Текст книги "Бог любит Дениску. Сборник рассказов"

В понедельник мне позвонила мама Миши Пальчикова и рассказала, что после статьи возбудили уголовное дело, и по подозрению в убийстве Миши арестован один из оперов Вадик Синяев.

– Поздравляю вас с победой! – искренне обрадовался я.

– Спасибо! Без тебя я бы этого не сделала. Но только это не победа, а так, маленький шажочек вперед. Ты ведь знаешь, что Синяев не виноват в смерти Миши.

– Но ведь у вас нет доказательств? Мы не можем написать в газете, что Синяев не виноват только на основании того, что вы так считаете.

– Да и ладно! Пусть посидит. Он себе тоже срок заработал.

В документах, которые мне передала Вера Павловна, были материалы по нескольким делам, в которых фигурировал Синяев вместе со своим напарником Димой Васильевым. Васильев был тертый калач – близкий друг Петрухина. А Синяев в органах проработал чуть больше года. Но за это время он успел купить квартиру, хорошую иномарку и набраться опыта оперативной работы. В следующем номере вышла статья о том, в чем секрет финансового благополучия молодых милиционеров Корсакова.

На основании Мишиных документов я описал одну аферу, которую провернули Синяев и Васильев годом ранее.

В милицию поступило заявление от предпринимателя, у которого из гаража было украдено водолазное оборудование на общую сумму 15 тысяч долларов. Дело было глухое, то есть не имело никаких перспектив к раскрытию. Только если чудом где-то всплывет краденое оборудование, да и то вряд ли, потому что такие вещи преступники обычно вывозят в другой город или даже в другой регион. Но Васильев с Синяевым сумели все же на этом деле погреть руки.

Васильев приехал к потерпевшему и рассказал, что у него есть информатор, который знает, кто украл акваланги и где их прячет. Но стукачок за свою информацию хочет получить вознаграждение, а у милиции на это денег не предусмотрено. Заставить выдать информацию бесплатно опера тоже не могут, потому что стукач перестанет с ними сотрудничать. Выход один – заплатить за информацию должен хозяин украденного.

Предприниматель согласился. Всего за две тысячи долларов ему пообещали вернуть пропажу стоимостью в пятнадцать тысяч. Ночью он вместе с Васильевым приехал на пустырь, где отдал незнакомцу в капюшоне конверт с деньгами в обмен на бумажку с адресом. Незнакомцем был Синяев. Васильев вместе с потерпевшим поехали по указанному в бумажке адресу. Нашли нужный им сарай, сбили замок, но сарай оказался пуст.

– Не успели, – огорчил потерпевшего Васильев. – Вот видишь – следы свежие. Только что, наверное, вывезли все.

Потерпевший понял, что его развели как лоха, но сделать ничего не мог. Так бы и осталась эта история без огласки, если бы изначально раскрытие этого преступления не было поручено Пальчикову. После того как потерпевший выложил мнимому информатору две тысячи долларов, Михаил приехал к нему, чтобы уточнить кое-какие детали кражи. Тот встретил опера, мягко говоря, не очень приветливо, сказав, что на порог не пустит и ничего подписывать не станет. Миша сумел разговорить бизнесмена и, узнав о том, как жестоко обманули человека его коллеги, убедил дать показания под запись и пообещал, что рано или поздно они понесут наказание за свое преступление.

Миша не обманул. Как минимум один из участников аферы, Синяев, наказание понес, и слишком суровое. После выхода второй статьи к обвинению в убийстве добавили обвинение в мошенничестве. А еще неделей позже Синяева нашли в камере повешенным.

В третьей статье я опубликовал компромат уже на самого Петрухина. За ним тоже числилось немало дел, в том числе и мокрых, хотя по ним прямых доказательств у Пальчикова не было. Только косвенные. Я рассказывал в своих статьях о нескольких таких делах. Каждую неделю по одному делу. В конце концов и Петрухина взяли под стражу. Об этом я также узнал от Веры Павловны, которая регулярно докладывала мне о том, что происходит в стенах Корсаковского РОВД.

После каждого номера звонила рыдающая мама и рассказывала, что на заводе уже устроили тотализатор. Мои бывшие коллеги по автопарку спорили на алкоголь, доживу я до следующего выхода газеты или этот номер последний. Тираж газеты за несколько недель значительно вырос, преимущественно за счет Корсакова. Город с населением в 40 тысяч покупал газет больше, чем 170-тысячный областной центр.

Газету в моем родном городе читали все, кто умеет читать. Этим решил воспользоваться накануне очередных выборов корсаковский мэр Валерий Осадчий. Его помощник приехал к нам в редакцию и предложил сделать цикл платных статей об успехах местной власти. Оксана Евгеньевна не стала посвящать меня в коммерческие тайны и рассказывать, сколько стоил политический заказ. Она посулила мне хорошую премию, выписала аванс и отправила в командировку: собирать информацию о достижениях корсаковского руководства.

Достижений нашлось всего три. Главное достижение – недавно открывшееся новое здание районной больницы. До этого отделения больницы были разбросаны по всему городу и располагались в очень непрезентабельных помещениях. Четырехэтажное новое здание с лифтами, современным ремонтом и дорогим медицинским оборудованием стало для Корсакова настоящим событием. Эту статью я написал с удовольствием, не забыв несколько раз в тексте сделать акцент на том, какой вклад в строительство сделал Осадчий. Как в тяжелые времена, когда по всей стране социальная инфраструктура только разваливается и приходит в упадок, в Корсакове мэр сотворил чудо. И кабы не он и не его твердая воля, не было бы никакой больницы.

На время предвыборной кампании нас попросили воздержаться от негативного упоминания о городе. Папку с компроматом на ментов пришлось спрятать в стол. Да и некогда мне было. Я был увлечен поиском достижений Осадчего. И я нашел еще два. В одном из крупнейших поселков Корсаковского района – Озерском – построили новую электрическую подстанцию. Благодаря ей поселок зажил полноценной жизнью. Прекратились постоянные аварии и веерные отключения электричества. Жители поселка о новой подстанции, как выяснилось, ничего не знали. Хотя все заметили, что перебои со светом, длившиеся десятилетиями, прекратились. И благодаря мне они узнали о том, что благодарить за свое счастье они должны не кого-нибудь, а мэра Корсаковского района Осадчего. Что кабы не он, в ближайшее время они могли бы вообще остаться без электричества, потому что старая подстанция дышала на ладан.

Третью статью я посвятил совхозу «Корсаковскому», расположенному в поселке Чапаево. Совхоз был одним из немногих сельскохозяйственных предприятий Сахалина, выжившим в перестройку и ставшим конкурентоспособным в условиях дикого рынка. Он обеспечивал молочной продукцией не только весь Корсаков, но и частично Южно-Сахалинск. В совхозе постоянно обновлялось оборудование. И хотя успех предприятия был скорее заслугой руководства предприятия, чем районной власти, директор совхоза немало теплых слов сказал в адрес мэра. А я, не искажая фактов, сумел расставить акценты таким образом, что читатель подумал, что, кабы не мэр, совхоз давно бы уже пошел по миру.

Четвертого достижения – такого, которое могло бы стать поводом для статьи, да так, чтобы не пришлось врать, я так и не нашел. Я предложил помощнику мэра, курировавшему мою работу, сделать большое интервью, чтобы показать Осадчего живым человеком. Чтобы люди знали, что он – такой же простой парень, как они, и живет так же, как они, хотя намного больше, чем они, работает. Решили сделать интервью на рыбалке. Мэр, как выяснилось, – заядлый рыбак. Записать интервью было не сложно. Для этого можно было бы и не ездить за город. Но мы с ним должны были обязательно сфотографироваться вместе на льду с удочками в руках. И это было уже не так просто, потому что весь день его был расписан.

С раннего утра у него была запланирована поездка в Новиково – это самый южный населенный пункт Сахалина и самый отдаленный в Корсаковском районе. До Новиково было 80 км. Я охотно согласился. Там были очень красивые места. Да и поездка на новеньком джипе мэра обещала быть очень комфортной.

Была зима, и туда мы выехали, когда было еще темно. Фотографироваться решили на обратном пути. В Новиково мы посетили угольный разрез, посмотрели, как добывают уголь. Затем приехали на выездное совещание, в котором принимали участие руководители разреза, поселковой администрации и депутаты райсовета. Совещание проходило в неожиданном для меня формате – за обеденным столом. Стол был очень богато накрыт, с икрой и морепродуктами. Вина не было, только водка. И все, включая дам, выпили по несколько рюмок. Я сидел рядом с бывшим директором моей школы Юлией Николаевной. Она теперь была депутатом. Было немного не по себе. Никогда не думал, что буду пить с ней водку.

Я сильно захмелел после мороза, хотя пил наравне со всеми. Нельзя сказать, чтобы я был непривычен к выпивке. Скорее даже наоборот. Я сидел и думал: «Вот ведь они – такие же пьяные, как и я. Как они сейчас будут решать какие-то важные для поселка вопросы? Сейчас бы песню спеть да поспать». Но, по всей видимости, решать вопросы, приняв на грудь, было делом привычным для всех присутствующих. Разговоры о погоде очень быстро перетекли в разговоры о делах. Говорили о том, что в школе нужно заменить дверь, о нехватке медикаментов в поликлинике, о предстоящих праздниках – 23 Февраля и 8 Марта, что нужно поздравить ветеранов и пенсионеров и организовать какие-нибудь мероприятия. Обсуждали проблемы угольного разреза. После совещания поехали назад.

Дорога лежала мимо заповедника Лагуна Буссе. Водитель мэра, умудренный опытом Виктор Семеныч, который по жизни был руководителем рыбалки своего шефа и отвечал за все рыболовные снасти, предложил заехать и сфотографироваться там. Буссе представляет собой большое соленое озеро, сообщающееся с морем небольшим проливом. Когда южная половина острова была заселена японцами, на берегу озера было хозяйство, которое занималось разведением и добычей трепанга. Освободив остров от захватчиков, советские люди хозяйство это похерили. Трепанг долгое время никому был не интересен. Я помню, в детстве, собирая устриц и трубача по отливу, мы часто находили трепанга. Правда, слова такого мы тогда еще не знали и называли его морским огурцом. Но не только есть его, но даже просто брать в руки нам и в голову не приходило. Уж очень неприглядно он выглядел.

В середине 90-х любители дайвинга обнаружили, что трепанг после того, как его прекратили добывать, размножился на дне озера так, что все дно было сплошь покрыто им. Тогда же выяснилось, что этот моллюск является деликатесом, который очень ценят в Юго-Восточной Азии. А китайцы к тому же делают на его основе лекарство от импотенции. На трепанга появился бешеный спрос. Перекупщики давали по 100 долларов за килограмм сушеного моллюска. Буссе превратилось в настоящий Клондайк со всеми вытекающими из этого последствиями. Молодежь кинулась на добычу заветного морского огурца, а криминал взял все под контроль. Ну и, как говорила народная молва, во главе всего этого бизнеса стоял начальник милиции, потому что добыча моллюска, занесенного в Красную книгу, была делом незаконным, стало быть, совершаться могла только с разрешения органов внутренних дел.

Мои друзья, работавшие на этом браконьерском промысле, рассказывали, что на дне озера часто встречаются скелеты людей. Большинство предпринимателей, к которым нанимались мои друзья, использовали старое оборудование, которое работало на износ, вопреки всем правилам безопасности. Акваланги и кислородные баллоны без всякого обслуживания работали до тех пор, пока не выходили из строя и не оставались на дне озера вместе с наемным ныряльщиком. Несколько раз аквалангисты погибали вместе со своими нанимателями, которые выезжали зимой на неокрепший еще лед на своих джипах и проваливались. Рассказывали мне о том, как хозяин намеренно топил наемника, чтобы не расплачиваться с ним после смены, когда улов был очень большой. Я лично знал троих ныряльщиков, которые погибли в этом озере. Сколько всего человек осталось там, известно одному Богу. Все в городе знали, что творится на озере, но желающих нырять от этого не становилось меньше. За одно погружение аквалангист зарабатывал месячную зарплату заводского грузчика. За смену можно было обеспечить себе сытую жизнь на месяц вперед, а за месяц можно было заработать на квартиру или на машину. Сколько зарабатывали те, кто крышевал этот бизнес, можно только догадываться.

Подъехав к озеру, мы хором ахнули. Озеро было усеяно машинами и людьми. Там велся промысел. На берегу стояло несколько джипов. Как только мы подъехали, из них как по команде вышли люди – десяток огромных мордоворотов – и двинулись в нашу сторону. Трое были с ружьями, а один держал в руках автомат.

– Ну чего ты, Семеныч, уснул, что ли! – заорал мэр. – Давай дави на газ! Убьют ведь на хер! Поехали! Поехали!

– Так ты же мэр! Что они номера, что ли, не видят! – оправдывался Семеныч, разворачиваясь и стартуя с пробуксовкой в сторону трассы.

– Да кто их знает, что у них на уме! Это ж бандиты! Они, может, с такими номерами нас даже скорее убьют! Что за люди! А ведь только вчера мне Козлов докладывал, что с браконьерством покончили.

Как только заповедник остался далеко позади, мэр достал телефон и позвонил начальнику милиции.

– Владимир Александрович, что за херня у вас на Буссе творится?.. Да какие патрули!.. Да чего ты мне рассказываешь! Я только что, минуту назад там был! Там бандиты с автоматами! Нас чуть не убили! Давай уже наведи порядок!

Семеныч предложил проехать на берег моря в Первую Падь. Рыбы там не наловишь, но это ближайшее место, где гарантированно есть лед, к которому можно близко подъехать. Мэр дал команду ехать туда. У него тут же зазвонил мобильный. Телефон лежал на столике между передними сидениями. Я увидел, что звонит Козлов.

– Да, слушаю! – ответил мэр. – Я еду с журналистом в Первую Падь… Да, он… Минут двадцать… Фотосессия у нас… А потом да… У старого причала… Да… Давай… Только без сюрпризов… Ну созвонимся.

У меня по спине пробежал холодок. Я с самого начала истории с убийством Пальчикова понимал, что меня могут убить. Смерти я не боялся. Я был молод, безрассуден и совершенно не привязан ни к чему земному. Да, я понимал, что есть с десяток людей, которые будут плакать, если я умру. Но вряд ли в их жизни что-то кардинально изменится с моей смертью. У мамы есть еще дочь и любимый внук. Я уже давно для нее отрезанный ломоть. А всем остальным мертвый я буду даже интереснее, чем живой. Ведь журналисты, которых убивают за их работу, становятся настоящими героями. Взять хоть Холодова или Политковскую. Ну кто их знал до того, как их убили? Поэтому я и шел напролом, заигрывая со смертью. Жить хотелось, но и вечная слава героя была неплохой альтернативой жизни. И вот только сейчас, в этот самый момент, в мою не до конца еще протрезвевшую голову пришла мысль о том, что убить человека можно не только выстрелом в голову. А что если сейчас я вдруг нечаянно утону в проруби? И ни один эксперт не найдет никаких признаков насильственной смерти.

«Нет! Не может же мэр участвовать в этом», – сам себе в уме возражал я. – «А почему нет? Они все тут между собой повязаны. И опять-таки умереть на глазах мэра – самое надежное доказательство того, что это был несчастный случай. Мэра никто не заподозрит, тем более, что я писал о нем только хорошее». Мне сделалось очень грустно и страшно. Такой бесславной кончины я не хотел. Но теперь я почти уверен был, что весь этот проект, вся эта кампания с прославлением мэра была задумана для того только, чтобы усыпить мою бдительность и заманить меня в укромное место, где от меня будет легко и просто избавиться.

– Что-то ты приуныл, – заметил Осадчий, когда мы приехали к месту назначения. – Погодка-то прям как по заказу – солнышко! Эх, сейчас бы и правда бросить все да засесть бы с удочкой.

– Ну так а чего, может, бросить? – с надеждой в голосе спросил Семеныч.

– Нельзя. У меня еще две встречи.

Мы надели ватные штаны. Мне дали теплую штормовку, а мэр надел свой любимый рыбацкий тулуп. Семеныч лихо просверлил пару лунок прямо в нескольких метрах от берега. Сначала я сделал несколько снимков Осадчего, а затем Семеныч снял нас двоих.

– Ну что, на этом интервью можно считать законченным? – спросил мэр.

– Да. Информации мне уже более чем достаточно для полосы, – ответил я. По дороге в Новиково и обратно я выспросил Осадчего обо всем, что нужно было мне для статьи.

– Ну поехали тогда в город, а то меня там ждут не дождутся, – сказал мэр, снимая с себя рыбацкое обмундирование.

«Значит, топить в проруби не станут», – подумал я. Окончательно же я выдохнул после того, как Семеныч остановился по моей просьбе у автостанции. Я очень тепло распрощался с Осадчим и с Семенычем, и мне даже стало стыдно, что я про них так плохо подумал. Я запрыгнул в 115 автобус и поехал в Южно-Сахалинск, где вся редакция уже с нетерпением ждала моего интервью, чтобы заверстать его в номер.

Осадчий одержал оглушительную победу на выборах, подтвердив свое право быть мэром в течение еще одного срока. А я снова достал папку Миши Пальчикова. Я сидел и перебирал его документы, раздумывая, чтобы этакого поставить в следующий номер, когда у меня на столе зазвонил телефон.

– «Сахалинская жизнь» – ответил я, подняв трубку.

– Да где у вас там про жизнь-то? – раздался голос начальника пресс-службы ГУВД Алексея Молодцова. – Вам давно уже надо свою газету в «Сахалинскую смерть» переименовать.

– Здравствуйте, товарищ майор – весело ответил я. – Давненько от вас вестей не было.

– Зато от вас вести в каждом номере. Нарыл гадостей про любимую милицию и дорогу в пресс-службу забыл.

– Лех, да я тут просто закрутился…

– Ладно не оправдывайся. Давай лучше бери водки и приходи. У меня разговор к тебе есть. И закусить не забудь взять.

Я отправился в здание ГУВД, забежав по дороге в магазин за бутылкой водки и банкой соленых огурцов.

Майор Молодцов был лет на 10 старше меня. Это был высокий, широкоплечий мужичище. Он был резок в общении и всегда говорил всем в лицо все, что о них думает. За это многие журналисты его не любили. Я же с ним очень сдружился. Он был в высшей степени порядочным человеком, прошедшим горячие точки, перенесшим ранение и тяжелую контузию. И он был настоящим другом, на которого всегда можно было положиться.

– Пошли дурака за водкой, так он одну и купит, – проворчал Молодцов, приветствуя меня.

Помещение пресс-службы представляло собой большой кабинет, заваленный с пола и до потолка фото– и видеоаппаратурой, кассетами самых разных систем, пультами, микрофонами и папками с бумагами. Здесь не так-то просто было найти место, чтобы сесть. Для этого мне пришлось убрать со стула стопку бетакамовских кассет.

– Танюш, тебе, кажется, надо было в канцелярию, – намекнул Молодцов своей помощнице, чтобы она оставила нас одних. – Сходи, радость моя. Чайку там попей, мы тут с Черновым поматеримся без тебя.

Как только помощница скрылась за дверью, Молодцов налил по полстакана водки. Мы молча чокнулись, выпили и закусили огурцами.

– Ну что, рассказывай, много ты там гадостей про нас нарыл?

– Лех, ну зачем ты так! Разве я тебе что плохого сделал?

– Слушай, давай начистоту. Я на тебя зла не держу. Я все понимаю, что у тебя работа. Хотя, конечно, поминаю тебя каждый четверг, когда газету вашу покупаю. А вместе с газетой твоей у меня уже вошло в привычку покупать маленькую баночку вазелина, потому что каждый четверг генерал наш, который газет сроду не читал, взялся читать вашу газету. И после каждого прочтения – угадай с трех раз, кого он вызывает к себе на ковер? И в какой позе мне на этом ковре приходится стоять?

– Лех, ну а что я должен делать? Ведь это все правда, и у меня все документы на руках, чтобы все это доказать. Да и была бы это неправда, не начались бы посадки в Корсакове, и на меня бы давно в суд подали.

– Да хватит оправдываться, тебе говорят! Я тебя прекрасно понимаю, и претензий к тебе у меня нет. Я просто поделился переживаниями. Но это все – лирика. Я ведь тебя не за этим пригласил. Мне тут один человек из Корсаковского РОВД звонил. Просил организовать с тобой встречу.

– Ага, – усмехнулся я. – Перед встречей лоб зеленкой помазать он не просил?

– Брось свои шуточки, – вспылил Молодцов. – Ты меня за кого вообще держишь? Я со всякой шушерой знакомства не вожу. Если я тебе человека рекомендую, значит, ты можешь на него положиться, как на меня. Мы с ним в Чечне из одного котелка хлебали и под пулями ходили. Это мой боевой товарищ в самом высоком смысле этого слова. Так что не ссы.

– И зачем мне с ним встречаться?

– Слушай, что ты как девочка тут ломаться взялся! Сказали – надо, значит – надо. Я же не буду его спрашивать, зачем. Он мой товарищ. Он позвонил и попросил, чтобы я с тобой организовал встречу. И я ему пообещал, что организую. Ты пойми, дурилка ты картонная, что, если бы они тебя хотели убить, они бы не стали искать встречи. Тебя около твоей редакции подкараулить или прямо в редакционном туалете пришить как два пальца об асфальт. И Германа попросили на меня выйти не случайно. Он, может, там один порядочный человек во всем этом РОВД. Так что давай без вопросов. Если ты откажешься, я тебе больше не друг.

– Леха, ты меня только пойми правильно. Я тебя очень уважаю, но я честно хочу понять, к чему мне готовиться? Ну, допустим, что твой друг действительно может гарантировать мою безопасность.

– Я тебе еще раз говорю: не «допустим», а мой друг гарантирует твою безопасность. Он лично за тобой готов приехать, отвезти в Корсаков на разговор и потом привезти назад в твою редакцию.

– Они что, хотят меня купить?

– Я не знаю и знать не хочу. Меня попросили устроить встречу.

– Но мне иных вариантов в голову не приходит. Единственное, чего они могут хотеть от меня – это чтобы я больше не сливал компромат. Мне интересно, какие они могут предложить мне условия моего молчания.

– Самое главное условие твоего молчания – это твоя жизнь. Не мне тебе рассказывать, как там в вашем Корсакове низко ценится жизнь человека. Могут, конечно, и деньги предложить. У Козлова, говорят, денег как грязи. Но если тебе мое мнение интересно, мой тебе совет: не бери у них деньги. Во-первых, это деньги грязные, и счастья они тебе не принесут. А во-вторых, ты сам прекрасно знаешь, с кем имеешь дело. Подсунут тебе меченую «куклу», посадят в свою каталажку и там за все свои обиды с тебя спросят.

– А как же твой Герман? Он разве не гарантирует мою безопасность?

– Герман гарантирует, что в целости и сохранности доставит тебя к Козлову и потом привезет назад. Если ты не будешь делать ничего противозаконного, бояться тебе нечего.

Мы допили бутылку и я отправился в редакцию, дав честное слово Молодцову, что сегодня же позвоню Герману. Слово свое я сдержал. Герман моему звонку очень обрадовался. Предложил сию минуту выехать за мной, но я отказался. Я все-таки на 100% ему не доверял. Мало ли, может быть, этот боевой офицер тоже повязан, и эта связь может быть выше офицерской чести. У меня из головы не выходили песня «Господа офицеры» и лицо Петрухина, пускающего свою скупую офицерскую слезу под слова о живых сыновьях, которых возвращают матерям. Я спросил, в какие часы со мной готовы пообщаться. Герман ответил, что Козлов будет на своем рабочем месте весь день за исключением обеда, который у него с 12 до 13 часов.

– Тогда я к нему в течение дня и приеду, – резюмировал я.

– А можно уточнить, в какое именно время?

– Вы же знаете, что транспорт у нас ходит с перебоями, да и мало ли какие еще препятствия возникнут, – начал юлить я. Мне очень не хотелось, чтобы в РОВД знали о том, когда и где меня можно будет найти.

Оксана Евгеньевна очень встревожилась, узнав, что я собираюсь на встречу к Козлову. Она стала меня отговаривать. Предложила позвонить Герману и сказать, что встреча отменяется и мы безо всякой встречи обещаем больше не писать компрометирующие статьи про них. Я ответил, что дал слово Молодцову, и что я его сдержу. Наш разговор услышала менеджер по распространению Лида Белкина. Именно она привела меня работать в газету. Мы были с ней очень дружны. Да и вообще вся редакция была как одна большая семья.

– Деня! Не смей туда ходииииить! – запричитала Лида, бросаясь мне на шею.

– Да ладно тебе, – небрежно оттолкнул я истеричную девушку. – Если бы они хотели меня убить, давно бы уже в редакционном туалете подкараулили.

– Да ведь убить-то – это не самое страшное, что можно сделать с человеком!

– Ты думаешь, они хотят меня… – мы с Оксаной переглянулись и хихикнули.

– Дурак ты! – не унималась Лида. – Ты что, не знаешь ментовских приемчиков? Найдут у тебя в кармане пакетик с героином, и все!

– Да ну тебя! – отмахнулся я. – Умеешь поддержать в трудную минуту.

Слова Лиды меня все же заставили немного напрячься, но я был твердо настроен ехать. Причем ехать сегодня, потому что Герману я сказал, что приеду завтра. Мне очень не хотелось, чтобы они знали о моих передвижениях. Приехав в Корсаков, я первым делом отправился к Вере Павловне. Она приняла меня как родного, усадила за стол, накормила вкусными щами.

– Вы уж простите, что я к вам без звонка нагрянул, – извинился я. – Конспирация. Сами понимаете, страшно жить на свете стало.

– Да я уж и сама переживаю за тебя. Втянула тебя в историю. Не дай Бог что с тобой случится, ни за что себе не прощу. А то, что не звонишь, правильно. Они, скорее всего, меня прослушивают. Они же догадываются, что это я тебе информацию дала.

Я рассказал Вере Павловне о предстоящей встрече с Козловым. Она предложила взять с собой ее, но я отказался. Вера Павловна предложила взять ее цифровой диктофон. И это предложение мне очень понравилось. Мы договорились встретиться на следующий день неподалеку от здания милиции. Встретившись, зашли в подъезд, озираясь как шпионы. Диктофон спрятали на дно моего портфеля, закрепив микрофон у основания ремня так, чтобы он не бросался в глаза. Вера Павловна показала, как включается запись. Она перекрестила меня, а сама осталась во дворе на лавочке дожидаться. На улице уже была весна. Снег еще лежал, но солнце уже пригревало.

Подходя к зданию РОВД, я увидел машину Козлова. Его личный водитель Леха Щечихин заботливо полировал стекла. С Лехой мы учились в одном классе и были довольно близки. В школе он был очень скромным и незаметным. Учился на тройки и четверки, избегал больших компаний, общался со мной и еще двумя ребятами. На девчонок не заглядывался. Они платили ему тем же. После школы Леха ушел в армию. Служил он в спецназе ВДВ. После армии его стало не узнать. Высокий, красивый, уверенный в себе. Его как будто подменили. Вскоре он устроился на работу водителем в налоговую инспекцию. Внезапно Леха стал очень привлекателен для слабого пола. Одноклассницы вздыхали, что проглядели такое сокровище, когда оно было никому не нужно и не интересно. Но своей популярностью у дам Леха если и пользовался, то очень недолго.

Не прошло и года после возвращения из армии, как на него надели обручальное кольцо. Счастливую обладательницу второго кольца он подцепил на улице совершенно случайно. Ехал с работы домой, увидел симпатичную девушку, предложил подвезти, а она согласилась. Так начался роман, который очень скоро закончился в ЗАГСе. Девушка оказалась любимой племянницей главного корсаковского милиционера. Женившись на ней, Леха вытянул счастливый лотерейный билет. Богатый дядя на свадьбу подарил молодоженам двухкомнатную квартиру. А Леху – такого молодого, красивого десантника, да еще и отличника военной подготовки – взял к себе водителем.

Леха стал сильно задаваться, при встрече посмеивался над моей бедностью, хвастал, что бухгалтер бегает за ним, упрашивая прийти за очередной зарплатой, а ему все некогда. Козлова он называл папой. Интересно, как к этому относился родной отец Алексея. Хотя дядю Валеру он папой не называл даже в детстве. Сколько его помню, а знакомы мы были с семи лет, он называл отца батей или батькой.

– Руки вверх! – пошутил я, ткнув пальцем в спину школьного друга, увлеченного полировкой командирского джипа.

– Ты так больше никогда не шути, – улыбнулся Леха, показывая висящие в кобурах под курткой два огромных пистолета. – Время сейчас, сам понимаешь, неспокойное. Могу не оценить твоей шутки и прихлопнуть по старой дружбе.

– То есть, тебя уже научили людей убивать? На курсы, небось, посылали? – снова пошутил я.

– Слушай, я давно уже хочу тебе кое-что сказать, да все случай не представляется, – сделался вдруг серьезным Леха. – Ты завязывай со своим творчеством. Я тебе как школьный товарищ говорю. Только, чур, между нами. Ты очень сильно мешаешь тем, кому вообще ничего не стоит сделать так, что тебя не станет.

– Вот ты какую тайну мне разболтал, – хихикнул я. – Об этом весь Корсаков последние два месяца только и говорит. Только почему же они тогда не делают так, чтобы меня не стало? Может быть, они не такие уж и всесильные? Или, может, недостаточно смелые?

– Дурак ты! Как был в школе дураком, так и остался. Я тебе не сплетни передаю. Я слышал твою фамилию уже не раз сам понимаешь от кого. И то, что ты до сих пор жив, – какое-то недоразумение, но оно может очень скоро закончиться, если ты не угомонишься. И был бы ты чуть умнее, ты бы давно уже смекнул, что с папой моим лучше дружить.

– Так я с дядей Валерой никогда и не ссорился.

– Ну чего ты опять кривляешься? Ты ведь знаешь, кого я имею в виду. Мой тебе дружеский совет – прекращай уже эти игры. Они никому не нужны. Пиши лучше о чем-нибудь хорошем, и тогда, может быть, доживешь до старости.

– Ну давай, сынок, – похлопал я Леху по плечу на прощание. – Ты тоже себя береги. Как бы тебе не загреметь вместе с папой твоим на «красную» зону, когда до вас у прокуратуры руки дорастут. Я, кстати, к папе твоему иду чай пить. Могу рассказать ему о твоих домыслах.

– Я же тебе как другу. Ты же обещал, что между нами.

– Я тебе ничего не обещал. А друг у тебя теперь один. Он же тебе и папа. Я надеюсь, что жену он тебе пока не заменил?

Леха на меня обиделся. Сел в джип и громко хлопнул дверью. А я пошел в логово корсаковских внутренних дел. Сердце колотилось так, как будто того и гляди выпрыгнет из груди. Руки и ноги тряслись от волнения. Более всего я боялся сценария, описанного Лидой Белкиной. Если они решат меня посадить, никакой цифровой диктофон меня не спасет, потому что первым делом меня обшмонают и изымут его. Я поднялся в 25 кабинет, где меня ждал Герман. Увидев табличку на двери, я густо покраснел. Вчера я был уверен, что Герман – это имя. И так прямо по имени к нему и обращался. На двери кабинета было написано «Герман Сергей Викторович. Заместитель начальника РОВД по общей работе».