Текст книги "Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России"

По субботам те, кто искал связи с подмастерьями или молодыми людьми из низших сословий, отправлялись в цирк Чинизелли[144]144
  Берсеньев В. В. и Марков А. Р. Полиция и геи: Эпизод из эпохи Александра III, с. 109.


[Закрыть]. Набережная Фонтанки и примыкающие к цирку сады оставались центром мужской проституции вплоть до 1920-х годов[145]145
  Руадзе В. П. К суду! cс. 55–56, 102–103. Свидетельство советской эпохи о том, что «<…> „места встречи“ – окрестность цирка Чинизелли с ее скамеечками и местность на Невском проспекте у Аничкина дворца (а летом еще и Александровский сад, где много „старых военных“)» продолжали существовать, см. в Белоусов В. А. Случай гомосексуала – мужской проститутки, с. 314.


[Закрыть]. Около 1908 года один желчный критик описал обычный день из жизни «целой банды подозрительных молодых людей», мужчин-проститутов, которых он причислил к «гомосексуальному мирку». По утрам они собирались в саду около цирка, где была площадка для собачьих бегов, после обеда – перебирались на Невский проспект, где сидели в Café de Paris в Пассаже. Затем они возвращались на Фонтанку или в Таврический сад, чтобы найти клиентов в вечернее время[146]146
  Руадзе В. П. К суду! с. 102–103.


[Закрыть]. Замечания критика о доступности мужчин-любовников (некоторых – за деньги) в Таврическом саду подтверждаются дневником Михаила Кузмина и его перепиской с Вальтером Нувелем[147]147
  Malmstad J. E. and Bogomolov N Mikhail Kuzmin: A Life in Art, 107; о переписке, см. Bogomolov N. Михаил Кузмин: Статьи и материалы, с. 229. 24 мая 1906 года М. А. Кузмин отмечал в дневнике: «<…> а в воскресенье пойдем в Таврический, там можете получить кого угодно, хоть песенника, хоть плясуна, хоть так просто, постороннего молодого чел<овека>. <…> Нувель говорит, что влюблен в Вячеслава, <…> фельдшер какого-то полка, с которым он познакомился в Таврическом <…> и с которым можно иметь любовь»; Кузмин М. Дневник, 1905–1907, с. 155.


[Закрыть].

В то время как большинство круизинговых маршрутов пролегало по Невскому и его окрестностям (с центрами в Пассаже и цирке Чинизелли), штатских мужчин, жаждущих секса с военными, интересовали другие места. Согласно свидетельствам анонимного осведомителя, резко осудившего городских «теток», в конце 1880-х – начале 1890-х годов при хорошей погоде у стен Петропавловской крепости велась такая торговля:

Летом тетки собираются почти ежедневно в Зоологическом саду, и в особенности многолюдны их собрания бывают по субботам и воскресеньям, когда приезжают из лагеря и когда свободны от занятий юнкера, полковые певчие, кадеты, гимназисты и мальчишки-подмастерья. Солдаты Л<ейб> Гв<ардии> Конного полка, кавалергарды, казаки, как уральцы, так и атаманцы, приходят в Зоологический сад единственно с целью заработать несколько двугривенных без всякого с их стороны труда. Они знают почти всех теток в лицо, и вот солдат, проходя мимо одного из них, многозначительно взглядывает на него и направляется в сторону ватерклозета, оглядываясь, следует ли за ним тетка. Если тетка идет, то в ватерклозете он делает вид, что отправляет свои естественные нужды, и старается показать свой член. Тетка становится рядом, и если член действительно большой, то щупает его рукой и платит солдату 20 копеек. Подобного рода щупанье тетка проделывает несколько раз в вечер и, выбрав себе член по вкусу, отправляется с солдатом в ближайшие бани, где употребляет его в задний проход, или, наоборот, солдат употребляет туда же тетку, за что и получает от него от 3 до 5 рублей[148]148
  Берсеньев, В. В., Марков А. Р. Полиция и геи: Эпизод из эпохи Александра III // Риск 3 (1998), с. 109. Находящийся вблизи Народный Дом (открыт в 1901 году, позднее преобразован в кинотеатр «Великан») стал другим местом однополых связей военных и гражданских лиц; Руадзе В. П. К суду! с. 108.


[Закрыть].

В первой половине дня «тетки» часто прогуливались по Конногвардейскому бульвару. На этой улице находились казармы и манеж полка Конной гвардии, давшего ей название. Отсюда было удобно сопровождать молодых рекрутов в ближайшие Воронинские и другие бани[149]149
  Константин К. Ротиков Эпизод из жизни «голубого» Петербурга, с. 453–454.


[Закрыть]. Солдаты, которые наслаждались сексом с мужчинами, продолжали и во времена Первой мировой войны, и во времена революции 1917 года встречаться на Невском проспекте. Один мужчина-проститут сообщил, что в 1920-х годах Александровские сады были излюбленным местом летних свиданий «старых военных»[150]150
  Белоусов В. А., Случай гомосексуала – мужской проститутки, с. 314; Бехтерев В. М. «О половом извращении, как особой установке половых рефлексов»: Половой вопрос в школе и в жизни, ред. И. С. Симонов, Л.: Брокгауз-Ефрон, 1927; Протопопов В. П. Современное состояние вопроса о сущности и происхождении гомосексуализма // Научная медицина, № 10 (1922), с. 49–62.


[Закрыть]. Гомосексуальная субкультура превозносила доступность и красоту тренированного мужского тела, затянутого в военную форму. Но военным всегда мало платят, а потому некоторые солдаты и матросы в северной столице продолжали предлагать секс за деньги вплоть до 1930-х годов[151]151
  Пример популярного стихотворения 1920-х годов о моряках см. в Healey D. Evgeniia/Evgenii, p. 92. Судебный процесс 1937 года над военнослужащими из Ленинграда, Москвы и Севастополя обсуждается в восьмой главе.


[Закрыть].

Наиболее примечательными институтами в гомосексуальной субкультуре предреволюционного Петербурга были бани – излюбленные места отдыха «теток» и их приятелей-мужчин. Здесь традиционная маскулинная терпимость в отношении однополого эроса столкнулась и смешалась с зарождавшейся гомосексуальной субкультурой. Все больше и больше свидетелей, описывающих гомосексуальные отношения в банях, отмечают эту конфронтацию. В 1906 году поэт Михаил Кузмин обозначил место бани в городской гомосексуальной субкультуре в своей повести «Крылья» – известном тексте, воспевающем каминг-аут молодого мужчины. В это же время иностранные апологеты гомосексуальности в современном – западноевропейском – понимании восхищались русской баней как местом невиданных возможностей[152]152
  Кузмин М. А. Крылья / Подземные ручьи. Избранная проза. СПб: Северо-Запад, 1994, с. 30 (обсуждается в четвертой главе); зарубежная похвала этому тексту: Hirschfeld M. Die Homosexualität des Mannes und des Weibes. Berlin: Louis Marcus, 1914, p. 590–591; Mayne X. [E. I. Prime-Stevenson] The Intersexes. A History of Similsexualism as a Problem in Social Life (1908); переиздано в New York: Arno, 1975, p. 431; осуждающий, но по-своему яркий взгляд на текст выразил Stern B. Geschichte der Öffentlichen Sittlichkeit in Russland (Vienna: без даты [1907]), vol. 2, p. 570.


[Закрыть]. Тем временем противники данной практики открыто осуждали тлетворное влияние меньшинства мужчин на традиции банного общения[153]153
  Берсеньев, В. В. и Марков А. Р. Полиция и геи: Эпизод из эпохи Александра III.


[Закрыть]. Высказывались и опасения по поводу мужской проституции в банях. На волне журналистики, пишущей о сексе после революции 1905 года, появились красочные описания бань, в которых они мало отличались от мужских борделей. Знаменские бани Петербурга близ одноименной площади (ныне – площадь Восстания) считались оазисом «гомосексуального мирка»:

Едва вы проникнете в эту «обитель», как навстречу к вам утиной походкой движется массивная фигура знаменитаго в гомосексуальной секте банщика Гаврила. Гаврило – тучный мущина лет 40–45 с отталкивающим неприятным лицом и угодливым, заглядывающим вам в душу взглядом. Этот «господин» с места не постесняется предложить вам свои «услуги» или кого-нибудь другого. <…> Гаврило принесет вам альбом с фотографическими карточками, где все эти гомосексуальныя Фрины и Аспазии изображены прифранченныя и накрашенныя, некоторыя даже в женских нарядах. <…> Вот вы показываете на одного из «малых сих», изображенных в альбоме, и через каких-нибудь минут 5 «оригинал» в вашем распоряжении. Тут же попутно сообщается цена[154]154
  Руадзе В. П. К суду! с. 17–18.


[Закрыть].

Эта сатира 1908 года на «гомосексуальный мирок» отождествляет бани с легальными (гетеросексуальными) борделями царских времен[155]155
  Описание «порнографического клуба», предлагавшего сборный портрет петербургской гомосексуальной субкультуры путем каталогизации юношеской мужской проституции, стриптиз-шоу с участием танцоров и девушек, лекций о неестественной любви и стихов человека, напоминающего Кузмина, можно найти в Матюшенский А. И. Половой рынок и половые отношения. СПб, 1908, с. 124–128, цитата по статье в Столичное утро, № 45 (1907).


[Закрыть]. Предварительный показ фотокаталога мужчин – «Фрин» и «Аспазий» (традиционные прозвища женщин-проституток) – и их представление как фемининных – скорее преувеличение с целью рассмешить читателя, нежели часть реального механизма привлечения клиента. При всем том дневник Михаила Кузмина фиксирует очень похожую сцену в декабре 1905 года:

Вечером я задумал ехать в баню, просто для стиля, для удовольствия, для чистоты <…>. Пускавший меня, узнав, что мне нужно банщика, простыню и мыло, медля уходить, спросил: «Может, банщицу хорошенькую потребуется?» – «Нет, нет». – «А то можно». Я не знаю, что мною руководствовало в дальнейшем, т. к. я не был даже возбужден. «Нет, пошлите банщика». – «Так я вам банщика хорошенького пришлю», – говорит тот, смотря как-то в упор. «Да, пожалуйста, хорошего», – сказал я растерянно, куда-то валясь под гору. «Может, вам помоложе нужно?» – понизив голос, промолвил говорящий. «Я еще не знаю», – подумав, отвечал я. «Слушаюсь»[156]156
  Кузмин М. А. Дневник, 1905–1907, с. 85–86.


[Закрыть].

Александр (присланный Кузмину молодой мужчина) «начал мыть совсем уже недвусмысленно». «Моя, он становился слишком близко и вообще вел себя, далеко не стесняясь». Банщик сказал поэту, что тот может позволить себе удовольствие, а заплатить позднее, и намекнул, что чаевые приветствуются.

После общего приступа и лепета мы стали говорить, как воры. <…> Алекс<андру> 22 г<ода>, в банях 8-й год, очевидно, на меня наслали профессионала. Он уверяет, что дежурный ему просто сказал «мыть», но он был не очередной, остальные спали; что в номера просто ходят редко, что можно узнать по глазам и обхождению. И, поцел<овав> меня на прощание, удивился, что я пожал ему руку. В первый раз покраснев, он сказал: «Благодарствуйте», – и пошел меня провожать. Проходя сквозь строй теперь уже вставших банщиков, сопровождаемый Алекс<андром>, я чувствов<ал> себя не совсем ловко, будто все знают, но тем проще и внимательнее смотрел на них.

Поэт, постоянно испытывавший проблемы с деньгами, пришел вновь в январе 1906 года и оплатил свой долг. Кузмин каким-то образом нашел средства, чтобы регулярно посещать Александра весной 1906 года[157]157
  Кузмин М. А. Дневник, 1905–1907, сс. 85–86, 102, 133.


[Закрыть]. Примерно в то же время дядя императора Николая II, великий князь Константин Константинович, мучительно делился в своем дневнике впечатлениями о половых встречах с петербургскими банщиками, с готовностью откликавшимися на его просьбы[158]158
  «5 мая 1904 г. Путь лежал мимо бань. Думал, что если увижу у наружных дверей номеров банщика, не выдержу и зайду. <…> Дверь номера оказалась приотворенной, но банщиков не было видно. Каким-то чудом удержался и проехал мимо. <…> → 18 мая. В заседании грешные мысли меня одолели. На Морской не доезжая до угла Невского, отпустил кучера и отправился пешком к Полицейскому мосту и, перейдя его, свернул налево по Мойке. Два раза прошел мимо дверей в номерные бани, взад и вперед; на третий вошел. И вот я опять грешен в том же»; Maylunas A. and Mironenko S. A Lifelong Passion: Nicholas and Alexandra. Their Own Story. London: Phoenix Giant, 1997, p. 231. [*цитата из дневника приводится по изд.: Бычков, С. Голубая кровь великого князя // Московский комсомолец, 1998, 6 декабря]


[Закрыть].

Эти краткие истории из жизни известных людей говорят о том, что мужская секс-работа становилась все более и более коммерциализированной. Отсутствие упоминаний об артели банщиков, складывавших заработок от «мужеложства» в общую кассу, заставляет предположить, что такие люди, как Гаврило или настойчивый банщик-распорядитель, о котором писал Кузмин, работали скорее в стиле хозяев легальных борделей, в которых было принято заключать финансовые соглашения с женщинами-проститутками[159]159
  К первому десятилетию XX века персонал бань перестал работать артелями, выполняя свою обычную функцию; вместо этого они работали как отдельные сотрудники. См. Богданов И. А. Три века петербургской бани, с. 86.


[Закрыть]. Юноши, продававшие секс, и сутенеры, подыскивавшие им клиентов, содействовали занятию «мужеложством», о чем еще за полвека до того рассказывали банщики. Частое упоминание бань с отдельными номерами свидетельствует о том, что возможность уединения за деньги в позднеимперскую эпоху способствовала как платным сексуальным встречам, так и свиданиям «ради удовольствия».

О судьбе взаимной мужской сексуальности в банях после 1917 года трудно сказать что-либо определенное. Гомосексуальная субкультура царского времени зависела от возможности уединения за деньги, которую предоставляли такие места, как бани и отдельные кабинеты в ресторанах[160]160
  В 1920-е годы ленинградское «Кафе ПЕПО» (Петроградская кооперация) часто упоминалось поэтом Кузминым в его дневнике как место встречи друзей-гомосексуалов; одновременно оно было широко известно и как место проституции. Ср. РГАЛИ, ф. 232, оп. 1, д. 62, лл. 286, 500, с Лебина Н. Б., Шкаровский М. Б. Проституция в Петербурге, c. 79.


[Закрыть]. Советская власть возвела новые преграды на пути к этим пространствам. Даже во времена ограниченного капитализма новой экономической политики (1921–1928 годы), когда рестораны и бани сдавались в аренду частным лицам, должностные лица, прекрасно осведомленные о половом беспределе в подобных заведениях, следили за соблюдением порядка[161]161
  Советский надзор над женской проституцией рассматривается в пятой и шестой главах, но механизмы контроля над коммерческими местами публичного секса в 1920-х и 1930-х годах остаются неясными. В 1925 году по статье 171 Уголовного кодекса РСФСР (запрещающей содержания «притонов разврата») были закрыты московский ресторан «Эрмитаж» и еще один бар, также дававший кров женщинам-проституткам. В 1924 году был проведен опрос московских мужчин, заразившихся венерическими заболеваниями от проституток, в котором их спрашивали, где они назначают свидания; использование коммерческих пространств (отели, бары и бани), похоже, сократилось, в то время как стали использоваться общественные места, такие как железнодорожные вокзалы и улицы: Haustein H. Zur sexuellen Hygiene in Sowjet-Russland // Abhandlungen aus dem Gebiete der Sexualforschung, vol. 5, no. 1 (1926), pp. 20, 28. О частичной приватизации ленинградских бань во время НЭПа см. Аввакумов С. И. и др. (ред.) Очерки истории Ленинграда. Москва – Ленинград: Наука, 1964), т. 4, с. 493.


[Закрыть]. Номера в гостиницах, по крайней мере номинально, предназначались приезжим, и даже гетеросексуальные пары сталкивались с трудностями при попытках снять их для секса[162]162
  Гурвич Б. Р. Проституция, как социально-психопатологическое явление (предварительное сообщение) / Советская медицина в борьбе за здоровые нервы: Сборник статей и материалов, ред. Мискинов А. И., Розенштейн Л. М. и Прозоров Л. А. Ульяновск: Издательство Ульяновского комбината ППП, 1926, с. 66.


[Закрыть]. После 1917 года информация об организованной мужской проституции в банях отсутствует[163]163
  Один общественный критик считал, что «центром гомосексуализма на Востоке, а отчасти и в цивилизованных странах Европы и Америки нашего времени являются бани, парикмахерские, публичные дома»: Василевский Л. М. Половые извращения. М.: Новая Москва, 1924., с. 38.


[Закрыть], но отдельные лица продолжали завязывать знакомства и заниматься добровольным или платным сексом прямо в банях или после встречи там. В 1927 году шестнадцатилетний вор, вступавший в секс исключительно с мальчиками, сказал психиатру, что предпочитает находить партнеров среди приятелей-беспризорных. Он «предварительно мыл их в бане и в номере совершал половой акт»[164]164
  Озерецкий Н. И. Половые правонарушения несовершеннолетних; Краснушкин и др. Правонарушения в области сексуальных отношений, c. 147. Групповые изнасилования мальчиков, нарушивших нормы беспризорников, выявили более жестокую сторону сексуальных отношений среди беспризорных детей, см., например, Juviler P. H. Contradictions of Revolution: Juvenile Crime and Rehabilitation in Bolshevik Culture: Experiment and Order in the Russian Revolution, eds. Gleason A., Kenez P. and Stites R. Bloomington: Indiana University Press, 1985, p. 270.


[Закрыть]. Мужчина-проститут П. сообщал своему врачу, что «знакомился где угодно, часто в банях, где дело начиналось с просьбы потереть спину, а там уже „чувствуешь друг друга“». Психиатр отмечал, что П. был арестован в Москве за воровство в 1926 году – после того, как оказался обманутым в отношениях, в которых он состоял[165]165
  Неясно, начался ли этот роман как добровольные или коммерческие сексуальные отношения: Белоусов В. А. Случай гомосексуала – мужской проститутки, сс. 312, 314.


[Закрыть].

Почти полное исчезновение коммерческих мест для свиданий и знакомств имело предсказуемые последствия. Общественные туалеты, которые и прежде были надежным местом для ритуалов знакомства, приобрели для гомосексуалов еще большее значение. Сославшись на откровения пациента П., доктор Белоусов писал, что «теперь, после революции, этот последний способ – встречи в уборных – является преобладающим». Описание означенным мужчиной-проститутом туалета в харьковском кинотеатре «Маяк» в 1920-х годах как «особенно удобного» свидетельствует, что выискивались любые архитектурные причуды, которые могли обеспечить интимность встреч. Этот человек упоминает только два «места свиданий» в Ленинграде 1920-х годов, каждое – с общественным туалетом (хотя Белоусов об этом не упоминает, говоря абстрактно о «местности», – термин, отсылающий к «отхожему месту», эвфемизм для посвященных). Оба места были рядом с цирком Чинизелли, второе – на Невском «близ Аничкина (sic!) дворца»[166]166
  Белоусов В. А. Случай гомосексуала – мужской проститутки. По-видимому, подразумевался Аничков дворец. В царские времена это было место с общественно доступным туалетом.


[Закрыть]. Видимо, как и до 1917 года, мужчины-проституты продолжали уединяться в общественных туалетах «на площадях и железнодорожных вокзалах»[167]167
  Тюремный психиатр, обсуждая проституцию молодых юношей, прямо не признавал, что его испытуемые использовали туалеты таким образом, но, тот факт, что он упоминает эти оживленные общественные места, где туалеты располагались, делает эту связь очевидной; Озерецкий Н. И. Половые правонарушения несовершеннолетних, с. 150.


[Закрыть]. Исчезновение после революции коммерческих помещений, которые можно было бы снять и использовать для удовольствия, направило мужчин-гомосексуалов в новое русло, породив так называемую культуру туалета[168]168
  Аникеев М. Люди были загнаны в туалеты, и от этого их культура – туалетная // Уранус, № 1 (1995), с. 46–47.


[Закрыть].

Как свидетельствуют источники, территории гомосексуальной субкультуры появились в Москве только в последние годы царского режима, что говорит о ее запоздалом развитии в сравнении с более европеизированной северной столицей. Чрезвычайно информативны показания мужского проститута П., записанные доктором Белоусовым в 1927 году. Согласно П., до и после 1917 года Бульварное кольцо было самой известной гомосексуальной территорией в городе. Соединяя бульвары, оно окружает центр Москвы полукруглой лентой зелени. Здесь много скамеек, киосков с прохладительными напитками, общественных туалетов. Бульвары – это удобные места, где можно посидеть, покурить и поболтать, сюда можно добраться общественным транспортом. Бульвары всегда кишат пешеходами. Отсюда рукой подать до Большого и Малого театров, Консерватории и центральных магазинов. Как точно заметил П., «вы можете найти и встретить мужчин на любом бульваре»[169]169
  Белоусов В. А. Случай гомосексуала – мужской проститутки, с. 312.


[Закрыть]. Его собственная городская сексуальная карьера началась на Пречистенском бульваре, где в 1912 году в возрасте 17 лет он познакомился (по его выражению) со «своими людьми» и стал проститутом. Репутация Бульварного кольца как арены мужской проституции сохранялась и в 1920–1930-х годах. Согласно П., в Москве Никитский бульвар вел к «самому главному „притону“» – площади Никитские Ворота. Югославский коммунист также называл эту площадь местом «тайного рынка» гомосексуальных мужчин в конце 1920-х[170]170
  Ciliga A. The Russian Enigma. London: Ink Links, 1979, с. 67.


[Закрыть]. П. указывал на Сретенский и Чистопрудный бульвары как места, где «особо важная публика» из числа московских гомосексуалов назначала свидания. Осужденные с 1935 по 1941 год уголовными судами за мужеложство (см. восьмую главу) часто посещали эти же бульвары. Некоторые на допросах признавались, что в 1930-х годах занимались сексом в общественных туалетах или темных подворотнях этих улиц.

Большую роль в гомосексуальной субкультуре играли специфические коды, характеризовавшие жестикуляцию и речь и позволявшие гомосексуалам узнавать друг друга. Мужчины, желавшие заняться сексом с юношами или другими мужчинами, давали об этом знать по-разному. Некоторые жесты были явно заимствованы у проституток, привлекавших клиентов. Другие означали просьбу нежного внимания со стороны более богатого мужчины. Рассказ о нищете пронизывает истории многих молодых людей, искавших контакта с состоятельными мужчинами. Броская одежда, яркая косметика и пудра, женоподобные манеры – все это были способы привлечения внимания, которые сигнализировали о целях юношей и мужчин, принадлежавших этой субкультуре.

Самым важным жестом был характерный взгляд – распространенная форма осторожной заявки о себе. Об этом признаке знали даже те, кто не принадлежал к этому кругу, судя по замечаниям анонимного осведомителя, «настучавшего» на петербургских «содомитов»: «Тетки, как они себя называют, с одного взгляда узнают друг друга по некоторым неуловимым для постороннего приметам, а знатоки могут даже сразу определить, с последователем какой категории теток имеют дело»[171]171
  Берсеньев В. В. и Марков А. Р. Полиция и геи, с. 109. См. похожее в Тарновский В. М. Извращение полового чувства, с. 62.


[Закрыть]. Обмен долгими взглядами, особенно в местах с известной в этом плане репутацией, означал принадлежность к соответствующей субкультуре. Солдаты и «тетки» соблюдали этот ритуал вблизи общественных туалетов Зоологического сада; то же повторяли подростки и их клиенты около цирка Чинизелли (по воспоминаниям 1908 года)[172]172
  Мужчины-проституты выстраивались на тротуаре около туалета и трусили туда вслед за потенциальным клиентом. «Они знакомятся с интимными подробностями сложения, а уже затем сговариваются, куда ехать и за сколько»: Руадзе В. П. К суду! с. 103.


[Закрыть]. К числу привлекавших внимание ритуалов принадлежали также просьбы поделиться сигаретой, дать прикурить или соответствующие предложения сигареты и огонька. Правда, некоторые «хулиганствующие» мужчины-проституты пренебрегали осторожностью и просто подходили к потенциальным клиентам с протянутой рукой и грубоватым «Драсьте!». Один предреволюционный бытописатель заметил, что мужчины, «„покупающие“ товар, носят на лице „особую специфическую маску желания[173]173
  Руадзе В. П. К суду! сс. 105–106, 108. Кузмин упоминал о «хулиганах» среди доступных мужчин, посещавших Таврический сад: Дневник, 1905–1907, с. 155.


[Закрыть]“. После 1917 года набор сигналов не изменился. Хорошо осведомленный матрос, арестованный в 1921 году на «педерастической вечеринке» в Петрограде, показал, что он был в курсе сексуальных намерений присутствовавших, «так как видел это из их взглядов, разговоров и улыбок»[174]174
  Бехтерев В. М. «О половом извращении, как особой установке половых рефлексов»: Половой вопрос в школе и в жизни, ред. Симонов И. С. Л.: Брокгауз-Ефрон, 1927, с. 170.


[Закрыть]. Уже упоминавшийся проститут П. говорил, что за 1925–1927 годы он «видел лично, встречал где-либо [или] распознал как одного с ним сорта» в Москве не менее пяти тысяч гомосексуальных мужчин. После первого контакта обычно завязывалась беседа. Петербургский юрист А. Ф. Кони приводит некоторые истории, рассказанные в 1870-х годах пострадавшими от шайки вымогателей Михайлова. Чтобы заманить богатых мужчин в компрометирующие ситуации, они прикидывались бедными, но благородными юношами. Вероятно, такие слезливые истории рассказывались не только шантажистами, но и мужчинами-проститутами. К мировому судье, направлявшемуся через «роковой Пассаж» в свой клуб на Михайловской площади, подошел член шайки и попросил денег для умирающей матери. Наивный судья сжалился и дал три рубля, а юноша, сделав вид, что получил мзду за мужеложство, поднял крик и стал привлекать внимание, заявляя, что если «такие гадости предлагаешь», то должен не скупиться и заплатить «пятьдесят рублей». Другие члены шайки плакались прохожим, что «исключены из училища за неплатеж». Излюбленный прием состоял в том, чтобы, стоя у входа в цирк Чинизелли, упросить состоятельных мужчин купить им билет на представление[175]175
  Кони А. Ф. На жизненном пути. Из записок судебного деятеля. Житейские встречи с. 155–156.


[Закрыть]. Во всем этом ощущалось классовое расслоение, которое, вполне вероятно, отражало в том числе и пропасть между городом и деревней. Михаил Кузмин описывает встречу на Невском проспекте в 1924 году с «профессионалом», вероятно, только что приехавшим в город. Хотя дело было после революции, оба участника – проститут и потенциальный клиент – действовали по привычной схеме, видимо, мало изменившейся после падения царизма:

На Невском поглядел на какого-то милого. Он побежал и опять вернулся. Вступил в разговор, «Как прийти на Лиговку?». Потом обычная история. Из деревни, места, погибать не хочется, откров<енно> и т. д. «Почему заговорил? Вижу, что добрый человек. А почему я на вас смотр<ел>? Не знаю. Понравилось. Да? Так я немножко понравился вам?» Сейчас же мечты чуть ли не о совместной жизни, о гулянье, ученье, культуре и т. п., о поездке в деревню. Наивно, фальшиво, льстиво, простодушно. Записал адрес, свой дал. Как все деревенские, ханжит. Но я так давно не видел русского мальц<а>, что было приятно. Если профессионал, то тем лучше. Женат ли я, да с кем живу <…>. Ходили по Надеждинской (ныне – Маяковская улица), но все слишком светло[176]176
  РГАЛИ, ф. 232, оп. 1, д. 62, л. 460 (28 октября 1924). Судя по всему, пара искала удобное местечко, чтобы заняться сексом, но дневник М. А. Кузмина скромно умалчивает о подобных «приключениях».


[Закрыть].

На следующий день «профессионал» пришел на квартиру Кузмина, и автор дневника отправился с ним выпить:

Конечно, у него есть душа и мечты, хотя бы самые глупые и смутные. «Темный» человек, как он говорит. Зашли в пивную. Мне было невероятно скучно и неловко, что мне с ним делать. Да, это не 1907 год, когда такие приключения могли меня занимать. Главное, я не выношу, когда на мне что-то строят. Побежал, как освобожденный…[177]177
  РГАЛИ, ф. 232, оп. 1, д. 62, л. 462 (29 октября 1924).


[Закрыть]

Кузмин досконально знал сценарий отношений «клиент – проститут», поэтому его собеседник (деревенский юноша), ревностно следовавший этому сценарию, утомил несчастного «клиента» до изнеможения. Сценарий был пронизан рядом оппозиций: город против деревни, образование против невежества, предполагаемое богатство против предполагаемой нищеты, опытность против юности. Мало что в жаргоне городских мужчин-проститутов изменилось после революции.

В царском Петербурге женоподобные жесты и платье или же просто необычный костюм также иногда отличали «продажных катамитов» и ищущих их «теток». Трудно понять, в какой степени эта семиотика намеренно использовалась каждой группой (и не только атрибутировалась посторонними). Возможно, женоподобие изначально приписывалось этой группе, и ее члены стали активно его проявлять по мере становления городской гомосексуальной субкультуры. Медицинские источники середины XIX века описывают более традиционный мужской половой обмен (например, в бане или с прислугой), ничего не говоря о женоподобии юношей и мужчин, продающих секс. Но, судя по всему, некоторые мужчины-проституты на улицах Петербурга все же прибегали к женоподобным знакам с целью привлечения клиентов. Датчанин, снявший в Пассаже в 1869 году молодого мужчину для платного секса, писал, что «понял, чем этот человек занимается и что он готов себя предложить для мужеложства; это было понятно из его обращения со мною, которое имело вид женской любезности»[178]178
  Мержеевский В. Судебная гинекология. с. 254.


[Закрыть]. Члены шайки шантажистов Михайлова, как сообщается, носили «странные костюмы» – «плисовые истертые шаровары и сапоги с красными отворотами», а в одном эпизоде фигурировала «длинная, не по росту бархатная жилетка»[179]179
  Кони А. Ф. На жизненном пути. Из записок судебного деятеля. Житейские встречи. с. 154.


[Закрыть].

Анонимный обличитель столичных «теток» привел в своем доносе длинный список подозреваемых, многих из которых он охарактеризовал как обладающих фемининными чертами. Одни были вызывающе женоподобны на публике, другие имели фемининные прозвища вроде Дины или Аспазии. Многих из них автор назвал дамами – судя по всему, из-за того, что они были рецептивными партнерами в анальном сношении[180]180
  Некто Обрезков, шестидесятилетний гражданский служащий Министерства иностранных дел, характеризовался так: «Дама, любит, чтоб его употребляли люди с большими членами». См. Берсеньев В. В. и Марков А. Р. Полицияи геи, с. 114.


[Закрыть]. После 1905 года скандальные облики подобных личностей стали еще более перегружены изображениями искаженной фемининности и преувеличенными заявлениями о принадлежности к высшему классу. В числе мужчин-проститутов возле цирка Чинизелли все чаще стали появляться «баронессы», «графини» и «бабы» (т. е. разодетые под крестьянок мужчины). Желтая пресса писала, что «гомосексуалистов» несложно отличить по цвету одежды. «Вы можете узнать, если присмотритесь, любого гомосексуалиста, кокодесов[181]181
  Кок од се (от фр. coq – «петух»; coquette – «кокетливый»; coquin – «плут») – соответствует современному жаргонному «петушок» – Прим. ред. первого русского издания.


[Закрыть] по ярко-красным галстухам (sic!), это род гомосексуальной формы, а у некоторых из кармана торчит и красный платок». Мужчины-проституты (как профессионалы, так и новички) порой появлялись на улице с косметикой на лице. После закрытия своего магазина немецкий парикмахер, «нарумянивши свою физиономию», чтобы «иждали „фидели“, что я „дефка“!», гулял по городу с целью «подхватить педераста»[182]182
  Руадзе В. П. К суду! СПб, 1908, сс. 55–56, 90, 105, 108, 109.


[Закрыть]. О некоторых сигнальных знаках можно узнать из своеобразного поведения Кузмина и его друзей. Появление на публике в косметике или в кричащих жилетах, напоминающих об эпохе дендизма, не только свидетельствовало о декадентском вкусе, но и намекало на подпольный мир мужской проституции. Самый известный портрет Кузмина, написанный после успеха «Крыльев» в 1909 году, является работой художника-гомосексуала Константина Сомова и изображает поэта с ярко-красным галстуком[183]183
  Малмстад и Богомолов отмечают, что в дневнике Кузмина ничего не говорится о красных галстуках как символе; см. Mikhail Kuzmin: A Life in Art, c. 121–22. Размышляя о своем портрете 1909 года работы К. А Сомова, Кузмин писал в 1934 году, что изображен в свой «позднейший, компромиссный, обинтеллигенченный период», на контрасте с традиционалистскими элементами своего облика более раннего времени; Кузмин М. А. Дневник 1934 года, с. 72. Можно предположить, что красный галстук был символом этой «компромиссной» новой внешности, и отметить, что Сомов действительно очень интересовался «Крыльями» Кузмина и его откровенным дневником. Берлинский сексолог того времени не упоминает символику красного галстука в записях о том, как гомосексуалы узнают друг друга: Moll A. “Wie erkennen und verständigen sich die Homosexuellen unter einander?” Archiv für Kriminalanthropologie und Kriminalstatistik 9, no. 2–3 (1902), p. 157–159. (Моя благодарность Ральфу Дозе за указание на это.) Тем не менее фон Ашенбах, герой романа Томаса Манна «Смерть в Венеции» (1912), встречает стареющего гомосексуала в красном галстуке, а позже надевает его сам, поскольку его переполняет любовь к мальчику Тадзио. (Я благодарю Джонатана Неда Каца за это наблюдение.) В то время в городах Америки красные галстуки были широко известны как символ интереса владельца к однополому эросу; Chauncey G. Gay New York, pp. 3, 52, 54; и Ellis H. Studies in the Psychology of Sex, vol 1, p. 299–300. Аргументы в пользу красного галстука как международного сигнала начала двадцатого века о гомосексуальном интересе мужчин остаются открытыми. Джеймс Н. Грин отмечает, что красные галстуки были сигналом, который мужчины-гомосексуалы использовали в Бразилии, возможно, с середины XIX века; он предполагает, что совпадение красного галстука как визуального сигнала среди гомосексуалов было, вероятно, не результатом международного распространения, а отражением европейских эстетических кодексов, которые связывали красный цвет с «проституцией, соблазнением и чувственностью», Green J. N. Beyond Carnival, p. 49–50.


[Закрыть]. Эти дразнящие глаз знаки были попыткой раздвинуть общепринятые рамки маскулинности.

Советские источники 1920-х годов продолжали упоминать о женских прозвищах и переодеваниях, имевших место время от времени, хотя, конечно, все эти практики, очевидно, были частью закрытых мероприятий, происходивших в частных пространствах. Количество дискуссий о мужском женоподобии в психиатрической литературе уменьшилось к концу 1920-х годов. Среди матросов, арестованных в Петрограде на «педерастической вечеринке» в 1921 году, были двое, известные в своем кругу под прозвищами Зоя и Вяльцева. Последнее, судя по имени и модному образу, в которых предстал матрос, было оммажем знаменитой эстрадной певице, «несравненной» Анастасии Вяльцевой, чья слава помогла изменить подход к знаменитости как к коммерческому бренду в России и подарила ей массу фанатичных поклонников. Другие арестованные тем вечером и позже допрошенные были все как один красноармейцы, любившие облачаться в женское платье и, несмотря на нищету, имевшие женские вещи[184]184
  Бехтерев В. М. «О половом извращении, как особой установке половых рефлексов»: Половой вопрос в школе и в жизни, ред. Симонов И. С. Л.: Брокгауз-Ефрон, 1927, с. 169–170; Протопопов В. П. Современное состояние вопроса о сущности и происхождении гомосексуализма, с. 52; см. McReynolds L.“The Incomparable” Anastasiia Vial’tseva and the Culture of Personality in Russia – Women – Culture eds. Goscilo H. and Holmgren B. Bloomington: Indiana University Press, 1996.


[Закрыть]. Вышеупомянутый мужчина-проститут П. якобы хвастался, что на дореволюционных вечеринках в Москве он обряжался украинской крестьянкой. При этом он почти ничего не сказал о проявлениях женоподобия или переодеваниях в послереволюционной гомосексуальной жизни. На заре советской эпохи нищета и страх репрессий, ожидавших тех, кто появлялся на публике в ярком образе, резко уменьшили экстравагантное женоподобие гомосексуалов-мужчин.

В конце XIX столетия гомосексуальная субкультура России создала собственный словарь для общения внутри сообщества. Некоторые выражения представляли собой эвфемизмы, ничего не говорящие непосвященным, – например, фраза «наш круг» (которую, как говорят, в 1898 году использовала одна петербургская мелкопоместная дворянка, любившая женщин) подразумевала принадлежность, не вдаваясь в детали[185]185
  Рыбаков Ф. Е. О превратных половых ощущениях // Врач (1898), № 22, с. 640–43, № 23, с. 664–667, № 23, с. 8 (номера страниц цитируются по оттиску).


[Закрыть]. Применительно к мужчинам термин «тетки» был в широком употреблении как в субкультурной среде, так и просто в различных слоях общества. Он был частично заимствованным. Во Франции середины XIX века мужчин-проститутов называли tante («тетка»), а к концу столетия это слово появилось в печати и служило уже для обозначения всех гомосексуалов[186]186
  Courouve C., Vocabulaire de l’homosexualité masculine, c. 207–209. Tante в немецком языке имеет похожее значение.


[Закрыть]. Русский вариант французского tante был введен в обращение петербургским врачом Владиславом Мержеевским в его руководстве «Судебная гинекология» (1878)[187]187
  Мержеевский В. О. Судебная гинекология, 205.


[Закрыть]. Через десять лет П. И. Чайковский уже употреблял это слово в дневнике в более общем втором смысле – с оттенком прихорашивания и сексуализации (близком современному англоамериканскому сленговому queen)[188]188
  Он дал краткое описание подобных собраний: «Русские тетки отвратительны». См. Чайковский П. И., Дневники, 1873–1891, 1923. Москва – Петроград: Гос. изд-во Музыкальный сектор 1923, переизданы в 1993, с. 203 (13 марта 1888). Тот же смысл этот термин сохраняет и поныне: Козловский В. Е. Арго русской гомосексуальной субкультуры, с. 69.


[Закрыть].

Анонимный осведомитель о петербургских «тетках» конца 1880-х – начала 1890-х годов расширил диапазон значения этого слова и стал именовать им клиентов мужчин-проститутов[189]189
  Берсеньев В. В., Марков А. Р. Полиция и геи.


[Закрыть]. Осведомитель указывал на разницу между «порочностью» «теток», которая была «результат[ом] полового пресыщения» и отвращения к женщинам, с одной стороны, и беспринципной «педерастией» «неимущих, молодых <…> жертв, служащих для удовлетворения» теток, с другой[190]190
  Берсеньев В. В., Марков А. Р. Полиция и геи, с. 109.


[Закрыть]. С этой точки зрения «тетки» представляли собой состоятельных господ, склонявших своих жертв деньгами и роскошью к сексуальным действиям, которые те при любом другом раскладе нашли бы омерзительными. Маловероятно, что все партнеры «теток» питали отвращение к однополым действиям. Без сомнения, ситуация была такой же, как с извозчиками Медведева («<…> были и такие, что за удовольствие так соглашались» и не просили платы). Классовая принадлежность подопечных «теток» также остается неясной, хотя большинство источников свидетельствует, что объектами «эксплуатации» «теток» были молодые мужчины, только что приехавшие из деревни, ученики в мастерских или в торговых заведениях, бездомные, учащиеся, солдаты или матросы. Вращаясь в гомосексуальной субкультуре, эти юноши и мужчины переходили из разряда «продажных катамитов» в стареющих «теток». Лишь надежда на достижение материального достатка могла немного подсластить такую малоприятную перспективу. Благосклонный патрон мог предложить молодому «педерасту за деньги» покинуть рынок секса и сформировать своего рода партнерство. А те, кто имел постоянный род занятий (например, военные рекруты) и лишь время от времени занимался мужской проституцией, как правило, сворачивали свой промысел с возрастом (когда уже не поступали предложения) или когда по службе их переводили из города[191]191
  Отрывочные свидетельства намекают на эти перемены в жизни, явные из Петербургского доноса: Берсеньев В. В., Марков А. Р. Полиция и геи, с. 109. Гомосексуальное покровительство способствовало карьере многих мужчин-протеже князя Мещерского, см. Mosse W. E. “Imperial Favorite: V. P. Meshchersky and the Grazhdanin” // Slavonic and East European Review, vol. 59 (1981), p. 529–547. В истории болезни московского мужчины-проститута в возрасте тридцати лет, рассказанной советским психиатром, проститут сообщал, что его участие в секс-торговле часто прерывалось благодаря длительным периодам покровительства сначала в доме одного аристократа, а затем одного промышленника: Белоусов В. А. Случай гомосексуала – мужской проститутки. О карьерных лестницах в мужской проституции в Англии той же эпохи см. Weeks J. Inverts, Perverts and Mary-Annes: Male Prostitution and the Regulation of Homosexuality in England in the Nineteenth and Early Twentieth Centuries in Duberman et al. Hidden from History.


[Закрыть]. В отличие от «теток», персона которых была весьма заметна, мальчики и мужчины, продававшие половые услуги, не получили устойчивого субкультурного прозвища на русском языке. Это красноречивое молчание может свидетельствовать об изменчивости их роли. Оно также подчеркивает беспокойство, которое вызывала маскулинная секс-торговля, и то, что вовлеченные в нее мужчины считали необходимым скрывать свои занятия. Люди вне этой сферы называли этих сексуально доступных мужчин «педерастами-проститутами», «продажными катамитами», и (позднее) «гомосексуалистами». Но видимое нежелание этих мужчин называть себя каким-либо образом подчеркивает их желание сохранить маскулинную респектабельность, что было возможно только при условии сохранения в тайне их половой активности.

Маскулинный облик этих юношей и мужчин играл роль эротической приманки и притягивал взоры сексуальных диссидентов. В отличие от женоподобных «теток», солдаты, матросы и учащиеся, рыскавшие по гомосексуальному подполью Петербурга, были одеты в официальные униформы, воплощавшие образцовую маскулинность. Их одеяние вынуждало их следовать общепринятым стандартам самоконтроля и воздержания; тем не менее военные и студенты нашли его удобной и привлекательной маскировкой для своего участия в субкультуре. С такой униформой, выражавшей идеализированную мужественность, был связан другой субкультурный образ, популярный в обеих столицах, – «женоненавистник». «Балы женоненавистников», куда некоторые мужчины приходили в дрэг-образах (т. е. переодетые в женщин – Прим. пер. и ред. нового издания (Т. К.)), проходили в Москве до 1914 года. После ареста в 1921 году на «вечеринке педерастов» матрос из Петрограда показал, что он наслаждался сексом с мужчинами, «особенно с „женоненавистниками“, которые отнюдь не стремились представить себя женщинами»[192]192
  Белоусов В. А. Случай гомосексуала – мужской проститутки // Преступник и преступность, сборник 2 (1927); Протопопов В. П. Современное состояние вопроса о сущности и происхождении гомосексуализма, (см. c. 51, случай № 5).


[Закрыть]. Термин был, по-видимому, придуман в знак маскулинистской солидарности и отражал неприятие женоподобия. Возможно, он был призван снять отсылки к деревне, вызываемые ярлыком «тетка»[193]193
  В Германской империи времен правления кайзера Вильгельма эти два идеала мужской гомосексуальности нашли выражение в основанных на гендерной инверсии теориях Магнуса Хиршфельда, в противовес которым стояли тезисы маскулинного превосходства Бенедикта Фридландера и его «Сообщества особенных»: Sedgwick E. K. Epistemology of the Closet, p. 88–89. Варианты «женоненавистника» как сексуальной идентичности (включая «стратофилов» – приверженцев секса с военными) были распространены в Европе до 1914 года; см. Mayne X. The Intersexes, pp. 198, 212–223.


[Закрыть].

Взаимоотношения между этими типами персонажей – «тетками», «педерастами за деньги» и «женоненавистниками» – остаются неясными из-за отрывочности имеющихся источников. Все эти типы уходят корнями в традиционный иерархический мир эроса между мужчинами. Они были общественными масками модерной гомосексуальной субкультуры[194]194
  До некоторой степени эти роли сходны с системой «фей» (fairies), «панков» (punks) и «волков» (wolves), существовавшей до 1945 года среди мужчин Нью-Йорка и ярко описанной Джорджем Чонси. О «границах нормальной мужественности», которые подразумеваются во взаимоотношениях «волков» (маскулинных мужчин), «панков» (юношей, с которыми они занимаются сексом) и «фей» (феминизированных и внешне очень трансгрессивных мужчин, готовых к сексу с другими мужчинами) см. Chauncey G. Gay New York, p. 47–97.


[Закрыть]. Однако в те времена субкультура не ограничивалась только общественной территорией. Некоторые мужчины, обладавшие средствами, чтобы снять или купить квартиры или дома, организовывали там «домашнее партнерство» с лицами собственного пола. Другие использовали частные квартиры для организации встреч, создавая необходимые условия для общения и полового контакта. Недоброжелатели утверждали, что такие вечеринки могли приносить хозяевам помещений заработок от сводничества или продажи алкоголя. Тем не менее эти встречи, подчас роскошно организованные, связывали участников эмоциональными и романтическими узами, которые усиливали формирование общей идентичности на основе сексуального предпочтения.

У меня практически нет данных о «домашнем партнерстве» между мужчинами из низших классов, что объясняется перенаселенностью и нищенскими условиями жизни в домах, где жили рабочие. В учебнике по психологии пола, вышедшем в 1909 году, один психиатр описывал быт петербургской мужской пары из рабочего класса:

Они заключили между собой формальный договор, в котором каждый клялся, один другому, в верности до гроба, и присваивали себе взаимно названия мужа и жены. Они занимали одну комнату и ночью спали в одной постели. Для отвода глаз в комнате стояли 2 кровати, и они ложились порознь на несколько минут, но затем тот, кто в этом отвратительном союзе должен был играть роль «мужа», приходил к своей «жене», и они проводили ночь вместе[195]195
  Ковалевский П. И. Психология пола. Половое безсилие и другие половые извращения и их лечение. СПб, 1909, c. 219.


[Закрыть].

Гомосексуалы, принадлежавшие к среднему классу или аристократии, могли обустраивать более изысканные условия для своих идентичностей и партнерств за закрытыми дверями. В 1908 году полный сарказма критик «гомосексуального Петербурга» описывал номер в гостинице, постояльцем которого был «сознательный и убежденный сторонник однополой любви». На письменном столе этого «сторонника» лежала коллекция порнографических карточек, «где во всех видах и положениях иллюстрируется гомосексуальная любовь», а на стене висел «большой фотографический портрет голого кучера». Шкафы были забиты «сочинения[ми] избранных авторов вроде г. Кузьмина» (sic!). «Фарфоровыя статуэтки и разнообразныя вещицы на этажерках кричат о том же – словом, комната светскаго и просвещеннаго гомосексуалиста напоминает собою маленький гомосексуальный музей»[196]196
  Руадзе В. П. К суду! с. 42–43.


[Закрыть].