Текст книги "Искупление"

Глава 3

– Ангел!

Этот сорванный хриплый голос был все же низким и приятным, и Сара качнулась вперед в своей качалке и встретилась с голубыми глазами, смотревшими прямо на нее. Она еще не совсем проснулась и с трудом заставила себя сосредоточиться. Незнакомец смотрел на нее со своего неудобного ложа на полу и улыбался столь обворожительно, что не нашлось бы женщины, которую не тронула бы эта улыбка, а ямочки на его щеках были столь глубокими, что воспоминание о них не могло не укорениться глубоко в ее душе.

Стараясь побороть это неожиданное влечение, Сара встала со стула и опустилась на колени возле него.

– Меня зовут Сара, – проговорила она, поправляя укрывавшие мужчину одеяла. – Вы пострадали, поранили лоб. Я здесь, чтобы помочь вам.

– Ангел, – повторил он, потянулся к ней и сжал ее руку.

– Едва ли уместно называть меня так, – пробормотала она. Это сладостное имя, которым он назвал ее, тотчас же вызвало воспоминание о том, что горожане часто называли ее «падшим ангелом», и воспоминание это было мучительным.

Когда Сара попыталась отнять свою руку, он еще крепче сжал ее, другой рукой дотронувшись до повязки на голове.

Она положила свободную руку ему на лоб, чтобы удержать повязку на месте и успокоить его.

– Я зашила вашу рану на лбу, но, если вы сместите повязку, рана снова откроется. Тогда мне придется снова зашивать ее, и в этом случае останется грубый рубец. Полежите тихо и отдохните немного, а я разожгу огонь в очаге и согрею вам какое-нибудь питье, – попыталась она убедить его.

Он выпустил ее руку и вздохнул.

Не в силах устоять перед его обаянием, Сара продолжала смотреть ему в глаза и не заметила в них признаков лихорадки. Только усталость. И интерес к ней, от которого сердце ее на мгновение остановилось. Впервые за несколько лет мужчина смотрел на нее без презрения и жалости, хотя никогда и никто так внимательно ее не рассматривал. В ее мозгу зазвучал колокол, оповещающий об опасности, и это придало ей сил и заставило отвести от него взгляд и подняться.

Сара говорила себе, что этот интерес означает только его благодарность за помощь, за то, что она дала ему приют на эту ночь. Она подбросила в очаг еще одно полено, чтобы согреть сидр, наполнила дымящейся янтарной жидкостью глиняные кружки и попыталась придумать, как убедить своего гостя никому не рассказывать, кто оказал ему помощь и где он провел ночь, не раскрывая в то же время причины, почему следует делать из этого тайну.

Она надеялась, что ему не придется это объяснять. Провести ночь наедине с мужчиной, пусть даже раненным, было неслыханным поступком, и она рассчитывала на его благородство.

Сара снова опустилась на колени возле незнакомца, чтобы помочь ему. Он приподнялся и оказался в полусидячем положении. Когда он взял у нее кружку с сидром, его рука была твердой.

– Благодарю вас. Я думал, что так и не найду пристанища.

– Как вы сейчас себя чувствуете?

Он глубоко вздохнул:

– Если бы не сильная боль в голове и не холод в костях, который еще не прошел, то можно было бы сказать, что отлично.

– Как можно было отправляться в путь в такую бурю. Что случилось?

Он ответил ей мягкой улыбкой и допил свой сидр.

– По-видимому, этой ночью в путь отправились только дураки и ангелы. Поскольку я готов признать себя полным дураком, если решился на такую эскападу, может быть, вы скажете мне, почему оказались не дома, если, конечно, вы не вышли для того, чтобы выполнить свою миссию ангела, то есть спасать дураков.

– Я не ангел, – пробормотала она. – Я швея и возвращалась домой из города, где была по делам – доставила готовое платье и взяла новые заказы.

– Вы швея? Здесь? Почему же вы не живете в городе?

Она почувствовала, как у нее напряглись мышцы спины.

– Я живу здесь с теткой. Тетя Марта – повитуха. Она еще до начала бури отправилась в Дейтон.

– И вы здесь одна? Поэтому вы так долго не решались впустить меня?

– Извините меня. Я боялась, я думала, что это другой человек.

– Вот как? Неужели вы позволили бы кому-нибудь замерзнуть?

– Этот человек знает, что не встретит здесь радостного приема, – возразила Сара, удивляясь тому, что он сумел так быстро перевести разговор на нее, не сказав ни единого слова о себе. – Вы направлялись в Ньютаун-Фоллз? Что же случилось с вашей лошадью?

Незнакомец поставил пустую кружку на пол, снова лег и закрыл глаза.

– Я ехал в Нью-Йорк. Моя лошадь потеряла подкову. Поэтому мне пришлось идти пешком. Когда я упал, то поранил голову и потерял сознание. Когда я очнулся, моей лошади не было рядом, и у меня оставалось очень мало надежды на то, что я смогу добраться до города пешком. К счастью, тогда я увидел свет вашего фонаря. – Он неловким движением отбросил оба одеяла и сел. – Неудивительно, что мне все еще холодно. Мои брюки мокрые.

Увидев, что он начинает расстегивать брюки, Сара смущенно отвернулась.

– Извините. Я не могла их снять с вас. Я надеялась, что у огня они высохнут.

Он добродушно хмыкнул, и на щеках ее вспыхнул румянец, когда она услышала, как он отбросил брюки и они упали на пол.

– Сейчас я уже в состоянии раздеться сам, хотя не могу не признаться, что предпочел бы, чтобы красивая женщина сделала это за меня, пока я был без сознания.

– По-видимому, вы очень быстро поправляетесь и утром сможете отправиться в путь, – резко сказала Сара, подходя к своей кровати в углу хижины. Там не было одеял, она завернулась в шаль, чтобы не замерзнуть, и улеглась в свою постель.

– Вам было бы теплее у огня.

– Мне и так хорошо, – возразила она, полная решимости не замечать интереса к своей особе, читавшегося в его потрясающих голубых глазах и улыбке.

Она все еще почти ничего не знала о человеке, лежавшем на расстоянии нескольких футов от нее, но, как ни странно, не опасалась его и не думала, что он может причинить ей вред. Сара уютно свернулась клубочком и заснула.

Еще долго после того, как Томас услышал по ровному дыханию Сары, что она спит, он смотрел на огонь, наблюдая, как языки пламени лижут толстые поленья и пожирают их. В то время как он с легкостью мог объяснить причину своего затянувшегося пребывания здесь тем, что заблудился и поранил голову, ничто не могло извинить его поведения по отношению к этой ангелоподобной женщине, которая спасла его от верной смерти.

После нескольких недель в море он еще не был в городе, где женщины ожидали его с нетерпением и были готовы флиртовать с ним уже из-за его репутации отважного капитана, ставшего национальным героем.

Он что-то тихонько бормотал сквозь зубы и бранил себя, понимая, что сам не лучше презираемого им общества, которое надеялся оставить навсегда. Но где-то в глубине души жила мучительная боль, гнавшая его на поиски женщины, которая полюбила бы его как мужчину, а не как героя, которого можно было получить в качестве военного трофея.

Томас оглядел невзрачную маленькую хижину и удивился тому, что Сара сумела превратить это убогое жилище в уютный дом.

Бревенчатые стены украшали многочисленные домотканые ковры, а пучки сухих трав под потолком распространяли нежный аромат, придавая этому дому особую прелесть. Сшитые из лоскутов подушки и такие же лоскутные одеяла смягчали убожество грубой мебели.

Сара была простой деревенской женщиной, но на ее доброту он ответил непристойной попыткой ухаживания, которого не заслуживала порядочная женщина. Возможно, он был слишком заинтригован тем, что эта женщина, которую он принял за ангела, оказалась обычным земным существом, более красивым, чем он себе представлял, когда следовал за ней по пятам через лес. У нее были рыжие кудри, большие синие глаза и изящная, но хорошо развитая фигура. Он находил Сару восхитительной.

Должно быть, и другой мужчина, на которого намекнула Сара, разделял это мнение о ней. Однако две женщины, одиноко живущие в глуши, могли стать легкой добычей, в особенности Сара.

Томас повел себя неблагородно, не открыв ей сразу своего имени, но ему было приятно побыть немного подольше в ее милом обществе, не говоря ей, кто он. Провести некоторое время с женщиной, не претендовавшей на него из-за его богатства и военных подвигов, было искушением, которому он не мог противиться.

Как только она узнает, что спасла капитана Томаса Хэйса, она, вероятно, поведет себя так же, как и все остальные, но сейчас ему хотелось узнать, был ли явный интерес к нему, который он заметил в ее взгляде, только отражением его собственного интереса к ней или он понравился ей независимо от этого.

Поклявшись себе выяснить это до того, как покинет утром ее хижину, Томас закрыл глаза. Впервые за много месяцев он заснул с улыбкой на лице, как будто рыжекудрая женщина, этот ангел, спала с ним рядом в его постели… она разделила его судьбу… пока что только в мечтах и снах.

Глава 4

Отчаянное завывание и всхлипывание ветра, порывы которого продолжали сотрясать хижину Сары, нарушая ее сон, не прекращались до рассвета. Было совершенно очевидно, что ее нежданному гостю не придется покинуть ее сегодня утром, как она рассчитывала накануне. А возможно, она этого боялась.

Ее влечение к нему было столь сильным, что было бы бесполезно отрицать это. И она не без печали признала, что репутация ее еще больше пострадает в ее собственных глазах, потому что обещание, данное ею себе самой, – жить беспорочной жизнью, подверглось серьезному испытанию.

Потихоньку, дюйм за дюймом, Сара сползла с кровати и отодвинула занавеску с окна. Используя ее вместо ширмы, она умылась, переоделась в свежее платье, потом расчесала щеткой волосы, надела новый чепчик и, собрав все свое мужество, шагнула из своего угла в комнату.

Она нашла своего гостя стоящим на коленях у очага и орудующего кочергой.

– Я сама этим займусь, – твердо сказала она.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся, откладывая кочергу:

– Я пытался уложить на место непослушное полено.

Сердце Сары вдруг забилось с неистовой силой, и она с трудом заставила себя успокоиться. Как ей удастся прожить целый день в обществе этого человека? Она взглянула на него и принялась изучать повязку на его голове, чтобы не смотреть на эти пленительные ямочки у него на щеках.

– Должно быть, вам лучше, – отважилась она сказать, направляясь в дальний угол хижины, используемый в качестве чулана, и извлекла оттуда полдюжины яиц.

Гость усмехнулся:

– Я так голоден, что и выразить не могу.

Он был довольно далеко от нее: их разделяло полкомнаты, и все же Сара буквально чувствовала его присутствие спиной, когда разбивала яйца в деревянную миску. Она продолжала ощущать тепло его взгляда, пока взбивала яйца в пену. Он сделал несколько шагов к ней. Ее окутало тепло, от которого словно плавилось все ее тело.

– Вам нужна помощь?

Господи, он стоял совсем рядом! Слишком близко.

– Нет, – пробормотала она, глубоко вздохнула и повернулась к нему. – Вам следует отдыхать, – упрекнула она его, моля Бога, чтобы он вернулся на свое место у огня.

– Нет, пока не получу прощения за вчерашнюю ночь.

Гость удерживал ее взгляд, и в его голубых глазах заплясали искры.

– Хочу извиниться за то, что проявил прошлой ночью недостаточно уважения к вам, Ангел. Я собирался уехать сегодня утром, но боюсь, что это пока невозможно. Раз уж вам придется терпеть мое общество, по крайней мере в течение сегодняшнего дня, я должен представиться вам как полагается. – Его глаза потемнели. – Я Томас Хэйс и искренне благодарен вам за все, что вы для меня сделали…

– Томас Хэйс? Капитан Томас Хэйс?

Глаза Сары расширились, и она отступила, держась за стойку, на которой взбивала яйца.

– Капитан Хэйс не должен был прибыть до начала следующего месяца, – возразила она, отстраняясь от него и стараясь крепче сжать колени, чтобы он не заметил их дрожи.

– Только официально. Я здесь уже две недели, инспектировал свои владения и как раз возвращался в Нью-Йорк, чтобы сделать последние распоряжения к своему торжественному прибытию, когда попал в бурю.

– Почему же горожане не знают о том, что вы приехали?

– Каждый человек имеет право на уединение. Даже герой войны.

Его слова прозвучали холодно и саркастично, и ей это показалось неуместным.

– Почему вы мне не сказали вчера, кто вы?

Выражение его лица изменилось, став суровым, но она заметила в нем и некоторые признаки неуверенности.

– Я не буду извиняться за то, что не сказал вам вчера своего имени. Дело в том, что мне нечасто доводится проводить время в обществе людей, особенно красивых женщин, не думая, интересует ли их моя скромная персона или моя репутация героя.

Сара старалась дышать медленнее и спокойнее. Если кто и мог понять его мотивы, то это, конечно, она. Ведь и она хотела бы скрыть скандальные слухи, окружавшие ее имя, как он стремился избежать того, чтобы его узнавали. Однако у нее было безусловное преимущество. В то время как ее дурная слава носила чисто местный характер, он был национальным героем и едва ли мог надеяться найти такое укромное местечко – будь то город или деревня, – где бы о нем не знали или не слышали.

Герой войны и городская отверженная – они оба были жертвами капризов общества, и их слава – его героическая, а ее скандальная – обладала для обывателей одинаковой притягательностью, делая их товарищами по несчастью.

Сара улыбнулась:

– Пока я буду готовить завтрак, может быть, вы накроете стол на две персоны?

Гость гостем, но у Сары была работа, были определенные обязательства… Дженни, Мэри Грейс и Анна ждали свои туалеты. Она обещала им, что примерка состоится на следующей неделе, а это означало, что у Сары оставалось мало времени на то, чтобы развлекать своего гостя или предаваться мечтам, несмотря на большое искушение.

К середине утра у нее уже булькал на огне горшок с похлебкой из ягненка. Сара с радостью и благодарностью приняла предложение Томаса подкладывать поленья в очаг и следить за варевом, пока она будет занята шитьем. Сара внесла только одно изменение в свои каждодневные занятия. После того как она сложила швейные принадлежности в коробку и поставила ее на пол, ей пришлось передвинуть рабочий столик ближе к огню, потому что из щелей между бревнами хижины сильно дуло. Теперь ей стало теплее, но она оказалась ближе к Томасу, и это мешало ей сосредоточиться на работе.

Роскошный черный бархат лег на ее рабочий столик и закрыл всю его поцарапанную деревянную столешницу. Привыкнув работать с дорогими тканями, которые были ей не по карману, Сара относилась к этому спокойно, без лишних эмоций, думая лишь о возможном заработке, о деньгах, которые получит за выполненную работу. Она старалась не думать о Томасе.

Она научилась шить, еще сидя на коленях у матери, и в своем ремесле достигла совершенства. К сожалению, ее родители не дожили до этой минуты, чтобы увидеть и оценить ее искусство, хотя то, что они умерли давно, когда ей было всего десять лет, спасло их от теперешнего позора, от скандала, обрушившегося на нее.

Сосредоточившись на своем занятии – она пришивала мелкими стежками корсаж к юбке, – Сара рассчитывала, что будет видеть только огонь в очаге. Но оказалось, что со своего места она видела лицо гостя. Он сидел в качалке у края ее рабочего столика и находился в поле ее зрения.

Тщеславие удержало ее от того, чтобы надеть очки, лежавшие в ее рабочей корзинке под клубками ниток, но пока это не мешало работе, глаза ее еще не устали, и она могла обходиться без очков.

Стежки у нее выходили идеально мелкими и ровными.

– Расскажите мне о своих владениях, – попросила она в надежде на то, что их беседа усыпит ее чувства и она сможет заниматься только своей работой.

– У меня тысяча акров лесных угодий, на расстоянии многих миль от цивилизации.

Голос его был мягким, даже мечтательным.

– Звучит чудесно, будто вы говорите о райских кущах. – Сара тотчас же пожалела о своих словах, потому что вспомнила, что он называет ее ангелом.

– Надеюсь, что это так. Мой дом расположен прямо посередине моих владений, на небольшом пригорке над озером. Там так светло, ясно, спокойно…

– И уединенно, – закончила Сара с улыбкой и не смогла удержаться от того, чтобы не взглянуть на него.

– О да, и уединенно. – Не отрываясь, Томас смотрел на огонь. – Я надеялся зажить там в тишине, но, как я понимаю, моя репутация станет для меня проклятием, а не благословением.

– Проклятием? Да вы представляете, сколько людей восхищаются вами? Возможно, мы проиграли бы войну, если бы не вы…

– Их восхищение – только позолота жестокой реальности войны, – возразил он, не дав ей закончить фразы.

Сара нахмурилась и отложила шитье.

– Люди ищут героев, которыми могли бы восхищаться. Они изголодались по героям…

– И готовы пожирать их, – горько усмехнулся Томас.

Она вздрогнула, а он провел рукой по волосам и вздохнул:

– Простите. Я не хотел об этом говорить и не хотел огорчать вас. Я не хочу казаться неблагодарным. Но последние три года я провел, стараясь отдалиться от войны, забыть ее, но куда бы я ни приезжал, где бы ни оказывался, люди окружали толпой того, кого привыкли считать героем. Они романтизировали и мою личность, и мои «подвиги», вместо того чтобы видеть войну такой, какая она есть, уродливой и бесчеловечной. Они прославляют смерть под именем патриотизма, они превращают обычных людей в героев, которых идеализируют, и пользуются этим, как им заблагорассудится.

Сара не позволила себе вступить в спор с капитаном Хэй-сом и возразить ему, считая, что он говорит циничные вещи. Но в чем-то он был прав. Люди, населявшие Ньютаун-Фоллз, соответствовали его описанию. По словам тети Марты, городские власти планировали множество мероприятий, рассчитывая, что блестящий и известный новый житель города будет способствовать его процветанию и привлечет к их городу интерес нужных людей.

Вчера вечером Сара поняла также, что ни одна из потенциальных невест в пределах сорока миль от города не отказалась бы выйти за капитана Хэйса только потому, что он был известен как национальный герой. И было множество таких, кто лопался от гордости только отгого, что столь славный человек должен был стать их соседом.

– Вы же не знаете людей, живущих в нашем городке, – сказала Сара, покривив душой.

– Не думаю, что они отличаются от других. Политики хуже всех, но и коммерсанты немногим лучше.

Удивленная столь категоричными суждениями о людях в целом, Сара все же поняла его, потому что сама за последние четыре года испытала горькие разочарования, боль которых осталась в ее сердце.

– Так вы собираетесь отвернуться от общества и похоронить себя в глуши лесов?

– Я не собираюсь исчезнуть. Я просто хочу наслаждаться нормальной жизнью.

Сара сейчас не подумала о том, что сама поступила точно так же, заперев себя в уединенной хижине, чтобы укрыться от своих хулителей.

– То, что вы так послужили своей стране, дает вам основание гордиться.

– Этим я горжусь, но я не могу считать героизмом то, что исполнял свой долг. Поздно ночью, когда я закрывал глаза, я ощущал запах пороха и горящей человеческой плоти. В ночных кошмарах я до сих пор вижу лица погибших людей. Я слышу крики боли и ужаса… я слышу последний шепот умирающих. – Томас помолчал. – Если люди так нуждаются в том, чтобы романтизировать героев, пусть изберут для этого кого-нибудь другого. Я вышел в отставку. Отошел от общественной деятельности. От общества вообще. Озадаченная, Сара вернулась к своему шитью, но ее пальцы тряслись слишком сильно, чтобы сделать хоть один стежок. То, что свой образ героя капитан Хэйс находил столь же тягостным, как она – скандал, окружавший теперь ее повсюду, потрясло ее до глубины души. Однако она не могла согласиться, что его положение героя было столь же удушающим и тяжким, как и остракизм общества, которому безвинно подверглась она.

– Вы нужны людям. Как друг, сосед и как герой, – отважилась она наконец сказать и заставила себя снова приняться за шитье.

– Когда вы побываете на готовящемся в городе приеме, вы со мной согласитесь.

Сара улыбнулась ему:

– Вы там даже увидите платье, которое я сейчас шью.

– А для себя вы шьете что-нибудь?

На мгновение ее руки замерли, и она почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек.

– Я… я не собираюсь на прием.

– По крайней мере это избавит вас от разочарования.

Она резко подняла голову и посмотрела на него:

– Разочарования? Почему я должна была бы испытать разочарование?

– Потому что гость, в честь которого затеян этот прием, на нем не появится.

Сара уронила шитье.

– Вы не можете говорить это серьезно! Все вас ждут, И вы не можете отказаться.

– Почему это не могу?

– Потому что это было бы несправедливо. Или не очень благородно. Вы ведь дали слово, что будете на приеме.

– Я получил приглашение через моего поверенного, а это не более чем объявление о готовящемся торжестве. Во всяком случае, я больше не принимаю команд ни от кого. Ни от кого.

– Значит, вам просто не понравилась форма приглашения, а не сам факт торжества. Но разве можно потакать своему эгоизму вместо того, чтобы испытывать благодарность за честь, которую вам оказывает общество?

– По-видимому, вы не слушали того, что я вам только что говорил. Если я посещу этот прием, это даст вашим горожанам повод романтизировать войну, отцам города плести интриги, чтобы убедить меня вложить средства в местные предприятия и набить за мой счет карманы, а каждой женщине виться вокруг меня в надежде выйти замуж за героя. Скажите, что я не прав, и, возможно, вы меня переубедите…

– Я не могу сказать, что вы не правы. В отношении большинства. Но есть и другие. Некоторые из них потеряли мужей, сыновей или братьев во время войны. Есть и такие, кто находит жизнь очень тяжелой, а временами и безобразной. Таким людям необходимо торжество вроде этого, чтобы передохнуть и почувствовать, что в жизни бывают и праздники. Может быть, вам следует побывать там, познакомиться с ними, Томас. Помочь им, и тогда, возможно, вы не будете относиться к ним так сурово и вам будет не так трудно понять, что означает для них настоящий герой и что ему надлежит делать. Герои обладают неким сплавом отваги и силы и в пылу сражения помогают людям понять цену жизни и смерти.

Томас словно загипнотизированный смотрел на эту женщину, осмелившуюся бросить ему вызов. Он был тронут ее выпадом, но она не смогла его переубедить.

– Но ведь вы сами не собираетесь на это торжество? Интересно, почему у вас нет желания побывать на этом «празднике жизни»?

Сара закусила нижнюю губу, и в глазах ее появилась печаль.

– У меня есть на это свои причины, но я все-таки думаю, что вы перемените решение и посетите этот прием. Ради тех, кто нуждается во встрече с героем, с кем-то, кто может им напомнить, что в каждом из нас есть хоть малая толика героизма, которая проявляется, когда жизнь становится уж очень суровой. Или несправедливой.

Томас готов был бы посетить тысячу приемов, если бы это могло изгнать печаль из ее темно-синих глаз.

– Возможно, я передумаю и явлюсь туда… но при одном условии.

Ее лицо тотчас же просияло.

– Позвольте мне сопровождать вас туда. Если вы соглашаетесь шить платья для других дам, вам нетрудно будет сотворить восхитительный наряд для себя. Лучше всего белый. Он вполне подойдет для такого особенного существа, как вы, для настоящего ангела.

Губы Сары задрожали, и слезы уже готовы были пролиться, но она справилась с ними.

– Боюсь, я не смогу принять вашего приглашения, – прошептала она, поднимаясь и покидая свое рабочее место прежде, чем Томас сумел придумать что-нибудь убедительное, чтобы заставить ее изменить решение.

Он был разочарован и пытался понять, что в их разговоре могло так подействовать на нее, что она отказалась от его предложения. Потом он вспомнил, что она говорила что-то о героизме с таким задумчивым видом, будто и ей в ее повседневной жизни нужна была отвага. Его интерес к ней все возрастал, и он предчувствовал, что ему придется выдержать не один бой за нее, хотя пока он еще не представлял с кем или с чем.

Сара бросилась на свою кровать и зарылась лицом в подушки. Тело ее сотрясалось от отчаянных рыданий, и глубоко запрятанная боль рвалась наружу.

У нее не было права бросать капитану Хэйсу вызов. Она не должна была побуждать его к каким-либо действиям: уговаривать посетить праздник или не хоронить себя в глуши, вдали от общества. Как могла она, избравшая уединение и затворничество вместо борьбы за свою репутацию, давать ему советы? Однако то, что она узнала от Томаса о бремени его известности, заставило ее задуматься, не сумеет ли она восстановить свое несправедливо запятнанное позором имя.

Но сейчас она должна была отклонить его приглашение, и ему следовало знать, что он пригласил парию в качестве своей дамы на это празднество. Но рассказать ему о своем прошлом Сара не могла – это означало бы совсем пасть в его глазах.

Когда ее бурные рыдания слегка поутихли и перешли в едва слышные всхлипывания, она зябко обняла себя руками за плечи.

Даже если бы он поверил, что ее позор был незаслуженным, она не могла допустить, чтобы он ради нее рисковал своим благородным именем и славой. И тем более она не могла сопровождать его на праздник, не поведав ему своей истории, потому что Уэбстер непременно воспользовался бы случаем унизить ее прилюдно. Снова унизить на глазах мужчины, имевшего право на ее любовь и преданность.

Сара почувствовала себя бесконечно одинокой, и сердце ее сжалось.

Но от звука шагов, приближавшихся к ее постели, оно вдруг бешено забилось, и она не могла справиться со своим смятением.