Текст книги "Рыцарь с буйной фантазией"

Глава седьмая

Именно об этом думала Мариша всю дорогу. Домой она прибыла без трех минут одиннадцать. То есть комендантский час, назначенный дедом, не застал ее на улице. Она так гнала машину, что пару раз чуть было не стала участницей ДТП. Но бог миловал, крушение происходило уже за ее бампером. Она могла собой гордиться. И не задумываясь потребовала от деда награды за свою точность и послушание.

– Вообще-то это для твоего же блага, – попытался увильнуть от разговора дед. – Возвращаться домой засветло.

Но Мариша уже отметила, что сегодня он был в неожиданно благодушном настроении. И не сомневалась, что долго уговаривать старика не придется. И точно. Отказавшись от позднего ужина, что поразило Маришу еще больше, дед обычно любил плотно покушать на ночь, старик уселся в удобное кресло с высокой спинкой и погрузился в воспоминания. Увы, пока молча. Теребить его просто так Мариша не рисковала.

– Дедуля, а ты точно пельмешек не хочешь? – решила проявить она заботу, не зная, как еще подмазаться к старику.

Тот лишь покачал головой.

– Твои любимые, – напомнила ему Мариша.

Вообще-то могла бы и не придумывать. Потому что если в казарме, как дед называл ее квартиру, тот требовал идеальной чистоты и порядка, то в еде он был на редкость неприхотлив. Готовые пельмени вроде «Царя-батюшки» или «Дарьи» с мясом молодых бычков были его любимым блюдом. Он их кушал с большим аппетитом и знай себе нахваливал.

– Твоя бабушка, царствие ей небесное, готовить пельмени не умела, – говорил он в этом случае. – Не знаю, в чем уж там было дело, вроде бы невелика хитрость, но теста у нее вечно получалось вдвое больше, чем начинки. Да и в начинку, сдается мне, она норовила порубить мясо вместе с костями. А уж сами пельмени! В рот не запихнешь, такие огромные.

И он с удовольствием насаживал на вилку очередное маленькое чудо, отправлял в рот и от удовольствия даже причмокивал. Ел дед пельмени, поливая их уксусом и разогретым сливочным маслом. На ночь. И при этом не толстел! Мариша, наблюдая за его поздними трапезами, буквально изнывала от зависти. Ей-то пельмени да еще на ночь глядя были строго противопоказаны. Однако дед ел с таким аппетитом и так коварно подзадоривал внучку, что Мариша никак не могла удержаться и клала себе тоже пару штучек. А потом еще пару. И в результате, как она с огорчением убедилась, талия за последние дни увеличилась почти на целый сантиметр.

Так что Мариша была даже отчасти рада, что сегодня дед решил устроить себе разгрузочный вечер. Но в то же время за тарелкой, на которой горкой были положены ароматные, посыпанные мелко порубленным чесночком и укропчиком пельмешки, было бы так удобно разговорить деда. За едой он однозначно добрел. А выпив рюмку водки, становился еще и разговорчив.

Однако сегодня обычная программа дала сбой. Дед улыбался чему-то в свои густые усы, а Мариша устроилась рядом, ловя каждое его движение. Ничего подходящего для начала разговора она придумать так и не успела. Дед заговорил сам. Правда, не совсем о том, о чем собиралась поговорить с ним Мариша.

– Вот ты у нас уже и замужем побывала, – произнес он наконец. – Скажи, одной женщине ведь жить нельзя?

Мариша откровенно растерялась. Что тут скажешь?

– Одной жить скучно, – наконец призналась она.

– Выходит, вы, женщины, замуж от скуки выходите? Ни за что не поверю!

Мариша растерялась еще больше. Но дед вроде бы и не думал сердиться. Напротив, он развеселился и даже подмигнул внучке. Мол, чего там, знаю я все ваши бабские секреты, мне-то уж можешь рассказать.

– Не столько от скуки, а чтобы было кому защищать и…

Но дед ее недослушал.

– Вот! – радостно воскликнул он. – То-то и оно! Мариша, как ты считаешь, а я еще ничего? Могу заинтересовать собой женщину, чтобы она пошла за меня замуж?

У Мариши вообще голова пошла кругом. О чем это толкует дед? У него же раритетная шпага из коллекции похищена и другие экспонаты. Он что, забыл?

– Не забыл я! – помрачнел дед. – Вот вы, бабы! Умеете человеку настроение испортить. И что тебе далась эта шпага? Вроде бы не игрушка. Что она тебя так занимает?

Мариша вспыхнула. Сказала бы она ему! Но вместо этого она спросила совсем другое:

– А как она к тебе попала?

– Обычно попала, – еще больше нахмурился дед. – У другого коллекционера приобрел.

– Выменял?

– Нет.

– Купил?

– Откуда у меня могли взяться такие деньги? – сверкнул на нее глазами дед. – Ты хоть примерно представляешь, сколько она стоит? А я честный служака! У меня таких денег вовек не было!

– Тогда как? – растерялась Мариша.

Дед молчал и сопел. Господи, до чего трудно с ним разговаривать! Ведь ни словечка в простоте не скажет!

– Как? – наконец буркнул дед. – А вот подарили мне ее.

– Подарили? Просто так подарили?

– Не знаю, может быть, красивым девкам просто так подарки и делают, а я мужчина – боевой офицер, просто так подарки принимать не приучен!

– Но шпагу тебе подарили? За боевые заслуги? Перед отечеством?

– За заслуги. Но не боевые и уж точно не перед отечеством.

Мариша вопросительно уставилась на деда.

– Вижу, что все равно не отстанешь! – вздохнул тот. – Ладно уж, расскажу. Но только учти, чтобы никому потом не проболталась. История эта хоть и давняя, а все равно нехорошо, если на свет выплывет.

Мариша тут же поклялась, что никому не скажет. И при этом ни мгновения не сомневалась, что клянется от чистого сердца. Но в то же время не сомневалась, что завтра же, если уже не сегодня, все выложит Инне. И кто после этого поймет женщину, если она сама себя не понимает?

– Был у меня один товарищ, – начал говорить дед. – Мы с ним еще в Великую Отечественную познакомились.

Мариша знала, что деду, несмотря на его крайнюю молодость в те годы, довелось побывать на войне. Он был, что называется, сын полка. Отец его был на фронте. Мать и прочих родственников, которые оставались в деревне, сожгли фашисты. А дед десятилетним мальчишкой пробился через линию фронта и разыскал своего отца. Отослать мальчика прочь отец не успел. Его вскоре убили. И ребенка оставили при полке, рассудив, что переправить обратно через линию фронта – это значит отправить мальчонку на верную смерть.

Так что дед остался на фронте и прошел почти всю войну, дойдя до самого Берлина. И даже получил награды за проявленные им, несмотря на юный возраст, отвагу и мужество.

– А потом я так и пошел по военной части. И Гришка тоже. После войны сложное было время. Наши пути разошлись. Он продолжал служить и уже полком командовал, когда попала к нам бумага, что, дескать, не погибли у Гришки родители.

– И что?

– Не погибли, а оказались в Германии. И мало того, что оказались там, так после войны еще и вернуться на родину не пожелали. И целиком, с потрохами продались западному империализму.

И подергав себя за ус, что являлось у деда признаком негодования, он продолжил:

– В общем, мерзкая та была бумага. И главное, не подкопаешься и не докажешь ничего. Родители у Гришки в самом деле пропали. А убиты они там или живы остались, то ведь никому точно неведомо было. И светило Гришке по этой бумаге ни много ни мало, а служебное расследование.

– Какое еще расследование? – возмутилась Мариша. – Он ведь со своими родителями с начала войны не виделся, так?

– Так-то оно так, – кивнул дед. – Я это точно знал. И многие другие хорошие друзья знали. Только в комиссии не они сидели. А совсем другие люди. Им Гришка никто. Они с ним из одного котелка кашу не хлебали и одной шинелью не укрывались. И из-под огня их Гришка не выносил. Одним словом, не поздоровилось бы Гришке, дойди эта бумага до тех, кому она предназначалась.

– Не поздоровилось? Но при чем тут он?

– А при том, что в той же бумаге, как сейчас помню, фиолетовыми такими гаденькими чернилами было написано, что Гришка со своими родителями связь поддерживает. И не просто из-за любви к родителям, а совсем по другой причине.

– По какой же?

– Тайны он им, дескать, в ФРГ переправляет. Шпионом, одним словом, его выставили.

И дед крепко выругался, чего в обычной жизни никогда не допускал. Потом колюче глянул на внучку и спросил:

– Теперь понимаешь? Понимаешь, чем Гришке такая бумага грозила?

– Чего не понять. Расстреляли бы твоего друга. Даже если бы это и неправдой было…

– Конечно, неправда! Гнусный навет! Да только что с того? Решили бы, что дыма без огня не бывает. И коль не расстреляли, то уж полковничьего звания точно бы лишили. Да и сослали куда подальше. На всякий пожарный случай.

– И что же ты сделал?

– А ты как думаешь?

– Думаю, что ты эту бумагу уничтожил.

– Верно, – кивнул седой головой дед. – Сжег. А вместо нее другую бумагу накатал. И не про Гришку вовсе. Чушь заведомую.

– Зачем? Разве нельзя было просто ее уничтожить?

– Все бумаги ко мне под регистрационным номером поступали. Беды не оберешься, кабы одного письма недосчитались. Вот и подсунул я фальшивку, взял такое на душу.

– А Гришка знал?

– Да. Я сначала показал ее Гришке, а потом уж…

– А он почерк не узнал того подлеца, который эту бумагу на него накатал?

– Узнал, – вздохнул дед. – Грустный такой стал. А через день ко мне пришел и сверток принес. Длинный. А в этом свертке… Ну, догадываешься, что было?

– Шпага!

– Точно! Молодец! Соображаешь!

– Ну так! – пробормотала Мариша, чувствуя, как от похвалы деда у нее приятно зарделись щеки. – Разве я не твоя внучка? И ты шпагу взял?

– Не хотел я ее брать. Думал, что это он меня отблагодарить так хочет. Чуть не прогнал его. А он меня слушать даже не стал. Присел, холстину, в которой шпагу принес, на стол положил и сказал, чтобы я не обижался, а только он знает, кто донос на него накатал. И что этот человек не успокоится, пока его не погубит.

– Почему?

– Вот и я у него спросил. А он ответил, что история эта нехорошая, темная история. И завязана она целиком на этой вот шпаге. Мол, знает Гришка, один хмырь за ней охотится. И к жене его подмазывается. То ли полюбовником, то ли просто надеется, что, когда Гришка сгинет, баба ему за бесценок шпагу продаст.

И дед затуманившимся взглядом посмотрел в далекое прошлое, где словно живой стоял его друг.

– Потому, – говорил тот, – я и прошу, чтобы ты ее у себя оставил. И ты ее хорошо спрячь и храни. Надежно храни! Хотя и понимаю, что тяжкую ношу на тебя взваливаю.

– Что ты имеешь в виду? – спросил дед.

– Похоже, проклятое это оружие. Мне оно через кровь досталось. И ко мне, чувствую, из-за него смерть придет.

– Может, ну ее, эту шпагу?

– Не могу! Тебе принес! В оба за ней смотри! Потому как дважды ее у меня уже украсть пытались. Не вышло. Так они вон чего придумали. Не хочу, чтобы этому гаду она как трофей после меня досталась. Возьми ее себе. И никому не рассказывай, что я тебе ее оставил.

У Мариши даже в носу защипало.

– И ты взял? – затаив дыхание, спросила она.

– Он мне ее вроде как на сохранение оставил, – вздохнул дед. – Только так уж получилось, что больше нам с ним свидеться и не пришлось.

– Почему?

– Следующий донос на Гришку пришел. Да уж не через меня он шел, а через другого. Перехватить пакостную бумагу я не успел, да и не знал ничего, пока Гришку не арестовали.

– И что с ним дальше было?

– Десять лет ему дали без права переписки. И это еще с учетом его прошлых заслуг и наград. Можно сказать, пустяком отделался.

– Ничего себе пустяки! – возмутилась Мариша. – Десять лет каторги ни за что ни про что!

– Много ты понимаешь! Времена тогда такие были! Людей и не за такое хватали и уничтожали. Мы тогда только с развивающимися странами дружили. Или с теми, кто, как и мы, коммунизм строил. А со всякими там Америками или Европами нам тогда не по пути было!

Мариша решила с дедом не спорить. Хотя лично ее жизнь за «железным занавесом» отнюдь не привлекала. Это же сколько пришлось советским людям упустить в своей жизни! И все без толку! Коммунизм так и не построили. Да оно и понятно, кто же дорогу в светлое будущее трупами мостит?

– А в лагере Гришка погиб, – словно подслушав ее мысли, произнес дед. – Деревом его там почти сразу же придавило. Так что свой срок он даже отсидеть и не успел.

– Ужасно, – вздрогнула Мариша. – А ты уверен, что это был несчастный случай? Вдруг его специально убили?

– Кто?

– Ну, тот человек, который на него донос написал.

– Все может статься.

– Дедуля, а твой друг, кстати, тебе не сказал, кто его враг?

Дед от прямого ответа уклонился. Вместо этого повторил, что причиной всему была шпага. Тому человеку кровь из носа нужно было ее заполучить. А Гришка отдать ее добровольно злодею не может. И тот знает, что, пока Гришка жив, шпаги ему не видать.

После гибели друга дед начал относиться к шпаге со смешанными чувствами. С одной стороны, его интриговала тайна, которая явно была с ней связана. С другой – он чтил ее как память о хорошем человеке и друге. И третье… Шпага неожиданно начала завораживать его. Никогда прежде он не думал, что кусок металла способен так привязать к себе серьезного человека, сурового служаку.

– В общем, когда все же ее у меня увели, я себя чувствовал, словно бы потерял руку или ногу. Сердце болело и никак не желало успокаиваться.

– Не переживай так, дедуль, – Мариша с удовольствием вновь повторила ласковое обращение к деду.

Но ведь раньше и он никогда не пускал внучку к себе в душу. Никогда не вел с ней таких откровенных бесед. Да и вообще, если разобраться, то все их прежнее общение сводилось к строгим нотациям или не менее строгим указаниям с его стороны. А свободолюбивая внучка отвечала ему сдержанным недовольством.

Да уж, что и говорить, Мариша не привыкла, чтобы ей указывали, как строить свою жизнь. Но сейчас она неожиданно подумала, что все многочисленные дедовские упреки, так раздражавшие ее, были вызваны лишь желанием, чтобы ее жизнь наконец наладилась. Хотя и так, как он это понимал.

– Дедуль, – повторила она уже значительно бодрей, – найду я тебе преступника, который виноват во всем.

– Ты?!

Изумление, которое промелькнуло в глазах деда, больно задело Маришу. А еще больней уколол его горький смех. Кажется, несмотря на возникшее между ними подобие доверия, дед до сих пор считал Маришу существом легкомысленным и в какой-то степени даже бесполезным. Ну как же, детей до сих пор не завела, мужа упустила. И при этом вроде бы не мучается, а вполне даже собой и своей жизнью довольна. Вот этого дед в толк вообще никак взять не мог. И приписывал все извечной бабской глупости, недалекости.

– А что такого? – нахмурилась Мариша. – Если ты мне все расскажешь, то я начну действовать.

О том, что действовать она, и не одна, уже начала, Мариша решила не упоминать. К чему лишний раз нервировать старичка и лишать его приятных иллюзий? Пусть думает, что командир в семье до сих пор он. А все, в том числе и внучка, лишь смотрят ему в рот и ждут ценных указаний.

– Ты думаешь, что я ее не смогу найти?

– Мариша! Поговорим серьезно! Когда шпагу похитили, то преступников искали. И поверь мне, искали серьезные люди. Однако же ничего не нашли!

– Потому что не там искали! – воскликнула Мариша. – Уверена, шпагу искали в Москве! А надо было искать в Питере! Тогда еще в Ленинграде!

– Работники уголовного розыска пропустили словно через мелкое сито всех, кто бывал у меня в доме!

– Значит, шпагу украл кто-то, на кого не пало подозрение. И потом, дед, почему ты считаешь, что заказчик сам взялся бы за воровство? Он вполне мог нанять профессионального вора-домушника.

Дед посмотрел на Маришу внимательно.

– Ну, допустим, так они и сказали! – неохотно признался он. – Сказали, что сработал профессионал.

– А больше он ничего не взял?

– Как это? А кортик, рапира, дуэльные пистолеты? Я ведь говорил.

– Рапира?

– Я тебе говорил и про нее! – с раздражением буркнул дед. – Да шут с ней! Грош ей цена.

– Но что-то еще пропало? – настаивала Мариша. – Из коллекции?

– Мне хватило и этого! Да твоя бабушка меня чуть ли не живьем съела, когда узнала, сколько одни только пистолеты стоят! Это же несколько моих премий!

Ага, не один Варфоломей утаивал от жены премии и прочие дополнительные доходы. Честный службист, каким был ее дед, тоже имел такой грешок. Только тратил свои денежки не на прекрасный пол, а на пополнение своей коллекции.

– Нет, я имею в виду, в доме разве не было других ценных вещей?

– Драгоценностей у твоей бабушки в те времена не было. А посуда, хрусталь и прочее мещанство у нас в доме не водилось. И тряпок у твоей бабушки разных там тоже лишних не было. Зачем? Я – человек простой. И ничего такого не терпел. Оружие – это да. Это мне было близко и понятно. А куча платьев твоей бабке и не нужна была. Все равно целыми днями дома сидела.

Мариша только вздохнула. Бедная бабушка. Прожить жизнь с таким солдафоном! Платья ей не нужны, видите ли! Конечно, лучше еще одну железку в свою коллекцию приобрести. Наверное, бабушка от души ненавидела их. Стоп, а это хорошая мысль. Уж не сама ли бабушка и наняла вора, чтобы тот украл ненавистную ей коллекцию?

Но тут же Мариша вспомнила рассказы мамы о том, с каким почтительным трепетом, близким к благоговению, бабушка относилась к деду. И Мариша выбросила крамольную мысль о предательстве родной бабушки из головы. Нет, не осмелилась бы бабушка перечить мужу. Даже таким образом. И отсутствие платьев тоже не воспринимала как личную драму. Да уж, в этом они с бабушкой совсем не похожи.

– Значит, бабушка целыми днями дома сидела? – задумчиво произнесла Мариша. – А как же получилось, что она не видела, как воры в дом лезут?

– Так это в наше отсутствие случилось. Мы на дачу уехали. А они и влезли.

– А кто знал, что вы на даче будете?

– Да все наши друзья знали, что с пятнадцатого мая и по пятнадцатое октября, дождь или сушь, а мы перебираемся жить на дачу и живем там. Всегда так было! Мы этого и не скрывали. Твоя бабушка и дети до пятнадцатого октября жили на даче, а потом перебирались обратно в город. Я давал им свою служебную машину. Шофера. И денщика, который помогал собрать и перевезти вещи.

– Денщик не мог стать наводчиком?

Дед покачал головой.

– Простой парень. Из своей деревни прямо ко мне. Откуда у него связи с уголовниками?

– Его могли подкупить. Напоить и разговорить.

– Никуда из казармы не выходил. И вообще я пьющих людей у себя не терпел. Так что не могло такого быть, чтобы он вдруг напился, а я бы этого не знал.

Как же трудно расследовать дело, которое приключилось почти тридцать лет назад. Почему-то Мариша не сомневалась, что умей она тогда хотя бы говорить, то взялась бы за расследование и довела бы его до победного конца. Вытрясла бы из этого денщика, с кем он общался. Девчонку бы его потрясла. Со всеми бы знакомыми деда переговорила, но виновного и шпагу тогда же нашла бы. А глядишь, и второе преступление – убийство Варфоломея – тоже предотвратила бы.

Но не беда! Сейчас-то у нее все козыри на руках. Ну, или почти все. Очень настораживал Маришу тот факт, что из коллекции деда пропало только четыре экспоната. Но оказалось, что этому есть вполне понятное объяснение. Неизвестно, по какому признаку компоновал дед свои экспонаты, вероятно, по личным симпатиям, но эти четыре украденных предмета находились в одном месте. И воры, не пожелав рисковать и рыскать по квартире, их и прихватили.

– А что сейчас говорят в милиции по поводу кортика, рапиры и дуэльных пистолетов? Есть шанс их отыскать?

– Если только случайно, – буркнул дед. – Вроде того, как получилось со шпагой.

– Не надо как со шпагой! – содрогнулась Мариша.

– В милиции считают, что эти предметы либо осели в чьей-то частной коллекции. И тот человек прекрасно осведомлен, что вещи краденые, не афиширует их и вряд ли когда признается, что владеет ими. В этом случае есть надежда, что после его кончины наследники захотят избавиться от коллекции. И тогда, возможно, что-то и выплывает на свет божий.

– Либо что? Какой вариант возможен еще?

– Либо эти вещи просто где-то спрятаны, а человек, который их спрятал, и есть покойник, этот Городовой. И тогда найти похищенное вообще не представляется возможным.

Мариша и дед проговорили до глубокой ночи. И спохватились, только когда часы показывали начало второго.

– Маришка! Немедленно в кровать! – вскинулся дед. – Завтра тебя не добудишься!

Марише даже смешно стало. Кажется, дед все еще считал ее маленькой и нуждающейся в его заботе девочкой. Вот уж ирония судьбы. Когда она в самом деле нуждалась в нем и его покровительстве, его рядом не было. Отца, отметим это как бы между прочим, тоже. А теперь, когда уже не она сама, а скорей дед нуждается в заботе и уходе, он вздумал проявить свои лучшие качества.

Но спорить с дедом Мариша не стала. Она и так вытянула из него больше, чем надеялась. И потому покорно отправилась почивать на свою огромную, почти квадратную кровать, на которой комфортно и вольготно могли устроиться три взрослых человека.

– Кстати, Мариша, – остановил ее дед. – Возможно, что завтра я у тебя ночевать не буду.

– Ты уезжаешь?

И Мариша с удивлением обнаружила, что ощущает нечто вроде разочарования.

– Никуда я не уезжаю, – почему-то пряча от нее глаза, произнес дед. – Просто встретил старых знакомых. Они меня к себе пригласили. Просидим мы с ними допоздна. Ну, я и подумал, чего мне обратно поздно вечером торопиться, тебя тревожить?

И смущенно глянув на внучку, дед закончил:

– Так что ты меня завтра вечером не жди, сама ложись спать.

Мариша пообещала, что завтра ждать она его не будет. А про себя подумала: выспаться она и сегодня сумеет. И завтра целую ночь предоставленной ей свободы использует для куда более интересных и полезных дел.