Текст книги "Тосканская графиня"

Глава 15

София отперла дверь, чувствуя свою полную незащищенность; ей казалось, что каждая частичка ее существа обнажена и всем это видно. Двери здесь открывались внутрь, и первыми по ступенькам спустились капитан и один из солдат, за ними Максин, а следом с большой неохотой и София.

– Здесь у вас что, нет электрического освещения? – поморщившись, спросил Кауфман и оглянулся на нее.

– Я оставлю открытой дверь, – ответила она, решив не говорить ничего про большой фонарь, лежащий на спрятавшейся за открытой дверью полке.

Он постучал по нескольким бочкам.

– За этими поисками у меня горло пересохло, – заявил он.

Потом неожиданно протянул руку к одной из дегустационных чашек на длинном столе и рассмеялся; смех получился какой-то неестественный и безрадостный.

У Софии сложилось впечатление, что этот человек совсем не интересуется винами. Но его подчиненный шагнул вперед, взял чашку, подставил ее под краник одной из бочек и наполнил вином. Затем вручил ее Кауфману. Тот с пренебрежительным выражением на лице отхлебнул, потом не спеша вылил остальное на землю, при этом не сводя с нее глаз и явно наслаждаясь тем, что смотреть на это ей крайне неприятно. И двинулся к следующей бочке.

– Может быть, в этой вино получше, – проворчал он.

Он что, нарочно так над ней тешится? Устраивает здесь этот балаган? Или в самом деле собирается перепробовать из всех бочек, пока не дойдет до последней, той самой, где вина нет ни капли? Во рту у нее пересохло, ей казалось, что она ступает по краю пропасти; она чувствовала, как поднимается и опускается ее грудь. Но слишком часто и слишком неглубоко. София попыталась подавить в себе и страх, и надежду. Несмотря на невыносимое напряжение, она заставила себя выглядеть безучастно, словно ничего такого, что могло бы вызвать ее интерес, не происходило.

Восприятие времени тоже менялось. По мере того как немец двигался от бочки к бочке, время растягивалось и замедлялось, и казалось, его безжалостный рейд продолжается до бесконечности. София слышала голоса других немцев, переходящих от одной двери к другой. Слышала топот сапог, карканье ворон над башней. Она выглянула наружу. Над деревней нависло серенькое небо, откуда моросил мелкий дождичек. София вздрогнула от дурного предчувствия, посмотрела на бледно-зеленые и багряные пятна широко раскинувшегося перед ней пейзажа, освещенного тусклым светом этого мрачного дня. Воздух обжигал холодом, и казалось, совсем недолго осталось ждать снега.

Между тем Максин, похоже, все это забавляло. С улыбочкой на губах она тоже попросила вина, и капитан вручил ей другую чашку.

– Угощайтесь, прошу вас, и чувствуйте себя как дома, – сказал он.

София говорить опасалась из-за страха, но вот Максин болтала вовсю, поддерживая разговор и по-итальянски, и по-английски, и даже немного по-немецки. София слушала их вполуха и на Кауфмана старалась не смотреть. А Максин всячески старалась вовлечь его в разговор о достоинствах каждого сорта вина, но тот отделывался односложными замечаниями. Наконец добрались до предпоследней бочки. Он оперся о нее локтем и пристально посмотрел на Софию. Ладони ее покрылись липким потом, страх сжимал сердце все крепче, и она уже почти ничего не чувствовала. Но когда он небрежно заметил, что все сорта ее вина ничего особенного собой не представляют, ее отвращение к нему превысило все пределы. Пустяк, конечно, но вино у нее хорошего качества. Очень хорошего. Это знали все.

С несокрушимой уверенностью Максин указала на последние бочки:

– Осталось всего две. Может быть, в этих вино придется вам по вкусу? – поддразнила она его.

От Софии не укрылся блеск в ее глазах; похоже, происходящее девушку веселит и возбуждает. Боже мой, она ведет очень опасную игру. София взглянула на Кауфмана и встретила его взгляд, отвратительно холодный, сопровождаемый кривой усмешкой. Смешанные чувства охватили ее, но преобладало среди них отвращение. Тут уж не до холодного безразличия! С гневом совладать не так-то просто. Прежде о Софии никто не мог сказать, что она не умеет держать себя в руках. Она сунула руку в карман и нащупала холодную сталь пистолета.

Кауфман подошел к последней бочке, и на нее хлынуло чувство надвигающейся беды. Казалось, она находится здесь, в погребе, но одновременно словно бы и не здесь. Немец, похоже, ждал, что она скажет, а ей хотелось закричать: «Нет!» Хотелось достать пистолет, вытянуть руку и нажать на курок. Но этого делать, конечно, нельзя. Совершенно безумная мысль. Мать ее как-то сказала: «Мы не знаем, на что способны, пока не попробуем». Впрочем, подумала София, вряд ли она говорила об убийстве.

– Продолжайте, что же вы? – проговорила София, надеясь, что голос ее не дрожит.

Ее вдруг невольно передернуло, и Максин сразу округлила глаза. Предостережение подруги оказалось своевременным, и София сделала глубокий вдох. Вот только разум подводит ее. Похоже, берут верх самые ужасные сценарии развития событий; ей казалось, она превратилась в призрак, сделалась прозрачной и уже сама не понимает, где находится и что делает. Неужели он видит ее насквозь, возможно ли это?

– Может быть, вы проголодались, а, капитан? Завтрак ждет нас, – все так же совершенно невозмутимо проговорила Максин.

Наступило молчание. София затаила дыхание, кровь стучала в висках. Он посмотрел на последнюю бочку, двинулся было к ней, но тут же, к огромному ее облегчению, с легким поклоном принял приглашение Максин, важно прошествовал вверх по ступенькам и вышел на площадь.

Проходя мимо Софии, Максин пожала ей руку. Едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться, София благодарно ответила; она была глубоко тронута поддержкой этой женщины и приободрилась, взяла себя в руки. Смогла бы она выдержать весь этот ужас без Максин?

Когда немцы наконец-то убрались, София хотела вернуться в свою спальню и выпустить бедного Джеймса, но Максин остановила ее.

– Немедленно признавайся, где он? – уперев руки в бока, потребовала ответа девушка. – Они его не обнаружили, так что же ты с ним сделала, черт побери?

София ответила ей слабой улыбкой.

– Говори же! – продолжила Максин, словно понуждая непослушного ребенка.

– Сейчас увидишь, – ответила София, хотя испытывала некоторые сомнения, правильно ли она поступает.

Чем меньше людей знает про тайны Кастелло, тем лучше. Но София уже приняла решение. Сейчас она остро нуждалась в союзнике; может быть, вместе они найдут в себе мужество, силу и возможности помогать друг другу. Она заглянула в обрамленное каштановыми волосами лицо Максин с ее изумленно-веселой улыбкой, в ее янтарные глаза.

– Хочешь все знать? – спросила она. – Иди за мной.

Несколько минут спустя Джеймс был благополучно извлечен из потайного места, и, увидев его, Максин не удержалась от смеха.

– А что, вы молодчина, – сказала она. – Кстати, мать рассказывала мне про эти туннели. Не здешние, конечно, в деревне Поджио-Санта-Чечилия. Мой отец занимался фермерством, а она работала там в большом доме. У меня и сейчас есть в этой деревне дальние родственники.

– Эта деревня довольно близко отсюда, – заметила София.

Она с удовольствием вспомнила прекрасную высокую виллу на самой вершине Санта-Чечилии. Та имела куда большие размеры, чем их особняк, и там когда-то каждое лето устраивались великолепные праздники. Перед войной, когда еще никто и представить не мог, что она начнется и тем более будет длиться так долго, они с Лоренцо не раз пили там шампанское.

– Я собираюсь в ближайшее время туда съездить, – сказала Максин. – Очень хочется.

София нахмурилась:

– Только имей в виду, что немцы заняли виллу под свою штаб-квартиру. Я слышала, они устроили там полный разгром.

– Тем более надо съездить. Там можно обнаружить много интересного.

Джеймс молча расхаживал по комнате взад-вперед. Итальянский язык он знал, но София хотела до конца выяснить, каковы у них планы, и заговорила по-английски:

– Пойду распоряжусь, чтобы принесли вам поднос с завтраком. А потом подумаем, что с вами делать.

– Оставаться здесь мне нельзя?

– Слишком опасно. На полпути вниз есть пустой фермерский дом. Стоит в самой глубине леса, его совсем не видно, и вообще обнаружить не так-то просто, если не знать, что он там есть.

Максин без капли смущения шаловливо улыбнулась.

– Отправиться и мне, что ли, проводить туда Джеймса? – сказала она. – А что, муж и жена…

Джеймс рассмеялся; он понял изюминку шутки.

– От такого предложения я вряд ли смогу отказаться, – подхватил он.

– Можете и не отказываться, – заметила София. – Только вот немцы уже знают, Максин, кто ты такая.

Она потерла лоб, не вполне понимая, с чего вдруг ощущает раздражение. Ведь этого парашютиста не к ней забросили.

– Хорошо, хорошо. – Максин выставила ладони вперед, давая понять, что сдается. – Я понимаю, когда мне не рады. До скорой встречи.

Разговаривая с Джеймсом, София вдруг поняла, насколько устала. Недавнее испытание и вызванное им напряжение вконец истощили ее, но она надеялась, что разговор с Джеймсом о том, как дальше использовать рацию, прибавит ей сил. Хранить это устройство в доме опасно, а страх действовал на нее изнуряюще, совсем не так, как на Максин. Джеймс одарил Софию очаровательной улыбкой и объяснил, что же он придумал. София поняла: радист почувствовал, каково ей в создавшихся обстоятельствах.

– Или мы немедленно переправим рацию в какой-нибудь партизанский отряд и я тоже туда отправлюсь, стану обучать их, как ею пользоваться, или нынче же ночью установим ее на вершине башни, – деловито говорил он. – Место идеальное. Я понимаю, что прошу от вас слишком многого, но на высоте рация станет работать гораздо эффективнее. А потом мы ее увезем.

От изумления София даже рот раскрыла. На башню, значит. Такого она никак не ожидала.

– Даже не знаю… – пролепетала она. – Хотелось бы уже поскорее вернуться к нормальной жизни, а не пускать ее вот так под откос.

Он коснулся ее руки, желая успокоить, но Софии стало неловко, и она опустила голову. Она не ожидала от него столь явных проявлений дружбы, но, если честно, он ей нравился, и ей не хотелось, чтобы он так скоро уезжал. Все люди нуждаются в человеческом общении, любви, дружеских и семейных узах, поскольку без этого нет надежды не то что на хорошую жизнь, но даже на выживание.

– Ну хорошо, – сказала София. – Если и вправду, как вы говорите, связь на высоте окажется лучше, полезайте ночью на башню. Но только один раз. На окнах там плотные ставни, а еще у меня есть ткань для затемнения, ее можно будет набросить сверху.

– Благодарю вас. Понимаете, так бывает в жизни: для того чтобы стало лучше, нужно сначала пережить худшее.

Наверно, он прав, думала она, и эта мысль беспокоила ее. Но это их жизнь, которая медленно, но верно уходит, день за днем, и от них здесь ничего не зависит. Никто не может сказать, что останется, когда все это кончится. Если вообще когда-нибудь кончится. София пыталась мыслить позитивно, сохранять надежду на лучшее, верить в светлое будущее, но это было ох как нелегко! Ведь до войны они долго жили при Муссолини и как-то мирились с этим. Она никогда не была довольна правлением дуче, с самого начала, несмотря на то что Лоренцо хотя бы на словах поддерживал его. «Для серьезных дел диктатор бывает необходим», – говаривал он. Но, как и все остальные, они очень скоро поняли, что страшные слухи о его жестокости и зверствах имеют под собой реальную почву. И вот теперь они все слабыми пальцами цепляются за жизнь, как пассажиры тонущего корабля.

Глава 16

В тот же день, немного позже, София где-то около часа провела в своей студии с Альдо, делала предварительные наброски для его портрета. Естественно, она взяла с него клятву молчать о том, в чем ему довелось принять участие.

Когда они закончили, София отыскала Карлу и повела ее в сад, где их никто не мог подслушать. Карла вытерла руки о фартук, слегка пригладила волосы и подняла глаза. Небо на удивление так и сияло переливчатой синевой, зато слегка подморозило, хотя София, даже не накинувшая верхней одежды, этого не замечала. Оглядевшись, нет ли кого поблизости, она повела Карлу вглубь сада, в укромный уголок, куда прежде по воскресным утрам, сразу после церковной службы, приходили жители деревни со своими проблемами и просьбами о помощи. Но сейчас все было наоборот. На этот раз в помощи нуждалась сама София.

– Ну вот, – начала София. – Мы ведь с тобой уже много лет знаем друг друга.

Карла согласно кивнула; зубы ее уже начали стучать от холода, да и сама тоже дрожала.

Ощущая странное волнение, София сообщила, что партизанам нужно кое-что перенести в башню и англичанину нужна помощь.

– Помощь? Какая помощь? – сразу встревожившись, спросила Карла.

– Понимаешь, это все надо будет делать ночью, в темноте, а между моим домом и башней живет Мария; я бы не хотела, чтобы она догадалась, в чем дело, ведь придется идти через площадь, прямо мимо ее окна. Не могла бы ты в это время посидеть с ней, выпить винца? В общем, как-то отвлечь ее, а?

Карла удивленно вскинула брови:

– Даже не знаю… ей это покажется очень странным. С тех пор как ее мерзавец-внучек сбежал к фашистам, мы с ней почти не разговариваем. Да и вообще, почему не сделать это через потайной ход?

Теперь настала очередь удивляться Софии.

Карла добродушно улыбнулась и похлопала ее по руке:

– Графиня София, я ведь живу здесь куда дольше, чем вы. И кое-кто из нас об этом давно знает. Мне, например, рассказал еще отец.

– Знаешь, я тоже думала об этом, но тот ход перекрыт. Я проверяла перед тем, как пойти к тебе. Не знаю, сколько понадобится времени, чтобы освободить там проход, а эту штуку позарез нужно перенести нынче же ночью.

– Да? – Карла нахмурилась и сощурила глаза. – А что это за штука такая?

София ответила ей не сразу.

– Только дай слово, что никому не скажешь.

Карла кивнула.

– Это рация.

– Если они обнаружат… – охнула до смерти перепуганная Карла.

– Да знаю я, – перебила ее София, – если они обнаружат, мне конец.

– Хуже. Перед тем как расстрелять, они будут долго пытать, чтобы выбить у вас информацию.

София молча опустила голову.

– Смело, конечно, придумано, – покачала головой Карла. – А если что-то пойдет не так?

София подняла голову и медленно, глубоко вздохнула.

– Я многому научилась от тебя, Карла, много получила от всех вас. Всегда восхищалась вашей стойкости, мужеству, упорству, умению никогда не сдаваться. Пришел мой черед действовать, и я должна это сделать. Этот раненый, Джеймс, – радист британской армии, наш союзник и друг. Он хочет научить Альдо пользоваться рацией.

Нет, на свежем воздухе действительно было слишком холодно, и во время короткой и неловкой паузы Карла, нахмурившись, отчаянно потирала замерзшие руки. А тут еще поднялся ветер, и на небо снова набежали тучки.

– Но почему Альдо? – спросила она.

– Для него это наиболее безопасно.

Карла бросила на нее понимающий взгляд:

– Вы хотите сказать, что ему не надо будет уходить в лес к партизанам?

София кивнула.

– Если только его не призовут в немецкую армию, – добавила она. – А мы не знаем, когда это случится… и случится ли вообще. Пока для нас это, кажется, лучший выход.

Карла встала, но по лицу ее было видно, что София убедила ее, но не до конца.

– Надеюсь, что это так, графиня. Вы же понимаете, я очень переживаю.

– Ох, Карла, конечно понимаю. Я просто ищу наилучший вариант, чтобы Альдо остался дома.

Карла кивнула.

– Итак, ты согласна посидеть с Марией?

– Да, тут никаких проблем не будет. Сделаю. Но вы уверены, что для моего сына это как раз то, что надо?

– Да, думаю, так оно и есть.

Глава 17

София открыла шкаф и стала искать какой-нибудь шерстяной свитер потеплее. В это время года в башне всегда очень холодно. Она все пыталась убедить себя в том, что нисколько не боится участвовать в этом деле, но все-таки сунула в маленькую наплечную сумочку свой пистолет. Потом спустилась к черному ходу, и на кухне к ней присоединился Альдо.

– Ну как, молодой человек, вы готовы?

Альдо посмотрел на нее серьезным взглядом.

– Надеюсь, – ответил он.

Джеймс уже поджидал их за дверью, ведущей во двор. Все это время он провел один в пустующем фермерском домике; его отвели туда, снабдив несколькими банками сардин, сморщенным яблоком и буханкой довольно свежего хлеба, испеченного Карлой. Жестом поманив его в коридор, София включила тусклую лампочку и спросила, как ему жилось в новом жилище.

– Там чертовски холодно, – ответил он, потирая ладони.

Она приложила к губам палец.

– Если хотите, я всегда могу вернуть вас в потайной ход, – предложила она, вскинув брови.

София прекрасно знала, что в тайном туннеле у них в особняке вообще нет никаких удобств: голые стены, даже присесть негде, и очень холодно – холоднее, чем в домике.

– Благодарю, но я, пожалуй, останусь там, графиня.

– Зовите меня просто София.

Он казался добрым и порядочным человеком, и она была уверена, что поступает правильно, согласившись ему помогать. Но осторожность никогда не помешает. Когда люди вдруг оказываются совершенно не такими, какими прежде себя преподносили, начинаешь не очень-то доверять своему чутью. Двое таких уже просили убежища в Кастелло, но она отказала им лишь потому, что не могла понять, действительно они беженцы или шпионы. И когда потом они были разоблачены как шпионы и партизаны расстреляли их, она поняла, что, проявив осторожность, оказалась права.

– Что это с вами? – спросил Джеймс, и она удивилась, что он так легко обнаружил ее колебания.

– А вы как считаете? – спросила она несколько резко.

Но тут к ним подошла Максин, закутавшаяся в мужское пальто слишком большого для нее размера. Волосы она собрала сзади в узел.

Через несколько секунд раздался стук в дверь, и София, несмотря на то что этот звук являлся ожидаемым, вздрогнула.

Джеймс осторожно тронул ее за руку.

– Не волнуйтесь, – сказал он.

Взяв себя в руки, она приоткрыла дверь и в щелку увидела двух мужчин, тоже закутанных в зимние пальто, с надвинутыми на лоб шерстяными шапками на головах.

– Марко, – шепотом представился один, и она признала в нем человека, которого уже видела в прошлую ночь.

– Лодо, – пробормотал другой, поменьше ростом.

– Лодовико?

– Нет, просто Лодо.

Все четверо, София, Джеймс, Альдо и Максин, вышли к ним во двор. София повела их к винному погребу, мимо дома Марии, где, несмотря на столь поздний час, все еще тускло светилось окно. София подняла голову. Ночь выдалась облачной и безлунной, и это было им на руку. Она надеялась, что Карла все еще у Марии и они вдвоем молятся святому Себастьяну. Кто-то ведь должен это делать.

Пока мужчины возились с рацией, извлекая ее из бочки, София потихоньку проскользнула к башне и отперла тяжелую деревянную дверь. Внутри все дышало холодом, как в морозильной камере. В темноте она подошла к противоположной стене, провела ладонью по ее шершавой поверхности и нащупала выключатель. Зажглась тусклая лампочка; София с гулко стучащим сердцем двинулась дальше и открыла дверь, ведущую наверх. В нос ударило таким затхлым запахом, будто где-то рядом валялась дохлая крыса или другое животное.

Ставни на окнах были оставлены открытыми, поэтому она осторожно, дюйм за дюймом, стараясь делать это без шума, закрыла их и накинула, закрепив сверху, светонепроницаемую ткань.

Дверь в саму башню София оставила приоткрытой и теперь услышала поднимающиеся по ступенькам шаги; совсем скоро перед ней предстал Джеймс. За его спиной в дверях стоял Альдо и еще один партизан, тот, которого звали Марко, они вдвоем несли рацию. Партизан поменьше ростом и Максин находились позади. Джеймс огляделся и увидел узкое отверстие за ее спиной.

– Это старая каменная лестница, ведет на крышу, – пояснила София.

Он принялся за наладку рации, а София попросила обоих партизан спуститься обратно и убрать все, что загораживает проход в потайной туннель. Он прятался за фальшивой стенкой и от первого этажа башни вел через другие здания, главным образом складские помещения, к их дому и к ее спальне.

– Прошу вас сделать все как можно быстрее и тише. Как только мы установим рацию и произведем первый выход в эфир, надо будет сразу спустить рацию вниз и спрятать в этом проходе.

Джеймс открыл водонепроницаемый металлический контейнер и сообщил, что рацию прислали не портативную.

– А почему? – спросил Альдо. – Ведь портативная удобнее.

– Эта с амортизаторами. При заброске на парашюте портативная разбилась бы. Это рация типа Би-2. Работает по азбуке Морзе.

– Но и таскать ее тяжелее, – заметил Альдо, а София порадовалась при мысли, что он проявляет к этому делу интерес.

К Джеймсу подошла Максин.

– Значит, так, – сказала она. – Мне нужно передать своему связному Рональду следующее. Контакты я установила, и как только у меня будут приблизительные данные о численности партизан, я тут же сообщу. Хорошо?

Джеймс кивнул и извлек из металлического контейнера, выложенного изнутри мягкой подкладкой, контейнер поменьше, на котором стояла буква G.

– Тут сразу и передатчик, и приемник, – сказал он, взглянув на Альдо.

С маленького контейнера он снял крышку и, продолжая давать Альдо объяснения, воткнул куда надо провод, работающий в качестве антенны, и стал настраивать рацию. Потом, подсоединив и приемник, и передатчик к блоку питания с аккумулятором, надел наушники и стал настраивать переключатель диапазонов и вертеть ручку настройки.

Джеймс показал Альдо конверт, прикрепленный к внутренней стенке большой металлической коробки, снял его и достал несколько тончайших листков с напечатанным текстом.

– Это инструкция пользования, – сказал он.

– Сколько там страниц?

– Четырнадцать.

– Боже, как много! – хмурясь, сказал Альдо.

София верила в способности Альдо, но по лицу юноши можно было подумать, что он никогда не поймет всех премудростей работы с этим сложным оборудованием. Она все же надеялась, что обучение у Джеймса станет для него прекрасным компромиссом: с одной стороны, он станет работать на поддержку антифашистской коалиции, но с другой – не будет принимать участия в гораздо более опасных диверсионных операциях.

– На последней странице таблица настройки… – говорил Джеймс.

Его вдруг перебил донесшийся откуда-то громкий хлопок. Джеймс резко повернулся к Софии, их глаза встретились.

– Может быть, дверь от ветра хлопнула, – предположила она. – Или что-то уронили эти двое, которые расчищают проход.

Он приложил палец к губам, и оба снова прислушались. В груди ее гулко билось сердце; казалось, оно готово выскочить из грудной клетки. Зубы тоже стучали, и она никак не могла это остановить.

– Схожу-ка я посмотрю, – сказала Максин.