше, либо морем. Тесей выбрал сушу, хотя Плутарх замечает:

Добраться в Афины сушею было трудно: на каждом шагу путника подстерегала опасность погибнуть от руки разбойника или злодея[6]6
  Здесь и далее цитаты из Плутарха даны в переводе С. П. Маркиша под редакцией С. С. Аверинцева. В некоторых случаях цитаты адаптированы.


[Закрыть].

Действительно, по дороге Тесею пришлось несколько раз сражаться с разбойниками. Первым на его пути встретился Перифет, выслеживавший путников, идущих в Афины, и убивавший их бронзовой палицей. Плутарх описывает схватку Тесея с Перифетом, в которой юный герой убил разбойника его собственной дубиной. Затем Тесею удалось успешно избежать и других смертельных опасностей, хотя испытать ему пришлось немало: его привязывали к вершинам двух согнутых сосен, чтобы разорвать надвое, его пыталась пожрать чудовищная Кроммионская свинья; его пытались сбросить в море с утеса и одолеть в смертельном борцовском поединке. Под конец Тесей победил Прокруста («Растягивателя»), который укладывал своих жертв на ложе и либо растягивал их, либо отрубал им ноги. Нелегкие испытания на пути к Афинам, где Тесея ждала царская власть, отражают отсутствие закона в Греции в эпоху, когда не существовало никаких государственных институтов, способных устранить беззаконие. Плутарх поясняет:

Таким образом, Тесей карал злодеев, терпевших от него лишь ту муку, какой они подвергали других, и несших справедливую расплату в меру собственной несправедливости.

Итак, правосудие Тесея сводилось к принципу «око за око, зуб за зуб». Афины того времени вполне могли бы служить живой иллюстрацией высказывания Махатмы Ганди: «Око за око – весь мир ослепнет».

Впрочем, царская власть в Афинах продержалась недолго. К концу Темных веков городом управляла группа архонтов – глав самых богатых семейств. Архонты вели между собой бесконечную борьбу за власть, что время от времени приводило к переворотам, вроде переворота Килона в 632 году до н. э. В конце концов представители афинской элиты осознали, что им нужно разработать какие-то более упорядоченные способы разрешения конфликтов. Но это был медленный путь, осложненный неожиданными поворотами и движением вспять.

Первую попытку реформы через десять лет после Килона (в 621 году) предпринял законодатель по имени Драконт, которому было поручено составить первые письменные законы Афин. Тот факт, что это случилось относительно поздно, во многом объясняется тем, что в период Темных веков было забыто линейное письмо Б, которым пользовались в бронзовом веке. Письменность пришлось изобретать снова на основе совершенно иного алфавита, позаимствованного у финикийцев. «Драконтова конституция», как ее называет древнегреческий философ Аристотель в своей книге «Афинская полития», состояла из набора письменных законов, из которых до нас дошел только один. Нам известно, что нарушение большей части этих законов каралось смертной казнью (отсюда выражение «драконовские законы» или «драконовы меры»). Единственный уцелевший фрагмент законов определяет наказание за убийство, и из текста следует, что законы Драконта были непохожи на современное законодательство, каким мы его себе обычно представляем, – в основном потому, что они были предназначены для общества, в котором царили беззаконие, практиковалась кровная месть и другое насилие:

И если кто убьет кого-нибудь непредумышленно, он должен отправиться в изгнание.

Примириться могут все совместно, если будет налицо отец, брат или сыновья; иначе несогласный берет верх. Если таких не окажется, тогда могут примириться родственники вплоть до родственников второй степени и до двоюродного брата, и если все согласятся на примирение, иначе несогласный берет верх…

Объявить о судебном преследовании убийцы надлежит на площади (агоре) всем родом вплоть до родственников второй степени и двоюродного брата; а преследование вести совместно и двоюродным братьям, и их сыновьям, и зятьям, и тестям, и членам фратрии[7]7
  Перевод С. И. Радцига.


[Закрыть].

Итак, этот фрагмент посвящен непредумышленному убийству. Совершивший подобное преступление должен отправиться в изгнание и ожидать там правосудия. Если родственники убитого единогласно решат простить убийцу, то дело на этом заканчивается, но если они не придут к такому решению, то будут совместно «вести преследование» убийцы. Термин «фратрия» означает группу, объединенную по принципу родства, то есть расширенную группу родственников. Тем не менее, как мы увидим, роль фратрии вскоре уменьшится.

Все это очень похоже на то, что мы наблюдаем и в других обществах, живущих в условиях Отсутствующего Левиафана. В сущности, есть большое сходство между законами Драконта и другими кодификациями обычного права, составленными в отсутствие централизованной власти, например с албанским «Кануном». Этот свод законов, который приписывается жившему в XV столетии князю Леке Дукаджини, представляет собой сборник правил, определявших образ жизни обитателей албанских гор (и записанных только в начале XX века). В отсутствие централизованного государства за соблюдением этих норм, как и в случае с законом Драконта об убийстве, следили родственники и представители более широкого рода. В «Кануне» много правил, касающихся кровной мести за различные прегрешения. Ярким примером тому служит первое правило, повествующее об убийстве, которое следует осуществить согласно кровной мести.

Засада подразумевает занятие укрытого места в горах или на равнинах Албании и ожидание кровного врага или того, кого следует убить. (Подкарауливать, лежать в засаде, приготовить ловушку для кого-либо.)

Изначальный принцип «Кануна» состоял в том, что «кровь следует за пальцем», – иными словами,

согласно старому «Кануну» албанских гор, кровная месть объявляется только совершившему убийство, то есть человеку, который нажимал на курок и стрелял из оружия или использовал иное оружие против другого человека.

Более поздний вариант «Кануна» распространяет кровную месть на всех мужчин из семьи убийцы, даже на младенцев в колыбели; двоюродным братьям и близким племянникам объявляют кровную месть через сутки после убийства. Затем ответственность распространяется на более дальних родственников. Что же касается непредумышленного убийства, то предписания «Кануна» таковы:

При такого рода убийстве виновный должен уйти и скрываться до тех пор, пока дело не будет расследовано.

То есть то же самое, что и в законе Драконта, за исключением того, что в Албании никто не попытался записать, разъяснить и кодифицировать это правило вплоть до XX века.

Солон обуздывает Левиафана

Менее чем через тридцать лет после того, как Драконт записал свои законы, Афины начали создавать Обузданного Левиафана. Прежние проблемы – отсутствие общепринятых средств разрешения конфликтов и борьба за власть между представителями элиты – никуда не делись, но к ним добавился конфликт между элитой и простыми гражданами по поводу того, в каком направлении следует развиваться обществу. Аристотель отмечает, что примерно во времена Драконта наблюдался «продолжительный период разногласий между знатью и простым народом». Плутарх же пишет о том, как

возобновился старый спор о государственном строе: население разделилось на несколько партий по числу различных территорий в Аттике. Диакрии [жители горной части] более всех были сторонниками демократии; главными сторонниками олигархии были педиэи [жители равнинной части]; третьи, паралы [обитатели побережья], желали какого-то среднего, смешанного государственного строя[8]8
  Перевод С. И. Соболевского в обработке С. С. Аверинцева.


[Закрыть].

Предметом разногласий был, в сущности, баланс сил между аристократией и простолюдинами, а также вопрос о том, каким образом следует осуществлять контроль над государством – демократическим путем или олигархическим (то есть этот контроль должен быть в руках представителей богатейших и самых влиятельных семейств). В определении дальнейшего курса Афин огромную роль сыграл Солон, торговец и широко уважаемый военачальник.

В 594 году Солон был избран первым архонтом сроком на год. Как пишет Плутарх, «богатые приняли его как зажиточного, а бедные – как честного». Должность архонта к тому времени монополизировали аристократические семейства, но Солон, скорее всего, получил этот пост благодаря общественному давлению, когда маятник в борьбе между элитами и гражданами качнулся в пользу последних. Солон же оказался реформатором, преобразившим афинские институты таким образом, чтобы сдерживать элиты и власть государства над гражданами и в то же время увеличить способность государства разрешать конфликты. В сохранившихся фрагментах записей самого Солона он утверждает, что целью его реформы было установление равенства сил между богатыми и бедными.

 
Власть даровал я народу в той мере, в какой он нуждался,
Чести его не лишил, но и не дал ему лишних прав.
Также о тех позаботился я, кто богатством и силой
Всех превзошел, – чтобы их не опозорил никто.
Встал я меж тех и других, простерев мощный щит свой над ними,
И запретил побеждать несправедливо других.
 

Реформы Солона были попыткой усилить народ в его противостоянии с элитами и в то же время уверить элиты в том, что их интересам ничто радикально не угрожает. Первой цели Солон достиг благодаря целому ряду мер.

Когда Солон стал архонтом, политические институты Афин состояли из двух собраний – Народного собрания (Экклесии) и Ареопага, служившего основным исполнительным и судебным органом. В Ареопаг входили бывшие архонты, и он находился под контролем элит. В этот период многие афиняне обеднели и были исключены даже из Народного собрания, поскольку оказались в долговой кабале и потеряли права свободных граждан. Аристотель замечает, что до Солона «все ссуды обеспечивались личной кабалой заемщика». Такова была афинская версия клетки норм, в условиях которой человек рисковал навсегда превратиться в зависимого должника и потерять личную свободу в случае ухудшения своих экономических условий. Солон понимал, что для достижения политического равновесия в Афинах требуются свободные граждане, принимающие участие в политике. Это участие невозможно, когда гражданин находится в зависимости, и уж точно невозможно, когда он утратил свои гражданские права. Согласно Аристотелю, «основной народ… не имел практически никакой доли в каком бы то ни было управлении». Итак, чтобы увеличить представительство народа, Солон отменил долговую кабалу и запретил обеспечивать долги личной свободой. Он также запретил обращать афинских граждан в рабство. Таким образом, Солон одним росчерком пера освободил сограждан из клетки норм.

Но отмены долгов было недостаточно – ведь народ по-прежнему оставался в экономической зависимости от знати. Чтобы превратить афинян в активных граждан, нужно было предоставить им еще больше свободы. Для этого Солон провел земельную реформу, убрав с полей «закладные камни» – напоминание о том, что обрабатывающий заложенное поле земледелец обязан отдавать заимодавцу шестую долю урожая. Таким образом Солон освободил земледельцев и превратил Аттику, область Афин, в страну мелких фермеров. Также Солон снял ограничения на передвижение внутри Аттики. Эти меры значительно увеличили число граждан, которые могли принимать участие в Народном собрании. Существовавший до Солона баланс сил коренным образом изменился.

Солон также изменил порядок выборов архонтов и увеличил их число до девяти, отчасти для более полного политического представительства. Но ему приходилось заботиться и о том, чтобы элиты были довольны, поэтому он разделил все население Аттики на четыре класса по критерию дохода, который приносила земля каждого. Архонтами могли стать только выходцы из двух высших классов (они выбирались из списков, составлявшихся четырьмя традиционными афинскими «племенами» – филами). Должность архонта можно было занимать только один раз и только сроком на один год, но после этого бывший архонт мог продолжить политическую деятельность в Ареопаге. Таким образом, хотя элиты и продолжали контролировать архонтов и Ареопаг, теперь существовали и объективные правила игры, открывавшие дорогу в Ареопаг для более широких слоев элиты и включавшие в политический баланс больше различных интересов. Солон также создал новый орган – Совет четырехсот, или буле, который стал основным исполнительным органом, а на Ареопаг были возложены в основном судебные функциями. Как и в Ареопаге, в буле были равноправно представлены четыре традиционные афинские филы.

Добившись равновесия между элитами и гражданами, Солон приступил к строительству государственной машины. Поворотным пунктом стала судебная реформа. Прежде всего Солон отменил все законы Драконта, кроме одного. Один из фрагментов свидетельствует:

Пусть закон Драконта об убийстве напишут на каменной плите анаграфы («записывающие»), взяв его у басилевса и секретаря совета, и поставят перед царским портиком; полеты пусть заключают подряд по закону, а элленотамии («казначеи эллинской казны») выдают деньги[9]9
  Перевод С. И. Радцига, адаптировано.


[Закрыть].

Даже в том законе, что Солон сохранил, он заменил роль басилевса полетами и элленотамиями. Слово «басилевс», типичное для гомеровских эпических поэм, означало нечто вроде «большого человека», типичного вождя бронзового века. «Басилевсом» был Одиссей, десятилетние похождения которого после Троянской войны описаны в «Одиссее». Полеты и элленотамии же были уже магистратами, или государственными чиновниками. Так что реформы Солона представляют собой радикальный шаг на пути бюрократизации государственных институтов, призванных следить за исполнением законов.

Наиболее характерная особенность этого процесса состояла в том, что чем больше Солону удавалось политически усилить рядовых афинян, тем дальше он продвигался в строительстве государственных институтов. И чем более четкие очертания приобретали эти институты, тем сильнее становился общественный контроль над ними. Так, реформа Народного собрания и наделение его большей властью привело к тому, что этот орган стал и более представительным. Именно ради этого Солон в своих реформах заботился не только о большем представительстве в политических институтах, но и отменял или изменял старинные нормы обычного права – такие, например, как институт долгового рабства. В результате изменилась сама природа общества: оно теперь было способно совершать коллективные действия и контролировать элиты и государство в целом.

Аристотель соглашался с тем, что наделение рядовых афинян политической властью было главным смыслом реформ Солона; афинские граждане выиграли в результате отмена долговой кабалы, появления лучших инструментов для разрешения конфликтов и лучшего доступа к правосудию. Он писал:

По-видимому, вот какие три пункта в Солоновом государственном устройстве являются наиболее демократичными: первое и самое важное – отмена личной кабалы в обеспечение ссуд; далее – предоставление всякому желающему возможности выступать истцом за потерпевших обиду; третье, отчего, как утверждают, приобрела особенную силу народная масса, – апелляция к народному суду[10]10
  Перевод С. И. Радцига.


[Закрыть].

Аристотель особо подчеркивает, что в определенной степени появилось «равенство перед законом» – то есть закон одинаков для всех и рядовой гражданин может обращаться в суд в поисках справедливости. Хотя беднейшие граждане не были представлены в буле и в Ареопаге, любой из них все же мог подать судебный иск, который будет рассмотрен, и законы в одинковым образом применялись и к представителям элиты, и к рядовым гражданам.

Одним из наиболее любопытных инструментов, с помощью которых Солон устанавливал институциональный общественный контроль над государством, был его «Закон о гордыне». Уцелевший фрагмент гласит:

Если кто-либо демонстрировал гордыню [hybris – «высокомерие, гордыня, надменность»] по отношению к ребенку (а нанимающий, несомненно, демонстрирует гордыню), мужчине или женщине, будь то свободные или рабы, или если кто-либо совершал нечто незаконное против них, то это служит поводом для graphai hybreos (публичного иска).

Таким образом, этот закон давал основание любому человеку подать публичный иск (graphai hybreos) в ответ на высокомерное поведение ответчика, направленное на унижение или запугивание истца. Что примечательно, преследовать в судебном порядке можно было и за проявление гордыни по отношению к рабам, которые также были защищены законом; наказывалось также и неоднократное нарушение этого закона. Итак, «Закон о гордыне» не только позволял афинянам контролировать государство и элиты, но защищал их от доминирования лиц, наделенных властью.

Отменив долговую кабалу и устранив, таким образом, сам статус несвободного должника, Солон тем самым начал подрывать доминирование знати над рядовыми гражданами и подготавливать условия для более демократического политического устройства. Однако в этот период афинская аристократия была весьма сильной. Знать быстро богатела, и любое укрепление государственного аппарата, не уравновешенное таким же укреплением общества, могло усилить политическое доминирование элит, дав им в руки дополнительные средства подавления и контроля. Поэтому было крайне важно упрочить позицию рядовых граждан в их противостоянии элите, и именно этого удалось добиться с помощью «Закона о гордыне», который кодифицировал и упрочил уже существующие нормы.

«Закон о Гордыне» Солона демонстрирует более фундаментальный аспект жизни в коридоре свободы – тонкий баланс сил (который и порождает свободу) требует институциональных реформ, которые, с одной стороны, опираются на существующие нормы, а с другой – модифицируют эти нормы или даже отменяют те из них, что ограничивают политическую свободу. Задача не из легких, но реформы Солона тем не менее смогли запустить оба эти процесса. До Драконта регулирующие жизнь общества правила и законы не были записаны и их соблюдение обеспечивали семейные и родственные группы, часто с помощью социального отчуждения и изгнания.

Солону же удалось построить на основе этих норм новые законы; «Закон о гордыне» показывает, что в процессе реформ эти нормы были кодифицированы и усилены, однако при этом изменены таким образом, что доминирующее поведение в афинском обществе стало гораздо менее приемлемым. Мы увидим еще много примеров этого сложного танца, в котором участвуют институциональные реформы и нормы, но также и примеры неудач в поисках баланса, и эти неудачи имеют прискорбные последствия для свободы. Солону удалось нащупать правильный баланс.

Эффект Красной королевы

Солону удалось ограничить контроль элит над государственным аппаратом и их доминирование над рядовыми гражданами и одновременно усилить дееспособность государства. Однако это не уникальное событие, характерное исключительно для одной из древних цивилизаций: в подобных процессах – сама суть обуздания Левиафана. Левиафан и в самом деле может развивать гораздо большую дееспособность и становиться гораздо сильнее, если общество проявляет желание сотрудничать с ним, но для такого сотрудничества люди должны поверить в то, что они всегда обуздают морское чудище. Солон смог добиться такой веры.

Но дело не только в вере и кооперации. Свобода и дееспособность государства зависят от баланса сил между государством и обществом. Если государство и элиты становятся слишком могущественными, то возникает Деспотический Левиафан. Если государство не успевает за обществом, то мы получаем Отсутствующего Левиафана. Поэтому необходимо, чтобы государство и общество двигались рука об руку и ни одна из сторон не опережала другую. В чем-то это походит на «эффект Красной королевы», описанный Льюисом Кэрроллом в его книге «Алиса в Зазеркалье»[11]11
  В русском переводе этого персонажа зовут Черная королева.


[Закрыть]. После встречи с Красной королевой Алиса и королева вдруг бросились бежать. «Позже, когда Алиса размышляла об этом, она никак не могла понять, как это случилось», но она заметила, что, хотя обе они и бежали изо всех сил, «деревья не бежали, как следовало ожидать, им навстречу; как ни стремительно неслись Алиса и Королева, они не оставляли их позади». Наконец Королева сказала остановиться.

Алиса огляделась и ахнула.

– Мы же именно с этого места и начали бежать! – воскликнула она. – Неужто мы не сдвинулись с места?

– Разумеется, – пожала плечами Королева, – разве бывает по-другому?

– А у нас ТАМ, дома, – сказала Алиса, – всегда бывает по-другому. Если бежишь, то непременно окажешься в другом месте.

– Ну и медленная тамошняя ваша страна! – пренебрежительно бросила Королева. – У нас приходится нестись из последних сил, чтобы лишь удержаться на месте. А уж коли желаешь сдвинуться, то лети в два раза быстрее[12]12
  Перевод Нины Демуровой.


[Закрыть].

Под эффектом Красной королевы подразумевается ситуация, когда приходится рваться вперед изо всех сил лишь для того, чтобы сохранить статус-кво, – именно так государство и общество бегут наперегонки, чтобы сохранить равновесие. В книге Кэрролла бег персонажей был абсолютно бессмысленным. Но совершенно не так обстоит дело в борьбе общества против Левиафана. Если общество отстает и бежит недостаточно проворно, то ему не угнаться за растущей мощью государства и Обузданный Левиафан быстро превращается в Деспотического. Для сдерживания Левиафана необходимы состязательные усилия общества, и чем мощнее и дееспособнее Левиафан, тем более сильным и бдительным должно стать общество. Но и Левиафан тоже должен бежать, расширяя свою дееспособность перед лицом всё новых угроз и ради сохранения собственной самостоятельности – последнее критично не только для разрешения споров и беспристрастного исполнения законов, но и для разрушения клетки норм. Всё это может показаться довольно запутанным (все бегают наперегонки со всеми!), и зачастую, как мы увидим, путаница в самом деле возникает. И тем не менее прогресс и свобода человечества зависят от эффекта Красной королевы. При этом сам эффект в свою очередь приводит к большим колебаниям в балансе между государством и обществом, поскольку в ходе «забега» вперед вырывается то одна, то другая сторона.

Эти общие соображения можно снова проиллюстрировать примером из истории Солона. Каким образом афинский законодатель включил эффект Красной королевы? Его реформы не только заложили институциональную основу для участия общества в политике, но и помогли ослабить клетку норм, которая и ограничивала свободу, и преграждала путь политическому участию, необходимому для того, чтобы удержаться внутри коридора. Афинская клетка не была настолько тесной, как во многих других обществах – например, у народности тив, о которой мы поговорим позже в этой главе. Тем не менее она была достаточно тесной, чтобы блокировать эффект Красной королевы. Сломав эту клетку, Солон запустил процесс фундаментальных перемен и создал иной тип политики, способной поддержать зарождающегося Обузданного Левиафана.