Текст книги "Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию"

Кроме всего прочего, в боях за Акру погиб влиятельный вассал французского короля, Филипп, граф Фландрский. Это была крупная потеря для аристократов Востока, но громче всего событие отозвалось в Европе. Фландрия была европейской столицей шерсти и ткани, весьма богатым графством, и, если бы удалось прибрать ее к рукам, могла серьезно пополнить французскую казну. Служить славе Господа на Востоке дело важное, но Филипп был Капетингом до мозга костей. Его желание завладеть землями графа Фландрского было гораздо сильнее. Французский король предпочитал отстаивать интересы своей короны на северо-западе Европы, а не плясать под дудку своего вассала в запекшейся от зноя сточной канаве Востока. 3 августа Филипп покинул Утремер, отплыв из Тира во Францию.

Теперь никто не мог оспорить лидерство Ричарда в Третьем крестовом походе. У него было вдосталь людей, денег, огромный флот и растущий авторитет. В его руках сосредоточилось и военное командование. По словам хрониста Ричарда из Девайзеса, Ричард заявил, что, пока Филипп торчал на Востоке, сам он чувствовал себя котом, к хвосту которого привязали молоток. Что ж, избавившись от молотка, кот мог мчаться куда хочет. Пребывание Ричарда в регионе одарит его еще большей славой, и теперь ее не нужно будет делить с Филиппом. Но с каждым месяцем, проведенным в походе, проблемы дома, в оставленной им империи Плантагенетов, приобретали все более угрожающие размеры.

Предательство

Джеффри, архиепископ Йоркский, как и всякий гость Дувра, разглядывал строящийся замок, возносящийся над гаванью. К сентябрю 1191 года работы несколько продвинулись с тех пор, как почивший король Людовик VII осматривал стройку. Джеффри поднял глаза на внушительную квадратную башню и подумал о своем отце, потратившем целое состояние, чтобы довести цитадель до уровня, достойного великого короля, и превратить ее в храм, прославляющий земную власть династии Плантагенетов.

Джеффри и сам был примечательной личностью. Талантливый военачальник, образованный священник и наполовину принц Плантагенет. Он был незаконнорожденным сыном Генриха II и женщины по имени Хикенай, сделал карьеру в Церкви и на королевской службе. В администрации отца он занимал должность канцлера и рисковал жизнью, возглавляя блестящую военную операцию на севере в дни Великой войны 1173–1174 годов. Сейчас, в правление своего брата Ричарда, он был вторым по значимости иерархом английской церкви. Но, хотя он и был верным слугой Плантагенетов в прошлом, присутствие богатого, властного и амбициозного Джеффри в стране, которую король покинул, не оставив прямого наследника, было довольно опасным. Уезжая на Святую землю, Ричард заставил Джеффри – как и Иоанна – поклясться не показываться в Англии в течение трех лет. Заботы по управлению страной были возложены на плечи Уильяма Лонгчампа, исполняющего обязанности епископа Или, папского легата, юстициария и канцлера, – пусть не короля, но фигуры, настолько близкой к воплощению высшей власти в Церкви и государстве, насколько это вообще возможно.

Джеффри, сговорившись со своим единокровным братом Иоанном, нарушил клятву. В пору краткого пребывания на Сицилии, Ричард намекал, что в случае гибели в крестовом походе хотел бы видеть своим преемником в Англии племянника, Артура Бретонского. Артур был сыном старшего брата Ричарда – Джеффри Плантагенета, убитого на рыцарском турнире в Париже в 1186 году. Когда Ричард отбыл в Утремер, Артуру было около четырех лет. Иоанн, которому стукнуло уже 24, резко отреагировал на такой выбор брата. Добившись поддержки Алиеноры Аквитанской, он вернулся в Англию, захватил замки Ноттингем и Тикхилл и поднял восстание против канцлера. Иоанн строил свои планы, зная, что Лонгчамп не пользуется популярностью в Англии. Канцлер родился и вырос в Нормандии, и надменность, с какой он себя держал, рассорила его со множеством баронов, которыми он должен был править. В переговорах, устроенных с целью уладить конфликт, младший брат короля принудил Лонгчампа оставить сторону Артура Бретонского и признать престолонаследником по праву его, Иоанна. Прибытие в страну Джеффри стало следующим шагом Иоанна, стремящегося в реальности осуществить свое теоретическое право на власть.

Высадившись неподалеку от неприветливого замка, Джеффри получил известие, в котором Иоанн предупреждал архиепископа о грозившей тому опасности. Канцлеру стало известно о его приезде, и агенты Лонгчампа уже мчались в Дувр, чтобы арестовать Джеффри. Его хотели обвинить в незаконном вторжении в королевство и, вероятно, сделать пленником канцлера. Архиепископ поспешил в город, надеясь укрыться в приорате святого Мартина; люди Лонгчампа висели у него на хвосте.

Джеффри удалось добраться до монастыря чуть раньше преследователей и найти убежище в монашеской обители. Люди Лонгчампа осадили приорат, но через четыре дня потеряли терпение и проложили себе путь оружием. Они нашли архиепископа у алтаря. Это было безопасное место – святое место. И к тому же, в контексте недавних событий, весьма символическое место. Когда люди канцлера схватили архиепископа Джеффри и вытолкали его из монастыря, сцена до боли напоминала убийство Бекета, случившееся двумя десятилетиями ранее. Стража тащила его за руки и за ноги по улицам Дувра, а голова его билась о землю.

Для Джеффри это, конечно, было неприятным приключением, но для Уильяма Лонгчампа – политической катастрофой. Король отсутствовал уже 18 месяцев, и все это время Лонгчамп держал в руках английское правительство. Несмотря на свои благие верноподданнические намерения, теперь он восстановил против себя всех без исключения английских церковников.

Иоанн не упустил шанса обернуть скандал себе на пользу. Его пропагандисты лихорадочно взялись за работу. Верные Иоанну авторы, такие как Гуго де Нонан, называли Лонгчампа обезьяной, карликом, развратником и педофилом. Его обвиняли во всех грехах и извращениях, какие только могло измыслить средневековое воображение. Граф между тем намеревался овладеть Лондоном. И пока Лонгчамп пытался не пустить Иоанна в город, горожане заперли ворота перед его собственным носом и объявили канцлера предателем.

Торжествующий Иоанн притащил Лонгчампа в регентский совет, где Джеффри Йоркский обвинил того в ряде преступлений, включая позорный арест и финансовые злоупотребления. Его репутация была полностью разрушена. Совет лишил Лонгчампа полномочий и заставил выдать заложников за его замки; неделю ему пришлось промаяться в тюрьме Дувра. Когда его выпустили, он был разорен и не теряя времени сбежал во Фландрию. Совет утвердил Иоанна верховным правителем королевства. Именно таких ситуаций надеялся избежать Ричард.

Крестовый поход Ричарда продвигался довольно успешно. Несмотря на тяжелые условия и болезнь, он укрепился в Акре и громил Саладина, хотя и прибегал к весьма неприглядным стратегиям. В августе 1191 года он казнил у стен Акры 2600 пленных мусульман. Вслед за этим христиане отправились на юг и взяли Яффу, иерусалимский портовый город. Дипломатические связи с Саладином поддерживались постоянно, и два полководца прощупывали друг друга предложениями мирного урегулирования. Ричард даже ехидно предложил выдать свою сестру Иоанну замуж за брата Саладина при условии, что тот примет христианство.

Тем не менее на Восток регулярно просачивались и английские новости. Слухам о заговорах и темных делишках Иоанна не понадобилось много времени, чтобы достичь ушей короля. В начале апреля 1192 года Ричард узнал о смещении Лонгчампа. Новости настораживали, но у Ричарда был план на случай такой экстренной ситуации. Он отправил Вальтера де Кутанса, епископа Линкольна, улаживать конфликт Иоанна и Лонгчампа и регулировать работу правительства в качестве юстициария.

Но в конце мая 1192 года Ричард получил известие, которое встревожило его гораздо сильнее сплетен о захвате регентской власти в Англии. Он узнал, что Иоанн сговаривается с Филиппом II. Посланец, доставивший новости, предупредил его о «гнусном предательстве» и вероятной потере Англии. Одна только Алиенора Аквитанская пока еще сдерживала сына. Ричард по личному опыту знал, сколько бед может обрушиться на державу Плантагенетов, если принц крови объединится с Капетингами. В конце концов, он сам так поступил со своим отцом.

К весне 1192 года Ричард наконец осознал, что время работает против его крестового похода. Королевство Иерусалимское было отвоевано лишь наполовину, но чем дольше он торчал тут, пытаясь завершить свою миссию, тем выше становились шансы, что к его возвращению его родной брат, единокровный брат и Филипп II превратят английское королевство в руины. Вот-вот должен был начаться заключительный сезон его военной кампании в Утремере. Последняя возможность добиться славы, последний шанс поставить Саладина на место, и потом – домой, в Анжу, Нормандию и Англию.

В середине апреля 1192 года итальянский аристократ Конрад Монферратский получил потрясающее известие. Увенчав свою долгую военную карьеру на Святой земле, он, наконец, станет королем Иерусалимским. Его длительная борьба с основным конкурентом, Ги де Лузиньяном, была позади: Ги отказался от королевства в обмен на Кипр. Конрад должен был стать постоянным главой христианского сообщества в Утремере. Когда западные вельможи отчалят, на него ляжет ответственность по сдерживанию Саладина. Это была великая честь, о которой он так долго мечтал.

Ночью 28 апреля Конрад, все еще в прекрасном настроении, отправился на ужин в Тир в гости к Филиппу, епископу Бове. Возвращаясь с оживленной вечеринки, Конрад ехал домой через город в сопровождении пары телохранителей. Повернув на узкую улочку, он увидел двоих человек, сидящих по обе стороны дороги. Когда Конрад приблизился, они встали и направились к нему. Один из них держал письмо. Конрад был заинтригован, но спешиваться не стал. Он свесился с лошади и потянулся за письмом. Человек вытащил нож и нанес удар, вонзив лезвие глубоко в тело Конрада. В то же мгновение второй вскочил на спину коня и ударил Конрада ножом в бок. Бездыханный, тот упал наземь. Королем он числился меньше двух недель.

Конрада убили два ассасина, подосланные таинственным Рашидом ад-дин Синаном, «старцем гор» – лидером воинствующей сирийской секты, объединившимся с Саладином в борьбе против христиан. Это убийство стало концом крестового похода Ричарда. Тут же поползли слухи, что убийство заказал Ричард, потому что он в свое время поддерживал Ги де Лузиньяна. Политический кризис вновь охватил Утремер. Дело оборачивалось против Ричарда, да и военная ситуация ухудшалась. Летний поход на Иерусалим окончился неудачей и препирательствами. Саладин разрушил и отравил все колодцы в Иудее, а командиры христиан разошлись во мнениях, что стратегически выгодней – атаковать Иерусалим или же сосредоточить внимание на Южной Палестине, чтобы пресечь связи Саладина с Египтом. Противостояние длилось: Саладин контролировал Иерусалим, а христиане – морские порты. Война измотала обе стороны. Как писал Саладину Ричард, «и вы, и я, мы оба уничтожены».

Впереди была еще одна, последняя победа. В конце июля Ричард нанес отвлекающий удар в районе Акры, надеясь убедить Саладина, что нацелился на Бейрут, и отвлечь его силы с южного фронта. Саладин на эту приманку не попался. В отсутствие Ричарда он яростно атаковал Яффу. Это был блистательный успех. Мусульмане мастерски устроили подкоп под крепостную стену и заминировали его: 31 июля гигантские сегменты стены с грохотом обрушились, подняв в воздух тучи пыли. Беснующиеся сарацины разгромили город. Это была катастрофа: Яффа, порт Иерусалима и стратегически важная крепость, обеспечивающая христианам превосходство на море, пала.

Но в ночь на 31 июля в дело вступил Ричард с небольшой флотилией кораблей. Он плыл против ветра в припадке отчаянного безрассудства. Его маленький флот пристал к берегу, сияя рыцарским алым: красный тент укрывал корабль, с которого сошел рыжеволосый король; над отрядом развевался его алый стяг. Король провел своих людей через город, где над каждым кварталом реяли флаги мусульман, а улицы звенели криками «Аллах акбар!». Пока команда укрепляла береговые позиции с помощью собранных тут же досок и бревен, Ричард возглавил атаку на город.

Нападение было бесстрашным и неожиданным. Вопреки всякой вероятности, люди Ричарда очистили Яффу от захватчиков-мусульман, поливая их градом арбалетных стрел, и отбросили их вглубь страны. Несколько дней спустя мусульмане вернулись к разоренному городу, но нападение удалось отбить: в этот раз рыцари открыли огонь из арбалетов, построившись «ежом». И снова Ричард одержал победу, которая казалась невозможной, подкрепив тем самым свое громкое имя легенды Востока.

Это была последняя крупная битва Третьего крестового похода. Война истощила силы противоборствующих сторон. Ричард писал Саладину, предупреждая, что, если боевые действия продлятся, «и вы, и я, мы оба [будем] уничтожены». Противникам не оставалось ничего другого, как прибегнуть к дипломатии. В среду, 2 сентября 1192 года, был наконец заключен мир сроком на три года. Саладин сохранял за собой Иерусалим, но согласился пропускать некоторое число христианских паломников к Гробу Господню. Христиане удерживали территории от Тира до Яффы. Святой Крест оставался в руках Саладина.

Ричард никогда не встречался с Саладином лично и так и не совершил паломничества в Иерусалим. Он отправил послание султану, обещая вернуться и возобновить противостояние: вызов, который Саладин решительно принял, написав в ответ, что не может представить себе другого короля, кому он охотнее проиграл бы в бою. Но Саладину оставался всего год жизни, и этим двоим не суждено было сойтись в матче-реванше.

В октябре 1192 года Ричард вышел в море и взял курс на Европу. Должно быть, он покидал Восток в большой тревоге, не зная, что ждет его впереди. Исходя из того, что ему было известно, его брат к этому времени вполне мог узурпировать трон. Ричард оставил в Иерусалиме нового короля: 26-летнего Генри, графа Шампанского, который приходился племянником и ему, и Филиппу II. Но король этот контролировал только половину королевства. По большому счету крестовый поход Ричарда вряд ли можно назвать удачным. Но в одном он, несомненно, преуспел: создал легенду о Львином Сердце. К сожалению, это еще не значило, что все теперь будут его обожать.

Во власти императора

Весной 1193 года Ричард I написал песню. Это была баллада уныния и одиночества, обиды и тоски по дому. Запоминающаяся мелодия сопровождалась стихами на окситанском наречии. По первым своим словам она известна как «Ja nus hons pris». Песне суждена была долгая жизнь: уже более восьми столетий.

Вот текст двух ее самых известных куплетов:

 
Ja nus hons pris ne dira sa raison
adroitement, se dolantement non;
Mes par confort puet il fere chancon.
Moult ai amis, mes povre sont li don;
honte en avront, se por ma reancon
sui ces deus yvers pris.
Ce sevent bien mi homme et mi baron,
Englois, Normant, Poitevin et Gascon,
que je n'avoie si povre compaignon,
cui je laissasse por avoir en prixon.
Je nei di pas por nule retracon,
mes encor suit ge pris.
 
 
Поскольку речи пленного напор
Не свойствен, как и речи тех, кто хвор,
Пусть песнь утешно вступит в разговор.
Друзьям, не шлющим выкупа, позор!
Мне из-за тех, кто на дары не скор,
Быть две зимы в плену.
Пусть знает каждый в Англии сеньор,
В Анжу, в Гаскони, словом, весь мой двор,
Что я их безотказный кредитор,
Что мной тюремный отперт был запор
И нищим был, скажу им не в укор, –
А я еще в плену[2]2
  Пер. А. Г. Наймана.


[Закрыть].
 

Скорее всего, Ричард сочинил свою печальную песнь в императорском дворце в Хагенау – огромном укрепленном охотничьем замке на реке Модер. Великолепное здание построил Фридрих Барбаросса, а сейчас оно принадлежало его преемнику, новому императору Священной Римской империи, Генриху VI. Дворец был напичкан драгоценными камнями и невероятными сокровищами. Но в 1193 году не было в нем сокровища ценнее, чем Ричард Львиное Сердце.

Несмотря на проявленный героизм, вернувшись в Европу из крестового похода, Ричард обнаружил, что его имя опорочено. Те, кто оставался с ним на Востоке до самого конца, признавали его заслуги, но союзники, вернувшиеся раньше, считали Ричарда негодным королем. Он самым унизительным образом отверг сестру французского короля. Он сместил правителя Кипра, родственника ряда влиятельных европейских вельмож. Он лишил военных трофеев людей вроде Леопольда Австрийского, чей флаг Ричард сорвал с дома, который Леопольд захватил во время разграбления Акры. Распространились слухи, что Ричард был заказчиком убийства Конрада Монферратского, погибшего в Тире от рук наемных убийц в апреле 1192 года. Почти у каждого владетельного принца Западной Европы были свои причины ненавидеть Ричарда, и когда он осенью вернулся из Утремера, то быстро понял, как мало в Европе найдется земель, по которым английский король мог бы путешествовать без опаски.

Из Святой земли Ричард возвращался совсем другой дорогой, не той, которая привела его туда. Сначала он добрался до Корфу, где узнал, что враги объединяют силы против него. Они отрезали ему практически все морские пути, сделав невозможной высадку где бы то ни было между Северной Италией и южной оконечностью Иберии. Практически все дороги в империю Плантагенетов проходили через вражескую территорию.

В ноябре море было неспокойно; Ричард с горсткой доверенных офицеров нанял галеру и отправился на север. В бурном осеннем море они потерпели крушение у берегов Истрии, в Адриатике. Теперь предстоял долгий путь домой через Центральную Европу и далее, по Северо-Западной Германии, землям его зятя Генриха Льва. И практически каждый шаг на этом пути вел их по вражеским территориям. Небольшой отряд замаскировался под пилигримов и отправился в путь пешком. Но вряд ли самый известный король-крестоносец в Европе мог сохранять инкогнито. Всего через три дня в 50 милях от Вены их заметили и разоблачили. Ричарда арестовали и доставили пленника к Леопольду, герцогу Австрийскому. В феврале 1193 года Леопольд продал его императору Генриху VI.

При нем он и оставался. В плену у императора с Ричардом обращались осмотрительно, но без жестокости. Аристократический этикет требовал домашнего ареста, а не заключения правящего короля в темницу. Ричард был крестоносцем, и технически папа запрещал сажать его в тюрьму – на что в самых несдержанных выражениях упирали в Риме дипломаты Плантагенетов. Заморить его голодом в сырых застенках значило навлечь на себя анафему и бесчестье. Но тем не менее Ричард был несвободен: как его мать, которую держал под надзором его отец, и как Роберт Куртгёз в царствование его прадеда, Генриха I. Ричарда наверняка обуревали думы о том, что мать его была узницей 15 долгих лет, а Куртгёз так и умер, проведя в заточении все 30. Сколько же самому Ричарду суждено просидеть в плену? Никто в Европе не мог ответить на этот вопрос.

Дома, в Англии, человеком, сильнее прочих заинтересованным в содержании Ричарда под стражей, был, конечно, его брат Иоанн. Ничего граф так страстно не желал, как вечного заключения Ричарда в императорской или во французской тюрьме, открывающего ему путь к английской короне. Иоанну, такому же честолюбивому и бессовестному, как все Плантагенеты, не нужно было особого приглашения, чтобы попытаться узурпировать трон.

В январе 1193 года в Париже Иоанн принес ленную присягу Филиппу II за все домены Плантагенетов и согласился жениться на Алисе, отвергнутой невесте своего брата. После чего, вернувшись в Англию, попытался поднять восстание.

К счастью для Ричарда и для Англии, страну возглавляли разумные люди, вполне справлявшиеся со своими обязанностями и в отсутствие короля. Алиенора Аквитанская и Вальтер де Кутанс сосредоточили внимание на защите побережий, которым теперь угрожала с моря Фландрия: не зря Филипп Французский так торопился вернуться из крестового похода и заявить права на эти земли. Вильгельм Лев, король Шотландии, помня об обещании защищать имущество отправившихся на войну крестоносцев и о великодушии, проявленном к нему Ричардом в 1189 году, отказался бунтовать. Хьюберт Уолтер, товарищ Ричарда по крестовому походу, ныне избранный архиепископом Кентерберийским по настоянию Ричарда, который в марте отправил из Хагенау соответствующее поручение, собрал Большой совет, и члены его сошлись на том, что король жив, но отчаянно нуждается в помощи. Пока его английские союзники геройствовали, Ричард с королевским апломбом оспаривал свое заключение. В марте император привлек его к суду. Ричард обратился к собравшимся магнатам и придворным с таким величием, любезностью, красноречием и достоинством, что многих растрогал до слез, и приобрел друзей среди местных аристократов. Уильям Бретонский писал, что Ричард «говорил так красноречиво и царственно, в манере, подтверждающей его прозвище – Львиное Сердце, как будто сидел на троне предков в Линкольне или Кане». Когда Филипп II попытался организовать его доставку ко французскому двору, Ричард связался с мятежными лордами Рейнланда, расположенного на границе Священной Римской империи и Французского королевства, примирил их с империей и благодаря этому хитрому дипломатическому ходу добился сохранения статус-кво: остался при дворе императора. И даже получив донесение, что силы Филиппа опустошают Нормандию, что величественная крепость Жизор пала, а столица герцогства, Руан, в осаде, он не поддался панике, но слал подбадривающие письма своим сторонникам в Англии, создавая крайне нужное впечатление, что его освобождение не за горами.

Однако для освобождения нужна была крупная сумма денег, такая, что требовала предельного напряжения сил всей империи Плантагенетов. Уже выжатые досуха необходимостью финансировать крестовый поход, подданные Ричарда были вынуждены заплатить бесчеловечный налог в 25 % с доходов и движимого имущества. Великим баронам пришлось отдельно жертвовать деньги на выкуп короля. Монастыри и церкви по всей Англии дрожали, заслышав стук копыт, возвещавших о приближении слуг короля, явившихся, чтобы забрать шерсть или ценную утварь. Как писал хронист Радульф де Дисето:

Крупные церкви расстались с сокровищами, сохранившимися с давних времен, а мелкие приходы лишились серебряных потиров… Архиепископы, епископы, аббаты, приоры, графы и бароны пожертвовали четвертью своего годового дохода; цистерцианские монахи и премонстранианцы отдали годовой урожай шерсти, а клирикам пришлось выживать на жалкую одну десятую поступлений.

Карманы Церкви и крупных подданных безжалостно обшарили под внимательным взором Алиеноры и королевских юстициариев. Судя по всему, подданные Ричарда высоко ценили легитимное правление прославленного воина: королевство Ричарда сплотилось, чтобы заплатить грабительскую цену за его освобождение, игнорируя отчаянные попытки братца Иоанна захватить власть.

Но, несмотря на такие упорные усилия, чтобы собрать деньги на выкуп, потребовалось больше шести месяцев. Всю осень Ричард чах во власти императора, а легенда о плененном Львином Сердце распространялась по Европе. Много позже будут рассказывать, будто любимый менестрель Ричарда, Блондель, скитался по континенту в поисках своего господина, и в конце концов определил, где того держат, услышав припев песни, которую они сочиняли вместе. Этот миф – творение последующих веков. Но, похоже, что Ричард в заключении действительно не падал духом и навещавшим его дипломатам казался веселым и жизнерадостным, несмотря на то что его вероломный брат пытался подмять под себя королевство.

4 февраля 1194 года Ричард обрел свободу. Он заплатил за нее 100 000 марок, оставил заложников в качестве гарантии, что заплатит еще 50 000, и поддался на уговоры матери, согласившись подчиниться неджентльменскому, балансирующему на грани приличий требованию Генриха VI: Ричарду пришлось передать английскую корону императору и затем получить ее обратно уже на правах вассала. Это была дикая цена, поистине королевский выкуп. И все же это была свобода – после полутора лет в плену. Его империя трещала по швам, но ждала его. Согласно хронисту Роджеру Ховеденскому, Филипп II немедленно написал Иоанну, чтобы сообщить ему новости. «Берегись, – писал король, – дьявол на свободе».

Ричард высадился в Сэндвиче 20 марта, после почти четырехлетнего отсутствия. Три дня спустя, как пишет Радульф де Дисето, «к великой радости клира и мирян, его приветствовали процессией в празднично украшенном городе [Лондоне], в церкви Святого Павла». Возвращение на родину было радостным. Но Ричард не мог позволить себе долгих торжеств. Ему предстояла большая работа.