Текст книги "Перепутье"

Глава тридцать девятая

Когда во вторник утром Ник явился на военную базу в Квантико, он поразился, как много добровольцев возвращалось обратно в армию. Он встретил нескольких знакомых из числа резервистов, а вокруг стояли еще легионы молодых людей, записывавшихся добровольцами. Надев форму, Ник даже удивился, насколько удобно он себя в ней почувствовал. Он прошелся по коридору, и какой-то нервный юноша, вскочив, обратился к нему, назвав его полковником.

– Это генеральские погоны, сэр! – Рявкнул на него Ник, пытаясь сдержать смех, и юноша чуть не описался от страха.

– Да, сэр! Генеральские! – Свежеиспеченный солдатик исчез, а Ник, улыбаясь, завернул за угол и натолкнулся на старого приятеля, который наблюдал эту сцену.

– Как тебе не стыдно. Эти ребята такие же патриоты, как и ты. А может, и больше, чем ты. Решил развлечься после трудовой недели в офисе? – С этим человеком Ник учился в Йеле, потом тот получил адвокатскую практику, а много лет спустя они вместе стали резервистами.

– А с тобой что случилось, Джек? Неужто тебя дисквалифицировали?

– Естественно, как бы я иначе оказался здесь? – Оба рассмеялись и двинулись вдоль по коридору. Им предстояло получить предписание относительно места службы. – Хотя должен тебе признаться, вчера ночью я решил, что я все-таки идиот.

– Я знал это, еще когда ты был в Йеле. Ты ничего не слышал, куда нас могут послать? – Ник посмотрел на приятеля.

– В Токио. В гостиницу «Империал».

– Звучит неплохо, – улыбнулся Ник. Было странно вновь оказаться в военной среде, но вовсе не неприятно. Накануне вечером Ник разговаривал с Джонни, и ему показалось, что мальчик наконец понял его. Более того, в голосе Джонни слышалась гордость за отца, и это принесло Нику огромное облегчение.

Ник и Джек отсалютовали девушке-лейтенанту, вручившей им назначение, и девушка улыбнулась им в ответ. За всю неделю она еще не видела такой симпатичной пары, и, хотя на левой руке Джека Эймса поблескивало обручальное кольцо, она успела заметить, что у Ника Бернхама такового не было.

– Их надо вскрыть при вас, лейтенант? Или можно подождать?

– Как вам угодно, главное, чтобы вы вовремя оказались на месте.

Девушка улыбнулась, и Джек с нервной ухмылкой первым раскрыл конверт.

– Победитель получает… черт. Сан-Диего. А у тебя, Ник?

Ник раскрыл конверт и взглянул на небольшой листок.

– Сан-Франциско.

– Ну а потом уже в Токио, да, моя сладенькая? – и Джек ущипнул девушку за щеку.

– Я – лейтенант, – деланно возмутилась та. Они вернулись в коридор, и Ник погрузился в размышления.

– В чем дело? Тебе не нравится Сан-Франциско?

– Нет, вполне устраивает.

– Так что же тогда?

– В предписании сообщается, что я должен быть там в следующий вторник.

– Ну и что? У тебя другие планы? Возможно, еще не поздно переиграть.

– Не в этом дело. Я должен выехать послезавтра Я сказал моему мальчику… – Ник замер, и Джек понял, в чем дело. У него тоже были жена и трое дочерей. Джек похлопал Ника по плечу и оставил его наедине с мыслями. Тем же вечером Ник позвонил Джонни. Оказалось не просто сообщить сыну эту новость. Он уже знал, что уезжает поездом в четверг вечером, а до этого получит отпуск на сутки. Этого времени, конечно, явно не хватало, чтобы попрощаться с сыном, но большего у них не было. Сначала Ник переговорил с Хиллари и объяснил ей ситуацию, и раз в жизни та повела себя прилично и согласилась отпустить Джонни в среду вечером, чтобы он провел с отцом четверг до времени отправки. Потом она позвала к телефону Джонни, сказав Нику, чтобы тот сам с ним поговорил.

– Привет, папа.

– Майор папа, с вашего позволения. – Ник старался сохранить бодрость, но думал лишь о предстоящем расставании. Это было непросто для них обоих, и он боялся, как бы Джонни не почувствовал себя брошенным. Но с другой стороны, Ник знал, что делает то, что ему велит долг. – Как поживаешь, тигренок?

– У меня все о'кей. – Но голос мальчика звучал грустно Он еще не оправился от новости, которую Ник сообщил ему два дня назад, а теперь ему предстояло узнать еще более грустные известия.

– Как насчет того, чтобы побыть со мной завтра?

– А можно? – обрадовался Джонни – Ты думаешь, мама разрешит?

– Я уже спросил у нее, и она согласилась.

– Ура! Как здорово!

– Я заеду за тобой в пять часов. Вечером ты будешь у меня и давай думать, где хочешь пообедать.

– Ты хочешь сказать, что уже получил увольнительную?

– Конечно. Я ведь важное лицо. Джонни рассмеялся.

– Наверное, морским пехотинцем быть очень здорово.

Ник застонал.

– Я бы этого не оказал. – Прошло уже восемнадцать лет, но он до сих пор помнил учебный лагерь для новобранцев. – Как бы там ни было, завтра увидимся. В пять часов. – Он повесил трубку и не спеша отошел от телефона. Им предстояло тяжелое прощание, но оно было не тяжелее того, что пришлось им пережить всего несколько недель тому назад. Ник вспомнил о суде и усилием воли отогнал от себя эти мысли. Его до сих пор била дрожь при воспоминании о том вечере, когда Хиллари приехала забирать Джонни. Нынешнее прощание обещало быть не проще, и Ник не ошибся.

Он сообщил Джонни новость за обедом на следующий вечер, и мальчик замер, не отводя от него глаз. Это не вызвало у него ни слез, ни возражений, он просто молчал и смотрел на Ника с таким видом, что у того разрывалось сердце.

– Ну же, тигренок. Все не так плохо.

– Ты обещал, что больше никогда не оставишь меня. Ты обещал, папа. – Он не жаловался, а просто тихо и спокойно констатировал факт.

– Но, Джонни, началась война.

– Мама говорит, что ты не обязан уходить в армию.

Ник тяжело вздохнул.

– Она права. Если бы я захотел, я мог бы спрятаться за своим письменным столом, но это было бы неправильно. Неужели ты гордился бы мной, если бы я так поступил? Через несколько месяцев отцы всех твоих друзей пойдут на войну. И что бы ты тогда думал?

– Я бы радовался, что ты здесь, со мной. – По крайней мере Джонни не кривил душой. Но Ник только покачал головой.

– В конце концов тебе стало бы за меня стыдно. Неужели ты действительно хочешь, чтобы я остался?

– Не знаю. – Джонни долго сидел, опустив глаза в тарелку. – Я просто хочу, чтобы ты не уезжал. – Наконец он взглянул на Ника.

– И я бы очень хотел, чтобы японцы не ударили по Пёрл-Харбору, Джон. Но они напали на нас. И теперь наша очередь ответить. В Европе война идет уже очень давно.

– Но ты говорил, что мы никогда не вступим в войну.

– Я оказался не прав, сын. Я чертовски ошибался. А теперь я должен выполнить свой долг. Я буду безумно скучать по тебе каждый день и каждую ночь, но мы оба должны понимать, что я поступаю правильно.

Слезы медленно выступили на глазах Джона. Нику не удалось убедить его.

– А что, если ты не вернешься? – хриплым голосом спросил мальчик.

– Я вернусь. – Ник хотел было добавить «клянусь тебе», как и раньше, но за последнее время ему не очень удавалось выполнять свои клятвы. – Просто верь в это, сын. Верь, что я вернусь, – и я вернусь.

Рассказывая Джону о Сан-Франциско, Ник заплатил по счету, и они отправились домой. Ник странно чувствовал себя в военной форме, но за последние несколько дней униформа стала мелькать повсюду. Они вышли из ресторана обнявшись, и Ник задумался, станет ли сын когда-нибудь гордиться отцом или ему будет все равно и он не сохранит в памяти ничего, кроме чувства горечи – сначала его обманула мать, не проявлявшая о нем заботу, потом ничего не соображающий судья и, наконец, отец, сбежавший поиграть в солдатики. С тяжелым сердцем Ник уложил Джона в постель, но на следующий день стало еще хуже. Они долго гуляли в парке, наблюдая за пируэтами конькобежцев на катке, но мысли их были далеко, и, казалось, время бежит слишком быстро. В четыре часа Ник вернулся с Джоном к Хиллари, и та, открыв дверь, внимательно посмотрела на сына. Вид у него был такой, словно кто-то умер, и она не стала уходить, пока Ник прощался с ним.

– Береги себя, сын. При любой возможности я буду звонить тебе из Сан-Франциско. – Ник опустился на колени рядом с плачущим мальчиком. – Береги себя, слышишь? Я вернусь. Знай это, я вернусь.

Но Джонни в ответ лишь обхватил отца за шею.

– Не уезжай… не уезжай… тебя убьют.

– Не убьют. – Ник тоже с трудом сдерживал слезы, и Хиллари отвернулась. Впервые в жизни их боль затронула и ее душу. Ник еще раз крепко обнял мальчика и поднялся. – А теперь ступай, сын.

Но Джон остался стоять, глядя вслед Нику – тот, выйдя на улицу, еще раз повернулся и помахал рукой, а потом побежал ловить такси – высокий светловолосый военный с темно-зелеными глазами, омытыми слезой.

Ник собрал свои вещи и попрощался с горничной. Та тоже всплакнула, и он обнял ее перед уходом, потом пожал руку Майку внизу у входной двери и отправился на вокзал. Заняв свое место в окружении других военных, Ник вспомнил о последнем поезде, который ему довелось провожать, – поезд увозил Лиану в Вашингтон, а он стоял на платформе и смотрел вслед уходящему составу. Как изменились с тех пор их жизни, по крайней мере, его жизнь. Он надеялся, что с ней ничего не случилось и что Арман все еще жив. Теперь он на собственном опыте знал, какое душераздирающее расставание им пришлось пережить в Тулоне. Пока поезд бежал на запад, Ник думал лишь о сыне, как тот смотрел на него и плакал. Во время одной из остановок Ник попытался позвонить ему, но Джона не было дома, и Нику пришлось поспешно возвращаться в вагон. Он пытался дозвониться до него и из Сан-Франциско, но все время оказывался у телефона в неподходящее время. Его завалили приказами, распоряжениями и назначениями – надо было привыкать к новому военному режиму. Так что когда наконец Ник добрался до своей комнаты, он почувствовал себя так, словно у него гора свалилась с плеч. Военно-морские силы заняли несколько небольших гостиниц на Рыночной улице, так как больше расселять новобранцев было негде. И когда Ник во вторник вечером закрыл за собой дверь номера, ему уже не верилось, что прошла всего лишь неделя с тех пор, как он надел форму. Казалось, что он в армии уже многие годы и служба ему смертельно надоела. Но шла война, и Ник надеялся, что в ближайшее время он поднимется на борт корабля В этом городе его ничто не ждало. Повсюду кишмя кишели военные. И единственное, на что он сейчас надеялся, – это несколько часов спокойного сна. Он лег в темноте на узкую постель и только-только начал погружаться в сон, как в дверь постучали. Ник вскочил с кровати, ушиб большой палец ноги и выругался. Когда он распахнул дверь, на пороге стоял нервного вида ординарец с папкой в руках.

– Майор Бернхам?

– Да.

– Прошу прощения, что побеспокоил вас, но мне приказано всех поставить в известность.. – Ник, по меньшей мере, ожидал сообщения о нападении неприятеля и весь напрягся, вслушиваясь в слова ординарца. – Сегодня вечером Красный Крест устраивает вечер. Для старшего офицерского состава, недавно прибывшего сюда. В связи с Рождеством и вообще.

Ник прислонился к дверному косяку и застонал.

– И ради этого вы меня разбудили? Я проделал три тысячи миль, за пять дней ни разу не выспался как следует, вы приходите ко мне, чтобы пригласить на чай, который устраивает Красный Крест? – Он пытался придать своему голосу оттенок возмущения, но сквозь него пробивался смех. – О Господи…

– Прошу прощения, сэр… но командование решило.

– Командование тоже идет на чай в Красный Крест?

– Они устраивают не чай, а коктейли.

– Как мило. – Абсурдность происходящего переполнила чашу терпения Ника, и, осев на пол, он залился смехом, пока слезы не выступили у него на глазах. – Что за коктейли? Кокаин с джином?

– Нет, сэр.. то есть не знаю, сэр. Просто они хотят оказать гостеприимство нам – морским пехотинцам, я имею в виду, и командование распорядилось, чтобы все пришли… проявить признательность за…

– За что?

– Не знаю, сэр.

– Ладно. Тогда заберите мою форму и можете идти вместо меня.

– Я попаду на гауптвахту за попытку прикинуться офицером. – В течение всего этого разговора ординарец продолжал стоять по стойке «смирно».

– Так это приказ или приглашение?

– Думаю, и то и другое. Приглашение от Красного Креста и…

– И приказ командования, – договорил за него Ник. – О Господи! И когда это должно состояться?

– В восемнадцать ноль-ноль, сэр. Ник посмотрел на часы – они показывали почти шесть.

– Черт. Ну что ж, прощай сон. И благодарю вас. – Он уже начал закрывать дверь и снова распахнул ее. – А где это все происходит?

– Внизу указано на доске объявлений.

– Сэр, – добавил Ник, и ему стало смешно – к счастью, чувство юмора еще не покинуло его. Ординарец залился краской.

– Простите, сэр.

– Откуда вы?

– Из Нового Орлеана.

– Вам нравится здесь?

– Не знаю, сэр. Я еще не выходил в город.

– Давно вы здесь?

– Две недели. До этого я был в лагере для новобранцев на Миссисипи.

– Наверное, там было весело. – И они обменялись понимающими улыбками товарищей по оружию. – Ну, поскольку вы не хотите походить сегодня в моей форме, придется мне самому одеваться. Нику повезло – в его номере оказался душ. Он привел себя в порядок, надел форму и через двадцать минут уже стоял внизу у доски объявлений. Адрес был отчетливо указан. Дом миссис Фордхам Маккензи на улице Джексон. У Ника не было ни малейшего представления, как туда добраться. Он не был в Сан-Франциско много лет и потому решил воспользоваться такси. Еще трое офицеров получили такое же «приглашение», как и Ник, и вчетвером они забрались в машину, которая вскоре подвезла их к импозантному дому с железными воротами, окруженными ухоженным садом. Один из офицеров даже тихо присвистнул от изумления, пока Ник расплачивался с шофером, потом они прошли в ворота и нажали кнопку звонка. Дверь открыл дворецкий, и, пока он вел их по анфиладе комнат, Ник гадал, как часто миссис Маккензи устраивает такие вечера. Война наводнила город множеством мужчин. И с ее стороны было очень любезно предоставить свой дом военным. До Рождества оставалось всего два дня.

Ник перед отъездом подарил Джонни подарки, но, безусловно, их обоих ждало очень унылое Рождество. Однако все изменилось. И сейчас он был в трех тысячах миль от дома, на Западном побережье, в гостиной, заполненной мундирами и дамами в вечерних платьях, а вокруг сновали официанты, разнося подносы с шампанским. Ник посмотрел на Золотые Ворота, и ему показалось, что он видит какой-то странный сон, а когда взгляд его скользнул обратно, он заметил ее – в темно-бордовом платье она стояла в углу с бокалом в руке и беседовала с какой-то женщиной. Уловив его взгляд, она повернула голову, и они встретились глазами – время остановилось для него, и все закружилось в голове у нее. Он медленно двинулся к ней, и она услышала голос, который снился ей полтора года. Он произнес единственное слово, показавшееся ей нежным прикосновением, и толпа, окружавшая их, исчезла. «Лиан» Она подняла на него глаза, полные изумления и недоверия, а его губы медленно растянулись в улыбке.

Глава сороковая

– Неужели это ты? – Ник заглянул Лиане в глаза, внимательно следя за выражением ее лица.

Женщина в красном, которая только что беседовала с ней, незаметно исчезла.

– Я и сама не знаю.

– Или это сон? – Она только улыбнулась в ответ. – Скажи мне, я сплю?

– Возможно, майор. Как вы жили все это время? – Она тепло улыбнулась, но в словах не было призыва. – Столько времени прошло…

– Что ты тут делаешь? – Ник не мог отвести глаз от ее лица.

– Я здесь живу. Мы переехали сюда еще в прошлом году.

Ник пытался прочесть в ее глазах все, что так страстно стремился узнать, но в них ничего не отражалось. Ее большие глаза были красивы по-прежнему, но теперь ее душа как будто была скрыта от него. Было видно, что Лиана многое пережила – и боль, и потери. Ник сразу же подумал об Армане, но ее обручальное кольцо оказалось на месте.

– А я думал, вы в Вашингтоне.

– Я там не прижилась.

Их глаза встретились, но больше она ничего не сказала, а затем он снова увидел прежнюю, знакомую улыбку, о которой мечтал уже два года. Ту самую улыбку, с которой она лежала в его объятиях.

– Я рада снова видеть тебя.

– Правда? – Ему не очень верилось. Лиана и сама казалась неуверенной, даже испуганной.

– Ну, конечно. Когда ты приехал?

– Сегодня. А ты-то что здесь делаешь, черт возьми? – Вечеринка с коктейлями для офицеров казалась для нее неподходящим местом. Это был не ее стиль. И раз она продолжает носить обручальное кольцо, значит, вовсе не стремится тут кого-нибудь подцепить. И все-таки это была уже не та молодая женщина, с которой он простился на Центральном вокзале полтора года назад, да и все изменилось. Возможно, одиночество совсем доконало ее.

– Я работаю в Красном Кресте. Сюда мы пришли по приказу.

Он наклонился и шепнул ей на ухо.

– Я тоже.

Она рассмеялась, и на ее лице промелькнуло выражение нежности. И она задала вопрос, который сначала не хотела задавать.

– Как Джонни?

Ник вздохнул и посмотрел на нее.

– Хорошо. Не знаю, читала ли ты о судебном процессе, но мы с Хиллари год назад развелись. Я пытался отсудить у нее опеку над сыном, но несколько недель назад проиграл. Малыш все это так тяжело переносил. – Ник бросил быстрый взгляд на свою военную форму: – И вот я здесь.

– Это, должно быть, трудно и для тебя. – Голос ее был мягок, как шелк. Она пристально посмотрела ему в глаза. Она знала, что должна держать ворота на запоре и не открывать их снова. Особенно для него. Однажды она уже сделала ошибку и теперь старалась не допустить ее снова. – Да, я читала о суде. – Она говорила тем нежным голосом, который он так любил. – У меня болела душа за тебя.

Он кивнул и отхлебнул из стакана.

– Судья решил, что Джонни будет лучше с ней, потому что она замужем. Знаешь, что сделал этот ублюдок? – На его лице появилось напряженное выражение, когда он стал рассказывать о Маркхаме. – Я собирался подать апелляцию, но как раз разбомбили Пёрл-Харбор. Я попробую снова, когда вернусь. К тому времени она, может быть, бросит сына. Мой адвокат считает, что она просто хотела досадить мне.

– Зачем? – Лиана удивилась.

– Наверное, потому что она никогда не любила меня, как бы бессмысленно это ни звучало. С ее точки зрения все эти годы я держал ее в заточении.

Лиана, так же как и он, вспомнила сцену на корабле.

– Ты был пленником в гораздо большей степени, чем она. Он кивнул.

– Ну, теперь с этим покончено, чего бы это ни стоило. По крайней мере для Джонни все закончилось, так что не могу жаловаться. Мне лишь осталось получить его обратно.

– Ты его получишь. – Ее голос был спокоен и тверд. Она вспомнила его же слова: «Сильные не бывают побежденными».

– Хорошо, если ты права. – Он отпил шампанского и посмотрел на нее. Она была красивее, чем прежде, но стала спокойнее и суровее. Лицо ее было строгим, но, как и раньше, прекрасным. Глаза казались еще более синими, волосы собраны в узел. «Выглядит удивительно», – подумал он и улыбнулся своим мыслям – Где ты здесь живешь?

– У дяди Джорджа.

– А девочки?

– С ними все в порядке. – Опустив глаза, она добавила: – Они еще помнят тебя.

Неожиданно к ним присоединились еще двое мужчин в военной форме и женщина из Красного Креста. Лиана вскоре ушла. Она не попрощалась с Ником – так она решила. Странно было снова видеть его: это открыло раны, которые, как она надеялась, уже зарубцевались. Но она ничего не могла с собой поделать. Она не раз гадала, встретит ли когда-нибудь его снова. И они встретились. С тех пор как они виделись в последний раз, для него все изменилось, но у нее все шло по-старому. Арман сражался во Франции, стараясь выжить, а она ждала его.

– Ты хорошо провела время? – спросил дядя Джордж.

– Очень хорошо, спасибо. – Она сняла пальто. По ней не было заметно, чтобы она хорошо провела время.

– Не похоже. Она улыбнулась.

– Я встретила старого друга. Из Нью-Йорка.

– Правда? Кого?

– Ника Бернхама. – Она не знала, зачем она все это сказала дяде, но надо же было что-то сказать.

– Это родственник «Стали Бернхама»?

– Он и есть «Сталь Бернхама».

– Черт возьми! Около тридцати лет назад я знал его отца. Хороший человек. Временами немного сумасшедший, но тогда мы все были такими. А мальчик какой?

Лиана улыбнулась его словам.

– Хороший. И тоже немного сумасшедший. Его только что зачислили во флот. Он служил там прежде.

– Тебе нужно пригласить его как-нибудь вечером, прежде чем он отплывет. – Внезапно Джорджу пришла в голову мысль. – Как насчет завтрашнего дня?

– Ну, я не знаю, дядя Джордж.

– Рождество, Лиана. А человек один… Ради Бога, соблюдай приличия.

– Я даже не знаю, как его найти. – Она не стала бы искать, даже если бы знала где но этого она не сказала.

– Позвони в Морское управление. Они знают, где он.

– Не думаю.

– Хорошо, хорошо. Не имеет значения. – И пробормотал про себя: – Если у него есть здравый смысл, то он сам позвонит тебе.

Здравый смысл у него оказался. Он вернулся в гостиницу и долго сидел в своей комнате, глядя на Маркет-стрит и думая о Лиане и странном повороте судьбы, которая снова свела их. Если бы в ту ночь к нему в дверь не постучал маленький матрос из Нового Орлеана… Он взял со стола телефонную книгу и стал искать Джорджа Крокетта. Он легко нашел адрес на Бродвее и потом долго и пристально на него смотрел. Она жила там, в этом доме, по этому телефону. Он записал его, а на следующее утро позвонил, но она уже ушла в Красный Крест, служанка дала ему номер телефона. Он набрал номер, она ответила.

– Ты уже на месте так рано, Лиана? Ты слишком много работаешь.

– То же самое говорит дядя. – Руки ее задрожали при звуке его голоса. Она бы хотела, чтобы он не звонил ей, но, возможно, дядя прав. Может быть, вполне прилично пригласить его к обеду. А может быть, если вести себя с ним как с другом, увянет и старая мечта.

– Что ты сегодня делаешь в обед?

– Выполняю поручение дяди Джорджа. – Это была неправда, но ей не хотелось оставаться с ним наедине.

– Это не может подождать?

– Боюсь, что нет.

Он был удивлен ее тоном, но, возможно, около нее были люди. Стена между ними была воздвигнута два года назад, напомнила она себе.

И не было причин сносить ее только из-за того, что появился он, и при этом даже не спросил об Армане. Он знал, что она думала об этом, но он уже раньше принял ее условия. Он просто снова хотел ее видеть.

– Может быть, пообедаем вместе в пятницу? "

– Я действительно не могу, Ник. – Она глубоко вздохнула. – Может быть, завтра у моего дяди? Это Рождество, и мы подумали…

– Очень хорошо. Мне очень хотелось этого. – Он не дал ей возможность передумать. Она продиктовала адрес, и он не признался ей, что уже знает его.

– В котором часу?

– В семь.

– Прекрасно, я приду. – Он повесил трубку и отошел от телефона. Он больше не чувствовал, что ему сорок лет. Ему казалось, что ему лишь пятнадцать. Он чувствовал себя счастливее, чем даже полтора года назад, а может быть, чем когда-либо в жизни.