Текст книги "Ангелы"

– Пойдем? – спросила Роза, взяв меня за руку и вопросительно посмотрев в мои глаза.

У меня было такое ощущение, что я и Розу ненавидел в тот момент. Мне прям казалось, что она проворачивает хитрый план, «как бросить кусок говна, не растоптав при этом, вдруг кто подберет». Такого чувства ничтожности я еще никогда не испытывал.

– Чего она хотела от тебя? – спросил я для вида, поражаясь голосу – он словно, как у зомби.

– Ничего. Сказала, что я хорошо написала контрольную. В общем – ничего.

Ну как я должен был чувствовать себя после такого ответа? Да я просто улыбнулся: одна говорит – брось его, вторая, что я – ничто. Почему я родился не педиком? Минус две бабы из моей жизни продлили бы ее на полторы. Я усмехнулся, стиснул ее руку и пошел курилку, в надежде, что сигаретный дым затянет рану, нанесенную острым языком.

Как только мы вышли на улицу, первое, что я увидел, так это Люцифера обнимающегося с Люси (это девушка, возможно, подружка брата – они часто обнимались в курилке, может пару раз даже трахались, я не знаю, факт того, что ему было весело).

Мое же сраное сердце в это время, пока все веселились, разрывалось от тоски.

Я все-таки старался еще и пользоваться здравым смыслом: ведь Люцифер не виноват, что ему нравилось жить так, как он хотел; он не виноват в том, что Роза должна была приглядеться к нему, в этом виноват я; я виноват в том, что имя Люцифер на порядок выше моего; я был виноват в том, что слишком до хера ничего не делал, только думал, в то время, как брат ни хера не думал, зато делал. Он делал свое имя, и почти его сделал! В университете все знали, кто такой Люцифер. Его знала каждая девушка и почти каждая из них испытывала к нему чувства симпатии, несмотря на то, что он вытер об них свою письку! Я был в настроение что-нибудь оторвать от себя: мозг или сердце…

С трудом я дождался конца учебного дня и с тоской на роже, с Розой на заднем сидении и Люцом за рулем поплелся домой!

Вечером брат ускакал на очередную свиданку, я же наврал Розе, что у меня болит голова, полагая, что она отстанет от меня, улегся в кровать, подумать. Но вместо этого мой любимый ангел притащил мне таблетки обезболивающего, залезла в кровать и гладила мою руку, пока не уснула. Дальше уже гладил ее я, наслаждаясь тем, что у меня есть такое чудо!

Посреди ночи в дом притащился Люцифер, явно не один. «Не один» – это не просто «не один»: с ним была какая-то компания. Они скромно галдели внизу.

Вначале я боялся, что они разбудят Розу, но она так уставала от усердной учебы, что я понимал: ее кроме утреннего будильника не разбудит ничего. Поэтому я аккуратно вылез из кровати, натянул шорты и поплелся вниз, посмотреть на тех, кому всегда весело; на тех, кто на Олимпе.

Я спустился на кухню: там был, естественно, Люцифер, как я понял, его «новая» дама и еще один парень и девушка. Всех их я видел в университете, значит, это очередные мученики святой цивилизации. Но лично из них я никого не знал.

– Мы разбудили тебя, Гавра? – спросил Люц, выгружая пиво в холодильник.

– Нет, я не спал! – улыбнулся я, окидывая взглядом публику.

«Надо было футболку надеть», почему-то подумал я, увидев, как одна из дам разглядывает мой живот.

– Матерь Божья! – вскочил парень из-за стола, протянул мне руку. – Томас. Сколько раз я видел вас, все время удивлялся, но сейчас, вблизи, да вас просто невозможно различить! Как? Как такое возможно? Трокосто два года нам рассказывает о том, что как было бы неплохо иметь второе такое же лицо!

– Гавриил! – улыбнулся я и пожал ему руку.

– Это Сериния – моя девушка! – Томас указал на девчонку, сидящую рядом с ним. – А это – Анабэль.

– Гавриил! – снова сказал я зачем-то и улыбнулся девушкам.

– Пиво будешь? – услышал я Люцифера.

«Буду ли я пиво?», в другую ночь я бы ответил «нет», но не в ту. Мне все еще было тошно на душе, слова Лафортаньяны засели где-то в сердце и покалывали. Я решил, что может выпивка с «высшим светом» вымоет эту дрянь из меня. Поэтому я согласился на пиво, уселся за стол и слушал все, что там происходило.

Томас, его девушка Сериния и ее подружка Анабэль были второкурсниками. Обе девушки учились в 22А, а Томас в 21А. У 21А куратором была Лафортаньяна. Когда Томас сказал мне это, мне стало жаль его и всю 21А группу. До того момента я думал, что самый несчастный и невезучий человек на земле – это я, но узнав, что Лафортаньяна курирует группу, я понял, что ошибся. Если кого и жалеть, то только 21А.

Томас сказал, что во всем университете нет ни одного человека, который бы любил или ему просто нравилась бы Лафортаньяна, или он хотя бы был нейтрален к ней. Студенты неоднократно жаловались на нее, дальнейшие их судьбы были неизвестны, за исключением одного парня. К двадцати пяти годам он спился, лишился дома и в прошлом году были его похороны, на которые никто не пришел, даже его родители, которые жили в другом городе. Но эта история десятилетней давности, то есть, в то время Лафортаньяна не так зверствовала, как с нами. Томас сказал, что эту дрянь никогда в жизни не выпрут с работы – она считалась ценным сотрудником и не просто сотрудником – она была доктором наук, председателем каких-то ассоциаций, вице-президентом сообщества. С такими званиями и характером тяжело было спорить. Поэтому сейчас студенты воспринимали ее, как данность свыше, что-то должное, ну или как сраные тернии, успокаивая себя тем, что дальше будут звезды…наверное.

У 22А куратором был некий Ностраль, профессор по праву. Анабэль сказала, что мужик он был не плохой, иногда даже рассказывал интересно, но он даже тройки не ставил: у него либо пять либо два. «Очередное университетское чудо», подумал я. Это «чудо» должно было начаться у нас на втором курсе, то есть через два ничтожных месяца. Конечно, я сильно обрадовался пополнению списка очередным гондоном, который сократит мое время для сна еще на сраные полтора часа и поставит «зачет» Люциферу за красивые глазки.

Я так же узнал, что Трокосто – двуличный маргинал, который кошмарил весь университет, кроме группы, в которой являлся куратором, то есть кроме нашей 1А. Как выяснилось, он очень любил свою группу и на всех советах профессоров защищал каждого дебила, который где-то сплоховал. А адвокат-защитник из него был просто бесподобен, так что, наверное, можно сказать, что нам катастрофически повезло!

Всю ночь Люцифер, слушая рассказы старшекурсников, обнимался с Анабэль, которая явно была в курсе, что за животное представлял из себя мой брат. Но я видел по ее лицу, что ей нравилось с ним обниматься и целоваться. Сраная харизма брата! Я улыбался, иногда поражался, слушая все эти истории и пил пиво.

К пяти утра я был изрядно пьян, да чего уж там, я был в стельку! У нас оставалось где-то около двух часов, чтобы поспать и мы решили воспользоваться ими. Уже, будучи на втором этаже, мы пожелали друг другу спокойных двух часов и разбрелись по комнатам: Томас со своей девушкой пошли в комнату матери, брат, понятное дело в свою, прихватив с собой Анабэль. Я же молча стоял напротив двери в свою комнату. Я уже было хотел зайти, как резко развернулся и подошел к комнате брата. Оттуда слышался смех, такой приятный, весенний смех.

Может Люцифер был ведьмаком? Почему все девушки с ним чувствовали какую-то легкость? По ним даже было видно, что они – зефирные парят в розовых пушистых облаках. И делают они это несмотря на то, что заведомо знают, что хождения по зловещим облакам брата – всего лишь на одну ночь.

Я выкинул эту бредятину из головы и поскребся к нему в дверь. Через несколько секунд выскочил Люцифер уже в одних трусах. Увидев меня, он вздохнул, закатил глаза и скрестил руки на груди.

– Ну? – шепотом крикнул он на меня.

Я молча стоял, мысленно допрашивая мозг за каким хером я приперся к нему.

– Гавр, ты придурок что ли? Чего хотел? – снова спросил он, уже явно отчаявшись – время-то тикало!

– Ничего. – Сказал я, развернулся и пошел к себе в комнату.

Внезапно я почувствовал руку, сжимающую мое запястье. Гуттаперчевый Люцифер, черт его побери!

– В чем дело? – спросил он уже серьезно.

Я боялся что-либо говорить ему, потому что «что-либо» было опять о Розе, а у меня сложилось четкое мнение, что я уже жутко затрахал брата вопросами о Розе.

– Я хотел, чтобы ты мне честно ответил на вопрос… – начал я, разглядывая его глаза.

Он улыбнулся и отпустил мою руку.

– Нет, я не люблю Розу, да, я хотел бы ее, как женщину! – выпалил он.

«Он хотел бы ее, как женщину» – ну, честность Люца порой сводила меня с ума, хорошо, что в этом предложении стояла скотская частица «бы», а то я бы разбил ему морду.

– Я не это хотел знать…

– О, значит, у нас может, наконец-то, выйти интересный разговор не о Розе! – Люц улыбнулся, а я в очередной раз понял, что я – идиот.

Сколько раз я говорил себе не разговаривать с Люцифером о серьезных вещах и каждый раз я, как что-то чрезмерно тупое, тащился к нему и разговаривал.

– Вообще-то…он о Розе, я просто хотел задать один вопрос…

– Твою мать, давай уже, задавай! – Люц снова улыбнулся и нервно начал топтаться с ноги на ногу.

– Если бы Роза пришла к тебе и сказала, ну…эээ…что она хочет быть с тобой и все такое, чтобы ты ей ответил? – я снова посмотрел на лицо брата.

– Ну, я бы ее трахнул, а потом сказал: «извини, но не могу быть с тобой, это слишком болезненно для брата!» – Ответил Люцифер с легкой улыбкой на роже.

– Я серьёзно! – у меня снова сжалось сердце, услышав очередную шутку.

А вдруг он не шутил? Люц вполне мог оказаться с ней в постели… Для него секс – это как для собак задницу понюхать друг у друга – ничего личного, просто способ познакомиться. Для меня же Роза была любовью всей моей жизни, а секс с ней, как элитное поедание священной амброзии. Меня бесило, что Люц так говорил о ней.

– Я тоже! Если она не захочет быть с тобой, чего добру-то пропадать? – Люц удивленно посмотрел на меня.

Я еле сдержался, чтобы не двинуть ему меж бровей. Сам дурак – сам пришел, спросил – наслаждайся ответом. Я ведь даже знал, что примерно он ответит мне.

– Мудак… – буркнул я и снова пошел к своей комнате.

– Это ты мудак, брат мой ненаглядный, был бы ты нормальным, не пришел бы в пять утра пьяный в жопу спрашивать идиотские вопросы! Иди, проспись, а утром запишись к психиатру! Ты болен своей Розой!

Люцифер усмехнулся, еще раз посмотрел на меня с какой-то брезгливостью и ушел к себе в комнату. Я, как тугомыслящий индюк, остался в коридоре думать о словах брата. Что он хотел сказать последним предложением? Значит ли это, что Лафортаньяна прогадала со своим планом, потому что каким бы гондоном мой брат не был, но Розу он бы не стал трогать, зная, что причинит мне боль. Или она оказалась права и Люц бы переступил через меня? Черт, ну почему с ним было так тяжело разговаривать? Почему он совершено не умел говорить понятным языком: «нет, я не стал ее трогать». Но нет же, он выговорил очередную тираду и ушел трахаться. Хотя с последним я чуть-чуть не угадал, потому что Люцифер снова выскочил из комнаты и наткнулся на меня, тряся в разные стороны.

– Опять? Ты – идиот чертов! Она уснула, пока ты тут вопрошал свои пустые вопросы! Опять из-за твоей тупой башки и такой же бабы, я без секса остался! Я ненавижу твою занозу, а тебя уж тем более!

Люц прекратил меня трепать. Я ржал. Подавливая в себе громкие звуки, я просто ржал над ним. Люцифер снова сказал, что я – идиот, тоже поржал и пошел спать. Я вошел в свою комнату. Роза все также спала. Я быстренько залез под одеяло и уснул.

Через два часа я услышал ненавистный будильник. На мгновение мне даже показалось, что я ненавижу звук этой несчастной пищалки больше, чем Лафортаньяну. Но это было только мгновение, потому что дальше начался сущий ад. Роза попыталась поцеловать меня и учуяла перегар…и я пожалел, что глаза открыл.

– Ты что, пил? – взвизгнула она. – Когда ты успел нажраться?

– Я не нажрался. С Люцом…

– Опять с Люцом? – визг продолжался и с каждой буквой он становился все громче и громче. – Значит, никакая голова у тебя не болела? Ты меня обманул! Я просидела с тобой весь вечер, даже не подготовилась к семинару! Я думала, что тебе плохо! Как ты мог?

– Мне стало лучше ночью…

– Да? И поэтому ты решил нажраться?

– Не кричи, пожалуйста, у нас гости…

– Какое мне дело до твоих гостей? Я почему должна ущемлять свою жизнедеятельность? Гости должны уходить домой ночевать, а не тебя с братом спаивать!

Почему-то я не был удивлен такому утру. Ведь у меня было похмелье, а это означало, что рядом должна появиться пила, которая отсадомирует мою и без того больную голову.

Я так ненавидел Розу в тот момент. Я просто мечтал, чтобы что-нибудь ее заткнуло. Мечты, сука, имеют свойство не сбываться. Роза верещала, как заведенная игрушка с браком, я ползал по комнате и пытался одеться. Наконец, мои нервы не выдержали. Я бросил рубашку на пол, подлетел к орущей девушки, крепко схватил ее и зажал рот.

– Роза! – прошептал я. – Если бы ты только знала, как у меня болит голова. Если бы ты только знала, как сильно ты сводишь меня с ума в данный момент. Скажи мне честно, ты бы стала себя так вести дальше, зная все это? Что мне надо сделать, чтобы ты замолчала? А? Пойми ты одну простую вещь, я хотел посидеть с братом и его друзьями, почему я не должен был этого делать? Ты спала, мне было скучно! Я никого не убил, не обокрал, не обманул, я всего лишь выпил пива! Это не повод, чтобы сейчас визжать, как бешеная свинья!

Я смотрел в ее глаза: они были полны страха, ее дыхание было учащенным, я мгновенно проклял себя мысленно. Я напугал свою любимую девушку – а это уже не в какие рамки не годилось!

– Прости… – прошептал я, не отпуская ее.

Я просто боялся отпускать ее. Я боялся, что она начнет плакать, так как в ее глазах стояли слезы; боялся, что она выбежит на улицу или сделает еще какую-нибудь жуть, чего мне бы не хотелось, чтобы она делала.

– Отпусти ее! – я услышал за спиной.

Голос Люцифера спустил меня в реальность. До меня окончательно дошло, что я натворил. Я выпустил Розу и начал монотонно говорить «прости». Девушка отскочила от меня и все-таки разревелась, сквозь жуткие вздохи, проклиная меня. Я закатил глаза и попытался подойти к ней, но она схватила одежду и, прокричав, чтобы я не смел дотрагиваться до нее, выбежала из комнаты. Я хотел себя как-нибудь обозвать, но беда была в том, что мне ни одного подходящего слова на ум не приходило. Жалкий урод –самое нелепое слово, равносильно «солнышко», я не мог себя так обозвать.

– Ты чего? Рехнулся? – Люц подошел ко мне.

Мой мозг начал обрабатывать информацию дальше. Какого это черта мой брат оказался в моей комнате и заступается за Розу? Чтобы на хрен это значило?

– Она достала меня…

Я никогда не думал, что такие слова когда-либо появятся в моей голове, не то, что вылезут из моего рта. Да, пусть Зевс мечет в меня свои сраные молнии, мне плевать, но она правда достала меня своими воплями. Конечно, я не должен был хватать ее, но я не мог придумать ничего лучше, чтобы заткнуть ей рот.

– Это было круто! – прошептал брат и похлопал меня по плечу.

Я дернул плечом и повернулся к нему.

– Кого черта ты здесь делаешь? – спросил я, рассматривая его лицо.

– Э…полегче! – сказал он и отошел от меня. – Я просто услышал, как она истирит, решил заглянуть, увидел, что здесь творитс, со спины мне показалось, что ты ее убиваешь. А я совсем не хочу, чтобы тебя посадили!

–…Я урод…

– Ну, по крайней мере, ты миловидный урод! – уточнил брат, стоя у двери.

– Ты как всегда…пойду вымаливать прощения!

– Ага, давай…может еще недельку без нее поживем? – юморил брат.

– Заткнись и иди одевайся! – шикнул я на него, проходя мимо.

То, что творилось у меня на душе, было даже невозможно описать. Я ненавидел себя, свою несдержанность, свои глупые движения. Как меня раздражало то, что порой ноги и руки двигаются без приказов головного мозга. А что делает мозг в такие моменты? Спит что ли на хрен? Как я мог допустить такое? Ее глаза не выходили у меня из головы, я никогда не думал о том, что такое вообще возможно… Столько чувств в ее больших голубых глазах… Я проклинал себя, ненавидел…

Я спустился в гостиную. Роза сидела на диване с поджатыми ногами. Я тихо подошел и сел рядом. Она не шевелилась, смотрела на меня таким взглядом, словно я ее предал, подставил и всю жизнь испортил. Она все еще плакала.

– Прости… – тихо сказал я и положил ей руку на колено.

Роза вздрогнула и молча таращилась на меня.

– Прости, я не хотел пугать тебя…

– Ты совсем невменяемый? – прошептала она, вытирая слезы.

Ну, что сказать, я чувствовал себя полным мудаком. День обещал быть, просто мать его, божественным.

– Роза, прости…Я не должен был этого делать. Не знаю, что на меня нашло. Я просто потерял контроль…и даже не понял, как это случилось, просто прости…

– Бла…бла…бла! – смешок Люцифера прервал все мои ничтожные старания.

Роза быстро поцеловала меня, вскочила на ноги и начала просто морально уничтожать Люца. Он стоял, улыбался и разглядывал ее заплаканное лицо. Не знаю, за каким чертом приперся брат, но ситуацию он ослабил.

Честно, я даже не надеялся, что Роза так быстро простит меня. Я думал, что ее обида будет длиться как минимум неделю. Все-таки она была охренительным чудом в моей жизни, без которого я бы просто померк. Мои поступки выбешивали меня, но я не мог потерять это чудо из-за своей тупой башки, которая слишком медленно думает и не контролирует тело.

Наорав на Люца, Роза убежала наверх, я за ней. Люц пошел на улицу, провожать ребят. Мы уже десять минут назад должны были выехать в университет, но в связи с утренними разборками, мы опаздывали.

Томас и его подруги уехали на своей машине, видимо, тоже в университет, так как Анабэль и Сериния судорожно собирались, не обращая внимания на разборки.

Я тут же представил, какой это дурдом был на самом деле: две девушки в нервяках собираются в университет, хаотично уничтожая следы бодуна на лице, в комнате валяется парень, который отчетливо понимает, что надо встать, но он ни хера не может пошевелиться; два придурка ругаются, а потом вымаливают божественное прощение, и последний идиот ходит и ржет над всеми. Студенты собираются в университет! Прибывая в межконтинентальном хаосе собираться легче…азартнее!

У нас был семинар у профессора Фрайфроза. Об этом дяде и его предмете я еще не рассказывал. Значит Фрайфроз – высокий, ухоженный мужик, я бы, наверное, сказал, что даже атлетического телосложения, с лысой головой, в очках, только не круглых, с аккуратно подстриженной бородой, всегда в костюмах и интересными галстуками. На этих убогих кусках тряпок в виде анти геометрического ромба были различные узоры, порой очень даже милые и забавные. Этот «светская львица» в мужском обличье вела предмет под названием «Мода и человек». Говорящее название, что тут еще сказать. Вот только речь шла не только о моде в значении, какую и куда надеть шмотку, а о моде в целом. Профессор однозначно восхищался своим предметом, искренне пологая, что общество без моды не сможет существовать.

Мы опоздали на двадцать минут, из двух часов пары – двадцать минут это фигня. Подойдя к кабинету, Люц постучался и вошел, мы за ним.

– Стоять! – крикнул профессор, поднимая глаза на Люца, так как он шел первым.

Мы, выстроившись в очередь, остановились. Вот он, самый опасный момент, когда надо стоять, делать несчастное лицо, а вместо этого хочется ржать. Ей-богу я еле сдерживал утробные и глупые смешки, которые смогли бы обеспечить нам злополучную жопу, заржи я погромче. Но мне очень хотелось хихикать…

– От пары прошло двадцать минут, ваша наглость имеет границы? О, мисс Фреч! Прискорбно видеть Вас среди этих скверных мальчишек, которые тащат Вас на дно…

Ох, где-то я уже слышал эти высокопарные слова в мой адрес… Но в тот момент я был чертовски счастлив, потому что прозвучало «скверных мальчишек» а не «сволочь Гавриил». Наконец-то мы с братом были одинаковыми моральными уродами! Первая приятная новость за весь день! Как же замечательно, когда прибываешь в хреновом положении и не в гордом одиночестве.

– Вы в курсе, что сегодня последний семинар? – Фрайфроз уставился на нас троих.

– Правда? – воскликнул Люц, округлив глаза и посмотрел на меня, затем на Розу:

Она-то уж точно знала, что тот семинар был последним.

– Простите, сэр… – протянула она.

– Мисс Фреч – «Влияние моды на общество». Идите готовьте ответ. Братья Прей! Люцифер готовит вопрос «тенденции моды», Гавриил – «Восприятие моды человеком». Быстро по своим местам. И, кстати, Гавриил, не садитесь рядом с мисс Фреч, пусть у Вас будет шанс воспользоваться своей головой.

А вот это уже была хреновая новость того утра… очередная. У меня был бодун, я чуть не поругался с Розой, я не выспался, у меня был последний семинар и к тому же я должен был ответить на какой-то сраный вопрос, который решит мою дальнейшею судьбу: быть допущенным до экзамена или нет. Такого гнилого утра у меня еще не было.

Я взял свою тетрадь без имени и сел с братом на последней парте. Роза уже судорожно строчила свое пятерочное «сочинение». Люцифер с превредной улыбкой пялился в парту, а мне уже было не смешно…

– Когда же ты начнешь встревать в свои идиотские беды самостоятельно, не втягивая других туда же? А? Гавра? – шепотом спросил Люцифер.

Вопрос действительно был актуален, но не совсем вовремя. Причем хотел бы я специально втянуть кого-то в грешные приключения, никогда бы не сумел. Просто так получалось, что все оказывались рядом со мной не в то время.

– Я тебе еще утром сказал, отвалить от меня!

– Люцифер! Я сейчас Вас выгоню! – Фрайфроз посмотрел на меня гневными глазами.

Вот те на! Люц тихо усмехнулся.

– Этот педантичный мудак даже не различает нас, но четко уверен, что выгнать надо именно Люцифера. Он даже не задумывается о том, что вторая рожа под названием Гавриил виновата сегодня во всех сраных грехах! – злобно прошептал брат, обидевшись на резкое предупреждение профессора.

Я же безумно желал воткнуть ему в руку ручку, лишь бы он только заткнулся. У меня было похмелье, назойливый брат, тупой вопрос от профессора и студенческая жизнь. Я отвернулся от навязчивой рожи и начал обдумывать ответ на внезапный вопрос. Несчастные двадцать минут приговорили меня к написанию очередного идиотизма.

«Восприятие моды человеком» – ну что за идиотский вопрос? Обидится ли профессор, если я дам такой же идиотский ответ? Мода – какое гадкое слово. Я бы сказал, что «мода» –современное оправдание гнилым поступкам людей. Курить – модно. Пить – модно. Быть педиком – модно и так далее. Порабощение тупых людей, хавающих сказ свыше, а на самом деле от таких же дегенератов, которые с чего-то решили, что именно они идеально разбираются, какое говно засунуть себе в рот, какое в задницу, а какое надеть. Так называемые мелкие корольки цветовой палитры: что-то вякнули в экране и публика в виде безмозглых горожан, словно по взмаху волшебной палочки, все такие, твою мать, модные, что аж тошно становится. Мода – не безграничное пространство своих собственных желаний и действий, наоборот, это то, что ограничивает тупого человека. Человек тупой только тогда, когда хочет быть тупым, а мода превосходненько диктует «умному» человеку, как правильно вписаться в круги херовых эстетов и натюрмортных педантов. Человек даже не замечает пагубного влияния. Да и правильно! Зачем? Вступаем в ряды с одинаковыми прическами, шмотками, цветами… Вступаем в ряды одинаковых! Не забываем при этом громко и звучно орать: «я – сраный индивид. Я – совершенство!». О боже, я только умоляю таких самоуверенных говнюков не оглядываться, чтобы они не разочаровались, увидев еще парочку таких «совершенств».

Ох, до чего был интересен вопрос, как же человечество воспринимает моду! Я, черт побери, в жизни не слышал интереснее вопроса! А ответ-то какой на него у меня был уникальный! Отлично человек воспринимает моду, всасывает, как самый лучший пылесос…без разбора. Пофиг что, все давайте: пылинки, мусор, ворсинки, мне все надо!

Я сидел и грыз ручку от злости, думал о том, что модно. Внезапно я понял, что мода – это не плохо, плохо то, что правят ей мудаки! Если бы они делали все наоборот, например, говорили бы, что выращивать деревья – это модно. Вырасти куст – и тебя полюбит лучший парень или убивать живодера – это модно, убей трех, четвертого подарят друзьями… Как-то вот так творилось у меня в голове.

Благодаря тупому вопросу я понял еще кое-что. Я рассказал Фрайврозу все свои мысли с точность да наоборот, за что получил твердую четверку. На самом деле я был несчастен из-за того, что мне приходилось искажать свои мысли, но видимо для этого случая работала Лафортаньяна, которая, не переставая заявляла, что мы – всего лишь экскременты – а они обычно не отличатся друг от друга. Я был польщен!

Люцифер сдал этот семинар судя по всему по тому же принципу, что и я, только у него была пятерка. Это уже априори. У человека, которого не было даже тетрадки без названия, только ручка, и то не его, стояли одни «честно заработанные» пятерки. Больше всего, мне кажется, его ненавидела Роза: ведь она усердно училась, заучивала всю ту чушь, которую несли профессора, ходила на все пары, короче она заслуживала свою ничтожную пятерку.

Люцифер же прожигал каждый день, словно это был его последний день, конечно же, нормальный человек, думая, что это его последний день вряд ли подумает об учебе. Соответственно Люцифер думал об учебе в самую последнюю очередь, это только если хорошо думать о Люце. Но дело в том, что у него тоже была пятерка. Видимо одному мне было насрать, что мне поставят, ибо я хотел получить тот несчастный диплом, чтобы хотя бы не разгружать вагоны.

Мы стояли и обнимались с Розой, а мне казалось, что от нее исходит какой-то небрежный холодок. Может, это было некое отвращение, ведь прошло не больше трех часов послей моей утренней выходки. Может она ненавидела меня? Мне было совсем не по себе. В голову снова вернулись слова Лафортаньяны и я, наверное, совсем безнадежно, полагал и свято верил в то, что эти слова не вернулись в голову Розы.

– Как же ты меня напугал сегодня утром… – прошептала она, поднимая голову.

Ну конечно, я понял намек – надо еще раз извиниться и все такое. У меня почти прошла головная боль и я, с улыбкой на губах, приготовился извиняться, обзывать себя всяческими мудацкими словами и говорить о ее ангельском происхождении и том, что она выше, чем любая неприкосновенная личность.

– Я даже не думала, что ты так можешь разозлиться… – продолжила она и почему-то улыбнулась.

Я-то вот совсем не думал, что это смешно, а она улыбается. Совершенно уникальная и очаровательная девушка! Я пытался извиниться, а она перебивает меня и говорит какой я, оказывается, непредсказуемый!

– Да я сам не знал о себе такого… – смущенно ответил я, обнимая ее и прижимая к себе. – Не хотелось бы, чтобы мои познания самого себя происходили экспериментами на тебе…

– Я надеюсь, такого больше не повторится? – Роза снова уставилась на меня.

Я кивнул головой и улыбнулся. Я снова был самым счастливым человеком. Но все-таки, не так глубоко в моем подсознании кишмя кишели вопросы о геройстве моего брата, и они не давали мне покоя. Мне правда хотелось верить в то, что Люц оказался в моей комнате только благодаря своей мягкости… Ха-ха! Что-то не то ведь.

Вокруг пели птички, солнце только входило в зенит. Шла вторая или третья неделя июня. До конца семестра оставалось неделя или две. Я решил не омрачнять тот замечательный день мыслями о коварных планах брата, если таковые вообще имелись, а не в очередной раз мое воображение глумилось надо мной.

– Как тепло… – мурлыкнула Роза и сама прижалась ко мне, выдыхая сизый дым. – Солнышко такое теплое, мягкое… А давай сходим в парк после пар? Там, наверное, так здорово: травка мягкая, солнце, запахи жизни! Давай?

Я смотрел на нее: как же она радовалась, цвела и была вся пропитана это радостью, ее тело словно искрилось от ее страсти к лету. Лето – любимое время года Розы. Я понимал ее детскую, чистую радость. Разве я мог отказать ей в прогулке? Конечно же, нет! Я даже не стал напоминать ей о том, что на следующий день у нас был последний семинар у Трокосто, который, тыкая пальцем в небо, вызывал студентов к доске и задавал им разные вопросы. Я не стал напоминать о том, что на следующий день у нас был семинар у Рене…семинар у Алогэ… На хер все семинары, когда я мог спокойно гулять с Розой по парку, держа ее за руку.

Мы докурили сигареты и пошли на физкультуру: я должен был хотя бы третий раз появиться в спортзале за весь семестр. Профессор Бакасо – здоровенный мужик, напоминал мне огромный шкаф, сделанный из бетона. Я сам по себе был не маленьким, но по сравнению с ним – мне казалось, что я похож на клопа-переростка. Девушки же на его фоне смотрелись, как мелкие тли. Он вообще был, можно сказать, агрессивным мужиком, но его отношение к девушкам вызывало во мне некое чувство солидарности.

Когда он свистел в своей незаметный по сравнению с ним свисток (хотя мне кажется, лучше бы он орал, было бы забавнее), все две группы начинали бежать.

Две группы – это обычно около пятидесяти человек. Зал в университете был просто огромен, так что там могло еще пятьдесят человек побегать. Бакасо изначально говорил, что все бегут десять кругов для разогрева, но девушки бегут семь, дальше садятся в центр круга и отдыхают, пока неудачники-мальчишки добегают свои оставшиеся три круга.

Если Бакасо говорил приседать, это автоматически означало, что девушки приседают в два раза меньше. В общем, чего бы он не скомандовал, девчонкам все меньше. Мне казалось это правильным. Почему пятидесяти килограммовая девушка должна наравне со ста килограммовым парнем выполнять физические упражнения? Я не был против женской борьбы за какое-то равноправие с мужским полом, меня, как представителя мужской части, это смешило. Девушки должны стремиться к равноправию, но в пределах разумного. Хотя Бакасо, например, точно знал, что никаким равноправием между двумя полами и не пахло. Честно, я был согласен с ним.

Переодевшись, мы спустились в зал. Ну да, две группы, с учетом того, что это было предпоследнее занятие, пришли почти все, даже Люцифер. Вот для него спортзал – раздолье женских тел. Я никогда особо этого не понимал, почему девушки на физкультуре всегда стараются выглядеть, как опытные стриптизерши в коротких шортах, и таких же топиках, оголяя свои нежные тела. Естественно, девчонки в нашем спортзале ничем не отличались от других девчонок по одежде. Поэтому Люцифер заходил в зал уже с открытой пастью и капающими слюнями, выбирая какую из гуттаперчевых дам потрогать.