Текст книги "Тюльпанная лихорадка"
Автор книги: Дебора Моггак
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
19. София
Речным улиткам уподоблю скромных жен,
Кто речь ведет достойно и разумно,
Кто в вечных хлопотах о муже и семье.
Таков удел жены – носить везде свой дом,
Как носят раковину крепкие моллюски.
Адриан ван де Венне. Перечень земных заблуждений, 1632 г.
Ян второй раз перевернул песочные часы. Время летело стремительно, и когда закончится следующий час, мне придется уйти. Странно, что в горстке песка может заключаться столько наслаждений! Конечно, там есть и прошлая жизнь Яна, – вся до последней песчинки, – но эти два часа – только наши.
– Скажи, если бы ты был великим художником…
– Если бы? – усмехнулся он. – Если бы?!
– Ты смог бы нарисовать эти песочные часы и наполнить их такой радостью, что при одном взгляде на них каждый сразу бы почувствовал, чтó произошло?
Он с нежностью посмотрел на меня.
– Ты думаешь, это случалось с кем-либо еще?
Мы лежали на его кровати. Ян сделал глоток из бокала. Повернувшись ко мне, раскрыл мои губы и влил в них несколько капель сладкого вина.
– Я хочу тебя нарисовать – такой, какая ты сейчас.
– Нет, не уходи.
Он провел большим пальцем по моей щеке.
– Разве это возможно?
На полу лежало платье Марии, которое я использовала для маскировки. Оно выглядело странно пустым, словно, выполнив свою миссию, сразу потеряло всякий смысл. Это была моя куколка: разорвав ее, я вышла на свет полностью преображенной. Я – бабочка, живущая всего один час.
Ян отрезал кусок ветчины. Я следила за тем, как ходили под кожей мышцы на его спине.
– Хочешь пожирнее?
Я с жадностью кивнула. Он положил ветчину мне прямо в рот. Грубо – но какое удовольствие!
– Я совершила грех, – пробормотала я с полным ртом. – Может, Бог закроет лицо руками и отвернется в другую сторону?
Ян покачал головой:
– Бог смотрит прямо на нас. Если Он действительно нас любит, если щедрый и благой, разве Ему не хочется, чтобы мы были счастливы?
Я проглотила ветчину.
– Твоя вера – как комок теста. Ты лепишь из нее все, что хочешь.
Он влил в мой рот глоток вина.
– Так выпей Его крови – может, тебе полегчает.
– Это богохульство!
Я выплюнула вино. Настроение испортилось.
– Я скажу тебе, что такое богохульство. Я скажу тебе, что такое грех. – Ян повысил голос. – Это когда тебя запирают в склепе вместе с человеком, которого не любишь…
– Нет…
– Который держит тебя в клетке, высасывает из тебя жизнь, чтобы согреть свои старые кости!
– Это не так!
– Который купил тебя, как одну из своих дорогих картин, а ты… позволила купить себя!
– Неправда! Ты ничего не знаешь. Он добрый человек. Не говори о нем так, слышишь? Он помогает моей матери и сестрам, спас мою семью. Без него мы бы разорились…
– Вот видишь. Он тебя купил.
Я расплакалась. Ян сжал меня в объятиях. Он целовал мое мокрое лицо – нос, глаза. Я рыдала, потому что его слова испортили наше свидание, разрушили красоту этой минуты. А струйка песка в часах продолжала падать.
– Прости, прости, любимая, – пробормотал Ян. – Я просто ревную.
– К нему?
– К тому, что у него есть все: твое прекрасное лицо, твое присутствие в доме…
Я не могла сказать ему правду – пока не могла. Я не могла сказать, что одна мысль о постели мужа вызывает во мне отвращение. И, изменяя Корнелису, я все-таки чувствую себя ему обязанной.
– Меня там нет, – произнесла я. – Я не существую в этом доме. Там лишь моя пустая оболочка – такая же, как это платье. Я оттуда ушла.
Эти слова тоже были предательством, но сказанного не вернуть.
Ян молча смотрел на меня. Я показала на гравюру, висевшую на стене рядом с гипсовыми ногами и руками. Она изображала Страшный суд. Господь в облаке света сидел над скрюченными телами.
– Можешь повернуть ее к стене? – прошептала я.
Ян вскочил и сорвал гравюру с гвоздя. Она шлепнулась на пол. Он снова нырнул ко мне в кровать – в последний раз перед тем, как кончился песок.
20. Виллем
Где есть вино, там нет разума.
Якоб Катс. Моральные символы, 1632 г.
Виллем брел по улицам и тихо рыдал: его сердце было разбито. Вокруг царила кромешная тьма. Его жизнь тоже погрузилась во мрак. Он бродил уже давно; кажется, это был район Нювендика. Поблизости ощущалось холодное дыхание воды. Может, просто броситься в канал и прекратить эти муки?
Раздался взрыв смеха. Впереди была таверна. Из окон струился свет. Виллем услышал музыку и поющие голоса. Он колебался. Но куда еще пойти? Что ему делать теперь, когда его жизнь разрушена?
Виллем толкнул дверь. В ноздри ударил запах табака и пота. Полный зал: какие все веселые, беспечные! Музыкант в углу играл на скрипке. Женщины забирались мужчинам на колени, хихикали и елозили, устраиваясь поудобнее. Пары танцевали, спотыкаясь о мебель. Посетители чокались кружками и хрипло вопили песню:
В понедельник решил я – сегодня женюсь!
С холостяцкою жизнью навеки прошусь.
Но не знал, что тот день я навек прокляну,
Когда в дом приведу молодую жену!
Прислуга сновала между гостями, высоко поднимая кувшины с пивом. Виллем сел, задыхаясь в табачном дыму.
А во вторник пошел я в лесок за лозой —
Вот подарочек будет жене молодой! —
И нарвал себе веток сухой омелы,
Тех, что крепче железа и толще метлы.
– Эй, бедолага, что случилось? Хочешь утопить печаль в вине?
Мужчина за столом смотрел на него, подняв брови. Виллем вытер нос рукавом куртки. Хныкать как ребенок – в его-то возрасте! Унизительно.
– Женщина, – ответил он. – Проблема с женщиной.
Он сказал это как человек опытный, бывалый. Парень кивнул:
– Женщины! С ними всегда одно и то же. Никогда нельзя верить этим шлюхам.
Я хлестал по ногам и хлестал по рукам.
Ох, и трудное дело, признаюсь я вам!
У паренька было приятное лицо. Длинный шрам, пересекавший его щеку, оттягивал уголок глаза. Это придавало ему печальный вид. Видимо, бедняге довелось повоевать.
В воскресенье я пил и гулял без жены.
Ни скандалов, ни драки – веселая жизнь!
Лишь лихие друзья, да бутылка вина,
Да ломящийся стол – и другая жена!
Виллем решил, что ему можно доверять. Он рассказал своему новому приятелю, как сильно любил Марию и хотел сделать ей сюрприз.
– Вообще я человек не азартный, но тут решил попробовать. Один знакомый парень намекнул. Мол, «Адмирал Поттебейкерс» – то, что надо, цены идут вверх. Вложись сегодня, завтра зашибешь большие деньги. Мне понравилось название – я ведь патриот, рос на взморье, там постоянно ходили корабли. В продаже были и другие «адмиралы», тюльпаны часто так называют, но я выбрал эти.
– И как?
– Что?
– Удалось зашибить деньги?
Виллем кивнул и похлопал по кошельку.
– Знаешь, сколько я вложил? Еле-еле наскреб, чуть не разорился. Десять флоринов.
– А сколько там сейчас?
На глазах Виллема выступили слезы.
– Я хотел все ей рассказать. На эти деньги можно было купить маленький магазинчик, даже с квартирой наверху. Мне бы больше не пришлось ходить по улицам, мы могли бы пожениться! – Он разрыдался.
– Сколько там, дружище?
– Семьдесят восемь флоринов, вот сколько. – Виллем вытер нос рукавом. – Настоящее чудо, точнее не скажешь. Я бы и за полгода столько не заработал! А тут мне повезло – просто чудо, честное слово, какие-то старые луковицы… Но с кем мне теперь этим поделиться?
Перед Виллемом появился бокал: похоже, незнакомец угостил его бренди. Виллем быстро глотнул; напиток обжег ему горло.
– Женщины! – воскликнул его приятель. – Чтоб их! – Он фыркнул и засмеялся. – Трахаться – вот все, на что они годятся. – Он щелкнул пальцами; бокал Виллема наполнился снова. – Пей, не вешай голову! Нас всех облапошивали эти чертовы сучки, но теперь ты среди друзей. Кстати, здесь порядочное заведение: когда в кармане монеты, надо быть осторожным. Тут тебе не разбавят пиво водой и не пихнут в него всякую дрянь, как в других местах.
Мой милый был бедняк,
Теперь он стал моряк.
В ночлежке грязной ночевал,
А нынче море увидал.
У Виллема закружилась голова: он не привык к крепким напиткам. За его столом вдруг оказалась девушка. Она возникла словно ниоткуда.
– Позволь представить тебе мою сестричку Аннету, – произнес мужчина. – Ей тоже разбили сердце, правда, моя малышка?
Девушка вздохнула:
– Да, он обманывал меня.
– Моя бедная наивная сестренка, – продолжил приятель. – А это…
– Виллем.
– Хорошее имя.
Она была не так красива, как Мария: личико маленькое, скуластое, с двумя яркими пятнами на щеках. Но когда улыбалась, глаза светились.
– Откуда ты, Виллем?
Он назвал свою рыбачью деревушку.
– Это маленькое место, вы о нем не слышали.
– Я слышала! – возразила девушка. – Я родилась неподалеку. – Она обошла вокруг стола и села рядом, такая милая и скромная. – Мы с тобой похожи, правда? – Она кивнула на зал. – Они ничего не знают, не понимают таких, как ты и я. Это очень грязный, порочный город. Тот мужчина – он меня обманул. Уверял, что любит, а когда я ему не уступила – ведь я берегу свою честь, это мое единственное сокровище, – вышвырнул меня на улицу, даже не попрощавшись. – Ее глаза наполнились слезами. – Я тоже его любила, не меньше, чем ты свою девчонку.
Виллем обнял Аннету за плечи. Он почувствовал ее худое тело: по сравнению с пухлой Марией она казалась хрупкой, как птичка.
– Не плачь, – сказал он. – Я о тебе позабочусь.
На столе снова появилась выпивка. Аннета подняла свой бокал.
– За наших и за ваших близких.
Виллем залпом опрокинул бренди. По телу разлилось тепло, комната словно покачнулась.
– Она очень красивая, – пробормотал он. – Как я мог подумать, что она полюбит такого олуха, как я?
Аннета крепче прижалась к нему.
– А по-моему, она дура. Ты такой симпатичный. – Она положила руку на его колено.
Виллем плыл на корабле; комната ходила ходуном, вверх и вниз. Подвешенные к потолку пучки хмеля качались в такт стучавшим о пол ногам. Братец Аннеты куда-то исчез.
Выпьем за нас, выпьем за вас.
Ведь ты драгун, а не свинопас.
Будем пить ночью, будем пить днем.
Утром проспимся, и снова начнем!
Виллем огляделся по сторонам. Как он их всех любил! В табачной дымке танцевали фигуры, похожие на сон. Аннета потащила его в круг, и они тоже стали танцевать, вот только ноги его не слушались. Виллем покачнулся и чуть не упал, но Аннета его удержала. У нее были крепкие руки – маленькие, но сильные. А это тарелки на стене, зачем их повесили? Они вот-вот свалятся и разобьются вдребезги!
Время летело незаметно, казалось, часы остановились. Музыка ускорила темп, Аннета звонко смеялась. На ее зубах желтели пятна табака. С удивлением Виллем понял, что она еще совсем юная, почти девочка. Где ее брат? Он должен приглядывать за ней получше. Аннета прижалась к нему крепче, и Виллем со стыдом почувствовал укол желания. Как это возможно, ведь он любит Марию? Блудница. Шлюха. Чтоб ее…
– Ну как, весело? – Аннета хохотнула ему в ухо. – Чувствую, тебе нравится.
Она прильнула к нему так тесно, что Виллем почувствовал жар ее тела.
– Хочешь проводить меня домой?
Он кивнул. За ней надо присмотреть. Ее сердце разбито, его тоже; они должны помочь друг другу. К тому же от ее жесткого сухого тела у него все таяло внутри.
Аннета повела его сквозь толпу. Какие-то старухи скалились им вслед, обнажив пустые десна. Одна из них что-то сказала Аннете, та в ответ нагнулась и зашептала ей на ухо. Проходивший мимо мужчина толкнул Виллема в плечо. Он пошатнулся и едва устоял на ногах. Снова взглянув на женщину, увидел, что она совсем нестарая – лет тридцать, не более. Что у него с головой?
Схватив за руку, Аннета повела Виллема.
– Где ты живешь? – спросил он.
– Здесь, – ответила она. – У меня есть комнатка. Мы тут все как одна большая дружная семья.
Они прошли сквозь узкий коридор. По обеим сторонам располагались двери. За одной из них хрипло смеялась женщина. Голос был резкий и фальшивый – так кричала птица, которую Виллем слышал однажды ночью на болоте.
Аннета заперла за ними дверь. Комната была маленькой, места едва хватало для кровати. Виллем и раньше соображал туго, а тут совсем захмелел, и до него не сразу дошло, с кем он имеет дело. На мгновение он почувствовал себя разочарованным: еще одна мечта превратилась в дым. Но вскоре ему стало легче. Она проститутка – значит, ему не нужно защищать ее. Он может делать с ней что хочет.
Эта мысль его возбудила. Сам он ни разу не был с проституткой, но приятели через это прошли: рыбаки, разносчики, продавцы на рынке. Даже младший брат Дьерк, если не врет.
– Не смущайся, – прошептала Аннета, потянув Виллема к постели.
Она легла рядом с ним. Постель была тесной: ему пришлось вжаться в стену. Она сунула руку Виллема под юбку и зажала его пальцы между ног. Там было горячо и влажно.
– Чувствуешь, я совсем мокрая? – простонала она. – Я знаю, ты сильный. Посмотрим, что там у тебя?
Ее быстрые опытные руки расстегнули штаны Виллема и скользнули внутрь. Его член сразу напрягся.
– Вот это да! – выдохнула Аннета.
Удивление прозвучало искренне. Да, у него действительно был огромный инструмент. В юности Виллема даже смущала эта болтавшаяся между ног штуковина, но теперь он ощутил нечто вроде гордости.
– Надо же, а на вид такой рохля, – пробормотала Аннета. – Никогда не угадаешь… Настоящий великан!
Она погладила его, ее дыхание участилось. Виллем тоже был уже на грани. Еще немного, и он выплеснет все прямо ей на пальцы.
– Ух, как мне сегодня повезло, – промурлыкала Аннета.
– Сколько? – Так должны спрашивать бывалые мужчины.
– С такой игрушкой я все сделаю бесплатно.
Аннета уложила его на спину, задрала юбки и забралась сверху. Потом остановилась.
– Ох-хо, я чувствую зов природы, – хихикнула она. – Подожди минутку, я сбегаю пописать. – Аннета слезла с Виллема, нагнулась и поцеловала его в пах. – Никуда не уходи, мой милый мальчик.
Дверь закрылась.
Виллем лежал с пылающим лицом. В голове все перемешалось, он едва мог вспомнить, что случилось сегодня вечером. Мария? Она для него потеряна. Кровать слегка покачивалась в такт сердцебиению. Вверх-вниз, как на море: немного тошнит, но в целом приятно. Он завел себе новых друзей; скоро овладеет ею и станет делать все, что хочет: Аннету ничем не удивишь. Виллем посмотрел на нижнюю часть своего тела. Вот он, крепкой и могучий, налитый кровью, с пунцовой от страсти головой.
«Я все сделаю бесплатно». Его раздувало от гордости. Если бы Мария видела его сейчас! Прожженная шлюшка, а не берет с него денег! И от такого человека отказалась Мария! Виллем не удержался от улыбки. Ух, как сегодня повезло! Может, все-таки дать ей немного денег, просто чтобы выразить благодарность? Он полез в карман за кошельком.
Виллем хорошо запомнил этот момент. В дверь кто-то постучал, раздались подавленные смешки. Балка больно ударила по голове, когда он вскочил с кровати.
Через минуту Виллем был уже внизу, в таверне. Комната гремела от хохота, музыкант яростно драл струны скрипки. Раскрасневшиеся физиономии ухмылялись, пока он пробирался через зал. Виллем схватил за руку хозяина таверны.
– Где она? – завопил он.
– Вы про кого?
– Она украла мой кошелек!
– Не понимаю, о чем речь. – Хозяин высвободил руку. – Прошу прощения.
– Где ее брат?
– Какой брат?
Ну конечно, он ей не брат.
– Они украли мои деньги! – крикнул Виллем в отчаянии.
– Кого вы обвиняете?
В подбородок Виллема влетел кулак – с такой силой, что у него дернулась голова. Комната поплыла. Кажется, кто-то засмеялся – как они могут смеяться? Виллем неловко упал, потащив за собой стул. Его стукнули ногой, потом поволочили по полу, протащили спиной по острым ступенькам и швырнули на холодную улицу. Он вскочил.
– Убирайся к чертям, ублюдок!
Кто-то снова его ударил, прямо в лицо. Виллем скорчился от боли, что-то щелкнуло в носу. Виллем попытался закрыть лицо, но ему скрутили руки за спиной. Затем его толкнули к воде. Он ударился о низкую стенку канала. Кто-то задрал его ноги. Виллем пытался отбиться, но их было много, и они толкали его вниз.
Он кувыркнулся через ограду. Вода обожгла ему спину. Виллем сразу захлебнулся и закашлялся, наполнив легкие. Вода была как лед, она в одно мгновение выкачала из него весь воздух и сомкнулась над головой. Он почувствовал, что тонет… тонет… Одежда тянула его вниз.
21. София
Надень узду на свои желания, если не хочешь попасть в беду.
Якоб Катс, цитируя Аристотеля
Я вернулась домой вовремя. Сняв платье и платок Марии (служанка спала), я убрала ее одежду в шкаф. Слава богу, в доме больше не было слуг. Услышала, как во входной двери поворачивается ключ. В одной рубашке я взлетела вверх по лестнице. Задохнувшись, ударилась плечом о дверной косяк, перевела дух и вошла в спальню.
Корнелис загремел ключами, запирая дверь. Я застыла посреди комнаты, оцепенев от страха, чувствуя, как внутри колышется семя моего любовника. Потом, ослепленная грехом, на ощупь нашла свою кровать. Успела. На лестнице застучали шаги мужа. Вместе с ним поднимались отблески свечей. Когда он вошел, я уже лежала, свернувшись клубком под одеялом.
22. Виллем
Водная пена теряет свою белизну, по мере того как мы все глубже спускаемся ниже уровня воды, и это доказывает, что естественный цвет любого предмета, погруженного в такую среду, будет тем ближе к зеленому оттенку, чем больший слой воды находится над ним.
Леонардо да Винчи. Записные книжки
Виллем перестал бороться. Вода захватила его целиком. Равнодушно и спокойно, словно посторонний, он наблюдал, как идет ко дну. Мелькнули обрывки воспоминаний: мать склоняла над ним свое доброе лицо, сестра прыснула от смеха, зажав рот рукой… Он знал, что ему конец, и послушно соглашался с этим: разве все мы не рождаемся лишь на мгновение, чтобы вскоре умереть? Куда бы он ни направился, его ждет Господь: Он примет его в свои объятия.
Виллем тонул вместе с чужими объедками и дохлыми собаками, как пустой балласт, выброшенный за борт. Шел ко дну так же покорно, как содержимое тысяч ночных горшков, выплеснутое в воду жителями. Впрочем, в отличие от большинства из них Виллем умел плавать. Почему ему хотелось существовать, несмотря на то что у него украли все: невесту, золото, надежды. Почему грубая жажда жизни брала верх над его желанием исчезнуть – этого он понять не мог. Все силы ушли на то, чтобы выбраться на поверхность, молотя руками по воде и хватая ртом воздух. Виллем доплыл до берега канала и вцепился в скользкую стену. Волны поднимали его и били о кирпич. Он стал сдвигаться понемногу вбок, пока не наткнулся на причальное кольцо. Виллем повис на нем, выкашливая воздух из легких. Наконец ему удалось подтянуться и выбраться наверх, хотя он был чудовищно тяжел тяжестью смертной плоти. Виллем плюхнулся на мостовую и растянулся на улице.
На следующее утро, избитый, опухший и без денег в кармане, Виллем собрал свои вещи и побрел в сторону портовых доков. Там он записался в военный флот и через несколько дней отплыл на корабле, чтобы сражаться с испанцами. Единственным врагом, на котором мог выместить свой гнев.
23. Ян
Возьми льняное семя и высуши его без воды, поставив сковороду на огонь. Перенеси в ступу и измельчи до мелкого порошка. Снова пересыпь на сковороду, добавь немного воды и хорошо нагрей. Полученный порошок заверни в свежее полотно, положи под пресс, которым давят масло из грецких орехов и олив, и проделай с ним то же самое. С этим маслом разотри сурик, или киноварь, или иной цвет, какой захочешь, на каменной плите… приготовь складки для лица и тканей… изображая по своей фантазии животных, растения и птиц в их истинных цветах.
Теофил, XI век
Ян чувствовал себя виноватым перед пареньком. Он почти не уделял ему внимания. Якоб растирал для него краски и чистил кисти – не самая почетная работа. Все обучение свелось к нескольким урокам рисования. А мальчишка был талантлив: рисовал намного лучше, чем Ян в его возрасте, и всегда жадно глотал новые знания. К тому же Якоб был не таким вспыльчивым и увлекающимся. Ян не мог представить, чтобы он очертя голову влюбился в одну из своих заказчиц. Когда-нибудь станет хорошим и умелым мастером, может, не великим, но разве кто-то считает великим самого Яна? По крайней мере, не Маттеус. «Ты должен быть сильным, мой друг, и не бояться боли».
В конце концов, Ян усадил своего ученика перед двойным портретом и поручил ему закончить фигуру Корнелиса: кисти рук и тощие старческие чресла. Сам Ян не мог заставить себя рисовать ноги, которые лежали между бедер Софии. Он написал лицо, а остальное оставил в виде наброска: ему хотелось поскорее избавиться от него.
Фигуру Софии он закончил сам – той Софии, которой уже не существовало.
В первый раз Яна подвело его мастерство. Он не мог оживить картину: она была мертва. Продолжать ее бесполезно. Он поможет мальчику дописать фон, и потрет будет закончен. Для себя он задумал другую картину. Она называлась «Любовное письмо».
– Опиши мне комнату, в которой ты прочитала мое письмо, – попросил он Софию.
– Это спальня… обшитые панелями стены… вощеный, отполированный до блеска кабинет. За спиной гобелен – «Орфей в подземном мире»… кровать…
Нет, он не станет рисовать кровать.
– Что на тебе было надето?
– Фиолетовое шелковое платье, ты его не видел. Черный корсаж, расшитый бархатом и серебром.
– О чем ты думала?
– Я думала: весь мир остановился и мое сердце сейчас взорвется.
– От счастья?
– От страха.
– Не бойся, моя любимая.
– Я думала: всю жизнь я спала и только теперь открыла глаза. И еще: он меня любит! Мое тело словно превратилось в воду. (Как такое можно изобразить на полотне?) Думала: осмелюсь ли я? Направилась к выходу – и остановилась. Не осмелилась…
– Но потом все-таки решилась, – возразил он, целуя ее пальцы.
– Еще я думала: каково это – поцеловать тебя? И одновременно злилась на тебя за то, что заставил меня смеяться над своим мужем. О, во мне все перемешалось!
София по-прежнему здесь, в его студии. Она всегда рядом с ним, Ян беседует с ней мысленно. Вот она стоит с письмом у окна. Живопись – иллюзия. София, которую он не видел, была для него в тысячу раз реальнее тех людей, которых он рисовал и которые сидели прямо перед ним. Искусство лжет. Цветы разных времен года благополучно цветут на одной картине. Деревья эффектно наполняют пейзаж, обрамляя центр композиции. Комнаты вырастают из ничего, словно декорации на сцене, и художник обставляет их по своему вкусу, стараясь придать побольше драматизма сцене. Даже портреты приблизительно соответствуют реальности, приспособленной к взглядам и целям живописца. Их так называемый реализм, внимание к мельчайшим нюансам и деталям – тоже обман.
На первом плане Ян разместил предметы из собственной коллекции: посуду, чашу, драгоценности, – которые хранил в шкафу специально для натюрмортов. К Софии они не имели отношения, как и его комната, но на картине вся эта обстановка будет принадлежать ей. Никаких символов или аллегорий: черепов, пустых раковин, открытых светильников на полке, – просто несколько красивых вещей, существующих только здесь и сейчас, на этом полотне. Они лишь свидетели на празднике их любви.
Позже пришла София. Она заглянула на часок, возвращаясь домой после покупок. На ней было фиолетовое платье, которое Ян попросил ее надеть. Они не целовались: Якоб сидел в комнате и, насвистывая, трудился над картиной. Геррит гремел посудой в кухне.
Воскресный полдень. София стоит у окна. Свет падает на ее лицо. В руках у нее письмо, которое дал ей Ян. Она развернула листок: «Ты счастье моей жизни. Давай проведем эту ночь вместе. Я хочу держать тебя в объятиях и смотреть, как ты спишь. Я буду любить тебя до самой смерти».
Читая письмо, София застыла у окна. Ян сделал быстрый набросок углем. Она повернулась к нему, опустив листок.
– Не смотрите на меня, – попросил он. – Читайте письмо и держите письмо прямо, вот так.
Якоб перестал свистеть. Он прислушивался к их разговору. Губы Софии дрогнули. Она сказала:
– Я прочитаю его вслух.
Ян замер, глядя на нее.
– Вы думаете, нужно?
София прочитала: «Дорогой Корнелис Сандворт, ваша картина почти готова. Я смогу отправить ее вам во вторник. Надеюсь, вы останетесь удовлетворены мой работой, как я – полученным мной вознаграждением».
Ян с трудом удержался от смеха. София посмотрела в окно.
– А как вы назовете картину? – спросил Якоб.
– «Любовное письмо».
– Почему? – удивился ученик. – По-моему, совсем не похоже.
– Искусство всегда обман, – ответил Ян. – Разве ты этого еще не понял?
София рассмеялась. Ян вернулся к своему рисунку.
Из соседней комнаты доносились запахи еды. На мгновение все стало таким домашним и уютным: насвистывающий Якоб, хлопоты Геррита в кухне. Геррит был ужасным поваром – обычно Ян готовил сам или отправлялся есть в таверну, – но сегодня пахло очень аппетитно. Конечно, все это тоже иллюзия. София не станет есть его рагу, она скоро уйдет. Ей вообще нельзя здесь находиться: она и так страшно рисковала, явившись к нему в студию среди бела дня.
Но что такое реальность? Разве он не чувствует, что эта картина – реальная, подлинная жизнь? Сквозь ложь его кисть пробивалась к правде. Ян заново создавал для нее мир – и как она сияла ему в ответ! София стояла у окна и читала письмо. Когда она уйдет, на ее месте останется это сияние.
Ян быстро рисовал. Он чувствовал себя живым – до упоения, до дрожи, и не только от любви. Здесь было нечто большее. Раньше ему казалось, будто он просто размазывает краски по холсту. И только теперь Ян работал по-настоящему.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.