Текст книги "Король Шломо"

Глава 39

– Пора, Шломо! – сказал Храм. – Больше ты не король, и теперь тебе всё равно, что будет с Эрец-Исраэль.

За то, что ты построил дом Бога, за искренность твою, за мудрость, открытую всем, за то, что Всевышний всегда был у тебя в душе, ты удостоился уйти легко.

Так почему ты печален? Тебя ведь ждут на небе Наама, твои родители, Давид и Бат-Шева, и твой учитель пророк Натан. Разве ты не тоскуешь по ним каждый день на Земле?

– Я боюсь смерти, – прошептал король.

– Я знаю, – сказал Храм. – И пророк Натан это знал, и Наама.

– Скажи, – попросил Шломо, – будут ли меня вспоминать?

– Люди будут повторять о тебе глупости. Ты построил дом Бога, а его сожгут. Отстроят заново, опять сожгут, и всё повторится сначала. Но к тому времени иврим уже научатся разговаривать с Богом в любом месте. Они забудут, что обязаны этим тебе, что до тебя все храмы были не домами Бога, а жертвенниками. Таковы люди, Шломо. Но ведь ещё и для того была дана тебе мудрость, чтобы ты не ждал от людей благодарности. Ты больше не зависишь от жизни, Шломо. К тебе уже не вернутся ночные страхи. Ты уходишь отсюда, и жизнь для тебя уже – суета сует. Разве не так?

– Так, – вздохнул король. – Всё – суета сует. Идём!..

Из интервью

Из интервью, данного Давидом Малкиным главному редактору русской версии международного журнала «Библиофил» Константину Арефьеву (перепечатано газетой «Вести» – «Окна», Тель-Авив, 11. 07. 2002)

—...Вернёмся к вашим романам. «Король Шломо»… Почему вы написали его последним, вопреки хронологии королей?

– Потому что Шломо (в русской традиции – царь Соломон) был мне неинтересен: мудрец и плейбой. Один из трактатов молодого Рамбама навёл меня на мысль, что до Храма в мире имелись только жертвенники, а никакой народной молитвы не было. Тогда Шломо мне «открылся», я посчитал, что смогу рассказать о нём людям и начал роман.

– Но разве в Танахе не написано, что у царя Соломона была тысяча жён?

– Написано. «700 жён-княгинь и триста наложниц». Думаю, иудеев очень привлекал образ такого любвеобильного короля, и хроники зафиксировали народную молву. Никто при этом не подумал, что каждые две недели у Шломо должна была происходить новая свадьба и что, обслуживая такой гарем, любой гигант секса не смог бы ещё и управлять страной, построить Храм и сочинить три тысячи притч.

– Ладно, не томите. Как было на самом деле?

– На самом деле в Танахе говорится о единственном наследнике – Рехаваме. И далее: «А мать его Наама-аммонитянка». Так что любимая тема массовой печати «Загадка Суламиты из “Песни Песней“ высосана из пальца».

– Но, может, остальных жён летописец просто забыл назвать? И кроме того, вон у ваших соседей в Саудовской Аравии гаремы тоже не пустуют.

– Нет, «забыл» – это исключено. Я могу назвать поименно всех восьмерых жён Давида и кто из них кого ему родил, потому что это записано в «Книгах Царств» Танаха. В связи с именем Шломо кроме сына Рехавама упомянуты ещё две дочери, Тафат и Басемат, – жёны губернаторов округов. Имена у них неивримские, видимо, даны матерью. Так что есть основания полагать, что Шломо был однолюбом, что «Песнь Песней» автобиографична и что её героиня Шуламит и есть Наама-аммонигянка, которой наш король был верен всю жизнь. Похоже, что она рано умерла, успев родить Шломо только троих детей.

Насчёт наших арабских соседей вы, конечно, правы. Но там и результаты гаремных трудов налицо: из принцев составляются правительственные кабинеты, они – главы банков и торговых компаний, и все – братья по отцу. А тут всего один сын (и тот в первом же публичном выступлении заявляет: «Мизинец мой толще чресл отца моего!» – это он, паршивец, о Шломо, построившем Храм!).

– Вы открыли, что Давид и Шломо создали молитву, а потом она вместе с Библией и христианством пришла в Европу и остальной мир. Что это значит?

– Помните сцену из путешествий Ганзелки и Зикмунда: в африканское племя приезжает этнограф-европеец. Подходит время молитвы, учёный открывает «Псалмы Давида» и читает их, шевеля губами. Когда любознательным аборигенам объясняют, что делает этот белый, огромный растатуированный воин падает в обморок. Для него невыносимо видеть, как простой смертный разговаривает с Богом. Так было и на Древнем Востоке, и у иудеев. Все указания смертные, даже цари, получали от пророков, которым Господь во сне сообщал то-то и то-то. Всегда сверху вниз, от Бога к пророку, иногда – через ангелов. А Давид, выражаясь по-современному, перевернул вектор. Человек стал самостоятельно говорить с Богом. Снизу – вверх.

Когда молюсь, я протягиваю руку к книжной полке и снимаю оттуда молитвенник «Шомрей Эмуна» с текстами на будни и праздники. А древний человек ещё не знал, какие слова нужно говорить Богу. Давид дал ему Псалмы, где есть и благодарения Богу, и молитвы на все случаи жизни: родился кто-то или умер, уходит человек на войну или отправляется в дальнюю дорогу. Но слова – это полдела. Где их произносить? Храм, построенный Шломо, всюду в Танахе называется «Дом Бога». Если я обращаюсь к хозяину в его доме, он, наверное, не сочтёт это за наглость и не покарает меня. Народ начал привыкать к самостоятельному общению с Богом, сперва только в Храме короля Шломо. А первую, так сказать, «показательную» молитву произнёс сам Шломо при открытии Храма. Он громко просил Господа за весь народ иврим и за тех, кто к нему присоединился. И люди видели: вот «человек из мяса и крови» говорит с Богом. И ничего!

Современному человеку уже не обязательно идти в синагогу – дом собрания. Он может молиться, то есть беседовать с Господом, даже не открывая рта и, таким образом, не будучи никем контролируем.

Появление молитвы было таким интеллектуальным потрясением, с которым до сих пор не смирились священнослужители всех религий, стремящиеся остаться посредниками между Богом и людьми (небескорыстно, замечу).

– Как вы пришли к такой догадке?

– В древнем Вавилоне и в Египте даже молитвы царей встречаются крайне редко. Их боги говорят со смертными только через жрецов храма. Тоже и греки, и римляне, жившие через столетия после Шломо, несли в храмы дары, спрашивали у жрецов, что предвещает вид печени рассечённой птицы или дым над жертвенником. Великий Цезарь не боялся врубиться в строй галльской пехоты, но он ни разу не посмел напрямую обратиться с просьбой или вопросом к Юпитеру.

– Но ведь у иудеев в Храме тоже происходили жертвоприношения?

– Да. Мечтатели о Третьем Храме представляют, что там обязательно будет стоять жертвенник. А молодой Рамбам считал жертвоприношения аттрибутом религии грубой, языческой, позаимствованной иврим в египетском рабстве, ритуалом, от которого когда-нибудь удастся отказаться. Но не сразу. Сперва король Шломо возле окровавленного жертвенника, среди чада от сжигаемого мяса начал приучать иерусалимцев и паломников к возвышенной церемонии молитвы. Её произносил король или первосвященник, за ним повторяли коэны и левиты, а там и простой народ.

После праздников в Иерусалимском Храме паломники возвращались в наделы своих племён по всей Эрец-Исраэль. Храмовая служба там была запрещена, чтобы народ шёл в Иерусалим. Оставалась только молитва. Кто-то по памяти читал отрывок из Торы, остальные кивали.

Хочу повторить: всё, что мы привыкли именовать «храмами Древнего Израиля»: в Шило, Бет-Эле, Пнуэле и других местах, – всё это были каменные жертвенники.