Текст книги "Женщина, которая жила у моря"
Автор книги: Даниэла Мастрочинкве
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
3
Дверь в каюту была открыта. Костанца сидела на кровати в дорожном платье, рядом стоял закрытый чемодан. Антонио Витале поразил ее вид. Заметив, какой потухший у нее взгляд, как она осунулась и похудела, он нахмурился. Костанца почти не отличалась от тех несчастных эмигранток, которых он принимал в больнице. Хорошо, что он поговорил с медслужбой. А то решили бы, что у нее чахотка, и тогда проблем не оберешься.
Едва увидев Антонио, Костанца расплылась в улыбке, по инерции встала и шагнула ему навстречу.
– Девочка моя дорогая, мы о тебе позаботимся. Я уже поговорил с врачами, не волнуйся, – сказал он, обнимая ее.
Костанца выскользнула из его объятий, словно ее что-то беспокоило.
– Спасибо, дядя Антонио, спасибо за все, но я хотела бы попросить вас еще об одном одолжении. Помните синьору Сквиллаче, портниху? Она и вам шила. Мама доплатила ей и ее сестре за билет, чтобы они сопровождали меня во втором классе. Не могли бы вы и о них договориться? Умоляю вас, не допустите, чтобы их отправили на Эллис-Айленд[25]25
Остров Эллис (англ. Ellis Island, буквально – Остров слез) – остров в устье реки Гудзон в Нью-Йоркской бухте. Самый крупный пункт приема эмигрантов в США, действовавший с 1892 по 1954 г. – Прим. ред.
[Закрыть]. На корабле о нем рассказывали ужасные вещи!
– Не беспокойся, пассажиров второго класса туда не отправляют. Но я постараюсь помочь им, чем смогу.
В эту минуту красивая темноволосая девушка с выразительными чертами лица заглянула в каюту, за ней стоял молодой человек с чемоданом.
– Я хотела попрощаться, Костанца, – сказала Наталия. – И поблагодарить за помощь с английским.
Костанца кивнула.
– Кармине записал для тебя название нашего магазина, – продолжала Наталия. – Обязательно навести нас. Мы, южане, должны держаться вместе, иначе ностальгия замучает. Правда ведь?
Костанца взяла записку.
– Дядя Антонио, далеко от вас до Бликер-стрит?
– Нет, милая, можно дойти пешком. Мы живем к северу от Вашингтон-сквер, – пояснил доктор, повернувшись к Наталии.
– Чудесно! Тогда будем вас ждать. Вы тоже приходите!
Костанца улыбнулась попутчице и пожала ей руку.
Сход на берег и разгрузка багажа оказались гораздо более долгими и сложными, чем предполагала Костанца. Она устала и огорчилась из-за того, что в общей суматохе не успела попрощаться с Анной. Тем не менее Костанца с интересом глядела по сторонам и жадно впитывала новые впечатления: огромная толпа, невообразимая суета, духовой оркестр, иностранная речь, гудки клаксонов, звонки трамвая, запах рыбы и бензина.
Нью-Йорк сразу захватил и ошеломил ее.
Доктор Витале подозвал одного из африканцев-носильщиков, слоняющихся по порту в ожидании пассажиров. Костанца с любопытством посмотрела на него, ведь она впервые видела темнокожего человека. Багаж погрузили в машину. Антонио объяснил, что из-за строительства метрополитена ехать придется долго. Зато она сможет посмотреть город.
Они выехали на широкую дорогу, забитую колясками, повозками и прочими транспортными средствами. Один за другим проезжали трамваи и автомобили. Костанца никогда прежде не видела столько машин. Она подскочила от неожиданности, увидев поезд, который на большой скорости промчался над ними.
– Это эстакада, – смеясь, объяснил дядя Антонио. Он показывал ей небоскребы, строящиеся мосты, Гудзон и прочее, что, по его мнению, могло произвести впечатление на юную девушку из Сицилии.
Крепко вцепившись в сумочку, Костанца с жадным любопытством разглядывала величественные здания с сотнями окон, огромные рекламные щиты и странные железные лестницы, прикрепленные к стенам домов. Но больше всего ее внимание привлекали люди, одетые кто во что горазд, с самыми разными чертами лица, телосложением и цветом кожи.
Жизнь в этом городе била ключом, словно ее приводил в движение какой-то невидимый механизм.
Еще когда они стояли на палубе, Наталия прокричала:
– Вот она! – И Костанца увидела посреди океана статую Свободы. Она привела ее в восторг.
Отцу наверняка понравилась бы эта своеобразная Мадонна, которую американцы разместили на небольшом островке, чтобы приветствовать прибывающих из дальних стран в надежде на новую жизнь. Она казалась такой сильной, уверенной, готовой к любым испытаниям.
Костанце понравилось, что символом Нью-Йорка была женщина. Она как будто поджидала ее, чтобы придать сил и мужества.
* * *
Витале жили на тихой улице, обсаженной кленами, в приятном районе неподалеку от Вашингтон-сквер. Улица была застроена красивыми четырех– и пятиэтажными домами с чугунными оградами, и Костанца не могла не заметить разницу между этим районом и тем, что она видела по дороге сюда. Автомобиль остановился у дома, на пороге которого стояли две женщины.
– Амалия! Джузеппина! – воскликнула Костанца.
Едва увидев ее, мать и дочь разрыдались и бросились обнимать и целовать гостью. Костанца не переставала всех благодарить, стараясь уклониться от бурных изъявлений чувств.
– Девочка моя, как ты выросла! Да у тебя только кожа да кости! Ну, ничего, я о тебе позабочусь. Я уже и обед приготовила. Входи, входи, дорогая, чувствуй себя как дома.
Костанца даже не успела снять шляпу, как женщины подхватили ее под руки и повели показывать дом. Он был так не похож на сицилийские особняки! Комнаты крошечные, точно коробки, коридор тесный, простая ореховая мебель и, конечно, никаких балконов. Костанца невольно вспомнила дом Витале в Мессине, с картинами на стенах, позолоченными зеркалами, старинной мебелью и фамильными сервизами. Джузеппина указала на небольшой столик в гостиной, где стоял граммофон.
– Ты непременно должна послушать Фернандо де Лючию[26]26
Фернандо де Лючия (1860/61–1925) – итальянский оперный певец и педагог по вокалу. – Прим. пер.
[Закрыть], – сказала она, – у него такой чудный звонкий голос!
Амалия провела Костанцу на кухню и с гордостью показала свою новую утварь. Из кастрюль, стоявших на огне, раздавался знакомый запах томатного соуса и жареного сладкого перца.
– Удобства удобствами, но о такой еде американцы могут только мечтать! Аромат лимонов, томатов и базилика им и не снился. Этот город не пахнет, а воняет!
– Ну зачем ты так, мама? – упрекнула Джузеппина. – Это потому, что ты бываешь только на Канал-стрит да в Маленькой Италии, у сицилийцев. Сходи хоть раз в Центральный парк!
Она покачала головой и бросила на подругу понимающий взгляд.
– А это комната Федерико, теперь здесь будешь жить ты.
Амалия открыла дверь в маленькую, скромно обставленную комнату. Железная кровать, покрытая синим трикотажным пледом, на тумбочке – лампа и книга в красной обложке. Костанца взяла книгу и прочла название: «Маленькие женщины».
– Да, это та самая книга, о которой я тебе говорила. Думаю, в Италии о ней еще не знают, – заметила Джузеппина. – Жду не дождусь, когда ты ее прочтешь, чтобы мы могли ее обсудить.
Костанца улыбнулась, отодвинула цветастую занавеску и выглянула на улицу. Ветка красивого клена закрывала вид.
– Тебе нравятся эти занавески? – вмешалась Амалия. – Джузеппина сама их сшила, для тебя. Видишь, как она тебя любит? А сейчас устраивайся поудобнее, освежись, умойся, ты ведь даже шляпу снять не успела. А мы пока накроем на стол. Здесь принято ужинать рано, не так, как в Италии. Они называют это dinner. Ха-ха, dinner, – повторила Амалия со смехом и пошла на кухню.
Костанца улыбнулась. Амалия слишком разволновалась из-за ее приезда, и Джузеппина не могла дождаться, когда мать оставит их наедине.
В дверь позвонили.
– Мой багаж! – воскликнула Костанца и поспешила к двери.
Она проверила квитанции и вещи: дорожный баул, шляпная коробка, маленький саквояж. Одного чемодана не хватало. Тут снова раздался звонок.
– А вот и он.
Костанца открыла дверь и увидела невысокого смуглого мужчину с темными волнистыми волосами. Одной рукой он держал за руку мальчика, а другой – небольшой чемодан.
– Простите, должно быть, я ошибся адресом.
Улыбка на мгновение преобразила его лицо, и оно сразу стало интересным.
– I must have come to the wrong place. I was looking for doctor Vitale[27]27
Должно быть, я ошибся адресом. Я искал доктора Витале (англ.).
[Закрыть].
Мужчина извинился и повернулся, чтобы уйти.
– Нет-нет, он здесь.
Костанца не знала, что делать и что говорить. Не стоило открывать дверь в чужом доме.
В этот момент появился носильщик с ее чемоданом. Мужчина посторонился, чтобы пропустить его. Тут подошла Джузеппина и бросилась к Сантино.
– Ты приехал, мой дорогой!
Костанца недоуменно посмотрела на подругу, но та не обращала на нее никакого внимания.
– Что вы все столпились у двери? – осведомился доктор Витале, тяжело дыша после подъема по лестнице. – Маэстро Малара, позвольте представить Костанцу Андалоро, дочь моего дорогого друга и коллеги из Мессины.
Пьетро Малара поднял шляпу и слегка поклонился.
– Прошу в гостиную, – сказала Джузеппина и взяла мальчика на руки.
– Благодарю, но не смею больше вас беспокоить. Вот вещи Сантино. Их немного.
Пьетро встретился взглядом с Костанцей и, сам того не сознавая, замер, не отводя от нее глаз.
* * *
ДНЕВНИК КОСТАНЦЫ АНДАЛОРО
Нью-Йорк, 21 августа 1906 г
Сегодня я впервые провела вечер одна, потому что всех Витале пригласили в гости. Они звали и меня, и вообще они всегда так добры ко мне, но потом выяснилось, что там будет Минази, который приехал в Нью-Йорк на какую-то конференцию, и я отказалась. Дядя Антонио так настаивал, что мне пришлось признаться: я не хочу встречаться с человеком, подтолкнувшим моего отца к самоубийству. Он сказал, что все было не так и когда я буду готова, Минази будет рад со мной познакомиться. Дядя Антонио деликатный и добрый, он все понял и оставил меня в покое. Чтобы его не расстраивать, я обещала подумать об этом.
Мне даже приятно хотя бы ненадолго остаться одной и спокойно поразмыслить обо всем. В последние недели у меня и минуты свободной не было, потому что Джузеппина показывала мне город. Она попросила небольшой отпуск в больнице, чтобы побыть со мной.
Поначалу она почти все время уделяла мальчику, которого они почему-то взяли к себе, и мы выходили только в Вашингтон-сквер, где малыш катался на пони. Но одну неделю Джузеппина целиком посвятила мне.
Теперь, снова встретившись с лучшей подругой, я понимаю, как сильно изменилась. По глазам Джузеппины видно, что она с недоумением спрашивает себя, куда подевалась та веселая болтливая девчонка, которую она знала. Но постепенно мы стали понимать друг друга, как раньше. Мы не говорили ни о моем отце, ни о Мессине.
Я первый раз пишу в дневнике с тех пор как приехала в Америку. У меня до сих пор голова идет кругом. В каком-то смысле я благодарна Нью-Йорку за то, что он освободил мой разум от призраков, угрызений совести и тяжелых раздумий. Теперь мои мысли заняты другим. Здесь совершенно другой образ жизни. Постепенно я привыкла ко времени обеда и ужина, к уличной еде, от которой неприятно пахнет луком, даже к странному маслянистому приторному пойлу, которое тут называют «кофе». Зато мне сразу понравилось, насколько свободны здесь женщины. Они могут выходить одни в любое время, спокойно разъезжают на трамваях и в метро, гуляют где хотят, и никому нет до этого дела. Какое невероятное чувство свободы!
К счастью, в городе, хотя он большой, хаотичный и многолюдный, довольно легко ориентироваться, так что я еще ни разу не заблудилась. У большинства улиц номера вместо названий, и, самое удивительное, здесь почти нет маленьких переулков и площадей, разве что две-три. Поэтому я часто не понимаю, сколько прошла и как далеко нахожусь от дома. Ездить на трамваях не так-то просто, потому что они всегда переполнены.
Что касается языка, то, хоть я и говорю по-английски, у меня с этим бывают трудности, потому что все говорят по-своему, в зависимости от того, откуда приехали, и часто используют непонятные выражения, вероятно, заимствованные из родной речи. Думаю, за месяц здесь я узнала больше, чем за годы учебы в школе. Прежде всего – о самих американцах. Кто они – настоящие американцы? Этот наивный вопрос я задала Джузеппине. Она ответила, что только со временем научилась различать людей по внешности и по одежде. Джузеппина рассказала об особенностях ирландцев, поляков, русских, евреев, хорватов, армян и, разумеется, итальянцев и африканцев. Последних я узнаю́ сразу.
Все эти люди – такие же иностранцы, как и я, но, кажется, они чувствуют себя здесь вполне комфортно, будто у себя дома. Стану ли я такой? Я часто спрашиваю себя: что я здесь делаю, кто я такая? Я не эмигрантка, не работница, не путешественница. Все, кого я вижу вокруг, даже случайные прохожие, кажется, точно знают, чего хотят. И прежде всего они счастливы быть частью развивающегося общества.
Но пора заканчивать. Прежде чем вернутся Витале, нужно написать Палидде, которая спрашивает меня о танцах и об американских юношах. Она и не подозревает, что итальянцев здесь не очень любят и им не так просто завести друзей. Что ей ответить? Не хочется ее разочаровывать, но и лгать я не могу. Напишу ей о молодом полицейском, который дежурит на Вашингтон-сквер и всегда очень любезен со мной. Даже пригласил меня пойти с ним в субботу на танцы. Здесь танцуют кекуок – это своего рода полька, довольно веселый и забавный танец. Разумеется, я отказалась.
Нью-Йорк, 2 апреля 1907 г
Сегодня был важный день. И не потому, что случилось какое-то особенное событие, а потому, что я осознала важную вещь, когда быстрым шагом шла по Манхэттену. Я уже свыклась с шумом и ритмом жизни этого огромного города. Непрерывный трезвон трамваев, грохот колясок, суета и хаос на улицах, плеск волн и спокойное движение барж и паромов наполняют меня энергией, и впервые за долгое время я чувствую в себе желание участвовать в этой кипящей жизни. Только пока не знаю как.
Нью-Хейвен, 22 апреля 1907 г
Я нахожусь в Нью-Хейвене, Коннектикут, в доме доктора Минази. После долгих уговоров дяди Антонио я наконец сдалась. Мне пришлось уступить, потому что это важно для него, хотя у меня не было никакого желания знакомиться с этим человеком. О чем с ним говорить? Я думала, что Минази совершил ошибку, пусть и без злого умысла. Дядя Антонио утверждал, что он мучается чувством вины и что я не должна быть такой жестокой и безжалостной по отношению к человеку, который и сам сожалеет о случившемся.
Хотя я и не изменила своего мнения, я отправилась с дядей Антонио в Коннектикут, чтобы не огорчать его.
Я так разволновалась, когда мы приехали и шли навстречу Минази, что не заметила маленькую собачку, бросившуюся мне под ноги, споткнулась и едва не сбила с ног синьору. К счастью, эта милая женщина лишь рассмеялась, что немного сгладило неловкость. Признаться, они встретили меня очень тепло, как родную. Но мне пришлось вспомнить все, чему учила меня мать, и приложить много усилий, чтобы не показаться грубой и невоспитанной. Синьора Минази просила называть ее тетей Барбарой. Она сразу взяла меня под руку и повела показывать дом и сад, очевидно, чтобы немного ослабить напряжение, читавшееся на моем лице.
Потом мы уселись на веранде, чтобы, как она сказала, поговорить о своем, о девичьем, пока не явятся мужчины, которые куда-то исчезли. Мне было настолько не по себе, что я не знала, как реагировать на ее веселую болтовню. Я думала о том, что зря сюда приехала, и боялась нагрубить Минази, если он заговорит о болезни папы за чаем с печеньем, будто это тема для светской беседы.
Когда он сел напротив меня, я заметила, что у него такие же круглые очки, как у отца, но выглядит он старше, быть может, из-за лысины. Беседу поддерживали в основном синьора Минази и дядя Антонио. Они говорили о жизни в Коннектикуте, об американских университетах, вспоминали Мессину, а я украдкой наблюдала за ними. Лицо Минази покрылось испариной, хотя было не так уж и жарко, а его лежащие на коленях руки немного дрожали. Он чувствовал себя неловко, как и я, и это немного располагало меня к нему. Наконец, явно сделав над собой усилие, он принялся рассказывать разные истории из своего и отцовского детства. Дядя Антонио тоже вспомнил некоторые забавные моменты. Я невольно поймала себя на том, что улыбаюсь, – мне нравилось слушать истории о папе. Мне показалось, я тоже должна принять участие в разговоре, хотя бы из вежливости, и я, не задумываясь, спросила, действительно ли отца приглашали на работу в Йельский университет, как говорил Руджеро. Минази умолк, и я решила, что мой вопрос был неуместен.
– Думаю, он не поехал, потому что уже знал о своей болезни, – вдруг ответил он.
В эту минуту его жена под каким-то надуманным предлогом вышла из комнаты вместе с дядей Антонио. Я в панике встала, чтобы пойти за ними. Мне не хотелось говорить о болезни отца или выслушивать какие-то дурацкие оправдания. Если бы я могла, я бы тут же убежала из этого дома.
– Я никогда не прощу себе, что не понял, в чем дело, – сказал Минази. Он говорил так тихо и печально, что я с трудом разбирала слова. Я осталась только потому, что отчетливо услышала в его голосе страдание, которое так мне знакомо. И Минази начал рассказывать. Как оказалось, он пригласил отца в Йель на один семестр, и тот с радостью согласился. Он давно мечтал побывать в Америке, и Минази это было известно. Однако позже отец написал, что не поедет, поскольку не может отставить жену на Сицилии. Минази следовало бы понять, что это всего лишь предлог, ведь Доменико всегда был решительным человеком и не позволил бы Агате себя переубедить. Несомненно, он узнал о своей болезни и решил остаться в Мессине, чтобы пройти курс лечения.
Через восемь месяцев пришло то самое письмо, в котором он спрашивал его мнение о состоянии своего пациента, страдающего карциномой. Минази был не только коллегой, но и близким другом отца, они часто обменивались мнениями насчет самых тяжелых случаев. Он и представить себе не мог… И все же…
Минази говорил очень медленно, будто каждое слово давалось ему с трудом. В какой-то момент он прервался, словно не в силах продолжать.
– Лишь потом я осознал, что он и был этим пациентом, – добавил он. В его глазах стояли слезы. – Теперь мне не обрести покоя. Не думаю, что у него были шансы на выздоровление, но я бы мог его поддержать, дать какой-то совет…
Внезапно мне захотелось рассказать человеку, которого я так ненавидела все это время, подробности той ночи: как гремел гром, из-за которого никто не услышал выстрела, как я нашла папу лежащим в луже крови на столе и какую боль и гнев я испытывала… Он слушал, не перебивая. Наконец он взял мои руки в свои и произнес:
– Не думай, что Доменико поступил так из эгоизма. Он лишь хотел защитить вас от ужасных страданий, которые могли продлиться Бог знает сколько.
– Но, – возразила я, – если бы я знала об этом, я бы не тратила время на всякую ерунду, а проводила бы с ним каждую минуту.
Минази помолчал, будто подыскивал подходящие слова.
– Часто тяжелобольные скрывают болезнь от всех, не только от родных. Таким образом они обманывают себя: раз никто не знает, значит, болезни нет. Они стараются вести обычную жизнь, чтобы никто из окружающих не выражал сочувствия и не жалел их. Таким был и твой отец. Он предпочел уйти с достоинством.
Я улыбнулась. Вопреки ожиданиям, этот разговор успокоил меня, и я почувствовала, что примирилась с собой. Пока я думала, как сказать Минази, что я больше не обижаюсь на него, маленькая собачка принялась радостно лаять и прыгать вокруг высокого крепкого юноши, который подошел к нам с улыбкой на лице.
Атмосфера сразу изменилась.
– Костанца, позволь представить: мой сын Франческо, – улыбаясь, сказал доктор Минази.
– Фрэнк, папа, меня зовут Фрэнк, – уточнил тот, с любопытством поглядывая на меня. – Не слушайте отца, он до сих пор думает, будто живет в Мессине, да еще в прошлом веке.
Франческо сел напротив меня и взял канапе.
– Какой сюрприз для семейного ужина. Я только что приехал из Нью-Йорка, а вы откуда?
У Фрэнка довольно приятные манеры, он из тех, кого не волнуют всякие формальности, и поэтому в его присутствии все чувствуют себя комфортно и расслабленно, как и я. Так что я с удовольствием поддержала легкую непринужденную беседу.
В поезде на обратном пути дядя Антонио был очень заботливым и ласковым. Он сел рядом со мной, обнял меня за плечи и тихо спросил: «Все в порядке?» Я молча кивнула. Больше мы об этом не говорили.
Теперь я хочу поскорее написать домой, чтобы обо всем рассказать родным. Я очень по ним скучаю.
Мессина, 15 мая 1907 г.
Дорогая Костанца!
Твое последнее письмо говорит о том, что ты стала гораздо спокойнее и даже мудрее, чему я очень рад. За те месяцы, что ты провела в чужом, столь не похожем на наш, городе, ты, без сомнения, стала взрослее. Это подтверждает и твоя открытость к разговору с Минази, стремление понять его и принять все как есть.
Ты пишешь, что познакомилась с Франческо Минази и что он меня помнит. В далеком детстве мы играли с одним мальчиком по имени Франческо. Но все наши игры заканчивались потасовкой, и родителям приходилось нас разнимать. Должно быть, это и был он. Передавай ему привет от меня.
Здесь все как прежде. Подробнее о нашей жизни тебе напишут мама и тетя Джустина. О себе скажу, что я окончательно расстался с футболом, поскольку он мешает моей учебе, да и, признаться, уже не интересен мне, как раньше.
В общем, особых новостей у меня нет. Но я уверен, что ты, моя дорогая Костанца, с твоей смелостью и находчивостью, будешь вести не такую однообразную и банальную жизнь, как другие Андалоро.
А если серьезно, шлю тебе самые сердечные приветы и крепко тебя обнимаю,
твой брат Руджеро
* * *
С тех пор как Фрэнк Минази поступил в Колумбийский университет, он почти все выходные проводил в Нью-Йорке, а не дома, в Коннектикуте. Его отец предпочел бы, чтобы он учился в Йеле. Витале не раз приглашали его по четвергам, в свой приемный день, но Фрэнк, занятый учебой и другими делами, так ни разу и не приехал. Однако с тех пор, как он познакомился с Костанцей, по какой-то причине все изменилось, и он стал все чаще бывать в доме Витале.
Теперь он поджидал Костанцу у катка, куда пригласил ее накануне. Он был совсем не уверен, что она придет, поскольку обычно она отказывалась. Но Фрэнк не терял надежду. Наконец он увидел, как Костанца подходит к катку под руку с Джузеппиной.
– Вы позволите? – сказал он, сняв меховую шапку и поклонившись.
– Если сможешь меня догнать…
И, оттолкнувшись, Костанца быстро заскользила по льду. Фрэнк улыбнулся и отправился следом. Он немного выждал, чтобы дать ей фору, а потом без труда догнал ее, поравнялся и на ходу обнял за талию. Это была их первая встреча вне дома, и поначалу Костанца беззаботно рассмеялась. Но вдруг резко остановилась и решительно высвободилась из его объятий.
– Немедленно отпусти меня!
Мимо промчались Джузеппина и Роберт Кейс, приятель Фрэнка, и, не останавливаясь, поприветствовали их. Костанца заметила, что многие пары катались в обнимку.
– Ты слишком быстро едешь, я боюсь упасть, – сказала Костанца, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал мягче.
Ей не хотелось отталкивать Фрэнка, но она не могла преодолеть неприятное чувство, которое вызывала эта чрезмерная близость. Она вновь медленно и плавно заскользила по льду, но без прежнего удовольствия. Что она вообще тут делает, ведь ей уже не 13 лет! Витале, как и каждое воскресенье, отправились в церковь, но Костанца, по обыкновению, отказалась пойти с ними. На мессе непременно будут их друзья и знакомые, а ей не хотелось поддерживать разговор со всеми этими людьми. День был солнечный и снежный, и чтобы не проводить его, глядя в окно на сосульки, свисающие с веток клена, Костанца решила принять приглашение Фрэнка, которое распространялось и на Джузеппину, и отправиться на каток.
Костанце казалось, что она сможет расслабиться на катке, где много людей и достаточно просторно. Но у нее не получилось: Фрэнк пригласил ее не просто так, и она прекрасно это понимала. Правда в том, что Костанца чувствовала себя комфортно лишь среди незнакомых людей, в рабочие дни, смешавшись с толпой на городских улицах. Здесь, в Нью-Йорке, у всех есть какая-то цель и четкий план по ее достижению, поэтому никто не бродит по улицам просто ради удовольствия, чтобы погреться на солнышке. Все заняты своими делами, и никто не обращает на Костанцу никакого внимания.
Фрэнк продолжал наматывать круги, задаваясь вопросом, что он сделал не так. Через некоторое время он снова приблизился к Костанце и взял ее за руку, затянутую в перчатку. На этот раз она не отстранилась.
Вчетвером они проехали несколько кругов, как вдруг небо заволокло тучами и резко похолодало. Они покинули каток и в изнеможении опустились на скамейки в теплом помещении. Роберт вызвался пойти сдать коньки.
– А он ничего, Фрэнк, – заметила Джузеппина, провожая взглядом Роберта, который удалялся от них размеренным спортивным шагом.
Костанца подумала, что ее подруга, кажется, опять собирается влюбиться, хотя Роберт совсем не похож на тех рабочих и иммигрантов, которые обычно были объектами страсти Джузеппины.
– Какие планы на вечер? – спросил Фрэнк, снимая шапку и поправляя волосы. – What do you like to do, Bob?[28]28
Чем займешься, Боб? (англ.)
[Закрыть]
Костанца поспешила ответить, что ей нужно на Бликер-стрит, навестить подругу, после чего, как всегда по воскресеньям, у нее урок английского языка в Ассоциации иммигрантов.
– Such a boring plan, ladies![29]29
Какие скучные планы, дамы! (англ.)
[Закрыть] – разочарованно покачал головой Боб и предложил посетить заведение, где наверняка ни одна из них не была и которое точно не одобрили бы родители.
Девушки быстро обменялись многозначительными взглядами, но Костанца тут же замотала головой.
– Не думаю, что…
– Да ладно, Костанца, давай пойдем! – восторженно воскликнула Джо. – Это же так здорово – побывать в запретном месте!
«Никелодеон» весело подмигивал прохожим электрическими огнями. До недавнего времени здесь была танцплощадка, которую посещали в основном местные девушки и рабочие, всю неделю трудившиеся на строительстве мостов. Но теперь новым развлечением стал кинематограф, и кинотеатры росли как грибы после дождя: желающие посмотреть фильм, который обычно длился не более 20 минут, стекались толпами.
– Continuous shows![30]30
Непрерывные кинопоказы! (англ.)
[Закрыть] – кричал кособокий парень, расхаживая взад и вперед по тротуару с афишей на шее. – Only five cents, affordable to everyone![31]31
Всего пять центов, доступно каждому! (англ.)
[Закрыть]
Девушки с любопытством оглядывались по сторонам. Толпа мужчин, женщин и детей, итальянцев, ирландцев, поляков и прочих выстроилась в очередь перед кассой и росла с каждой минутой.
Как странно было видеть в одном месте столько разных людей, которые никуда не спешат! На афише справа от входа анонсировались ближайшие сеансы.
– Watch your bags and wallets[32]32
Следите за сумками и кошельками (англ.).
[Закрыть], – посоветовал Роберт, когда они входили внутрь.
В помещении было темно, накурено и плохо пахло. Шум заглушал музыку и голос певицы, которая развлекала публику, пока меняли пленку. Знали бы домашние, что Костанца и Джузеппина побывали в этом притоне!
Они заняли места в последних рядах. Экран засветился. Раздались крики и аплодисменты, но с первыми кадрами в зале, как по волшебству, воцарилась тишина. Пока на экране мелькали кадры прибытия поезда, Костанца почувствовала, как Фрэнк слегка коснулся пальцами ее волос и щеки. Она отодвинулась, но юноша не сдавался и, не отрывая взгляд от экрана, взял ее за руку. Костанце нравился Фрэнк. Она ценила его решительность и способность самостоятельно принимать решения, не дожидаясь одобрения родителей. Одним словом, он был полной противоположностью Альфонсо. Ей не хотелось терять этого парня, но она опасалась, что через какое-то время он устанет от ее постоянных отказов и от нее самой.
«Прекратишь ты уже или нет? Сейчас в морду получишь! Да пошел ты!» – раздался громкий голос из глубины зала. Через мгновение началась драка. К сожалению, в кинотеатрах такое случалось довольно часто.
Костанца испуганно обернулась и схватила Джузеппину за руку. Та ничего не замечала, утонув в объятиях Роберта.
– Нам лучше остаться на месте, – спокойно произнес Фрэнк. – Не волнуйтесь, они скоро успокоятся.
– Но почему это должно случиться именно сейчас? – недовольно проворчала Джузеппина, нехотя высвобождаясь из объятий Роберта.
Высокий крепкий мужчина сыпал удары направо и налево, укладывая на пол каждого, кто к нему приближался, в то время как несколько человек сзади пытались схватить его за шею.
– Обычная драка между иммигрантами из разных стран, – сказал хорошо одетый мужчина с сильным неаполитанским акцентом, сидящий рядом с ними. – Если так будет продолжаться и дальше, эти заведения быстро прикроют.
Вспыхнул свет. Заиграла музыка, в зал ввалились внушительных размеров вышибалы и, определив в толпе зачинщиков драки, подхватили их и выставили за дверь.
Фильм возобновился, но Костанца была слишком взволнована и попросила Фрэнка увести ее отсюда. «Так будет лучше, – подумала она. – В конце концов, это всего лишь глупое развлечение».
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?