Текст книги "Король Шломо"

– Нет, не поэтому. На новый круг жизни кошки возвращаются такими усталыми, что всё время спят и никак не могут отоспаться. А жизнь им отпущена короткая. Я думаю, моя кошка завидует мне и мечтает: «Когда-нибудь боги дадут и нам такую же длинную жизнь, как у людей. Сколько прекрасных снов мы тогда сможем увидеть!»

Перед тем как караван двинулся в обратный путь, Тимна ещё раз зашла в Дом леса ливанского погладить свою кошку, остававшуюся в Ерушалаиме.

Царицу Шевы провожал весь город.

Один из придворных, сопровождавших царицу Шевы, рассказывал по возвращении домой:

– В порту Эцион-Гевер на обратном пути из Ерушалаима мы увидели цорский торговый караван из пяти кораблей. Это были большие суда с треугольными парусами и двумя рядами гребцов. Они привезли ветки камедного дерева, слоновую кость, зелёное золото из земли Аму, корицу, бальзам, сурьму, обезьян, пятнистые шкуры пантер и рабов из страны Пунт с их детьми. Проводник-идумей восхищался богатством нашего каравана. Он сказал, что кочевники поднялись со своих становищ в пустыне и рыщут повсюду, но не смеют напасть на наш караван, потому что его охраняют воины Шломо.

– Иврим пользуются ароматическими травами? – спросили придворного. – Стоит их везти туда на продажу?

– Стоит, – ответил придворный. – Во-первых, священнослужители иврим каждый день сжигают ароматические растения у себя в Храме, во-вторых их добавляют к маслу для растирания, а листики майорана ерушалаимские женщины кладут себе в постель.

– И какими же подарками обменялись на прощание наша царица и король иврим? – спросили его.

– Тимна подарила Шломо сто двадцать талантов золота и великое множество благовоний и драгоценных камней. А король иврим, мне кажется, дал царице всё, чего она пожелала.

Глава 22[25]25
  Все цитаты в главе взяты из «Второзакония», 20:9 и 24:5.


[Закрыть]

Через две недели после праздника Дарования Закона, после того как иврим, паломничавшие в Ерушалаим, успевали вернуться домой, по всей Эрец-Исраэль начинались жертвоприношения с просьбами к Господу дать потомкам Авраама в обетованной Им земле зимние дожди. Уже заканчивался Восьмой месяц, роса по утрам была обильной, но дожди всё не начинались. Природа остывала, было холодно и ясно, на бесцветном небе набухли редкие рыхлые облака. Зима приближалась, и нарастал страх, что она окажется сухой, и земля не сможет запастись влагой к Девятому месяцу – к началу сева.

Всё-таки иврим надеялись, что жертвоприношения умилостивят Бога, и дожди вот-вот начнутся. Жители заделывали щели в домах и в цистернах для воды, чинили крыши, собирали хворост, перебирали зерно для зимнего сева ячменя, посыпали чистым песком полы в комнатах. Женщины спешили собрать одежду всей семьи, отнести её за стены Ерушалаима и передать Эйкеру, сыну Азувы из Весёлого дома. Этот Эйкер знал какой-то травяной настой, в котором достаточно было одну ночь подержать одежду, чтобы потом на ней не выступили пятна плесени.

Едва всходило солнце, нищий Розовый Шимон выползал из пещеры, где обычно спал, кряхтя, добирался до Овечьих ворот и усаживался там на плоском камне. Он заговаривал с каждым, кто проходил в город на базар, а когда советовать или объяснять дорогу бывало некому, Шимон принимал других нищих, приходивших потолковать с ним о жизни.

– Шимон, – спросил у него однажды нищий, которого весь город называл Рыжим, – это правда, что к тебе заходил сам король Шломо?

Шимон не успел ответить, потому что в этот момент через Овечьи ворота на Хевронскую дорогу пробежал человек с выпученными глазами в одежде коэна. Он выл, дышал, как собака и громко молил Бога о спасении. Коэн ещё не успел скрыться за поворотом, как за ним пронеслась горланящая толпа с зажатыми в кулаках камнями и палками. В толпе были и старики, и женщины, и даже дети. Все они вопили: «Грязный коэн! Он презирает наши законы!» Бежавшие следом городские стражники тоже кричали, пытаясь остановить и успокоить толпу.

Нищие сразу забыли про короля Шломо. Но пока они поднимались, чтобы догнать бегущих, тех уже скрыло облако пыли. Доковыляв до поворота, нищие увидели, что толпа остановилась посреди дороги. У всех были такие же выпученные глаза, как у пробежавшего несколько минут назад коэна. Пробившись вперёд, Шимон и его приятели разглядели среди комьев земли и грязных камней окровавленное тело в обрывках тряпья.

– Кто это был? – спросил тяжело дышавший Шимон.

– Коэн Михаэль, – ответили ему. – Служил у жертвенника в грязной рубахе, вот с ним и расправились.

– И правильно сделали, – сказал Шимон, выслушав рассказ о случившемся в Храме.

Если не считать лысины, у тридцатилетнего Михаэля из племени Леви, не было ни одного изъяна, но он всё никак не мог пройти испытания на службу в Храме. Вообще-то и без всяких испытаний любому ерушалаимцу было известно о редкой глупости Михаэля. Люди пересказывали смешные истории, в которые он неизменно попадал, но признавали за ним и другое: необыкновенную память.

В конце концов его приняли на службу и выдали положенную одежду. После обряда посвящения в храмовые коэны, Михаэль окунулся в микву и отправился на первое жертвоприношение.

Несмотря на то, что Михаэль, ещё до того, как стал коэном, десятки раз бывал в Храме и знал каждую церемонию наизусть, он пришёл рано и заглядывал во все помещения и во все закоулки двора, ко всему присматривался, всем хотел помочь и давал советы, о которых его никто не просил. Каждому он сообщал, что говорит по такому-то поводу Закон.

Ещё не войдя во двор Храма, Михаэль перепачкал новую рубаху, показывая рабу-хивви, как нужно переносить дрова. Перепуганный хивви уставился на одежду коэна, но Михаэль его успокоил: он знает, что так служить у иврим запрещено, однако у него ещё есть время переодеться. По пути в помещение с одеждой для храмовых коэнов он ещё хочет помочь крестьянину – вон тот стоит со своей овечкой и ждёт.

– Ты её уже показывал коэнам из Службы проверки жертвенных животных? – спросил Михаэль, подходя к крестьянину.

– Да, господин. Они не нашли у моей овечки никаких изъянов.

– Тогда расскажи мне, почему ты хочешь принести жертву.

– Моя жена благополучно родила мальчика.

– Так, – сказал Михаэль, – значит, жертва будет благодарственной. И не забудь потом передать часть овцы храмовым коэнам.

Когда левиты привели дрожащую овечку, Михаэль показал крестьянину, как тот должен возложить руки на её лоб между рогами, а сам прошёл в помещение, где хранились ножи. Михаэль брал один нож за другим и проводил лезвием по ногтю, чтобы отобрать самый острый. Возвращаясь, он столкнулся с левитом, нёсшим сосуд с кровью. Поверх грязи на рубахе Михаэля расплылось красное пятно. Переодеться надо было немедленно, и он было двинулся за чистой рубахой, но увидел, что овечку уже разделали, и левиты понесли омытые части туши на жертвенник. Забыв всё на свете, Михаэль ринулся наверх, схватил в одну руку золотую вилку, в другую – лопатку и начал передвигать ими куски туши на решётке над углями. Дым повалил к небу.

Крестьянин с благоговением следил за «своим коэном» снизу, пока тот не повернулся и не показал руками, что всё прошло благополучно.

И только тогда крестьянин заметил, что на коэне грязная рубаха. Поняв, что жертва пропала зря, потому что Бог её не примет, крестьянин побежал по двору, крича:

– Он приносил жертву в грязной рубахе!

Все застыли на месте: коэны и левиты возле столов для разделки туш, народ, пришедший в Храм – во дворе.

Мысли в голове у Михаэля вспыхивали и гасли: «Сейчас меня отведут в суд и посадят в яму. Завтра побьют камнями. Спастись можно только в городе-убежище. Ближайший – Хеврон!»

Сбежав по пандусу с жертвенника, Михаэль кинулся через распахнутые ворота Храма к выходу из города и помчался по Хевронской дороге. Толпа устремилась за ним.

Глава 23

Шёл двадцать второй год со дня помазанья Шломо бен-Давида в Ерушалаиме. В этот год взбунтовался Резон сын Эйлады – арамейского жреца, которого назначил правителем богатого и многолюдного города Хамат-Цова король Давид, когда завоевал этот город. Теперь сын Эйлады решил покончить с господством иврим. Из Хамат-Цовы бунт перекинулся на соседние арамейские города-царства, и они тоже объявили, что не будут больше платить дань королю Шломо. Арамеи заключили между собой военный союз, укрепили стены вокруг своих городов, собрали большую, хорошо вооружённую и обученную армию и захватили близлежащие плодородные земли иврим племени Нафтали.

О бунте стало известно королю Шломо, и он приказал командующему Бнае бен-Иояде идти и покарать Хамат-Цову. Как всегда перед началом важных событий, был объявлен пост, и народ принёс жертвы в Храме. Элицур бен-Аднах стал на время похода главным коэном войска. Перед всей армией, в присутствии короля и его приближённых, первосвященник помазал Элицура бен-Аднаха и надел на него хошен – священный нагрудник, украшенный двенадцатью драгоценными камнями – символами двенадцати племён иврим.

Главный коэн войска благословил солдат, собравшихся во дворе Храма и, как было принято, обратился к идущим на войну со словами из Закона: «Те, кто построил дом и не обновил его, кто посадил виноградник и не почал его, кто обручился с женщиной и не взял её <…>». Все эти люди освобождались от участия в боевых действиях, но обязаны были выполнять вспомогательные работы: обеспечивать войско водой и продовольствием и чинить дороги. Некоторые из них могли не участвовать и в этом. «Если кто взял жену недавно, – выкрикивал с возвышения у жертвенника главный коэн войска, – пусть не идёт в поход, и да не будет ничего на него возложено. Да будет он в доме у себя один год и да увеселяет жену свою, которую взял, – переведя дыхание, коэн Элицур бен-Аднах продолжал: – Тот, кто боязлив и робок сердцем, пусть возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце…»

Протрубили шофары, войско, сопровождаемое жителями Ерушалаима, прошло через город с севера на юг, вышло через Долинные ворота и направилось в область Макац, а оттуда – на Морской тракт, где к иврим должен был присоединиться союзный отряд филистимских колесниц.

С началом весны все дороги в Эрец-Исраэль буйно заросли травой. Для запряжённых быками подвод обоза с продуктами и оружием оставались проходимыми только два утоптанных тракта: Царский – на восточном берегу реки Иордан и Морской, по которому шло сообщение Египта со странами Арама и с Вавилоном. Назывался тракт Морским, потому что шёл по берегу моря. Самая южная его часть проходила через филистимские города Газу, Атттдод и Ашкелон.

Командующий Бная бен-Иояда ехал впереди войска. Следовавшие за ним видели широкую спину командующего и натянутые, как тетива, сухожилия на его шее. Рядом с Бнаей бен-Иоядой на своих мулах двигались: король Шломо, главный коэн войска, начальники боевых отрядов, королевские советники и писцы.

Строй солдат, обутых для похода в сандалии из бычьей кожи, растянулся по дороге. Замыкали шествие вереница повозок и погоняемое рабами стадо овец. Каждый день оно уменьшалось и каждый день снова пополнялось за счёт местных стад.

Переходы были короткими, на время дневного зноя устраивали длительный отдых в ближайшем лесу или роще. К армейским стоянкам сбегались собаки поживиться тем, что не смогли одолеть солдатские зубы, а ночью к потухшим кострам подкрадывались лисы и мелкие степные волки, чтобы доесть то, что оставили собаки.

В области Макац короля Шломо и армию встретил Бен-Декер, правитель, прославившийся храбростью ещё в армии короля Давида. Обоз пополнился свежей водой, зерном, сушёными фруктами и стадом овец. В сопровождении Бен-Декера Шломо осмотрел городок Гезер, полученный им в приданном дочери фараона Битии. Городок восстанавливался после разгрома, учинённого египтянами. Теперь Гезер обживали иврим с гор Эфраима, сменившие местное кнаанское население.

На рассвете следующего дня иврим вошли в Землю Хефер – область, которой управлял недавно назначенный королём Шломо молодой человек по имени Бен-Хесед. Там их ожидал отряд филистимских колесниц. Он был небольшой, но при полном военном снаряжении и для битвы в поле, и для штурма городских укреплений. Воины в коротких туниках и бронзовых шлемах с перьями, стоя в крепко сколоченных колесницах, приветствовали Шломо и Бнаю бен-Иояду ударами копий о щиты и воинственными криками. Командующий взглядом показал королю на колёса филистимских колесниц, мол, железные – поняли, что воевать придётся не на побережье, а на каменистых полях севера Эрец-Исраэль!

После приёма у Бен-Хеседа войско двинулось дальше по Морскому тракту и на следующий день подошло к границе Земли Хефер. Здесь к нему присоединился большой военный отряд из племени Менаше. Командир преподнёс королю Шломо прекрасную кожаную сбрую, сделанную мастерами племени. Солдаты окружили королевскую колесницу, рассматривая вытесненные на сбруе знаки Зодиака.

Так за пять дней пути войско иврим дошло до города Мегиддо, где Морской тракт заканчивался. На военном совете у командующего Бнаи бен-Иояды было решено продолжать движение на северо-восток, к озеру Киннерет и по его берегу – дальше на север, к взбунтовавшимся городам. Иврим уже знали от пастухов, что в поле перед стенами Хамат-Цовы их ожидает арамейская армия.

У Мегиддо король, военачальники и солдаты принесли в жертву быка, прося Бога послать им военную удачу. В тот же день Шломо попрощался с армией. Он с самого начала собирался дойти с войском только до портового города Дора, где его ждал правитель Авинадав, год назад женившийся на дочери Шломо Тафат, готовящейся теперь стать матерью.

Пока Шломо шёл вместе с армией, он каждый день принимал в своей палатке ивримских правителей. Король был поражён: в дальних областях до сих пор не знали, что у иврим есть Храм в Ерушалаиме, куда нужно паломничать на праздники.

– Откуда нам было знать, – смущённо сказал королю Шломо один из правителей. – Караваны из Ерушалаима через наши земли не проходят, вестников от тебя не было уже несколько лет.

Волна то откатывалась в море, оставляя на песке медузы и раковины, то возвращалась на берег, шепча на всех языках и наречиях мира о бесконечности и непостижимости Божьего творения.

Собеседник Шломо обычно начинал так:

– Я давно хотел познакомиться с потомком славного Давида. Так это тебя, значит, помазали в короли иврим. А теперь ты идёшь в землю арамеев, откуда предок наш Авраам пришёл в Эрец-Исраэль. Зачем ты построил дом Богу?

– Он повелел это сначала моему отцу Давиду, а потом мне, явившись во сне в Гив’оне, – отвечал Шломо и рассказывал, как люди молятся, то есть разговаривают с Богом в Его доме в Ерушалаиме.

В палатке у Шломо бывали и другие гости: шейхи мирных кочевых племён, среди которых попадались и древние роды иврим. Прослышав о появлении короля Шломо в их краях, они приходили познакомиться, приносили подарки, и каждый просил принять в число королевских жён его дочь, а в королевскую армию – сына. Командующий Бная бен-Иояда тоже получал подарки: то дорогой нож, то раба или рабыню.

Король Шломо провёл только один, но очень тёплый вечер в доме дочери Тафат. До родов ей осталось ещё почти два месяца, переносила она своё новое состояние легко и даже старалась помогать мужу в управлении областью Дор, выделенной из надела племени Эфраима. Тафат растрогала отца, сказав, что мечтает о дочери, которая будет похожа на свою бабушку Нааму. А он удивил её, поделившись страхом за сына и за будущее государства, которым будет управлять Рехавам.

Утром следующего дня король Шломо с небольшой свитой отправился обратно в Ерушалаим. Прощаясь, попросил, если родится мальчик, назвать его Давидом и учить не бояться жизни.

– Что ты ему пожелаешь, папа?

– Чтобы его любил Бог, как Он любил Давида.

А к Бнае бен-Иояде приходили военачальники местных племён иврим. Обсуждали достоинства и недостатки разделения Эрец-Исраэль на области.

– Можно ли было менять раздел земли по племенам, установленный нашим судьёй и пророком Иошуа бин-Нуном? – сомневались военачальники.

– Когда я служил в войске Давида и мы разбили филистимлян и дошли до моря, мне один старик из племени Дана рассказал их историю. Даниты были племенем небольшим, зато храбрым, а воины они, как известно, умелые и надёжные. Вот их и подговорил сто лет назад соседний морской народ пойти на Египет. Пошли. Одолели фараона и разграбили его города на побережье. Вернулись с богатой добычей, но многочисленный морской народ не захотел отдать Дану его долю. Начались споры. Даниты обратились за помощью к соседям-иврим из племени Биньямина. Те ответили: «Когда вы на Египет ходили, нас в поход не позвали. Так и нечего теперь звать нас на помощь!» Кончилось тем, что Дан остался без земли и без войска и вынужден был уйти на север и там всё начинать сначала: отвоёвывать землю и заселять её – в общем, совсем не так, как завещал данитам наш судья Иошуа бин-Нун. Теперь представьте, что земля принадлежала бы всем иврим. Тогда никакой морской народ не посмел бы обделить племя Дана. А если бы и обделил, все иврим вместе дали бы ему отпор.

Резона, самозванного царя Хамат-Цовы, известили о выступлении иврим кострами с горных вершин. Он велел пастухам следить за армией короля Шломо на всём её пути и доносить ему, куда и как она движется. Когда королевский отряд, сверкая на солнце бляшками, навешенными на поводья, повернул из Дора обратно в Ерушалаим, соглядатаи в тот же вечер сообщили эту новость царю Резону, и тот, приняв отряд Шломо за всю армию, решил, что планы иврим по каким-то причинам изменились. Если бы колесницы и пехота Бнаи бен-Иояды двигались быстрее, иврим застали бы арамеев врасплох и могли бы захватить Хамат-Цову прежде, чем стража заперла ворота. Но командующий Бная бен-Иояда не торопился.

На северной оконечности озера Киннерет армию встретили свежим хлебом и водой крестьяне из племён Звулуна и Нафтали, а вскоре к стану подошли и войска этих племён. От них командующий и его воины узнали, как ведут себя арамеи в захваченных ими селениях иврим. Забирают урожай, угоняют к себе скот, убивают мужчин, детей и стариков, а женщин раздают своим солдатам. Дома в селениях, посевы и колодцы они не разрушают и не сжигают, так как царь Резон обещал после возвращения в Хамат-Цову разделить по жребию обезлюдевшую землю между участниками похода. Иврим рвались в бой, они настаивали на том, чтобы армия передвигалась даже днём, после самого короткого отдыха в полдень. Командующий согласился, но время уже было упущено.

В долине перед стеной Хамат-Цовы армия иврим появилась, когда стража уже закрыла массивные ворота, обитые медью, и заняла свои посты в башнях на сложенной из огромных камней стене в десять локтей высотой. Солдаты поднимались на башни по верёвкам и попадали внутрь через бойницы. Так же по верёвкам в башни поднимали оружие, еду и запасы масла для множества факелов, которые зажигали с наступлением сумерек.

Разбив стан, иврим окружили его земляным валом, расставили внутри вала палатки, а снаружи сложили стенку из повозок. Командующий Бная бен-Иояда велел выставить сторожевые посты вокруг всего стана и дополнительные – возле обоза.

Утром воины Бнаи бен-Иояды едва успели надеть доспехи, как из города послышались трубы и барабаны, раскрылись ворота, и арамейская армия в рассыпном строю выбежала из города. Воины Хамат-Цовы были одеты в шерстяные плащи, перепоясанные широкими ремнями, на головах они носили высокие, загнутые назад колпаки. Впереди двигался отряд, называвшийся Непобедимым.

Подбадривая себя боевыми криками, барабанами и трубами, арамейские отряды мчались к стану иврим. Те готовились встретить неприятеля: одни натягивали луки, другие раскручивали над головой пращи. В ожидании команды солдаты посматривали в сторону Бнаи бен-Иояды. Никто не предполагал, что арамеи будут настолько уверены в своей силе, что начнут атаку первыми.

В тот день исход сражения решили филистимляне, разбившие лагерь за грядой скал, пересекавшей берег. Отряд их колесниц появился неожиданно и, как единое копьё, ударил сбоку по атакующим арамеям. Он рассёк надвое ряды вражеской пехоты и быстро рассеял по долине колесницы. Арамеи в панике носились по полю, рискуя получить стрелу или дротик от своих же.

Из Хамат-Цовы протрубили сигнал прекратить атаку и вернуться за городскую стену. Ворота опять закрылись. Долина была завалена трупами. После полуночи из Хомат-Цовы выехал специальный отряд с факелами. Верховые медленно объезжали поле боя, останавливаясь, чтобы собрать оружие и отпугнуть грабителей. Через некоторое время из ворот выехали повозки, рабы грузили на них трупы арамейских воинов и отвозили на площадь перед капищем бога Ану, где жрецы приготовили погребальный костёр.

На следующий день армия Бнаи бен-Иояды начала длительную осаду Хамат-Цовы.

Когда арамеям удавалось поймать удалившихся от стана иврим, они приводили их связанными под стену города, где были вырыты неглубокие ямы для приговорённых к смертной казни, и сажали туда пленных. Со сторожевых башен на сидящих в ямах сбрасывали каменные жернова, после чего разможжённые головы отсекали и бросали голодным псам. Увидив это, иврим в ярости атаковали Хамат-Цову и попадали под прицельный огонь лучников.

Бная бен-Иояда пообещал выложить дорогу, по которой въедут в город его колесницы, телами царя Резона, его приближённых и всех арамейских командиров.

Но осада грозила затянуться до начала сезона дождей, а тогда тому, кто оставался в поле, станет намного хуже. Бная бен-Иояда ходил злой, от короля Шломо поступали одни и те же приказы: атаковать бунтовщиков и молить Бога о победе.

Положение разрешилось неожиданно и для бунтовщиков, и для иврим. Во время очередной атаки, когда филистимский таран колотил в стену Хамат-Цовы, факел на шесте сторожевой башни упал в огромный чан с маслом, расколол его, и горящее масло растеклось по стене. Загорелась башня, тут же занялась соседняя, огненный ручей полился вниз, заполыхали ворота, солдат, оборонявших городскую стену, охватила паника, они спрыгивали на землю и бежали в город, крича, что бог иврим дал им огненные стрелы.

Бная бен-Иояда сам повёл бойцов в атаку, за ним сквозь дым в Хамат-Цову устремились филистимские колесницы.

Началось избиение населения и грабёж сокровищницы капища.

В Ерушалаим отправили донесение о победе, повозки с добычей, стада овец и колонну рабов. Шломо ответил приказом отстроить город, укрепить его и, пройдя дальше на север, установить там постоянный пост иврим, наподобие тех, что построили для своих купцов египтяне вдоль Дороги бога Гора. Бная бен-Иояда исполнил королевский приказ, и через несколько лет вокруг нового поста выросло поселение, которое назвали Тодмор.

К Бнае бен-Иояде подвели взятого в плен царя Резона. Командующий прорычал:

– Ты почему взбунтовался и пошёл войной на иврим?!

Царь Резон ответил:

– Иври, я не хуже тебя знаю, что мир лучше войны, ибо в мирное время сыновья хоронят отцов, а во время войны, наоборот, отцы хоронят детей. Но таков был совет оракула бога Ану, а у нас ещё никто не осмелился его ослушаться.