Текст книги "Избранные речи"

XIII
О распределении средств

Введение Либания

Эта речь не принадлежит к числу «филиппик», а просто совещательная. Именно, когда афиняне на одном заседании Народного собрания обсуждали вопрос о зрелищных деньгах, Демосфен выступил с речью. Он убеждает их ввести у себя правильное распределение средств и восстановить старый порядок, именно, выступать самим в походы и нести на себе опасности за греков; при этом он сравнивает теперешнее состояние с тем, какое оно было при предках, и показывает, что оно гораздо хуже и ниже прежнего.

Речь

(1) Что касается наличного запаса денег и того вопроса, который сегодня поставлен на обсуждение Народного собрания, граждане афинские, то, по-моему, ни одна из двух имеющихся у нас возможностей не представляет трудности: если я стану порицать сторонников распределения и раздачи общественных средств, через это легко будет заслужить добрую славу в глазах людей, видящих в этом вред для государства; с другой стороны, если я стану поддерживать предложение и доказывать, что надо получать деньги, нетрудно будет угодить людям, которые особенно нуждаются в получении их. Все дело в том, что ни те, которые хвалят, ни те, которые порицают это дело, не думают о пользе государства, но те и другие рассуждают так, как им подсказывает их собственное положение, – живут ли они в нужде или в избытке. (2) Я же со своей стороны не взял бы на себя ни предложить этого, ни сказать, что не следует получать; я советую только вам самим про себя иметь в виду и принимать в расчет, что деньги, о которых у вас обсуждается вопрос, невелики, зато порядок, который устанавливается вместе с этим, имеет важное значение. Таким образом, если вы обеспечите каждому за исполнение каких-нибудь обязанностей соответствующую оплату, вы не только не повредите, но и принесете величайшую пользу государству и самим себе. Если же для получения денег достаточно будет праздника и любого подобного повода, а насчет исполнения помимо этого каких-нибудь обязанностей вы не пожелаете слушать даже речей, тогда смотрите, как бы те самые действия, которые вы сейчас считаете правильными, не пришлось вам со временем признать крупной ошибкой. (3) Я лично считаю необходимым вот что (уж вы, пожалуйста, не прерывайте криками того, что я собираюсь говорить, но сначала выслушайте, а потом судите!): как по вопросу о получении денег мы назначили заседание Народного собрания, так и насчет распределения средств и подготовки к войне надо тоже назначить заседание Народного собрания, и каждый пусть проявит со своей стороны не только охоту об этом слушать, но и желание исполнять намеченное: тогда вы, граждане афинские, свои расчеты на хороший исход поставите в зависимость от самих себя, и вам не нужно будет справляться о том, что́ делает такой-то или такой-то. (4) При этом из всех поступающих в государство доходов, – как из ваших собственных средств, которые вы сейчас растрачиваете без всякой нужды, так и из тех, которые поступают к вам от союзников, – вы должны получать, по моему мнению, каждый справедливую долю – люди призывного возраста в качестве воинского жалованья, люди, не включенные в призывной список по возрасту, в качестве вознаграждения за надзор или за исполнение какой-нибудь другой обязанности, как бы ни назвать эту оплату, а в походы вы должны отправляться сами и не уступать этого дела никому другому; (5) войско должно быть у государства свое собственное¹, составленное за счет указанных средств, – тогда и средств у вас будет вполне достаточно, и вместе с тем вы будете выполнять свои обязанности; военачальник должен стоять во главе этого войска и тогда с вами, граждане афинские, не будет происходить таких случаев, как теперь: вы привлекаете к суду военачальников и в итоге этих дел у вас остается только одно: «такой-то, сын такого-то, внес на такого-то исангелию²», а кроме этого, ничего другого. (6) Но что́ же в таком случае вам нужно? Во-первых, нужно, чтобы союзники дружественно относились к вам не под угрозой поставленных у них отрядов, но в сознании общей для вас и для них пользы; во-вторых, военачальники с отрядами наемников не должны никоим образом грабить и разорять союзников, в глаза не видя врагов, – выгоды от этого достаются им самим, а ненависть и обвинения падают на все государство в целом; вместо этого они должны иметь в своем распоряжении войско из граждан и с помощью его поступать с врагами так, как они сейчас поступают с друзьями. (7) А помимо этого, еще много других обстоятельств требует вашего личного присутствия на местах, и не только нам в своих домашних войнах выгодно пользоваться собственным войском, но это необходимо и для всех остальных дел. Ведь если бы для вас было вполне достаточно самим оставаться спокойными и совершенно не вмешиваться в то, как идут дела у остальных греков, тогда был бы другой разговор. (8) Но вы хотите первенствовать и разрешать правовые споры между остальными; однако такого войска, которое бы наблюдало за этим и стояло на страже, вы не подготовили и не подготовляете. Напротив, при полном бездействии с вашей стороны и при вашей оторванности от остальных низвергнута демократия у митиленцев³, при полном бездействии низвергнута демократия у родосцев⁴. «Это потому, что они – наши враги,» – скажет, пожалуй, кто-нибудь; но надо, граждане афинские, придавать больше значения вражде к олигархиям, в силу самого их направления, чем к демократиям из-за чего бы то ни было. (9) Но вернусь к тому, с чего я начал. По-моему, вам надо ввести правильное распределение средств у себя и установить строгое соответствие между получением денег и исполнением обязанностей. Я беседовал с вами об этом и прежде⁵ и объяснял подробно, как вы можете ввести у себя правильное распределение средств – между гоплитами, всадниками и теми, кто уже вышел из их состава, – и как у всех в общем может получиться некоторый достаток. (10) А что более всего показалось мне досадным, об этом я скажу вам прямо и без утайки: это то, что хотя во всем этом деле есть много важных и прекрасных соображений, но ни о чем другом никто не помнит, а помнят все только о двух оболах⁶. Между тем они больше двух оболов и не могут стоить, остальные же вещи, о которых я говорил в связи с этим, сто́ят сокровищ персидского царя – именно, если государство, имеющее столько гоплитов, триер, лошадей и денежных доходов, будет иметь правильное распределение средств и будет подготовлено.

(11) Так зачем же я говорю сейчас об этом? Затем, что, раз некоторые находят недопустимым всем получать оплату, но зато все признают полезным ввести у себя правильное распределение средств и подготовиться к войне, то с этого, по-моему, вам и нужно начать дело, и надо предоставить всем желающим высказать по этому вопросу свое мнение. Дело обстоит так: если вы согласитесь, что сейчас действительно своевременно заняться этим, то потом, когда это вам потребуется, у вас будет все готово; если же призна́ете это неуместным теперь и оставите без внимания, то вам придется по необходимости заниматься приготовлениями тогда, когда нужно будет уже пользоваться готовым.

(12) Но кто-то уже, граждане афинские, – конечно, не из числа вас, не из народа, а из людей, готовых лопнуть от досады, если это сбудется, – уже говорил, заявляя что-то в таком роде: «Какая вам польза от речей Демосфена? Выступит он, когда ему вздумается, прокричит вам все уши своими речами, разбранит теперешние порядки, превознесет похвалами предков и, подняв ваш дух и преисполнив гордостью, сойдет с трибуны». (13) Но что касается меня, то будь я действительно в силах склонить вас на какое-нибудь из моих предложений, я принес бы, мне кажется, столько пользы нашему государству, что многие не поверили бы мне, если бы все это я попробовал сейчас подсчитать, и сочли бы это прямо невыполнимым. Впрочем, я вижу немалую заслугу с моей стороны уже и в том, если приучаю вас слушать наилучшие советы. Действительно, кто хочет, граждане афинские, сделать что-нибудь хорошее для нашего государства, тот должен прежде всего исцелить ваши уши: они совсем испорчены – так много лживого и всякого, что угодно, только не наилучшего, привыкли вы слушать. (14) Вот, например (пусть только никто не прерывает меня криками, пока я не выскажу всего!), вскрыли недавно какие-то люди описфодом⁷. Так все ораторы стали говорить, что демократия низвергнута, что законов более нет, и тому подобное. Но, граждане афинские, – смотрите, правильно ли я говорю, – виновные в этом, конечно, заслуживали за свое преступление смертной казни, но демократия низвергается не этими делами. В другой раз кто-то украл весла⁸. «Бичевать, пытать! – стали кричать все ораторы, – демократия низвергается!» – А я как думаю? Да, конечно, похититель за свое преступление заслуживает смертной казни – в этом я согласен с ними⁹, но демократия низвергается не этими делами. (15) А ка́к она низвергается, этого никто не говорит и не осмеливается сказать. Ну, так я вам скажу. – Тогда, когда вы, граждане афинские, – и вас много, – из-за плохого руководства оказываетесь без средств, без оружия, без надлежащего распределения и без единомыслия между собой, когда ни военачальник, ни кто-либо другой не считается с вашими псефисмами и когда никто не хочет об этом заявлять, не старается поправить дело и никаких мер не предпринимает, чтобы прекратить это, – а это как раз теперь постоянно и бывает. (16) И к тому же, клянусь Зевсом, граждане афинские, к вам нахлынули еще и другие речи – лживые и весьма вредные для государственного порядка, вроде того, что «в судах для вас спасение!» и что «голосованием вы должны охранять государственный строй!»¹⁰ Но я лично знаю, что, хотя эти суды действительно определяют у вас правовые взаимоотношения между людьми, однако врагов надо побеждать оружием, и именно им обеспечивается спасение государства. (17) Ведь вовсе не голосование¹¹ обеспечивает победу воинам, стоящим под оружием, а наоборот, воины, которые с оружием в руках будут побеждать врагов, доставят вам возможность и безопасность подавать голоса и вообще делать все, что вам будет угодно: да, с оружием в руках надо быть страшными, а в судах надо быть человечными!

(18) Если кому-нибудь представляется, что я говорю речи, которые обещают больше, чем от меня зависит, то в этом самом есть доля справедливости. Действительно, всякая речь, коль скоро она будет говориться о таком государстве и о подобных вопросах, всегда должна казаться выше способностей отдельного оратора, – она должна близко соответствовать вашему достоинству, а не достоинству говорящего. А почему никто из ораторов, пользующихся у вас уважением, не говорит этого, причины этого я постараюсь вам объяснить. (19) Люди, добивающиеся избрания на государственные должности и желающие занять такой пост¹², обращаются ко всем, как рабы того расположения, которого ищут при голосовании, так как каждый из них хлопочет только быть как бы посвященным в стратеги, а вовсе не о том, чтобы совершить дело, достойное мужа. Если же кто-нибудь и обладает достаточными способностями, чтобы взяться за какое-нибудь дело, то он понимает, что при теперешнем положении он может, опираясь на славу и имя нашего государства, и при отсутствии достаточно сильных противников манить вас надеждами, не давая ничего другого, и, таким образом, сам наследовать ваше достояние, как это и бывает на самом деле; но помимо этого, он знает и то, что если все дела вы будете исполнять своими собственными силами, тогда ему придется разделять как труды, так и проистекающие из них выгоды наравне с остальными¹³. (20) Между тем политические деятели, всецело посвятившие себя этим делам, предоставили вам думать о наилучшем устройстве, а сами примкнули к этим людям. И, если прежде вы делали взносы по симмориям, то теперь ведете общественные дела по симмориям. Оратор является предводителем¹⁴, и полководец у него в подчинении, и еще триста человек, готовых кричать ему в лад, вы же, все остальные, распределены кто к одним, кто к другим. В итоге всего этого получается у вас, что такому-то воздвигнута бронзовая статуя, такой-то разбогател, – один или двое; они стоят выше всего государства, а вы, все остальные, сидите, как свидетели благополучия этих людей, и ради своей повседневной беспечности уступаете им многообразные и огромные богатства, имеющиеся у вас.

(21) Между тем, посмотрите, как дело обстояло при предках ваших. Да¹⁵, не с чужих людей можно вам брать примеры, а со своих собственных, чтобы знать, как вам следует поступать. Они¹⁶ не ставили, клянусь Зевсом, бронзовых изображений ни Фемистокла, начальствовавшего в морской битве при Саламине, ни Мильтиада, предводительствовавшего при Марафоне, ни многих других, оказавших услуги не такие, как теперешние военачальники, но чествовали их как людей, ничуть не лучших, чем они сами. (22) Именно, они ни одного из деяний, граждане афинские, совершенных тогда, не отнимали у себя, и нет никого, кто бы назвал морское сражение при Саламине делом Фемистокла, но называли это делом афинян, и битву при Марафоне не делом Мильтиада, а делом нашего государства. Теперь же многие так именно и говорят, будто Керкиру взял Тимофей¹⁷, мору спартанцев перебил Ификрат¹⁸ и в морском сражении при Наксосе одержал победу Хабрий¹⁹. Да, вы сами как будто отказываетесь от этих деяний, воздавая за них чрезмерные почести каждому из этих лиц. (23) Итак, они воздавали почести своим согражданам так прекрасно, а вы так неумеренно. А как иностранцам? Фарсальцу Менону, давшему двенадцать талантов серебром на войну у Эиона близ Амфиполя²⁰ и приславшему на помощь отряд из двухсот всадников, своих собственных пенестов²¹, они не постановили дать гражданские права, а даровали только освобождение от повинностей²². (24) Да и прежде этого Пердикку, который, будучи царем Македонии во времена нашествия варваров²³, уничтожил части варваров, отступавшие из-под Платей после понесенного ими там поражения, и довершил этим их гибель, не постановили дать гражданские права, а даровали только освобождение от повинностей, потому, вероятно, что считали свое отечество великим, славным и почтенным и стоящим выше какой бы то ни было оказываемой ему услуги. А теперь вы, граждане афинские, делаете своими гражданами негодных людей из домашних рабов, первых бездельников, и получаете за это плату, как и за всякий другой товар. (25) А к такому образу действий вы пришли не потому, чтобы по природе были хуже своих предков, но потому, что они имели основание гордиться собой, вы же, граждане афинские, такую возможность утратили. Но никогда²⁴ нельзя, я думаю, если занимаетесь мелкими и ничтожными делами, приобрести великий и юношеский смелый образ мыслей, равно, как и, наоборот, если занимаетесь блестящими и прекрасными делами, нельзя иметь ничтожного и низменного образа мыслей: каковы ведь у людей привычки, таков же необходимо бывает у них и образ мыслей.

(26) Но посмотрите²⁵, какие дела в общем можно бы назвать из того, что совершено ими и что вами: может быть, прослушав это, вы сумеете, если не по своему собственному, так хотя бы по их примеру исправить к лучшему свой образ действий. В течение сорока пяти лет они правили греками с их собственного согласия, более десяти тысяч талантов собрали на Акрополе и много прекрасных трофеев воздвигли в сухопутных и морских сражениях, которыми еще и теперь мы гордимся. Но вы имейте в виду²⁶, что они их воздвигли не для того только, чтобы мы восхищались, созерцая их, но для того, чтобы мы и подражали доблестям воздвигших их людей. (27) Так вот они поступали так; ну, а мы, имея вокруг себя такое безлюдье, какое все вы видите, посмотрите, поступаем ли мы хоть приблизительно так, как они. Разве у нас не растрачено попусту более полуторы тысячи талантов на греческих бедняков²⁷, разве не истрачены и все частные состояния отдельных лиц²⁸, и общественное достояние государства, и взносы союзников, а те, кого мы во время войны приобрели себе в качестве союзников, разве не утеряны теперь во время мира? (28) – «Но, клянусь Зевсом, – возразит мне кто-нибудь, – это одно только и было тогда лучше, чем теперь; все же остальное тогда было хуже». – Нет, ничуть не бывало! Но давайте рассмотрим, что хотите. По крайней мере, что касается построек и украшения города, храмов, гаваней и тому подобных сооружений – все это оставили они после себя в таком прекрасном виде и в таком множестве, что ни для кого из следующих поколений уже не осталось возможности их превзойти: так они передали нам в наследство вот эти Пропилеи²⁹, корабельные дома, портики и прочие сооружения, которыми они украсили город; (29) наоборот, частные дома людей, достигавших влиятельного положения, они оставили настолько скромными и соответствующими самому названию демократического государства, что, например, дома Фемистокла, Кимона, Аристида и других знаменитых людей того времени, – если кто-нибудь из вас знает, каковы они, тот это видит, – каждый из них в отдельности не был нисколько великолепнее, чем дом соседа. (30) А теперь, граждане афинские, в общественной жизни наше государство довольствуется тем, что сооружает дороги, водопроводы, белит стены и делает еще разные пустяки – и не в упрек предложившим это говорю я, отнюдь нет, но вам самим, раз вы это считаете достаточным для себя: зато в частной жизни из таких людей, которые ведали каким-нибудь из общественных дел, одни соорудили себе частные дома роскошнее общественных зданий, не говорю уж – великолепнее, чем у большинства людей, другие занимаются сельским хозяйством, скупив себе столько земли, сколько никогда и во сне не мечтали иметь. (31) Причина всего этого в том, что тогда народ был господином и хозяином над всем, и каждому из граждан было лестно получать от народа свою долю в почете, управлении и вообще в чем-нибудь хорошем, а сейчас наоборот, всеми благами распоряжаются эти люди и через их посредство ведутся все дела, а народ оказался в положении слуги и какого-то придатка, и вы бываете довольны, если получаете то, что эти люди вам уделяют.

(32) Так вот те причины, почему дела нашего государства и оказываются в таком состоянии, что ни один человек, которому пришлось бы прочитать ваши псефисмы и вслед за тем разобрать подробно все ваши действия, не мог бы поверить, что и то, и другое принадлежит одним и тем же людям. Так, например, в деле с проклятыми мегарцами³⁰, когда они пытались захватить священный участок, вы постановили в своей псефисме выступать в поход против них, мешать им и не допускать этого; затем, в деле с флиасийцами³¹, когда они в недавнее время были изгнаны, вы постановили идти на помощь, не допускать этого злодеям, призывать на помощь всех охочих людей в Пелопоннесе. (33) Все эти решения, граждане афинские, прекрасны, справедливы и достойны нашего государства, но действия, последовавшие за этим, ничего не стоят. Таким образом этими псефисмами вы только навлекаете на себя ненависть, а выполнить ни одного из дел вы не оказываетесь в состоянии, так как, хотя псефисмы вы выносите и отвечающие достоинству государства, но войска, способного осуществить ваши постановления, вы не имеете. (34) Я со своей стороны предложил бы вам (уж вы на меня за это не прогневайтесь!) смирить свою гордость и ограничиваться ведением своих собственных дел, а если не хотите этого, то готовьте себе более сильное войско. Конечно, если бы я знал, что вы – сифнийцы³² или кифнийцы, или какие-нибудь люди в этом роде, тогда я и советовал бы вам смириться; но так как вы – афиняне, то я предлагаю вам подготовить себе войско: ведь позорно вам, граждане афинские, позорно покинуть пост вашего высокого сознания, который передали вам в наследство ваши предки. (35) А кроме того, это и не в вашей власти, даже если вы захотите отступиться от греческих дел; ведь много дел совершено вами за все время, и позорно будет покинуть своих наличных друзей без помощи, нельзя довериться своим действительным врагам и дать им возможность усилиться. Вообще же, как это бывает у вас с политическими деятелями, которым нельзя отказаться от своей деятельности тогда, когда захотят, вот так теперь обстоит дело и с вами, поскольку вы являетесь политическими руководителями среди греков.

(36) А сущность всего, граждане афинские, что было высказано мной, сводится вот к чему. Никогда не бывает, чтобы ораторы делали вас негодными или честными; наоборот, вы делаете их какими хотите: не вам ведь приходится угадывать, чего они хотят, а они стараются угадать то, что, по их мнению, желательно для вас. Значит, вы сами в первую очередь должны иметь благородные желания, и все тогда пойдет хорошо, потому что или вообще никто не скажет ничего худого, или же сказавший это ничего не добьется для себя, раз не будет людей, готовых его слушаться.