Текст книги "Ангелы"

Потом я вспомнил о Мелише, которая чуть ли не ежедневно ошивалась у нашего дома. Я думал о ее безумных чувствах ко мне. Зачем ей это надо было? Могла ли она отказаться от них или ей действительно некуда было отступать? Стоило ли мне жалеть ее или надо было поучиться безразличному подонству у брата? Я тоже не хрена не знал ответы на эти вопросы.

Я жил одним ничтожным днем и каждый вечер просил кого-то, чтобы следующий день не сделал из меня инвалида из-за того, что я не обдумал его. Я ходил и улыбался, свято веруя в то, что моя жизнь чертовски беззаботна… Я хотел, чтобы она оказалось такой. Глядя на Мелишу в течение двух месяцев, я ходил и думал, что слишком одинок, чтобы испытывать к ней жалость. И к тому же я полагал, что ей вовсе не жалость моя была нужна, а кое-что другое, чего у меня имелось в одном экземпляре, и тот я уже отдал Розе.

Люцифер же по началу пытался дать ей нечто другое, но Мелиша словно святой стала, она не принимала от него секс. Он злился, с каждым разом все сильнее и сильнее. Я думал, что он вот-вот пошлет ее куда подальше, но нет, Люцифер строил из себя джентльмена. После ее очередного отказа, он улыбался свойственной ему саркастической улыбкой, целовал ей руку и говорил «принцесса, я добьюсь вашего расположения». Затем следовал жуткий смех и Люц уходил. Но он не раз приходил и умолял меня послать Мелишу, чтобы она больше не ошивалась у нас в доме, но я так не мог.

Я не раз говорил ей, что между нами ничего не может быть. Объяснять влюбленному человеку слово «нет» равносильно разговору с любимым песиком. Он также смотрит тебе в глаза и хер когда предаст, и совершенно неважно, что ты при этом ему говоришь. Мелиша улыбалась, кивала головой, плакала при этом и говорила «я поняла», а через час я снова читал ее смс-признания.

Я думал о предстоящем учебном годе. Что это будет за ужас и как бы пережить его без жертв? Я пытался представить, что какой будет год, тяжелый или не очень? Одному я точно радовался: нам оставалось четыре года.

Роза прилетала ровно за неделю до начала учебы. Получилось, что за все летние каникулы мы вместе провели не больше четырнадцати дней. Что ж, не густо.

На следующий день мы с Розой поехали в университет узнать проклятое расписание.

Роза два часа собиралась, прихорашивалась, красилась, долго выбирала чего надеть.

Вообще Роза и гардероб – это отдельная тема. Более женственной девушки, чем она, я еще никогда не видел. Роза никогда бы не вышла из дома не накрашенная, не расчесанная или плохо одетая. Неухоженная и грязнуля – это не про нее. Она всегда превосходно выглядела, независимо от ее настроения. Поэтому в шкафу она могла сидеть сколько угодно, пока не подберет одежду. У нее был вкус. То же самое и с косметикой. Одна нарисованная не так черта – все, скулеж, смывка и нервы. Вот что меня вроде и забавляло, иногда злило, но, в общем, я просто молчал и делал вид, что ничего не видел, чтобы не попасть под горячую руку. Горячая рука Розы – опасная херня, я мог стать виновным в том, что у нее закончилась тушь.

Так что в течение двух часов я с улыбкой наблюдал, как она красится: я же два месяца этого не видел, соскучился. Я даже не хотел спрашивать, чего она так выряжается…это было обычным.

Как только она была готова, мы поехали в университет. Вот чего я не хотел видеть всю свою жизнь так это университет и его профессоров. Я совсем не отдохнул от этого ада за два месяца. От него просто было невозможно успеть отдохнуть, навязчивая блоха целостных воспоминаний не оставляла меня в покое.

– Ой, я так соскучилась по учебе! – с блаженством сказала Роза, пока мы ехали.

– Что? Нет! Роза! Этого не может быть! – улыбнулся я, наивно пологая, что она шутит или пытается меня разыграть.

– Что? – она удивлено посмотрела на меня. – Я, правда, соскучилась. Мне ужасно надоело бездельничать. Я все лето пыталась заниматься, но мне этого мало. Тебя совсем не интересует учеба? Гавр, так же скучно жить! – она провела пальцем по моему плечу.

По спине пробежались мурашки, приятные и веселые мурашки. Я тоже улыбнулся, с ужасом обрабатывая ее информацию. Как можно было скучать по кощунству, о котором рассказывали в университете? Может Роза на солнце перегрелась, пока у бабушки была? Она ведь приехала очень загорелая!

– Наверное, ты права… – усмехнулся я. – Но в моей голове очень мало места отведенного для университета.

– Почему? – удивилась Роза.

– Потому, что был бы нормальный университет, было бы и места много. Это же обязательное образование просто недостойно быть в моей голове! – я посмотрел на Розу.

Вроде она была не настроена на ссору или выяснение дальнейших мыслей. Она сказала, что это мое мнение, и я имею на него право (спасибо ей за это). Роза поцеловала меня, от чего я чуть не въехал в стоящий столб и больше мы не возвращались к этой теме, слава богу. Раз Роза соскучилась по учебе, это означало, что я еще девять месяцев с фигом не увижу ее, хоть она и будет рядом. Противная херня – чувствовать тело, чья душа забита университетскими отходами.

В университет мелькали студенты, которые также приехали узнать злополучное расписание. Эта херня волновала еще кого-то, кроме нас.

Роза тщательно переписывала расписание, а я смотрел на ее почерк, на слова, которые она вырисовывала с всякими красивыми закорючками.

Понедельник:

9:00 – 11:00 «Теория Лжи». Профессор: Трокосто. Аудитория – 207.

11:20 – 13:20 «Теория Разрушений». Профессор: Лафортаньяна. Аудитория – 309.

14:00 – 16:00 «Правоведение». Профессор: Ностраль. Аудитория – 100.

16:20 – 18:20 «Сознательность Человека». Профессор: Кретч. Аудитория – 201.

Вторник:

9:00 – 11:00

11:20 – 13:20 «Религия». Профессор: Кроул. Аудитория – 407.

14:00 – 16:00 «Соц. Ячейки (муж. часть)/Физ-ра (жен. часть)». Профессор: Алогэ, Бакасо. Аудитория – 205, спортзал.

16:20 – 18:20 «Определения Жизни». Профессор: Рэйт. Аудитория – 101.

18:30 – 20:30 «Современная философия». Профессор: Бишу. Аудитория – 204.

Среда:

9:00 – 11:00

11:20 – 13:20

14:00 – 16:00 «Мода и человек». Профессор: Фрайфроз. Аудитория – 303.

16:20 – 18:20 «Теория Лжи». Профессор: Трокосто. Аудитория – 207.

18:30 – 20:30 «Ин.яз».(итал., немец.) Профессор: Павачи, Грейд. Аудитория – 212, 208.

Четверг:

9:00 – 11:00 «Теория Разрушений». Профессор: Лафортаньяна. Аудитория – 309

11:20 – 13:20 «Соц. Ячейки (жен. часть)/Физ-ра (муж. часть)». Профессор: Алогэ, Бакасо. Аудитория – 205, спортзал.

14:00 – 16:00 «Психология». Профессор: Дьюджил. Аудитория – 302.

16:20 – 18:20 «Экономика/математика». Профессор: Лило. Аудитория – 410.

Пятница:

9:00 – 11:00 «Религия». Профессор: Кроул. Аудитория – 407.

11:20 – 13:20 «Теория Лжи». Профессор: Трокосто. Аудитория – 207.

14:00 – 16:00 «Повед. Структура Чел-ка». Профессор: Рэне. Аудитория – 505.

Вот так вот выглядело наше расписание на первый семестр второго курса. По-моему мнению там было слишком до хера Трокосто. Хотя…так же, как и на первом курсе. Видимо, научиться качественно врать – было основным предметом, который мы должны были освоить.

Также я жутко удивился тому, что в расписании появился предмет «религия». Этот проклятый университет был сборищем грешников, которых даже, наверное, ад на хрен бы послал. Для тех людей, которые преподавали там и которые выпускались оттуда, пользуясь знаниями в дальнейшей жизни, ни на земле, ни на небе, ни под землей, нигде не было места. Бог даже не предвидел такого поворота событий, что просто не додумался создать место гниения и для таких уродов. Честно говоря, присутствие подобного предмета меня напрягло по своим причинам – я не верил в Бога. Я был законным агностиком или даже, наверное, атеистом.

Роза переписывала названия предметов с невозмутимым лицом. Слишком много пар, и время у них было ужасным: весь день уходил на учебу.

К счастью мы не встретили никого из профессоров, чтобы эти гнусные рожи не испортили ощущение праздника в последнюю неделю каникул. Мы также не встретили знакомых, которые начали бы доставать идиотскими вопросами «как я провел лето». У меня был только один ответ на это: я безжалостно просрал два месяца. Я не хотел видеть ничего и никого связанного с университетом, кроме Розы.

***

К великому счастью первый учебный день выпал на пятницу, что прибавляло еще два выходных. Я был рад такому совпадению. Люцифер вообще не хотел идти в пятницу…типа взять отпуск за свой счет!

Я тоже не хотел, но у меня была Роза. Роза равно учеба и вынос мозга. Поэтому я решил, что Люцифер просто обязан пойти с нами. Я должен был уговорить его, чем и занимался полтора часа, ну и добился своего.

На самом деле, если бы Люц действительно не хотел бы идти, он бы не пошел, независимо от того, что я бы ему говорил. Его цель была проста до невозможности – девушки. Он пил кофе и рассказывал о своих планах на вечер, прозорливо предсказывая его. Я верил ему на 98%: пророчества брата практически всегда сбывались. Роза спешно собиралась, прихорашиваясь.

Я окинул взглядом Люцифера. На нем были надеты черные брюки, как ни странно даже отглаженные, и белоснежная рубашка навыпуск, с не застегнутым у горла пуговицами. Он принципиально так одевался, чтобы в очередной раз продемонстрировать свое недовольство разряженными студентами в первый учебный день. Я тоже был в рубашке, только в черной и в джинсах: старался сохранить нейтралитет к торжеству. На хрен надо было так выряжаться? Всем все равно похер на твое мнение! Все же такие самомнительные, слушают и слышат только себя. Ну а уж кто чего надел… ну посмотрят они косым взглядом на него, скажут, что кретин и забудут. В современном обществе ничего и никто не задерживается в памяти больше, чем на две минуты. От такой охренительной практики память просто сужается и становится совершенно невместительной. Отказ от памяти – всеобщая тенденция, набирающая обороты.

Мы залезли в наше «корыто» и поехали в университет. Я сидел в пол-оборота, разглядывал Розу. Люц же сиял от радости и предвкушения. Я не очень понимал, чему он так радовался: он уже перетрахал все, что движется в этом университете. Люц и его радость –что-то не поддающееся описанию, но очень воодушевлено. Я не хотел ломать его детские иллюзии, поэтому молча пытался порадоваться вместе с ним. Роза же не могла усидеть на месте. Всю дорогу она ерзала, беспрерывно разговаривала и смеялась. Я не мог понять был ли это истеричный смех или нормальный.

Подъехав к университетской парковке, вы вылезли из машины и огляделись: слишком много незнакомых лиц! Откуда?

Я мельком взглянул на Люца: он расплылся в злорадно-нетерпеливой улыбке и полностью завороженно прошептал: «первый курс». После этого односложного предложения я внезапно понял всемогущую тягу брата к университету. Конечно же, первый курс! Новые девчонки! Свежее мясо для Люцифера! То-то он стоял с открытым ртом и капающими слюнями, конвульсивно разглядывая все новые и старые лица…женские, в основном.

– Роза! – раздался оглушительный визг Савьяж.

Девушки обнялись и начали практически плясать на радостях, словно лет тридцать не виделись. Савьяж немного изменилась за лето.

Вообще, как я успел заметить, летние каникулы – самый жуткий пазл для студентов. Их задача в первый учебный день отличаться от самих себя, привнести что-то типа новое. Забавно, что все эти новшества и преображения происходят именно на каникулах. Это потому, что студенты уверены, что должны поразить кого-то своими охренительными изменениями: перекрашенными и подстриженными волосами, новыми шмотками (это абсолютно у всех); какие-то дешевые побрякушки с претензией на оригинальные украшения; новые, совершенно мудацкие привычки, чаще слышны в непонятно откуда приобретенных говорах, включая слова-паразиты; закосы под более взрослого и умного человека. Только вот беда в том, что студенты косят не тем местом!

Ох, до чего ж люди любят публику. Ее, несомненно, радует извращаться над своей внешностью, только для того, чтобы прийти в первый учебный день и чтобы все ахнули. Загвоздка в том, что никто не ахает, так как тоже долго наряжался, ожидая одной и той же реакции друг от друга. В результате начинается замечательная беседа-оправдание с самим собой: ему не идут эти штаны; из-за этой прически у нее уродливое лицо; да она просто шлюха в этой кофте, ненавижу. Полюби ближнего своего! Студенческая мотивация в жизни – что-то с чем-то, но со стороны забавно.

Люцифер пожирал глазами Савьяж. Я уже, честно говоря, не помнил, было ли у них чего или еще нет, но ожидалось. Мне просто была интересна цель его иступленного взгляда.

– О, Савьяж! – прошептал он, обнимая ее и прикасаясь губами к ее щеке. – А почему ты не визжишь от радости, глядя на меня? Мы с тобой тоже не виделись два месяца… Ммм?

Люцифер погрузился в лобызания, девушка улыбнулась, но не отпихивала брата. Роза снова скривилась, наблюдая эту картину.

– Фу, Гавр, ну почему это именно твой брат? А? – спросила она с какой-то надеждой в голосе.

Я кивнул головой и улыбнулся: мне самому иногда было стыдно и жутко оттого, что это был именно мой брат.

– Солнышко, прекращай ты с этой ревностью, ты же неплохо вжилась в сказку: выбрала хорошего брата, отшила плохого, чего меня трогать-то вообще?

«Началось», подумал я, достал сигареты и притворился, что нахожусь на необитаемом острове. Вокруг шумит божественное море, летают огромные стрекозы и бабочки, поют райские птицы. Белый песок обжигает мне ноги, но мне все равно приятно стоять на нем. Легкие волны подкрадываются к ногам: они хотят окатить их теплом, но я прячусь назад. Я словно играюсь с водой и она не против…

Кто такой Люцифер? Я не знаю. Я там один в ласках природы. Самый умопомрачительный секс – это с природой, после Розы, конечно же. Внезапно мне в голову ворвалась Лафортаньяна с дикими воплями: «Разрушь! Уничтожь все! Тебе ничего не надо, кроме асфальта, бетона, богатого дома и людей!». Я открыл глаза.

Перепалка между моим братом и моей девушкой продолжалась. На этот раз они ругались как-то нежно…по-дружески, что ли. Все равно я старался не слушать их, дабы не портить утреннюю мечту.

– Золотце, ты в курсе какой у нас сейчас предмет? – язвительно спросил Люцифер Розу, все также не выпуская из рук Савьяж, которая тщетно пыталась вставить хоть какое-то слово в спор, но ее все игнорировали.

– Конечно, знаю… – Усмехнулась Роза.

– Ну, так там тебя научат, как надо обращаться с ближним своим! – перебил ее Люцифер.

Я поднял глаза к небу и подумал, что день обещает быть забавным.

– У нас осталось две минуты… Может пойдем уже, там дособачитесь? – спросил я у них.

Они оба замолчали, уставившись на меня и заулыбались.

– Смотри-ка, тут оказывается мой брат! – Люц удивленно таращился на меня, словно я действительно только появился.

– О, боже…Тяжело быть придурком… – прошептал я и пошел к входу в университет.

– Тебе ль не знать насколько! – крикнул он мне вслед. – Я провожу твою девушку к кабинету?

Ха-ха! Я отрекся от ревности…почти, поэтому внутри меня все закипало от их внезапно милого общения, игривого поведения и загадочных улыбок. Я резко развернулся, подошел к брату, схватил Розу за руку и поволок ее к кабинету.

– Проводит он… – бубнил я сам того не замечая, пока Роза не спросила, с кем я разговариваю.

Я глупо поулыбался в ответ, поцеловал ее и пошел дальше.

В девять утра прозвенел звонок. Аудитория была забита: студенческая традиция приходить на первое занятие и последнее в конце семестра (новинками похвастаться же надо). Как всегда, все разряженные и счастливые, как самодовольные петухи с выщипанной жопой.

Мы с Розой сидели все на том же месте: она у окна, я – рядом. Я и рядом – тогда это, наверное, были для меня синонимами. Мы тихо шептались, я гладил ее по руке, она мурлыкала что-то в ответ. Жизнь показалась мне сраным раем. Но галлюцинации имеют свойство быстро исчезать, выкидывая разум человека в убогую реальность.

– Доброе утро! – в кабинет вошел просто огромный мужик, чертов шкаф.

На вид ему было лет сорок, то есть жеребец в рассвете сил. На рожу он, наверное, тоже был ничего, но слишком мужицкий. У него даже волосы на голове были (а то меня уже выработалось мнение, что после тридцать надо прощаться с волосами)…и густая борода. Он был одет во все черное и мне даже показалось, что-то в какую-то юбку. Внезапно до меня дошло: на нем была ряса священника. Вот же твою мать-то!

– Профессор Кроул! – объявил он свое имя низким басом, несвойственным священникам. – Вы может называть меня преподобный Николас.

Преподобный Николас? Это шутка? Я мельком оглядел аудиторию – все студенты сидели в такой же неподдельной прострации. Да и неудивительно: кто же ожидал увидеть преподобного отца в пятницу в девять утра, в университете, где учат, как уничтожить все, что окружает человека? Более того, отец собирался читать нам лекции! Какого черта? Роза тоже сидела с изумленным лицом и хлопала совиными глазами.

Да, все видели «религию» в расписании, но никто не думал, что у доски будет собирать грехи священник, рассказывая о современных ужасах.

– Как вы уже поняли и видели в расписании, предмет, который мы будем изучать, называется – религия. Христианство, протестантство, лютеранство, католицизм и так далее, обо все об этом мы поговорим на наших лекциях.

С виду он производил впечатление здравомыслящего человека, заинтересованного в том, чтобы дать студентам полноценный материал. Я был не прав.

– Если ли среди вас кто-нибудь, кто не верит в Бога? – спросил Кроул и почему-то почти что грозным взглядом окину аудиторию.

Нас там было две группы, только теперь мы были уже не 1А и 2А, а 21А и 22А. Первая цифра указывала на курс, вторая, на группу и поток. В аудитории стояла гробовая тишина. Похоже, никто еще не успел отойти от шока, увидев священника у доски. Тут мне стало интересно, и я медленно поднял руку вверх. Злобный взгляд преподобного тут же обследовал мое лицо, осыпая ненавистью. Я даже не думал, что боголюбители способны так злиться.

Люцифер хихикнул и тут я вообще чуть ли не завизжал в блаженном экстазе. Наши имена с братом…мое-то еще ладно, а вот брата: намечался аншлаг. Людям бесполезно доказывать, что наша мать была адекватна, в своем уме, когда называла нас так. Просто она считала, что на свете не существует зла и Люцифер, падший божий ангел, ступил не на ту дорожку. Но ему никто не дал шанса все исправить, вместо этого сразу же нарекли негодяем, королем ада и все такое. А кто же знает, что творилось у него в душе? И если Бог настолько беспощаден, что отрекся от своего любимца, не дав ему шанса что-либо исправить, то в такого Бога я не хотел верить! Мне такой Бог был не нужен, моему брату – подавно. Вот только наша мать свято в него верила… Это был ее выбор, к счастью, нас она не заставляла верить. Она считала, что это должно прийти само, а не вбито озабоченным фанатиком.

В общем, дожив до двадцати лет ни мне, ни брату ничего такого не пришло на ум.

– Как Ваше имя? – спросил Кроул.

Я откашлялся, встал и некоторое время таращился на него.

– Гавриил, сэр! – с долей пафоса ответил я.

Вообще для меня это уже было почти обыденной ситуаций – «Ваше имя?» – «Гавриил, сэр», и ситуация эта мне порядком надоела. Но я мог смотреть на лица профессоров часами, на их неподдельное изумление.

– Шутить Святым, молодой человек, шаг к злу! – монотонным голосом сказал профессор, словно он проповедь читал. – Как Вас зовут?

– Гавриил, сэр! – снова повторил я. – К моему несчастью, это мое настоящее имя. Вы можете проверить это в списках!

Я намекнул ему, чтобы он уже прекратил свои угрозы о божественном возмездии. Прикрыв рукой лицо, брат сидел и ждал, когда Кроул найдет мое имя, а рядом с ним имя брата, и тогда кого-то точно постигнет кара. С нами Люцифер! Ха-ха! Ну, точно, мои предсказания начали сбываться. Профессор не спеша копошился в списках, видимо, нашел мое имя, следом за ним, имя брата, после чего его лицо омрачилось до невозможности. Я думал что он вот-вот взорвется, разорется, схватиться за распятье и начнет читать молитвы.

– Люцифер? – он громко произнес имя моего брата.

С одной стороны я безумно радовался всей этой нелепой ситуации, но с другой – после звучания жуткого имени вершителя зла в преисподнии, про меня опять все забыли.

– Господи… – прошептал он, разглядывая наши лица.

Я сидел и думал, лишь бы только профессор не упал в обморок от ужаса.

– Вы…Вы…верите… – у священника были явно проблемы с речью, с мозгом, да в общем-то, со всем.

Ну, так ясное дело… Дядька в рясе пытался спросить чувака с именем Люцифер, верил ли он в Бога.

– Нет, сэр! – Люц не стал его мучать и ответил, не дожидаясь, пока священник скажет «в Бога».

Мне даже показалось, что преподобный Николас побледнел и покрылся потом после такого ответа. Я надеялся, что он не начнет изгонять никаких демонов из моего брата.

– Почему? Имя не позволяет? – строго спросил он, наконец, собравшись с силами и волей.

– Нет, сэр, мозги не позволяют! – братик как всегда был в своем скотском репертуаре.

Он решил сразу же атаковать несчастного профессора. Но преподобный-то оказался вовсе не несчастным. С каждой минутой он все больше и больше раскрепощался, видимо, понимая, что настоящий Люцифер все-таки предпочитает находиться в аду, а на паре сидела всего лишь его жалкая подделка.

– Объяснитесь, молодой человек! – сказал он строго, переводя глаза на меня.

Ого, обо мне вспомнили! Я гадко улыбнулся ему. Профессор отвел глаза и снова уставился на брата.

– Тут нечего объяснять, сэр! Зачем мне верить в то, что не существует? Это называется болезнь, описанная в закромах психиатрии! – усмехнувшись, ответил брат.

Он явно решил поглумиться над профессором. Если я молча не верил в бога и мне было наплевать на попов и священников, то брат считал их сраными фанатиками, засоряющими людские головы, которые и без того слишком засорены. Он не понимал, почему всех этих людей не прячут в дурку. Хотя из этого можно придумать замечательное оправдание. Если все-таки мозги потекут, то надо просто говорить «я – священник» и не заберут не в одну дурку. Люцифер всегда высмеивал боголюбов. Единственный человек, который верил в бога и не был осмеян братом – это была наша мать. Он уважал и любил ее, поэтому периодически просто спрашивал, а не забила ли мама на бога. Она говорила, что если человек во что-то верит, то верит до конца, до последнего вздоха и удара сердца.

– Вы считаете? – удивился священник.

Мне даже показалось, что он усмехнулся. Глупо было с его стороны начинать с братом спор. Он все равно никогда не согласится ни с кем кроме себя. А пререкаться с профессором для Люцифера было что-то вроде милого диалога на Гавайях.

– Ну, конечно, я считаю. К счастью, сейчас я не обязан верить и никто не сможет заставить. Мне есть чем заняться, а разговаривать с пустотой или как вы это называете «с богом», я считаю, не стоит моего драгоценного времени. На сумасшествие у меня есть старость, может тогда и поговорю с богом.

Преподобный опустил голову и жестом показал Люциферу, чтобы он сел. Брат не заставил себя долго ждать, шлепнулся на стул и сразу же начал что-то вырисовывать в тетрадке. Профессор же снова посмотрел на меня. Но в тот момент мне уже не хотелось, чтобы на меня смотрели и спрашивали о чем-то.

– Вы не верите в бога по тем же причинам? – спросил он с печалью в голосе.

Я мог бы ответить «да», но не стал, не хотелось снова быть кем-то, кто подыгрывает брату, я же не виноват, что его всегда спрашивают первым.

– Нет, сэр, наверное, у меня немного другие причины! Мне кажется, если бы такой бог существовал, каким его описывают, ждут и верят, тогда то, что творится сейчас в нашем мире, вряд ли бы творилось. Он бы просто не допустил даже четверти того, что происходит в данный момент. А раз это происходит, у меня складывается два мнения. Первое: бога просто нет. Второе: если он существует, то ему совершенно наплевать на эту планету, на ее обитателей, на ее жизнь. Знаете, такой бог все-таки не заслуживает веры.

– А Вы слышали про второе пришествие? Бог идет сквозь…

– А не мог бы он идти побыстрее? Был бы я на его месте, я бы бежал! А то пока он дойдет, мы тут все передохнем, причем ему даже карать некого будет!

Кроул молча испепелял меня взглядом, периодически косясь на Люца. Хотел бы я знать, что творилось у него в голове и какова была степень ненависти к нам с братом. В аудитории снова послышались признаки жизни: еще пару раз прозвучало « не верю в бога, потому…», несколько раз «я верю только тогда, когда надо верить…» и « когда мне страшно, я в кого угодно поверю». Наверное, в бога верило около 50% группы, остальные же воздержались. Атеистов оказалось поменьше, но к счастью они вообще существовали.

– Ну что, я вас уверяю, что к концу семестра вы измените отношение к Богу, грешники. Я уверен, что вы покаетесь за каждое сказанное здесь слово…и не раз. Бог очень добродушен, он умеет прощать, ваши грехи найдут прощение, если вы за них помолитесь…

Вот с того момента у меня начали сворачиваться уши в трубочку, слушая про грехи. Почему же бог тогда не обращает внимания на свои собственные грехи, почему только на человеческие? Какая чушь!

Остаток пары я любовался Розой. Она надела ободок, который я подарил ей в день ее прилета: воображение меня действительно не подвело – он и правда шел ей. Всю пару Роза улыбалась, смотрела на выступающих, снова улыбалась, но она так и не выскзала своего отношения к религии. Я даже не знал, стоит ли спрашивать ее, как она относится к богу.

Я так же был не много удивлен, почему один священник будет читать нам обо всех видах христианства. Зачем нам вообще это надо было? Может просто церковь не могла жить без вмешательств в жизнедеятельность людей? То есть полмира перестало замечать зданьице с крестом на крыше и церковь сразу же решила соваться везде и всюду. Денег что ли не хватало?

После того как прозвенел звонок я вздохнул с таким облегчением, что мне даже Лафортаньяна сказкой показалось. Все-таки, какой же мудак догадался поставить религию и как долго эта чушь собирается терроризировать нас?

– Ох, я даже не знаю с кого начать! – пока мы шли по дорожке, рядом появился Люцифер.

Он уже прикурил сигарету, хотя это категорически запрещалось (в неположенном месте) и осматривал стоящую толпу студентов…включая первый курс. Да нет, наверное, особенно первый курс. Люцифер улыбнулся: он явно нашел жертву.

– Увидимся, ребятки! – сказал он нам и направился к девушке, стоящей в одиночестве.

– Придурок! – рыкнул я и стиснул руку Розы.

– Эй! – пискнула она и дернула мою руку.

– Ой, прости! – улыбнулся я и обнял ее.

Она тоже улыбалась.

Погода была превосходная, учиться совсем не хотелось. Закон подлости: как только на улице сраная погода становится хреновее – значит, что наступили выходные, как только светит солнце, гнусные птицы распевают свои песенки – значит, пора на учебу. Ко всему прочему ужасу я еще вспомнил, что следующая пара была у Трокосто.

Я еще не успел соскучатся по почти лысому мудаку, а уже должен был снова лицезреть его самодовольную рожу. Розе, по-моему, было наплевать: она вернулась в родное гнездышко, под крылышко Трокосто и все такое. Наверное, она была даже счастлива. Только не «наверное», она точно была счастлива. Мне было хорошо оттого, что она улыбалась, так лучезарно и правдиво…я уже забыл, что такое правда в поганом университете.

Сбоку раздался звонкий смех, я посмотрел направо: Люцифер держал за руку первокурсницу, смеялся от души, поправляя ее длинную челку, показывал на небо…Роза тоже скривила недовольную рожицу, увидев этого ловеласа.

– И чего он так красуется, а? – спросила она меня, отворачиваясь от Люца.

– Не знаю, он всегда был таким. Почему тебя это так интересует и удивляет? Это же Люцифер – ничего нового…Вот, наверное, я получу по лицу несколько раз, пока братья и отцы первокурсниц поймут, что мы близнецы и бить надо Люца, а не меня.

– Ты слишком пессимистичен…

– Я слишком реалистичен, Роуз! – улыбнулся я и обнял ее. – Так происходит каждый раз, когда мы встречаем новых людей. Люц что-то вытворяет, меня бьют, потом извиняются…

– Может в этот раз все будет по-другому? – Роза улыбнулась и посмотрела мне в глаза. – Может для разнообразия случится что-то необычное…

– Ты веришь в сказки, зайчик? – рассмеялся я над ее детской верой в лучшее, которого не существовало.

– Я верю в желание и волю…тебя что-то из них подводит… – сказала она с серьезным выражением лица.

Мы докурили и пошли назад в университет, мимо нас чуть ли не галопом пробежал Люцифер с новой знакомой. Я посмотрел в след козлиному счастью и задумался о словах Розы. Она верила в желание и волю. То, что у нее было безумное желание, я уже заметил. Она жаждала получить красный диплом, и у нее не было ни одной четверки за весь первый курс. Я видел ее желание. Именно в учебе я также заметил и волю.

Сколько стоит сил, чтобы заставить себя делать дома уроки, выучить очередную херню на семинар или неделю готовиться к экзамену? У Розы была сильная воля и стальное желание…Мне не хватало ее выдержки, ее твердости и жестокости. В тот раз я впервые задал себе вопрос: «насколько же сильнее я любил эту девушку, чем она меня?». Вот это уже клиническая херня. Я ведь уже понял, что моя любовь намного сильнее, чем ее. Но что делал я? Конечно же, я искал для нее оправдание: она слишком поглощена учебой, чтобы полностью отдаться любви; она слишком устала от учебы, чтобы придаться страсти; она слишком хотела красный диплом, чтобы обратить на меня должное внимание. Хорошие оправдания? Слуга достоин господина! Главное же придумать обстановку того, что окружает, а дальше и живется как-то легче…

Трокосто почти не изменился, разве что облысел еще больше, и, как мне показалось, слегка поправился. На нем был новый костюм (ну или он ни разу не надевал его в прошлом году). Даже профессора хотят новшества и показать их всем. Костюм был хорош. Я хоть и не очень разбирался в тряпках, но было видно невооруженным глазом, что та тряпка на нем была не из дешевых. Да и что, в общем-то, такого. Я был уверен, что его зарплата позволяла купить такого качества костюм.

Профессор все также стоял у доски горделиво и с улыбкой на лице, элитной улыбкой…фальшивой! Нам бы так улыбаться – все дороги будут открыты везде. А если бы еще такой костюм, то можно было бы повеситься от такой счастливой жизни. Все больше и больше я убеждался, что люди из университета – это кладбище похороненных эмоций, как пустые деревянные куклы, жаль что они не горят в огне. Хотя сказочные куклы были значительно чувствительнее, чем Трокосто.