Текст книги "Гиперион. Падение Гипериона"

5

Восход над Травяным морем был воистину прекрасен. Консул любовался им с крыши кормовой надстройки. После вахты он попытался заснуть, но вскоре понял, что это бесполезно, и поднялся на палубу встретить рассвет. Низко нависшие грозовые тучи застилали небо, и отраженные ими лучи восходящего солнца залили весь мир расплавленным золотом. Паруса, снасти, побелевшие от времени доски палубы – все, чего солнце коснулось своим кратким благословением, засияло всеми цветами радуги. Но вот оно скрылось за пологом облаков, и мир снова лишился своих красок. И стоило упасть занавесу, как сразу же подул ветер, такой холодный, словно он прилетел сюда прямо со снежных вершин Уздечки, показавшихся из-за горизонта на северо-востоке.

На палубе появились Ламия и Мартин Силен с чашками кофе в руках и направились к Консулу. Ветер тянул и рвал снасти. Густые кудри Ламии растрепались, окружив ее лицо подобием темного нимба.

– Доброе утро, – пробормотал Силен, щурясь поверх чашки на подернувшуюся рябью гладь Травяного моря.

– Доброе утро, – ответил Консул. Он чувствовал себя на удивление бодрым и свежим, хотя за всю ночь ни разу не сомкнул глаз. – Ветер встречный, но пока судно идет неплохо. Уверен, к вечеру мы достигнем гор.

– Хрргм, – прокомментировал это замечание Силен и сунул нос в чашку.

– Я никак не могла заснуть, – сказала Ламия. – Все думала о том, что рассказал нам господин Вайнтрауб.

– Что касается меня… – начал поэт, но тут на палубу вышел Вайнтрауб с дочерью. Девочка выглядывала из своей люльки, висевшей на груди ученого.

– Всем доброе утро, – сказал Вайнтрауб и, оглядевшись, глубоко вздохнул. – Ммм-да, холодновато…

– Чертовски холодно, – откликнулся Силен. – А когда перевалим через хребет, будет еще хуже.

– Я, пожалуй, спущусь за курткой, – сказала Ламия. Но не успела она сделать и шагу, как внизу кто-то пронзительно закричал:

– Кровь!

И в самом деле – кровь была повсюду. Каюта Хета Мастина выглядела на редкость опрятно: нетронутая постель, ровный штабель чемоданов в углу, на стуле – аккуратно сложенная одежда. Но на полу, на переборках, на потолке, куда ни глянь – кровь. Шестеро паломников вошли в каюту и кучкой столпились у дверей, не решаясь пройти дальше.

– Я как раз шел мимо, хотел подняться на верхнюю палубу. – Голос отца Хойта был до странности монотонным. – И тут заметил, что дверь приоткрыта. Мне сразу бросилось в глаза… кровь на стене.

– А это в самом деле кровь? – засомневался Мартин Силен.

Ламия Брон шагнула вперед, провела рукой по заляпанной красными пятнами переборке и поднесла пальцы к губам.

– Да! Кровь. – Она огляделась вокруг, подошла к платяному шкафу, быстро осмотрела пустые полки и вешалки, затем направилась к маленькому иллюминатору. Он был закрыт на щеколду и закреплен изнутри болтами.

Ленар Хойт, выглядевший совершенно разбитым, сделал несколько неверных шагов и рухнул на стул.

– Так он мертв?

– Утверждать наверняка мы не можем. Известно только, что капитан Мастин исчез из собственной каюты и что в ней полно крови. – Ламия вытерла руку о штанину и добавила: – Надо тщательно осмотреть весь корабль.

– Верно, – согласился Кассад. – А если мы не найдем капитана?

Ламия Брон открыла иллюминатор. Каюту наполнило громыхание колеса и шуршание травы под корпусом. Запах свежей крови, наводящий на мысль о бойне, стал понемногу выветриваться.

– Если мы не найдем капитана Мастина, – сказала она, – останется предположить одно из двух: либо он покинул корабль по собственной воле, либо его похитили.

– Но кровь… – начал отец Хойт.

– Не доказывает ничего, – закончил за него Кассад. – Госпожа Брон права. Мы не знаем, какая у него группа крови, какой генотип… Кто-нибудь видел или слышал что-нибудь подозрительное?

Раздалось несколько «не-а», остальные молча покачали головами.

Мартин Силен встрепенулся:

– Послушайте, да это же работа нашего друга Шрайка! Неужели не узнаете почерк?

– Не обязательно, – отрезала Ламия. – А может, кто-то решил навести нас на мысль, что это Шрайк.

– Зачем? – спросил отец Хойт, тяжело дыша. – Бессмыслица какая-то.

– И тем не менее, – сказала Ламия. – А теперь надо обыскать корабль. Разбиваемся по парам и приступаем. Кто при оружии?

– Я, – отозвался полковник Кассад. – У меня и лишнее найдется, если надо.

– У меня ничего нет, – объявил отец Хойт.

Поэт отрицательно покачал головой.

– У меня тоже, – сказал Сол Вайнтрауб, заглянув в каюту (увидев кровь, он сразу же вышел в коридор).

– И у меня, – добавил Консул. Отстояв вахту, он тут же вернул Кассаду его «жезл смерти».

– Так, – подытожила Ламия. – Священник пойдет со мной на нижнюю палубу. Силен с полковником – на среднюю. Господин Вайнтрауб, вы с Консулом проверьте все наверху. Постарайтесь ничего не пропустить. И ищите любые признаки борьбы.

– Позвольте вопрос, – перебил ее Силен.

– Да?

– Кто, черт возьми, выбрал вас королевой бала?

– Я частный детектив. – Ламия пристально посмотрела поэту в глаза.

Мартин Силен пожал плечами:

– Присутствующий здесь отец Хойт является священником какой-то забытой религии. Но не значит же это, что мы должны преклонять колена, когда он служит мессу.

– Ну что ж, – вздохнула Ламия, – придется прибегнуть к более весомому аргументу.

Консул и глазом моргнуть не успел, как она оказалась рядом с Силеном. Секунду назад Ламия стояла возле иллюминатора, а в следующее мгновение была уже в центре каюты, и поэт, поднятый в воздух ее мускулистой рукой, беспомощно болтал ногами и силился разжать пальцы, сомкнувшиеся вокруг его тощей шеи.

– Ну что, порассуждаешь еще или будешь делать то, что сказано?

Мартин Силен что-то невнятно прохрипел.

– Так-то, – коротко заметила Ламия и опустила поэта на пол. Силен сделал несколько шагов, пошатнулся и едва не сел на отца Хойта.

Появился Кассад с двумя малыми нейростаннерами в руках. Один из них он вручил Солу Вайнтраубу.

– Мое оружие – вот, – сказал он. – А ваше, Ламия?

Та сунула руку в карман своей просторной накидки и извлекла оттуда допотопный пистолет.

Кассад мельком взглянул на эту реликвию, затем кивнул.

– Друг от друга ни на шаг, – приказал он. – Прежде чем стрелять, уясните, что перед вами и насколько это опасно.

– Остается последовать вашим рекомендациям, полковник, – сказал Силен, массируя шею, – и немедленно пристрелить эту сукину дочь.

Ламия Брон шагнула к поэту.

– Ну-ка, хватит ссориться, – осадил ее Федман Кассад и вышел из каюты. Мартин Силен последовал за ним.

Сол Вайнтрауб подошел к Консулу и протянул ему станнер:

– Не хочется мне таскать эту штуку, когда Рахиль у меня на руках. Идем наверх?

Консул кивнул и взял оружие.

Глас Древа тамплиеров Хет Мастин бесследно исчез. После часа поисков все опять собрались в каюте пропавшего. Кровь уже потемнела и стала засыхать.

– Может, мы что-то упустили? – спросил отец Хойт. – Какие-нибудь потайные ходы? Или тайники?

– Вряд ли, – ответил Кассад. – Я прочесал весь корабль с помощью датчиков тепла и движения. А от них даже мышь не укроется.

– Если у вас есть такие датчики, – возмутился Силен, – какого черта мы целый час ползали по разным углам и закоулкам?

– Потому что соответствующее оборудование или одежда могут спрятать человека даже от них.

– Я хотел бы уточнить. – Отец Хойт на секунду замолк: лицо его исказилось от боли. – Получается, что с помощью этого оборудования или одежды капитан Мастин мог укрыться от нас, спрятавшись в каком-нибудь тайнике?

– Возможно, но маловероятно, – ответила Ламия Брон. – Скорее всего на судне его нет.

– Это Шрайк. – В голосе Мартина Силена слышалось отвращение. Он не спрашивал – утверждал.

– Может быть, – сказала Ламия. – Полковник, последние четыре часа на вахте стояли вы с Консулом. Вы абсолютно уверены, что не видели и не слышали ничего подозрительного?

Оба одновременно кивнули.

– На судне было совершенно тихо, – добавил Кассад. – До этого, кстати, тоже: шум борьбы я бы услышал в любом случае.

– А я, сменившись с вахты, совсем не спал, – заявил Консул. – Каюта Хета Мастина рядом с моей. Но я ничего не слышал.

– Итак, – сказал Силен, – мы выслушали двух человек, которые разгуливали по судну с оружием как раз тогда, когда бедняга был убит. И оба утверждают, что невиновны. Следующее дело!

– Если Мастин и был убит, – спокойно заметил Кассад, – то по крайней мере не «жезлом смерти». Ни один известный мне тип современного бесшумного оружия не вызывает таких потерь крови. Выстрелов тоже никто не слышал. Следов пуль нет. Так что пистолет Ламии тут ни при чем. Если это действительно кровь капитана Мастина, значит, действовали холодным оружием.

– Шрайк и есть холодное оружие. – Мартин Силен хмыкнул.

Ламия подошла к невысокому штабелю чемоданов.

– Хватит спорить. Давайте-ка лучше посмотрим его багаж.

Отец Хойт предостерегающе поднял руку:

– Это… ну… это ведь его личные вещи, не так ли? Мы не имеем права…

Ламия Брон скрестила руки на груди.

– Послушайте, святой отец, если Мастин мертв, ему все равно. А если все-таки жив, то, осмотрев его вещи, мы, возможно, поймем, где искать его самого. Но в любом случае нам нужно попробовать.

Хойт кивнул, соглашаясь, но весь его вид выражал сомнение. В конце концов посягательство на чужую собственность состоялось. В первом чемодане обнаружилось лишь несколько смен белья и «Книга Жизни» Мюира. Во втором – сотня сублимированных саженцев, завернутых каждый в отдельности, вместе с землей.

– Посещая новую планету, тамплиер должен посадить там не менее ста саженцев Вечного Древа, – пояснил Консул. – Приживаются они редко, но так у них принято.

Тем временем Ламия Брон занялась большим металлическим ящиком, стоявшим в самом низу.

– Не трогайте! – остановил ее Консул.

– Почему?

– Это куб Мебиуса, – ответил за Консула полковник Кассад. – Оболочка из углепласта, а под ней – замкнутое на себя сверхпроводящее защитное поле.

– Ну и что? – возразила Ламия. – Кубы Мебиуса используют для консервации артефактов и всякого хлама. Но они же не взрываются.

– Сами-то они не взрываются, – согласился Консул, – но то, что в них заключено, взорваться может. А может быть, уже взорвалось.

– Куб такого размера может остановить на стадии детонации и сколь угодно долго удерживать внутри ядерный взрыв мощностью в одну килотонну, – добавил Федман Кассад.

Ламия хмуро посмотрела на ящик.

– Тогда как нам убедиться, что там не прячется убийца Мастина?

Кассад указал на светящуюся зеленую полоску вдоль единственного шва ящика.

– Он герметически закрыт. Если бы его открывали, для реактивации потребовался бы внешний генератор защитного поля. Поэтому его содержимое не имеет отношения к исчезновению капитана Мастина.

– Значит, мы так и не узнаем, что там? – задумчиво произнесла Ламия.

– Почему же? – сказал Консул. – Кое-какие догадки у меня есть.

Все посмотрели на него. Рахиль заплакала, и Сол включил обогрев люльки.

– Помните вчерашний разговор в Эдже? – продолжал Консул. – У меня создалось впечатление, что капитан Мастин хранит в этом кубе свое секретное оружие.

– Оружие? – переспросила Ламия.

– Конечно! – воскликнул Кассад. – Эрга!

– Эрг? – Мартин Силен уставился на ящик. – Но ведь это электрические твари, которых тамплиеры используют на своих «деревьях».

– Совершенно верно, – сказал Консул. – Существа эти были найдены около трех веков назад на астероидах системы Альдебарана. По размерам они не больше кошачьего позвоночника, но тело их представляет собой клубок пьезоэлектрических нервов, заключенный в оболочку из кремниевых хрящей. Эрг может генерировать силовое поле, сравнимое с тем, что создает небольшой спин-звездолет.

– Постойте-ка, – Силен не отводил глаз от куба, – нельзя же все это впихнуть в небольшой ящик? Там что, отражающие экраны?

– В каком-то смысле да, – ответил Кассад. – Поле существа можно демпфировать, и тогда оно не тратит и не потребляет энергию. Нечто вроде нашей криогенной фуги. А это, должно быть, небольшое. Детеныш, так сказать.

Ламия провела рукой по металлической оболочке.

– И что, тамплиеры умеют управлять этими существами? Общаются с ними?

– Да, – ответил Кассад. – Но как именно, толком никто не знает. Это один из секретов братства. Хет Мастин, наверное, рассчитывал, что эрг поможет ему справиться с…

– Со Шрайком, – закончил за него Мартин Силен. – Очевидно, тамплиер думал, что этот энергетический чертенок станет его секретным оружием, когда он встретится с Повелителем Боли. – Поэт рассмеялся.

Отец Хойт кашлянул.

– Церковь признала постановление Гегемонии о том, что эти существа – эрги – не обладают душой чувствующей… а потому не обретут спасения.

– О, они прекрасно все чувствуют, святой отец, – усмехнулся Консул. – Гораздо лучше, чем мы можем себе вообразить. Но вот что касается разума, самосознания… Представьте себе что-то вроде смышленого кузнечика. Обретут ли кузнечики спасение?

Хойт промолчал.

– Ну что ж, – сказала Ламия Брон. – Видимо, капитан Мастин действительно надеялся, что это существо поможет ему обрести спасение. Но чего-то не рассчитал. – Она окинула взглядом запачканные кровью переборки и наполовину высохшие пятна на полу. – Уйдем отсюда.

Борясь с усиливающимся ветром, судно упорно двигалось на северо-восток, навстречу шторму. Под низко нависшими тучами стремительно неслись белые клочья облаков. Порывы ледяного ветра хлестали по траве и пригибали ее к земле. На горизонте сверкнула молния, и через несколько секунд над морем, словно предупредительные выстрелы, прогремели раскаты грома. Паломники молча наблюдали за разбушевавшейся стихией, пока первые капли холодного дождя не загнали их в большую каюту на корме.

– Вот это я нашла у него в кармане. – Ламия Брон продемонстрировала полоску бумаги с цифрой «5».

– Значит, Мастин должен был рассказывать свою историю следующим, – пробормотал Консул.

Мартин Силен принялся раскачиваться на стуле. В его физиономии сатира, выхватываемой из темноты вспышками молний, сейчас появилось что-то демоническое.

– Есть и другая возможность. – Он взмахнул рукой. – Пятый номер мог быть у кого-то из тех, кто еще не рассказал своей истории, и этот человек убил тамплиера, чтобы обменяться с ним номерами.

Ламия пристально посмотрела на поэта.

– То есть либо Консул, либо я, – бесстрастно произнесла она.

Силен пожал плечами.

Тогда Ламия достала из кармана еще один клочок бумаги.

– У меня номер 6. Чего бы я добилась? Все равно моя очередь следующая.

– А вдруг Мастин мог рассказать о чем-то и поэтому его заставили замолчать? – предположил поэт и снова пожал плечами. – Лично я считаю, что это Шрайк собирает свой урожай. Мы почему-то возомнили, что нам будет позволено добраться до самих Гробниц, когда эта тварь орудует уже на полпути к Китсу.

– Мы – совсем другое дело, – возразил Сол Вайнтрауб. – Наше путешествие и есть паломничество к Шрайку!

– Ну и что?

Разговор оборвался, и Консул подошел к окну. Дождь вовсю барабанил по стеклам в свинцовом переплете; море скрылось за клубящейся водяной завесой. В этот момент ветровоз заскрипел и, сильно накренившись на правый борт, повернул на другой галс.

– Госпожа Брон, – нарушил затянувшееся молчание полковник Кассад. – Может, вы расскажете нам свою историю?

Ламия сложила руки на груди и посмотрела на залитое дождем окно.

– Не сейчас. Давайте сначала выберемся с этого проклятого корабля. Здесь воняет смертью.

К Приюту Паломников ветровоз подошел во второй половине дня, но из-за грозы стемнело рано, и усталым пассажирам казалось, что уже поздний вечер. Отсюда начинался предпоследний этап путешествия, и Консул надеялся, что представители Церкви Шрайка встретят их хотя бы здесь. Однако Приют был таким же пустынным, как Эдж.

Показавшиеся в разрывах туч отроги Уздечки заставили шестерых паломников встряхнуться, как крик «Земля!» – моряка, и, несмотря на ливень, подняться на палубу. Здесь все дышало суровой красотой; отвесные утесы и бурые склоны предгорий являли собой разительный контраст монотонной зелени Травяного моря. А чуть дальше взгляд упирался в серо-белую стену, терявшуюся в низких облаках. Вершины хребта поднимались на девять километров, но сейчас об этом можно было лишь догадываться. Однако даже в таком, усеченном виде картина была величественной. Вечные снега начинались прямо за скоплением лачуг и дешевых гостиниц, по которым прошелся огонь и которые, собственно, составляли Приют Паломников.

– Если разрушена подвесная дорога, нам конец, – пробормотал Консул. Эта мысль, которую он упорно отгонял всю дорогу, вызвала у него приступ тошноты.

– Я вижу первые пять башен, – сказал полковник Кассад, глядя в свой бинокль. – Они вроде целы.

– А вагоны?

– Нет… хотя погодите. Один точно есть. Стоит у самой платформы, прямо в воротах.

– Стоит? – быстро переспросил Мартин Силен. Он тоже понимал, в какой отчаянной ситуации окажутся паломники, если подвесная дорога не работает.

– Да.

Консул покачал головой. Вагоны должны двигаться постоянно, даже в самую плохую погоду, когда совсем нет пассажиров. Иначе толстые тросы обледенеют и потеряют эластичность.

Пока ветровоз убирал паруса и выдвигал сходни, шестеро путешественников вытащили свой багаж на палубу. Все постарались одеться потеплее. Полковник облачился в армейскую термонакидку, Ламия Брон – в странного покроя длинное одеяние, по каким-то, давно забытым причинам называвшееся шинелью, Силен – в шубу из густого меха, который под порывами ветра то чернел, то отливал серебром, отец Хойт – в длинную черную рясу, сделавшую его еще более похожим на чучело, Сол Вайнтрауб – в толстую пуховую куртку, укрывавшую и его, и ребенка, а Консул – в поношенное, но вполне еще годное пальто, которое жена подарила ему несколько десятилетий тому назад.

– А как быть с вещами капитана Мастина? – спросил Сол, когда все паломники, за исключением Кассада, спустившегося вниз, чтобы разведать обстановку, собрались у сходен.

– Я вынесла их на палубу, – сказала Ламия. – Возьмем их с собой.

– Это как-то неправильно, – промямлил отец Хойт. – Просто взять и уйти. Следовало бы… отслужить… В конце концов человек умер…

– Мы этого не знаем, – напомнила ему Ламия, небрежно подхватив одной рукой сорокакилограммовую сумку.

– Вы действительно верите, что господин Мастин жив? – недоуменно спросил Хойт.

– Нет, – отрезала Ламия. Снежные хлопья садились на ее черные волосы.

С края причала им замахал Кассад, и паломники, забрав вещи, двинулись вниз по сходням. Никто не оглянулся.

– Вагон пустой? – спросила Ламия, подойдя к полковнику. На свету его накидка из «хамелеоновой кожи» стремительно теряла свою серо-черную окраску.

– Пустой.

– Трупы?

– Нет, – сказал Кассад и повернулся к Солу и Консулу: – Вы забрали из камбуза все, что надо?

Оба кивнули.

– А что они должны были забрать? – поинтересовался Силен.

– Недельный запас продуктов, – ответил Кассад. – В пути нам вряд ли удастся достать что-нибудь съестное.

Отвернувшись, полковник принялся рассматривать склон над станцией подвесной дороги. Только сейчас Консул заметил, что под накидкой он держит на сгибе руки десантную винтовку.

«Будем ли мы живы через неделю?» – подумал Консул, усмехнувшись про себя.

В два приема они перенесли вещи на станцию. Ветер со свистом врывался в разбитые окна и дыры в крышах темных зданий. Во второй ходке Консулу и отцу Хойту достался куб Мебиуса. Священник пыхтел, задыхался, и наконец его прорвало:

– Зачем мы тащим с собой этого эрга?

Они едва добрели до металлической лестницы, ведущей на станцию. Вся платформа была в потеках ржавчины, словно заросла рыжим лишайником.

– Не знаю, – ответил Консул. Он тоже с трудом переводил дыхание.

Со станционной платформы открывался прекрасный вид на бескрайние просторы Травяного моря. Ветровоз – темный, безжизненный, с зарифленными парусами – стоял на прежнем месте. По равнине несся снежный буран. Казалось, по бесчисленным стеблям высокой травы катятся белые барашки.

– Перетащите все на борт, – распорядился Кассад. – А я схожу наверх, в операторскую кабину. Попробую оттуда запустить эту механику.

– Разве здесь не автоматика? – удивился Мартин Силен. – Ну, как на ветровозе?

– Не думаю, – ответил Кассад. – Посмотрим, может, мне удастся стронуть его с места.

– А что, если он поедет без вас? – крикнула Ламия вдогонку.

– Не поедет.

В вагоне было холодно и пусто, если не считать нескольких металлических скамеек в большом переднем отделении и десятка простых коек в маленьком, заднем. Вагон был просторный – по меньшей мере восемь метров в длину и около пяти в ширину. Заднее отделение было отгорожено тонкой металлической переборкой. Один угол в нем занимал небольшой шкаф. Высокие, в полстены окна были только в переднем отделении.

Паломники свалили багаж прямо на пол и теперь пытались согреться – расхаживали по вагону, топали ногами, размахивали руками. Мартин Силен лежал на скамье, вытянувшись во весь рост, причем из шубы торчали лишь макушка да ботинки.

– Черт возьми, – пожаловался он, – совсем забыл, как в этой штуке включается отопление.

Консул взглянул на темные панели освещения.

– Отопление тут электрическое и включится само, когда полковник запустит вагон.

– Если запустит, – буркнул Силен.

Сол Вайнтрауб, сменив Рахили пеленки, переодел малышку в термокостюм и теперь укачивал на руках.

– Я-то здесь никогда не был, – оглядываясь, произнес он. – А вы, господа?

– Я был, – ответил поэт.

– А я нет, – сказал Консул. – Мне доводилось видеть дорогу только на фотографиях.

– Кассад говорил, что однажды ему пришлось возвращаться этим путем в Китс, – отозвалась из другого отделения Ламия.

– Я думаю… – начал Сол Вайнтрауб, но тут заскрежетали шестерни, и вагон, резко накренившись, закачался, а затем, влекомый внезапно пришедшим в движение тросом, пополз вперед. Все бросились к окну, выходившему на платформу.

Прежде чем отправляться в операторскую, Кассад предусмотрительно перенес свои вещи в вагон. Сейчас он выскочил из дверей кабины, одним прыжком преодолел длинную лестницу и кинулся за вагоном, который медленно отходил от посадочной площадки.

– Не успеет, – прошептал отец Хойт.

До края платформы оставалось метров десять, но карикатурно длинноногий Кассад бежал, как настоящий спринтер.

Вагон выскользнул из направляющего желоба и закачался в воздухе, метрах в восьми над скалами. Хотя настил платформы обледенел, Кассад не снижал скорости, нагоняя вагон.

– Давай! – закричала Ламия Брон. Остальные подхватили ее крик.

Консул посмотрел вверх: полосы льда отваливались с обмерзшего троса и падали вниз. Он оглянулся. Слишком далеко. Кассад не успеет.

Однако полковник бежал невероятно быстро. Вот и край платформы. Консулу снова вспомнился ягуар – зверь со Старой Земли, которого он видел в зоопарке на Лузусе. Казалось, полковник вот-вот поскользнется и полетит вниз, на заснеженные валуны. Но нет. Вытянув вперед свои длинные руки, Кассад прыгнул и завис в воздухе. Его накидка развевалась на ветру. Мгновение – и он скрылся за вагоном.

Раздался глухой удар, затем потянулась бесконечно долгая минута ожидания. Все молчали, даже шелохнуться боялись. Вагон плыл в сорока метрах над скалами, приближаясь к первой мачте. Но вот паломники увидели Кассада. Хватаясь за обледенелые металлические поручни, он продвигался вдоль вагона. Ламия распахнула дверь, и к полковнику тут же протянулся десяток рук. Ему помогли забраться внутрь.

– Благодарение Господу, – произнес отец Хойт.

Немного отдышавшись, полковник мрачно улыбнулся:

– Мне не хотелось дожидаться возвращения вагона. Там автоблокировка. Если с оператором что-нибудь случится, механизм останавливается. Пришлось придавить рычаг мешком песка.

Мартин Силен указал на быстро приближающуюся мачту опоры, над которой, как потолок, висело облако. Трос, казалось, уходил в пустоту.

– Сдается мне, мы уже пересекаем хребет, хотим мы того или нет.

– А сколько времени займет дорога? – спросил Хойт.

– Часов двенадцать. Может, чуть меньше. Операторам иногда приходится останавливать вагоны – если ветер слишком сильный или трос обледенеет.

– Теперь мы уже не остановимся, – сказал Кассад.

– Если только трос не порвется, – заметил поэт. – Или мы на что-нибудь не налетим.

– Заткнись, – оборвала его Ламия. – И вообще не пора ли нам пообедать?

– Смотрите! – позвал Консул.

Все подошли к передним окнам. Вагон уже поднялся на сто метров над бурым склоном. Предгорья остались где-то позади. Далеко внизу виднелась платформа. Паломники в последний раз окинули взглядом станцию, покинутые лачуги Приюта Паломников и неподвижный ветровоз.

Затем снег и плотные облака поглотили их.

Разумеется, кухни в привычном смысле слова в вагоне не было. Однако в заднем отделении обнаружились холодильник и микроволновая печь. Из мяса и овощей, позаимствованных на камбузе ветровоза, Ламия и Вайнтрауб соорудили вполне сносное жаркое. У Мартина Силена нашлось и вино (несколько бутылок он прихватил еще с «Бенареса», остальными разжился на ветровозе). К жаркому он открыл гиперионское бургундское.

Паломники почти покончили с обедом, когда мрак, словно облепивший окна вагона, начал понемногу рассеиваться. Вскоре стало совсем светло. Консул обернулся к окну, и в этот момент выглянуло солнце, залив весь вагон каким-то потусторонним золотым светом.

Все разом вздохнули. Уже несколько часов как стемнело, но едва вагон всплыл над морем облаков, из которого, подобно островам, поднимались горные вершины, как паломники вновь оказались в царстве заката. Небо Гипериона из дневного блекло-голубого стало бездонно-лазурным. Красно-золотистое светило зажгло башни облаков и покрытые льдом горные вершины. Консул огляделся. Лица его спутников, которые еще минуту назад в полумраке вагона казались серыми пятнами, теперь тоже омывало щедрое золотое сияние.

Мартин Силен поднял бокал:

– Ну, с Богом!

Консул посмотрел вперед. Массивный трос казался отсюда не толще нитки, а чуть подальше его и вовсе было не разглядеть. В нескольких километрах, на вершине горы, искрилась золотом следующая опорная мачта.

– Дорогу поддерживают сто девяносто две опоры, – произнес Мартин Силен голосом экскурсовода. – Они изготовлены из сверхпрочного карбодюраля и имеют восемьдесят три метра в высоту.

– Мы, должно быть, очень высоко, – негромко сказала Ламия Брон.

– Самая высокая точка этой подвесной дороги, общая протяженность которой составляет девяносто шесть километров, находится над вершиной горы Драйден, пятой в горной системе Уздечки; ее высота девять тысяч двести сорок шесть метров над уровнем моря, – продолжал Силен.

Полковник Кассад посмотрел по сторонам:

– А в вагоне давление нормальное. Несколько минут назад сработало реле.

– Смотрите! – воскликнула Ламия.

В течение долгой минуты солнце лежало на облачном горизонте. Теперь оно опустилось ниже, и тучи словно вспыхнули изнутри. Весь западный край мира заполыхал многоцветием красок. Снежные карнизы и ледники на западных склонах, нависавшие над подвесной дорогой, все еще горели отраженным светом, но на темнеющем небосводе уже проступали самые яркие звезды. В вагоне царил розовый полумрак.

Консул повернулся к Ламии Брон.

– Почему бы вам не рассказать свою историю прямо сейчас? Нам ведь надо выспаться перед прибытием в Башню.

Ламия допила остатки вина.

– А вы-то сами хотите ее услышать?

Все закивали. Только Мартин Силен пожал плечами, выражая полнейшее равнодушие.

– Хорошо. – Ламия Брон отставила в сторону пустой стакан, уселась на скамейку, подобрала под себя ноги и, опершись локтями о колени, начала свой рассказ.