Текст книги "Власть над народами. Технологии, природа и западный империализм с 1400 года до наших дней"

Заключение

В большинстве изданий по морской истории эпоха парусников, датируемая XVI – началом XIX в., представляется как героический период сражений между португальскими, испанскими, голландскими, английскими и французскими флотами в Атлантике, Средиземном море и Индийском океане. В качестве единственной неевропейской державы в них фигурирует Османская империя, и то лишь до момента ее поражения в битве при Лепанто в 1571 г.[206]206
  См., к примеру, Richard Harding, The Evolution of the Sailing Navy, 1509-1815 (New York: St. Martin’s, 1995); Harding, Seapower and Naval Warfare, 1650-1830 (Annapolis, Md.: Naval Institute Press, 1999); Robert Gardiner, ed., The Line of Battle: The Sailing Warship, 1650-1840 (London: Conway Maritime, 1992); Peter Padfield, Maritime Supremacy and the Opening of the Western Mind: Naval Campaigns That Shaped the Modern World, 1588-1782 (London: J. Murray, 1999).


[Закрыть]

Однако же, если взглянуть на вопрос с точки зрения азиатских стран, история будет совсем иной. Хотя португальцы долго оставались доминирующей силой в Индийском океане, добиться полного контроля над его водами они так и не смогли, а их господство в торговле пряностями продлилось самое большее 50 лет. К XVII столетию их позиции сильно ослабли в результате действий оманцев в Восточной Африке и голландцев в Ост-Индии. В борьбу за Индийский океан вступили голландцы, англичане, а позднее и французы. Морские империи европейцев опирались на сети военноморских и торговых баз, располагавшихся на побережье океана. Это не случайно: порты Индийского океана были либо независимыми городами-государствами, либо очень слабо связанными с формально имеющими суверенитет над ними империями. То есть европейцы могли удерживать свои прибрежные анклавы лишь в условиях слабости местных государств.

В подвластных сильным «сухопутным» державам ситуация была ровно противоположной. Османы не дали европейцам подчинить Красное море, Персидский залив и Аравийский полуостров. В Восточной Азии китайцы сохранили порты за собой, предоставляя португальцам и голландцам лишь ограниченный доступ в них. В Японии португальцы вызвали гнев бакуфу и были выдворены, после чего японское правительство строжайшим образом контролировало любые контакты с Западом. Европейцы стали частью восточно-азиатской системы торговли, однако им не удалось взять ее под контроль.

Равновесие мощи европейцев и азиатов обеспечивалось не только силой местных государств, но и природными условиями. Благодаря своим мощным судам с десятками орудий европейцы оставались хозяевами открытого моря. Однако это превосходство не распространялось на прибрежные воды и узкие, мелководные моря, где весельные галеры и плоскодонные джонки давали европейцам достойный отпор и время от времени побеждали даже отлично вооруженные каракки и галеоны. Иными словами, политика, технологии и географические условия привели к возникновению в водах Азии патовой ситуации, продлившейся три сотни лет. В течение этих столетий никто не мог предвидеть, что же случится в дальнейшем.

Глава 3
Лошади, болезни и завоевание Америки, 1492-1849 гг.

Немногие события на пути развития человечества имели столь же серьезные последствия, как установление контактов между Восточным и Западным полушариями, – и последовавшее за этим истребление и подчинение коренных американцев. Для одних это хроника триумфа, для других – катастрофы. Однако в истории человечества нет ничего однозначного. Если присмотреться к освещаемому в данной главе вопросу более пристально, с вниманием к хронологии событий, то встреча цивилизаций обернется чередой побед и поражений для обеих сторон.

Испанцы, первыми прибывшие в Новый Свет, быстро завоевали и заняли самые крупные из Карибских островов, значительную часть Мексики и Центральной Америки, а также Перу и север Чили. После чего их наступательный порыв захлебнулся, и им пришлось пережить неудачи в завоевании земель, расположенных на юге современного Чили, Аргентины, севере Мексики и юго-западе США. Другие европейские народы добились еще меньших успехов: к началу XVIII в. португальцы, британцы, голландцы и французы заняли ряд островов и участков суши на атлантическом побережье, однако внутренние территории обоих американских континентов по-прежнему оставались под контролем индейцев. Европейцы смогли завоевать их лишь в конце XIX в., четыре столетия спустя после открытия Америки Колумбом.

Наша задача заключается в том, чтобы разобраться не только в победах европейцев, но и в их неудачах.

Историки подробно пишут об амбициях и целях конкистадоров, их страсти к золоту и серебру, их желании обратить индейцев в христианство, их стремлении к открытию новых земель и к религиозной свободе. Но почему одним удалось открыть и захватить огромные территории, а другим – нет? Чтобы ответить на этот вопрос, надо внимательно изучить обстоятельства, в которых действовали конкистадоры. Во-первых, мы поговорим о животных и оружии, которым обладали европейцы и индейцы. Во-вторых, не стоит забывать о географических и климатических условиях, об экологии заболеваний, социальной среде – не говоря уже об изменении всех этих факторов после встречи двух полушарий. В этой главе я попытаюсь показать, что животные, оружие и болезни сыграли значительно более заметную роль, чем характер, цели и устремления главных действующих лиц.

Первая встреча: Антильские острова

Во время своего второго перехода через Атлантику, совершенного в 1493 г., Христофор Колумб привез с собой одомашненных животных, неизвестных индейцам: лошадей, крупный рогатый скот, свиней, коз и собак. Самыми ценными были лошади, хотя именно их перевозка были сопряжена с наибольшими трудностями. Из двадцати, взошедших на борт кораблей Колумба в Испании, живыми до места назначения прибыли лишь шестнадцать. Лошадей привозили с каждой последующей экспедицией. Многие из них погибали во время переходов через Атлантику: в ловушке многодневных экваториальных штилей моряки часто жертвовали лошадьми, чтобы сэкономить пресную воду для людей (отсюда пошло выражение «конские широты»). К 1503 г. на острове Эспаньола насчитывалось уже 60-70 лошадей. Испанцы специально разводили их, чтобы не зависеть от импорта животных из Европы. С Эспаньолы лошади были впоследствии переправлены на Пуэрто-Рико, Кубу и Ямайку. Именно на Кубе Эрнан Кортес, прибывший на остров в 1513 г., и приобрел лошадей, участвовавших в покорении Мексики в 1519 г.[207]207
  John J.Johnson, “The Introduction of the Horse into the Western Hemisphere”, Hispanic American Historical Review 23 (November 1942), p. 587-610.


[Закрыть]

Скакуны эти не были крупными и мощными боевыми конями средневековой Европы, способными нести полностью закованных в доспехи рыцарей. В распоряжении испанцев были лошади с примесью арабских кровей, покорные, стремительные и маневренные, разводимые в качестве вьючных животных. Всадники облачались в легкие доспехи: тело защищала кольчуга, тяжелые латы были надеты лишь на ноги. Технику верховой езды они позаимствовали у хинете, легкой средневековой испанской кавалерии: колени подтянуты вверх, чтобы можно было легко разворачиваться в седле и рубить мечом. Кроме мечей кавалеристы были вооружены легкими копьями длиной до 14 футов, а также щитами из дерева и кожи.

Хотя по европейским меркам испанские лошади были и невелики, для индейцев они являлись самыми крупными и страшными животными, с которыми им когда-либо приходилось иметь дело. Чтобы кони приводили индейцев в еще больший ужас, испанцы подвешивали к их шеям колокольчики и заставляли их вставать на дыбы и ржать. Лошади эти передвигались быстрее любого бегуна и без труда настигали пытающихся ускользнуть воинов, обгоняли разведчиков и пеших гонцов. Раз за разом они помогали испанцам заставать индейцев врасплох[208]208
  Pablo Martín Gómez, Hombres y armas en la conquista de México (Madrid: Almena, 2001), p. 67-70; Johnson, “Introduction of the Horse”, p. 599.


[Закрыть].

Кроме того, у испанцев были собаки, подобных которым в Новом Свете не водилось. Собаки индейцев были маленькими, бесшерстными, не умеющими лаять созданиями, которых откармливали маисом на мясо. Испанцы же привезли с собой мастифов, бульдогов и грейхаундов – свирепых и оглушительно лающих. Их использовали для охраны, а также обучали нападать на индейцев и отлавливать беглецов. Несмотря на то что испанцев ужасал каннибализм, который они приписывали аборигенам, сами они без зазрений совести скармливали человечину своим псам. Испанцы самым активным образом использовали подобных собак на Антильских островах, особенно в лесах и на пересеченной местности, где лошади шли неуверенно[209]209
  John Grier Varner and Jeanette Johnson Varner, Dogs of the Con
  quest (Norman: University of Oklahoma Press, 1983), p. 4-8, 61-66; Alberto Mario Salas, Las armas de la conquista (Buenos Aires: Emecé, 1950), p. 159-166.


[Закрыть].

Еще одним преимуществом испанцев было качество оружия. Их мечи, шлемы, нагрудники и прочие детали доспехов, а также отдельные части копий, алебард и щитов были выполнены из железа, неизвестного индейцам металла. Испанское оружие редко ломалось, оно оставалось острым; изделия мастеров Толедо и Бискайи считались лучшими в Европе. В Америке испанские пехотинцы были лишь частично облачены в доспехи: они прикрывали грудь и доходили до колен. В бою против индейцев, вооруженных деревянными мечами и копьями, луками и стрелами, почти не имевших доспехов, испанцы, особенно всадники, имели неоспоримое преимущество.

Испанцы использовали два вида метательных снарядов: арбалетные стрелы и пули. Арбалет представлял собой довольно неудобное устройство весом до 16 фунтов, стальные плечи которого были столь жесткими, что тетиву приходилось взводить с помощью блочного натяжного механизма, рычага или зубчато-реечного механизма. На зарядку арбалета требовалось около минуты. Из него пускали стрелы весом до трех унций с такой силой, что пробивали доспехи на расстоянии 70 ярдов, а их поражающая сила сохранялась на дистанции до 350 ярдов.

Огнестрельное оружие играло второстепенную роль по сравнению с холодным. В начале XVI в. европейцы использовали примитивные мушкеты, известные как аркебузы, весившие до 20 фунтов. Для того чтобы произвести из аркебузы выстрел, небольшое количество пороха в фитильном замке поджигалось с помощью фитиля – длинного куска медленно тлеющей хлопчатобумажной веревки; от замка возгорание передавалось пороху в стволе. Перезарядка занимала больше минуты. Фитиль приходилось поддерживать тлеющим до окончания боя. Иметь в разгар боя дело с тяжелым оружием, рассыпающимся порохом и тлеющим фитилем было крайне опасно. Испанцы привезли с собой и немногочисленные артиллерийские орудия: небольшие фальконеты, стрелявшие ядрами весом от двух до четырех фунтов, кулеврины, вес ядер которых составлял от 10 до 16 фунтов, и тяжелые железные бомбарды, использовавшиеся при осадах.

Испанцы выработали свою тактику в ходе длительных войн с арабами и берберами (Реконкиста) и итальянских кампаний против французов, начатых в 1494 г. В этих сражениях испанцы отказались от средневекового идеала рыцарских поединков и развили искусство слаженного ведения боя в команде. Вскоре испанские терции (тактическая единица из пикинеров и аркебузиров) наводили ужас на всю Европу. Солдатам терций посредством строгой дисциплины прививалось чувство взаимосвязи между выстроенными в каре пикинерами и мушкетерами (или аркебузирами), располагавшимися в углах каре и поддерживаемыми кавалерией и артиллерией.

Люди и животные были не единственными живыми существами, пересекшими Атлантику. Еще более загадочными и смертоносными оказались привезенные европейцами болезнетворные микроорганизмы. Болезни никогда не были распространены по земному шару равномерно (подобное положение сохраняется и поныне). Их распределение зависело от природных условий, в том числе от носителей инфекций вроде обезьян или грызунов и переносчиков, таких как комары и блохи. Даже там, где природные условия благоприятствовали тому или иному заболеванию, распространиться оно могло лишь в случае, когда его возбудитель попадал на эту территорию. Люди, которые никогда не встречались с той или иной инфекцией, соответственно, не имели к ней и иммунитета. Новые болезни, добравшись до народов, живших ранее в изоляции, привели к катастрофическим эпидемиям. Каждое из масштабных заболеваний – черная оспа, корь, холера, брюшной тиф, желтая лихорадка, чума и прочие инфекции – разносилось из природных очагов купцами, паломниками, солдатами и прочими перемещавшимися из одной местности в другую лицами. «Черная смерть» (под этим названием стала известна эпидемия бубонной чумы, достигшая Европы в 1340-х гг.) пришла из Азии, возможно – из Южного Китая, вместе с армиями монголов, завоевавшими значительную часть Евразии от Вьетнама до Венгрии и стимулировавшими трансконтинентальную торговлю. К XV в. болезни, свойственные лишь определенным местностям, широко распространились по Евразии и значительной территории Африки. В конце концов целый ряд региональных очагов болезней объединились в один относительно однородный очаг Восточного полушария[210]210
  William H. McNeill, Plagues and Peoples (Garden City, N.Y.: Double day, 1976), chapter 3: “Confluence of Disease Pools, 500 B.C.-A.D. 1200”. Со своей стороны, Америка «одарила» Старый Свет сифилисом; см.: Kristin H. Harper et al., “On the Origin of the Trepanematoses: A Phylogenetic Approach”, PLoS: Neglected Tropical Diseases (January 2008) in http://www.plos-ntds.org (по состоянию на 28 января 2008 г.).


[Закрыть].

В Новом Свете же существовал свой очаг. Согласно историку Альфреду Кросби, до 1492 г. жители Америки были знакомы с пинтой, фрамбезией, сифилисом, гепатитом, энцефалитом, полиомиелитом, туберкулезом, пневмонией и кишечными паразитами, однако они не сталкивались с другими заболеваниями, бушевавшими в Восточном полушарии[211]211
  Alfred Crosby, Ecological Imperialism: The Biological Expansion of Europe, 900-1900 (Cambridge: Cambridge University Press, 1986), p.197-98; Suzanne Austin Alchon, A Pest in the Land: New World Epidemics in a Global Perspective (Albuquerque: University of New Mexico Press, 2003), p. 15.


[Закрыть] Несмотря на высокую плотность населения в Мексике и Перу, у американских индейцев было мало одомашненных животных: лишь индейки в Центральной и Северной Америке, ламы, альпака и морские свинки в Андах, мускусная утка в тропическом поясе Южной Америки и повсеместно – собаки. Что же касается их единственных одомашненных вьючных животных, лам, то жители Анд не держали их внутри помещений и не употребляли в пищу их молоко; кроме того, стада лам были слишком малочисленными, чтобы создавать постоянную угрозу вспышки заболеваний[212]212
  Jared Diamond, Guns, Germs, and Steel: The Fates of Human Socie ties (New York: Norton, 1997), p.212-213; McNeill, Plagues and Peoples, p. 201.


[Закрыть]. В этом, безусловно, состояла одна из причин того, что Америка была «бедна» болезнями.

До 1492 г. в Новый Свет из Старого попадало мало возбудителей. Первые переселенцы в Новый Свет, предки индейцев, алеутов и эскимосов, оказывались в Америке в составе небольших групп после многолетних пеших переходов через Сибирь и Аляску, в жестких условиях которых больные не выживали. Новый Свет значительно уступал в генетическом разнообразии Старому. В результате иммунные системы коренных американцев оказались крайне схожими; бактерии и вирусы, способные заразить одного человека, столь же успешно могли инфицировать и другого – микробы не мутировали, чтобы адаптироваться к антителам различных иммунных систем[213]213
  Elizabeth Fenn, Pox Americana: The Great Smallpox Epidemic of 1775-1782 (New York: Hill and Wang, 2001), p. 25-28.


[Закрыть]. Следующими в Новый Свет прибыли викинги, высадившиеся на востоке Канады в XI и XII в. Их число было крайне невелико, и прибыли они после долгих изнурительных океанских переходов. Никаких свидетельств того, что они принесли с собой болезни, нет. Однако, если и были такие инфекции, крайне низкая плотность населения в данной части Америки была гарантией того, что любая эпидемия быстро сходила на нет. Для микроорганизмов Старого Света Америка оказалась настоящей «целиной»[214]214
  То же самое происходило и при контакте с обитателями островов, которые долгое время были изолированы от очага болезней Старого Света, например с полинезийцами или с гуанчами, жителями Канарских островов; см.: Crosby, Ecological Imperialism, p. 92-94 and chapter 10.


[Закрыть].

Оценивая численность населения Америки по состоянию на 1492 г., специалисты в области исторической демографии приводят сильно разнящиеся цифры: от 8,4 до 112,5 млн человек. Проанализировав данные и различные оценки, Рассел Торнтон, один из таких экспертов, предложил следующие цифры: «72 миллиона или, возможно, немногим больше». Большинство ученых приняло эту цифру, хотя споры о населении доколумбовой Америки вряд ли скоро утихнут[215]215
  Russell Thornton, American Indian Holocaust and Survival (Norman: University of Oklahoma Press, 1987), p. 22-25; John W. Verano and Douglas H.Uberlaker, eds., Disease and Demography in the Americas (Washington, D.C.: Smithsonian Institution Press, 1992), p.171-174. Для ознакомления с опасностями домыслов в демографических показателях см.: David Henige, Numbers from Nowhere: The American Indian Contact Population Debate (Norman: University of Oklahoma Press, 1998), и Woodrow Borah, “The Historical Demography of Aboriginal and Colonial America: An Attempt at Perspective”, chapter 1 in William M. Denevan, ed., The Native Population of the Americas in 1492, 2nd ed. (Madison: University of Wisconsin Press, 1992).


[Закрыть].

Аборигенов на двух континентах было немало, но они не знали большинства заболеваний, преследовавших жителей Старого Света. Один из индейцев Юкатана вспоминал эпоху, предшествующую появлению испанцев, следующими словами:

В то время не было болезней; не было боли в костях; не было лихорадки; не было оспы; не было жара в груди; не болел живот; не было чахотки; не болела голова. В то время жизнь людей шла своим чередом. С появлением чужеземцев все изменилось. Они привезли с собой отвратительные вещи[216]216
  The Book of Chilam Balam of Chumayel, ed. and trans. Ralph L.Roy (Washington, D.C.: Carnegie Institute of Washington, 1933), p. 83, цитата из Noble David Cook and W George Lovell, “Unraveling the Web of Disease”, in Noble David Cook and W George Lovell, eds., “Secret Judgment of God”: Old World Disease in Colonial Spanish America (Norman: University of Oklahoma Press, 1992), p. 213.


[Закрыть].

Однако же слова эти были преувеличением, поскольку коренное население все же знало перечисленные ранее болезни. Однако в целом, как замечает Торнтон, «совершенно очевидно… что у американских индейцев ситуация с заболеваниями обстояла намного лучше, чем у тех, кто открыл их континент в 1492 г.»[217]217
  Thornton, American Indian Holocaust, p. 22-25, 40.


[Закрыть].

В Новом Свете смерть следовала по пятам европейцев. Первая колонизированная территория стала и первым местом, где произошла массовая гибель населения. На момент прибытия Колумба население острова Эспаньола было достаточно многочисленным. Священник Бартоломе де лас Касас, страстно обличавший зверства колонизаторов, считал, что население острова насчитывало несколько миллионов человек; по недавним расчетам демографа Энджела Розенблата, их было от 100 до 120 тыс. человек[218]218
  Angel Rosenblat, “The Population of Hispaniola at the Time of Columbus”, chapter 2, in Denevan, Native Population. Нобл Дэвид Кук оценивает население Эспаньолы в предшествовавший контакту с европейцами период примерно в полмиллиона человек; см.: Noble David Cook, Born to Die: Disease and New World Conquest, 1492-1650 (Cambridge: Cambridge University Press, 1998), p. 23-24.


[Закрыть]. Через несколько месяцев после прибытия европейцев араваки начали гибнуть. Точные причины смертей неизвестны, поскольку испанские летописцы в симптомах болезней разбирались слабо; возможно, речь шла о гриппе, к которому прибавились сыпной тиф и корь[219]219
   Kenneth F. Kiple and Brian T. Higgins, “Yellow Fever and the Africanization of the Caribbean”, in Verano and Uberlaker, Disease and Demography, p. 237; Cook and Lovell, “Secret Judgment”, p. 213-242.


[Закрыть].

Вслед за ними пришла оспа, погубившая множество индейцев. Эта болезнь узнавалась сразу. На Эспаньоле она объявилась в 1507 г., вернувшись в декабре 1518 г. и январе 1519 г. Оспа ударила по индейцам не сразу в силу того, что большинство европейцев и их африканских рабов, прибывавших на Эспаньолу с 1503 г., уже переболели ею, а потому имели к ней иммунитет. Те же, кто подхватывал инфекцию непосредственно перед посадкой на корабль, либо умирали, либо выздоравливали еще до того, как корабли добирались до Нового Света. Возбудитель оспы мог перенести океанский переход только в случае, если на борту находилось сразу несколько человек без иммунитета к нему, которые заражались друг от друга, и в итоге в Новый Свет прибывал носитель оспы в активной фазе, – или же если зараженные струпья каким-то образом застревали в предметах одежды. Когда же оспа наконец пересекла океан, ее появление имело взрывной эффект.

О болезни сообщается еще в китайских текстах, датируемых 1122 г. до нашей эры. Вирус оспы был обнаружен на коже мумифицированных останков египетских фараонов. Подвержены этой болезни лишь люди. Передается она при непосредственном контакте, обычно воздушно-капельным путем. Как и у кори, у нее есть инкубационный период продолжительностью до двух недель, когда зараженный, но еще дееспособный человек способен заразить множество других. После инкубационного периода начинается лихорадка, а тремя-четырьмя днями позже появляются кожные высыпания. Больного мучают сильнейшие боли, сопровождаемые дыхательными инфекциями, кашлем, рвотой с кровью и носовыми кровотечениями. Если человек не умирает, у него вырабатывается пожизненный иммунитет к черной оспе, хотя его кожа и остается изуродованной шрамами[220]220
  Об оспе см.: Donald R.Hopkins, The Greatest Killer: Smallpox in History (Chicago: University of Chicago Press, 2002), p. 204-205; Sheldon J.Watts, Epidemics and History: Disease, Power and Imperialism (New Haven: Yale University Press, 1997), chapter 3; Alfred W.Crosby, The Columbian Exchange: Biological and Cultural Consequences of 1492 (Westport, Conn.: Greenwood Press, 1972), p. 45-47; McNeill, Plagues and Peoples, 206-207.


[Закрыть].

В Европе черная оспа была привычной болезнью, которую переносили в детстве. При этом она убивала от 3 до 10% населения. В Америке же, где иммунитетом к черной оспе не обладал никто, она поражала людей всех возрастных групп. Смертность при этом составляла 30%. Вкупе с более ранними эпидемиями, вызванными ими социальными потрясениями и жестоким обращением со стороны испанцев, превращавших индейцев в рабов, черная оспа привела к массовому вымиранию коренного населения Эспаньолы. Согласно лас Касасу, «от того множества людей на этом острове, которое мы видели собственными глазами», в 1520-х гг. оставалось не более тысячи человек. Летописец Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес полагал, что к 1548 г. их и вовсе оставалось лишь пятьсот. Вскоре эта группа араваков как народ исчезла[221]221
  Robert McCaa, “Spanish and Nahuatl Views on Smallpox and Demographic Catastrophe in Mexico”, in Robert I. Rot-berg, ed., Health and Disease in Human History (Cambridge, Mass.: MIT Press, 2000), p. 175; Crosby, Columbian Exchange, p. 44-49; Cook, Born to Die, p. 23-24.


[Закрыть].

Покорение Мексики

Весной 1519 г. Эрнан Кортес высадился на побережье Мексиканского залива и основал населенный пункт под названием Вилла-Рика-де-ла-Вера-Крус (сегодня – Веракрус), ставший первым испанским поселением на территории материковой Америки. В августе того же года он отправился вглубь материка с 300 солдатами и 16 лошадьми. Экспедицию сопровождали несколько сотен индейцев с Кубы и из прибрежных районов Мексики. Ее целью был Теночтитлан – расположенная в центре Мексики столица империи ацтеков. Путь испанцам преградил многотысячный отряд воинов племени отоми. Монах и миссионер Бернардино де Саагун описывает произошедшее с точки зрения индейцев:

Прибыв в Текоак, что в земле тлашкальтеков, они обнаружили, что она заселена отоми. Отоми вышли к ним в боевом строю; они встретили чужеземцев своими щитами. Однако чужеземцы победили отоми из Текоака; они уничтожили их. Чужеземцы разомкнули свои ряды и, выстрелив в отоми из орудий, набросились на них, поражая мечами и арбалетами. Все отоми сгинули в той битве[222]222
  Bernardino de Sahagun, Codex Florentino, цитата из Miguel León-Portilla, ed., The Broken Spears: The Aztec Account of the Conquest of Mexico (Boston: Beacon Press, 1992), p. 38-39.


[Закрыть].

Чем можно объяснить столь невероятный исход сражения? Отоми, как и прочие населявшие Мексику индейцы, не испытывали недостатка ни в мужестве, ни в желании защищать свою землю. Их слабым местом было оружие и тактика[223]223
  См. об этом: Ross Hassig, Aztec Warfare: Imperial Expansion and Political Control (Norman: University of Oklahoma Press, 1988), p. 242.


[Закрыть].

Оружие индейцев было сделано из дерева и камня; металлы – золото, серебро и медь – использовались ими для изготовления украшений. Воины из числа знати были вооружены мечами (макуауитль), представлявшими собой длинные дубовые палки c несколькими рядами клинков или шипов, сделанных из вулканического стекла (обсидиана). Они были крайне опасны для незащищенной или прикрытой лишь набивными хлопковыми доспехами плоти, но совершенно бесполезны против стали, о которую попросту ломались. Простолюдины же были вооружены тяжелыми дубинками и стрелами с закаленными в огне или обсидиановыми наконечниками. Кроме того, индейцы метали дротики с помощью специального метательного приспособления (атлатля) и камни – с помощью пращи[224]224
  Об оружии и доспехах ацтеков см.: Hassig, Aztec Warfare, p. 75-86, и Martin Gómez, Hombres y armas, p. 22-24.


[Закрыть].

Эрнан Кортес.

Гравюра В. Холла, опубликована Чарльзом Найтом

Военные действия у ацтеков выполняли прежде всего ритуальные задачи. Их цель заключалась не в убийстве врагов, а в том, чтобы сойтись в рукопашной и захватить как можно больше пленных, которые впоследствии приносились в жертву богам на алтарях храмов. Войны, объявляемые посредством сложных ритуалов, начинались в сентябре, после сбора урожая. В бой первой шла элита – отлично обученные и дисциплинированные воины из среды знати, вооруженные макуауитлями, облаченные в сложные хлопковые доспехи и украшенные перьями головные уборы. Позади шли земледельцы с более примитивным оружием и доспехами. Войско двигалось максимально широким фронтом, поскольку одновременно в сражение были вовлечены лишь воины передних шеренг, и им требовалось много места, чтобы размахивать мечами. Чтобы быть видимыми издалека, командиры несли знамена и особые головные уборы[225]225
  Hassig, Aztec Warfare, p. 237-238; Martin Gómez, Hombres y armas, p. 18-25.


[Закрыть].

Испанцы, и прежде всего Кортес, стремились к победе любой ценой. Отправляясь в материковую часть Америки, Кортес ослушался приказа губернатора Кубы, а потому понимал: если его экспедиция окончится неудачей, он будет подвергнут судебному преследованию. Добравшись до Мексики, он сжег корабли; соответственно, его солдаты осознавали, что им остается либо победить, либо умереть. К этому страху поражения добавились алчность и уверенность в том, что Бог был на их стороне, а потому их священный долг состоял в обращении индейцев в свою веру либо в рабство. Но одних побудительных причин было недостаточно, чтобы одержать победу. Исход сражений предопределили оружие и тактика, а также бесстрашие и решимость. Один из солдат Кортеса, Берналь Диас дель Кастильо, описывает одно из сражений следующим образом:

Целый час уже длилась битва. Велик был урон врагов. [Наши выстрелы уложили многих, потому что врагов было много, и шли они столь плотным строем, что каждый выстрел должен был поражать сразу несколько человек. Всадники, мушкетеры, арбалетчики, меченосцы и те, кто были вооружены копьями и щитами, – все мы бились мужественно, защищая свою жизнь и выполняя свой долг], так как никогда еще не были столь близки к гибели[226]226
  Bernal Díaz del Castillo, The True History of the Conquest of New Spain, trans. and ed. Alfred Percival Maudslay, 5 vols. (London: Hakluyt Society, 1908-16), vol. 2, p. 127; Берналь Диас де Кастильо, Правдивая история завоевания Новой Испании (Москва: Форум, 2000), с. 86 (места, выделенные скобками, опущены в русском переводе).


[Закрыть].

В одном и том же предложении Диасом упоминаются лошади, мушкеты, арбалеты, мечи, копья и щиты. Он мог бы прибавить шлемы, доспехи и собак – и получился бы полный список ключевых факторов победы испанцев.

Сражение при Мецтитлане между испанцами и отоми. Обратите внимание на оружие обеих сторон и головной убор вождя индейцев.

Рисунок Дэниела Хедрика на основе следующего издания: Diego Munoz Camargo, Descripción de la Ciudad y Provincia de Tlaxcala de las Indias y del Mar Oceano para el buen gobierno y ennoblecimiento dellas (México: Instituto de Investigaciones Filológicas, Universidad Nacional Autónoma de México, 1981)

При прибытии в Мексику в распоряжении конкистадоров имелось 16 лошадей, включая родившегося на борту судна жеребенка. Своими мечами и копьями испанские солдаты могли перерубать деревянные мечи ацтеков и протыкать их хлопковые доспехи, в то время как их собственные латы и шлемы надежно защищали от ацтекских мечей, копий и стрел.

В начале 1519 г. гонцы Монтесумы, посланные в Веракрус, вернулись с вестью о собаках, которая, по слухам, сильно встревожила императора. Согласно де Саагуне, индейцы донесли, что видели «очень крупных собак с висящими ушами, длинными языками, чистыми желтыми глазами, полными огня и пламени, и впалыми в форме ложки животами, злобных как злые духи, все время тяжело дышащих, с вывалившимися языками, пятнистых и пестрых словно ягуары»[227]227
  Цит. по: Salas, Las armas de la conquista, p. 159.


[Закрыть]. Характер местности в Мексике делал возможным использование лошадей в гораздо большей степени, чем на Эспаньоле, а потому здесь собакам во время сражений отводилась меньшая роль.

Задача испанцев при ведении боевых действий заключалась не в пленении ацтеков, а в том, чтобы побеждать их (если нужно – убивая). Открытый строй, которого придерживались ацтеки в бою, делал их уязвимыми для испанской кавалерии. Окруженные значительно превосходящими силами индейцев испанцы строились в каре, где пехота поддерживала кавалерию и защищала орудия. Испанцы намеренно стремились к тому, чтобы вывести из строя командиров ацтеков, которых можно было легко отличить по их знаменам: европейцам было известно, что смерть командира означала поражение—индейские воины прекращали сражаться и бежали с поля боя, что делало их легкой добычей для кавалерии.

Испанцы нападали в периоды посева и сбора урожая, когда большая часть индейцев были заняты в поле, и вождям ацтеков было нелегко собрать достаточно воинов. Испанцы не испытывали никаких угрызений совести, убивая гражданских лиц, сжигая урожаи, города и деревни. Какими бы ни были жестокими сами ацтеки, испанцы превзошли их, деморализовав своего противника[228]228
  Alan Knight, Mexico: From the Beginning to the Spanish Conquest (Cambridge: Cambridge University Press, 2002), p. 229-231; Martín Gómez, Hombres y armas, p. 59-64, 114-116.


[Закрыть].

Город Теночтитлан в период, предшествовавший испанскому вторжению. Картина доктора Атля (Херардо Мурильо), Государственный антропологический музей, Мехико

Не стоит забывать и о роли, которую сыграли многочисленные индейцы, сражавшиеся на стороне испанцев. Хорошими отношениями с частью мексиканских племен Кортес был обязан в том числе и своей переводчице, Малинче, индианке благородного происхождения, прозванной испанцами донной Мариной. Она владела языком майя, испанским, а также своим родным языком науатль, на котором разговаривало население Центральной Мексики. После поражения отоми проживавшие неподалеку жители Тлашкалы, бывшие на протяжении долгого времени врагами ацтеков и часто становившиеся их жертвами, поспешили заключить с Кортесом союз. Им не терпелось отомстить ацтекам, из-за которых они столь долго страдали. Тлашкальтеки и ряд других племен выделили испанцам тысячи воинов, носильщиков и других помощников, предоставив им также пищу и кров. Их роль была столь велика, что, как заметил один из авторитетных историков, «Мексика была покорена не снаружи, а изнутри» и «испанцы узурпировали победу, ради которой бились и умирали их союзники из числа индейцев»[229]229
  Ross Hassig, Mexico and the Spanish Conquest (New York: Longman, 1994), p. 149.


[Закрыть].

Кортес и его солдаты вступили в Теночтитлан в ноябре и были радушно приняты ацтеками и их предводителем Монтесумой, которого вскоре пленили, удерживая в качестве заложника. Вождь и его соратники оказались застигнуты врасплох, поскольку действия испанцев отличались от тактики воинов, с которыми им приходилось иметь дело до этого. К тому же европейцы не соблюдали временных и ритуальных ограничений, которые были привычны ацтекам. Вполне возможно, что поначалу индейцы приняли испанцев за богов или сверхъестественных существ. Но, даже поняв, что пришельцы – всего лишь люди, ацтеки отказывались поверить, что столь малочисленный отряд мог представлять для них опасность. Монтесума, отличавшийся нерешительностью, не знал, как именно поступить с испанцами. Он принял их как гостей, не ожидая, что они могут взять его в заложники. Поскольку общество ацтеков было организовано по жестким принципам иерархии, пленение вождя привело их в сильное замешательство и растерянность.

Вскоре на мексиканское побережье прибыла еще одна испанская экспедиция. Ее возглавлял Панфило де Нарваэс, которому было поручено арестовать Кортеса. Тогда конкистадор, оставив в Теночтитлане 200 испанцев под началом Педро де Альварадо, поспешил на побережье, навстречу новому противнику. Используя где дипломатию, где – подкуп, а где – и угрозы, Кортес смог переманить большую часть солдат Нарваэса на свою сторону, убедив их принять участие в его кампании по завоеванию Мексики. В результате он получил в свое распоряжение еще 900 солдат и 60 лошадей. Вместе с солдатами Нарваэса Кортесу достались и несколько фальконетов и бомбард. Орудия эти были не только тяжелыми и громоздкими, но и бесполезными в дождливую погоду. Однако они сослужили испанцам хорошую службу: с одной стороны, они производили ужасающий грохот, а с другой, отмечает Берналь Диас дель Кастильо, – одним ядром могли быть убиты и ранены сразу несколько индейцев[230]230
  William W. Greener, The Gun and Its Development, 9th ed. (New York: Bonanza, 1910), p. 54-61; Hassig, Mexico, p. 38; Hassig, Aztec Warfare, p. 237-238; Martín Gómez, Hombres y armas, p. 99-101. Об артиллерии XVI века см.: Joseph Jobé, Guns: An Illustrated History of Artillery (Greenwich, Conn.: New York Graphic Society, 1971), p. 29-32.


[Закрыть].

Между тем во время отсутствия Кортеса Альварадо атаковал ацтеков в самом Теночтитлане. Вернувшись в июне, Кортесу пришлось иметь дело с крупным восстанием, возглавляемым воинственным вождем Куитлауаком. В отличие от городов Испании, Италии или Марокко, в Теночтитлане не было мощных фортификационных сооружений. Город стоял на острове, посреди озера Тескоко, и с «большой землей» его соединяло несколько дамб. Ночью 30 июня 1520 г. испанцы, окруженные значительно превосходящими их силами ацтеков, были вынуждены бежать из города по одной из дамб. Им приходилось прокладывать себе путь под тучей стрел и камней, которые летели в них с крыш домов и из сотен лодок. Де Кастильо вспоминает об этой ночи так:

И тут раздались крики, сигналы труб, вопли и свист. В одно мгновение все озеро покрылось лодками, а позади нас столпилось такое множество отрядов врагов, что наш арьергард как бы 95 завяз и мы не могли продвигаться дальше[231]231
  Diaz del Castillo, True History, vol. 2, p. 244-246.


[Закрыть].

Во время отступления испанцы потеряли половину солдат, две трети лошадей и все орудия, а также около тысячи воинов из числа союзных им индейцев. При отступлении был убит и Монтесума. В истории Испании это ужасное поражение известно под названием la Noche Triste, или «Ночь печали».

Однако сколь бы печальна ни была эта ночь для вынужденных бежать солдат, гораздо более печальная участь ожидала обитателей Теночтитлана, поскольку при отступлении испанцев индейцы оказались заражены оспой. Болезнь проявилась в Веракрусе в начале 1520 г., куда ее завезли участники экспедиции Нарваэса. К октябрю вирус достиг долины Мехико и быстро распространился среди жителей Теночтитлана и окружающих районов. Один из выживших вспоминал об этом событии следующими словами: