Текст книги "Нерушимый – 3"

– Через подставных лиц Хасан заполучил наши ценные вещи и деньги, попросту говоря, выкрал, чтобы мы не смогли расплатиться за ужин и вынуждены были отрабатывать их недостойным образом. Товарищ Усик подтвердит. Как раз с ним мне и выпала честь драться.

Теперь Усик ничего не понимал. Но решил сказать то, что все-таки собирался:

– Вот этот, – он указал на меня пальцем, – только что бился со мной! – Сообразив, что теперь его слова неуместны, он добавил: – Он участвовал в нелегальных боях без правил и нагло врет!

– Никак нет, Александр. Я дрался не по своей воле. Меня вынудили, это легко проверить, и тому есть свидетели. Мало того, я сам с удовольствием выступлю свидетелем, дабы помочь следствию пресечь беспредел, жертвами которого мы стали.

– Мы все выступим, – поддакнул Мика, воодушевленный моей речью. На него тоже удивительным образом подействовал мой талант убеждать. – Пусть вещи вернет! И цепь золотую, бабушкин подарок.

Проснувшимся чутьем я уловил, какие слова надо говорить, чтобы пробудить интерес у следователя и расположить ее к себе.

– Так, давайте по порядку, – проговорила она. – Кто выкрал? Как получилось, что вы не смогли раздобыть денег для оплаты ужина?

– Почему все оказались зрителями? – возмутился Усик. – Почему милицию не вызвали?

«Чтобы не сорвать твою операцию», – подумал я, искренне радуясь, что Александр Усик оказался нормальным честным парнем.

– А как бы мы его бросили? – возмутился Жека. – Давайте поедем в участок, возьмете показания у нас как у потерпевших да отпустите восвояси…

– У нас режим, – сказал я. – Первый выходной почти за месяц. Зашли поужинать… кстати, еле нашли место, где можно перекусить. И так влипли. А поскольку режим, нужно в десять быть на базе.

– Даже ни капли вина не выпили, – пожаловался Мика.

Я с удивлением отметил, что словами направляю беседу именно в то русло, что надо мне, и из напряженной она превращается в нейтральную.

– По порядку, пожалуйста, – повторила следователь, и в ее голосе зазвенел металл.

– Парни, не перебивайте, – проговорил я.

И пересказал события сегодняшнего вечера так, как хотелось бы следователю, коротко и сжато: когда пришли, в каком количестве, что заказали. Про девчонок рассказал, они подтвердили. Заметил, что девчонки раскаялись и исправятся. Просил понять их и простить – вряд ли поможет, но девы приободрились. Потом – как Мика пошел договариваться и лишился цепи. Затем подвел к тому, что воровки действовали заодно с Хасаном, который смотрел лиловский турнир по боям без правил, узнал меня, захотел заполучить себе. Девочки подтвердили, что так все и было: плохой Хасан велел вытащить деньги и телефоны и принести к нему, а сам обставил все так, словно он, наоборот, задержал их, двух гастролерок, чтобы вещи вернуть. И еще побил! Вот тут синяк остался.

Усик слушал, и недоверие стиралось с его лица. Наконец он спросил:

– А милицию почему не вызвали?

На языке вертелось: «Так а кто знал, что тут менты честные?» Я развел руками:

– Потому что долго разбираться. Мы же ничем не могли подтвердить, что наши вещи у Хасана, я до последнего не был уверен. К тому же у нас режим, вы ведь знаете, что это такое, ребята на испытательном сроке, и нам никак нельзя было попадать в переделку.

– Придурки. Себе же хуже сделали, – сказал он и потерял к нам интерес.

В участок мы все-таки поехали, по пути прихватив Клыка, Микроба, ожидавших на улице, и подоспевшего Саныча. Нас там проверили, разделили, опросили, собрали опись пропавших вещей. Я рассказал, как получил телефон, что это подарок генерала Вавилова, сказал, что пять тысяч спрятаны в чехле, я проверял, когда Хасан показывал мне вещи. Мало ли, найдется крыса, которая захочет прикарманить.

Поговорил с ним о футболе. Упомянул нашего тренера. Да-да, того самого Димидко, у которого можно прямо сейчас взять автограф для сына. И часов в двенадцать вышел на пятачок возле участка, куда подъехали хаммерогазели-автозаки, и оттуда принялись выгружать задержанных, надо полагать, в той же чебуречной.

Стали бы к нам прислушиваться, не включи я «лучшего в мире переговорщика»? Отделались бы мы так легко? Ответов на этот вопрос у меня не было. Но, скорее всего, разговор со следователем закончился бы, когда Усик подошел к нашему столику и обвинил меня. Скрутили бы и увезли. И долго пришлось бы доказывать, что не верблюд. Очень хочется верить, что талант потрачен не зря и завтра меня не накроет жесткий откат.

Жека и Игнат еще были в участке. Понурый Мика топтался в стороне. Клык сидел на корточках и играл в телефоне, Микроб зевал во весь рот. Саныч ринулся мне навстречу, разъяренный и напряженный, попытался отвесить подзатыльник, но я отбил его руку.

– Что вы мне тут устроили, а? – заорал он. – Я из-за вас чуть не поседел!

– Вы и так седой, Сан Саныч, – улыбнулся Микроб и на всякий случай отошел подальше.

– Вылететь захотели? А если бы вас задержали дольше? Не пришел на пробежку – считай, вылетел! – продолжал разоряться Саныч. – Ни шагу больше из комплекса! Только, б…ь, под присмотром!

– Так, а Ки… Виктор Иванович в курсе, что мы тут? – спросил я.

– Нет, – рявкнул Саныч. – Для него мы до сих пор в бане. Надеюсь, и не узнает.

– Мы? – удивился я, но Димидко покосился неприветливо и оставил вопрос без ответа.

Вот так номер! Не думал, что Димидко будет так за нас переживать, прямо как за родных.

Дождавшись Жеку и Игната, Сан Саныч вызвал микроавтобус, и мы поехали в спорткомплекс, вымотанные и снова голодные. Всю дорогу Саныч нас отчитывал, ворчал, угрожал. Замолчал он, только когда мы подошли к проходной спорткомплекса, и распрощался до завтра. То есть до сегодня, потому что было начало первого.

Пройдя в свое крыло мимо сонной консьержки, я опасливо выглянул в коридор гостиницы. Ясно, что Киря уже дрыхнет и видит десятый сон, и никакого дела ему нет до загулявших спортсменов, но поди объясни это подсознанию.

– Чисто, – сказал я.

Парни высыпали в коридор и разошлись по своим номерам, как и мы с Клыком. Когда дверь щелкнула, закрываясь, он сказал:

– Пока ехали, я думал. Круто ты их уболтал! – Ромка помолчал немного и продолжил: – И я вот что подумал: это было очень убедительно. Я так не смог бы…

– В Комсеть тупить меньше надо, – отмахнулся я.

– Да я не о том. Никто из нас не смог бы. И если бы, ну-у, ты рассказал, что там, на дороге, приземлились э-э-э… Например, гномы в летающей тарелке, все бы поверили. Вот я о чем.

– Я посещал курсы агрессивной риторики, – отмахнулся я, и он сразу поверил.

Еще бы не поверить!

– Научишь так же? – попросил он.

– Понимаешь, в чем дело, – проговорил я, стягивая шорты и понимая, что мои джинсы сгинули у Хасана, а на мне этот дурацкий наряд, – нужно очень сосредоточиться. Так сильно, что назавтра силы иссякнут и со мной может быть что угодно. Я могу мазать по мячу. Падать на ровном месте. Тупить. Так что не удивляйся.

– Сань, а как это – сосредоточиться? То есть я знаю, что это, но…

– Давай спать! – Я выключил свет.

Растянулся на благоухающем белье, которое только утром поменяли. Закрыл глаза, мысленно прокручивая события дня, и улыбнулся. Как все славно разрешилось! Мы не в отделении на жестких полках, а у себя, и у Кири нет причин нас выгонять, потому что он никогда не узнает, в какой переделке мы побывали.

Я не заметил, как заснул, и мне снилось что-то радостно-цветное, и ощущение было щенячье-восторженное, как давным-давно в детстве, когда мама наконец купила велосипед. А еще фоном проходило, что мне горы по плечу, и этот мир куда более дружелюбный, чем прежний. И все у меня непременно получится.

Глава 15. Не могём, а могем!

Вчерашний день так меня вымотал, что по будильнику я проснулся, можно сказать, не приходя в сознание. Слетел с кровати, но вместо своей привычной одежды обнаружил дурацкие шорты и рашгард.

– Арома, ты прикалдываешься? – прохрипел я, держа вещи перед собой.

Клык замер, продев в штанину одну ногу.

– Чего? Какие ароматы?

Я пристально посмотрел на него, не понимая, чего он хочет. Рома так же косился на меня. Вчерашние события понеслись в памяти в обратной последовательности, перемотка остановилась на моменте, когда Хасан предлагал переодеться в это.

– Терпеть понял…

Я хотел сказать «теперь понял», но язык выдал другую словесную конструкцию, и до меня дошло, что на весь сегодняшний день я стал худшим в мире оратором. Плюс поменялся на минус, и мне придется весь день молчать.

Клык таращился непонимающе. Я махнул рукой и брякнул уже по пути в душ:

– Бери не в голову… Фьють! Фьють мать твоють!

В спину донесся хохот Клыка.

– А куда брать-то?

В душе думалось о том, что, пока я футболист Второй лиги, мой сегодняшний дебаф вряд ли доставит много проблем. Просто молчи весь день, и все будет хорошо. А если бы завтра у меня было какое-нибудь интервью? Или предстояло границу пересекать, чтобы в чемпионате участвовать? «С какой целью направляетесь?»

– В футбол рыгать, – вслух произнес я, собираясь сказать, конечно же, «играть», и добавил: – Долабаное косыноячие!

Когда я вернулся в комнату, Клык смотрел на меня с тревогой. Он так озаботился моим состоянием, что даже про телефон забыл.

– Саня, с тобой все хорошо? Или ты прикалываешься?

Я помотал головой и по слогам сказал:

– Лис-ток. Руч-ка. – И показал, будто пишу в воздухе.

Можно, конечно, и сообщениями общаться, но мне предстоит контактировать не только с Клыком, потому придется носить с собой тетрадку и ручку, иначе не поймут. У Клыка нашлись два листа формата А4 и карандаш, изгрызенный сверху.

Я написал: «Помнишь, я вчера говорил, что, если перенапрягусь, со мной на следующий день может быть что угодно? Кивни». Клык прочел, кивнул. Я продолжил: «Сегодня весь день у меня будет заплетаться язык. Я не прикалываюсь. Просто не могу говорить нормально».

– Ну, тогда понятно, – сказал он и улыбнулся. – Скажи что-нибудь еще. Ржачно выходит.

Ухмыльнувшись, я покачал головой. Он задумался о чем-то своем, что-то себе вообразил и начал хохотать, складываясь пополам и притопывая.

– А-ха-ха! Надо Ми… Ха-ха! Микроба попросить сыграть, чтобы ты спел. А-ха-ха! Ладно, все, пойдем в столовку.

Микроб и Мика, у которого распухло лицо, уже были на месте: первый расправился со своей запеканкой и намазывал масло на хлеб, второй же ел медленно – видимо, ему было больно раскрывать рот.

Мы с Клыком заняли свои места. Мика протянул руку, крепко сжал мою ладонь и прошептал, воровато оглядываясь:

– Спасибо, я только сейчас понял, что, если бы не ты, греть бы нам нары! Как ты узнал про облаву?

– Ага, – уронил Микроб, прожевав, – не верится, что все обошлось.

Я пожал плечами. Мика продолжил:

– Ты ваще красава! Этот черт накачанный нас сто пудов в тюрячку упечь хотел! Но не смог, ты его уболтал, да?

– Да, – кивнул я и принялся есть.

Мика не умолкал, тараторил и тараторил, вызывал меня на диалог. Наконец я не выдержал, глянул на Клыка и жестами попросил его объяснить, что я сегодня не собеседник.

– Ты че, онемел? – удивился Мика.

– Не, – улыбаясь, объяснил Клык, – он вчера так перепсиховал и перенапрягся, что сегодня у него язык заплетается. Говорит – и ничего не понятно получается, но смешно.

– Правда? – не поверил Микроб.

– Ага, – закивал Клык. – Саня, скажи что-нибудь.

– Жрайте подать!

Микроб и Мика переглянулись. Мика решил проверить, не разыгрываем ли мы его.

– Скажи: «Карл у Клары украл кораллы».

Мне самому стало интересно, что получится, и я выдал:

– Клал на Кралу урал…

– А-ха-ха! – разразился Клык, который оказался дурносмехом.

– Скажи «кушать подано», – прищурился Мика.

– Ку-шать по-дыа-но, – проговорил я по слогам и сказал быстро: – Пушать кодано.

– А-ха-ха, – захохотали парни и разом притихли, уставились мне за левое плечо.

Я хотел пошутить, что они увидели там черта, обернулся и понял, что таки да. Черта. Причем черт Киря подошел к столику, где завтракали Жека и Игнат, что-то им сказал, и лица у них вытянулись. Затем Кирюхин взглядом отыскал наш столик и направился в нашу сторону, его сосредоточенный вид не сулил ничего хорошего. Я отвернулся, уверенный, что он идет именно к нам и точно не несет приятные вести.

Будет отчитывать за то, что вчера поздно явились? Так мы совершеннолетние, к тому же сейчас все на местах, без перегара, правда, Мика слегка поврежден.

– Доброе утро, Виктор Иванович! – улыбаясь во весь рот, довольно искренне проговорил Микроб.

Остальные закивали. Мика склонился над тарелкой, готовый к выволочке за разбитое лицо.

– Приятного аппетита, – проговорил Киря без интонации, – через пятнадцать минут жду вас в тренерской.

Не дождавшись встречного вопроса, он развернулся и ушел, а я не успел понять, чего он сейчас хочет больше всего на свете.

– Зачем нам к нему? – насторожился Микроб. – Видели, он и к Жеке подходил. Неужели вынюхал как-то?

– Не, – качнул головой Мика, – как? Нечего ему нам предъявить, да?

– Да, – сказал я.

– Значит, и нам бояться нечего, так?

Я сделал бутерброды из хлеба и половинок яиц, съел один, и тут к нам подошли Жека и Игнат, первый спросил:

– Че он хотел?

– Киря-то? – уточнил Микроб. – К себе позвал.

– Стариков не звал, только нас, – поделился опасениями Игнат. – Это настораживает.

Хотелось сказать, что надо пойти и послушать, чего он хочет, но вместо этого я запихнул в рот второй бутерброд и принялся жевать. Можно было у Саныча спросить, но он сидел за тренерским столиком вместе с врачихой. Не знаю, ее ли это заслуга, но кормить нас стали значительно лучше и питательней, в рационе увеличилось количество так необходимого нам белка.

В условленное время мы всей толпой собрались под дверью тренерской. Перекрестившись, Погосян постучал и отошел, пропуская нас вперед.

Я вошел первым, следом за мной – все остальные. Киря, стоящий возле магнитно-маркерной доски, кивнул нам на рядок стульев и спросил, пока мы устраивались:

– Погосян, что у тебя с лицом?

Мика потупился, не зная, что отвечать. Подумав немного, сказал:

– Упал.

Киря недобро усмехнулся. Помолчал немного, нагнетая напряжение. У меня аж плечи свело.

– А вы все помогали ему падать? Или поддерживали, но не удержали?

Никто не ответил. Все ждали, гадая, к чему он клонит.

– Не надо делать из меня дурака, хорошо? – проговорил он ласково, как маньяк, поймавший жертву и уговаривающий ее больше не убегать.

А потом как бахнет ладонью по столу!

– Двадцать восемь дней! – Он грязно выругался, перебрав наших родственников и высказавшись о наших мозгах, нетрадиционно ориентированных. – Неужели так сложно быть людьми всего лишь двадцать восемь дней! А? Догадываетесь, о чем я?

Мы хранили молчание, я – вынужденно, остальные – чтобы не злить его еще больше.

– Сегодня утром позвонили из милиции, перечислили ваши фамилии, попросили передать, чтобы вы забрали из отделения свои вещи. Что это за номер? В какое дерьмо вы опять влипли? Тишкин? Воропай? – Он покачал головой. – Это не футбольная команда, а какая-то ОПГ! Банда «Черная кошка», мать вашу!

Парни продолжали молчать, а я зубами скрипел от злости. Но говорить мне было категорически нельзя.

Микроб засопел возмущенно и не стерпел. Расправил плечи, шагнул вперед и выпалил:

– А они нам благодарность не объявили?

Киря подавился словами, которые хотел сказать. Вытаращился на Микроба, покраснел.

– Благодарность?!

– Мы поучаствовали в операции по борьбе с организованной преступностью! Зря вы не поинтересовались, во что именно мы влипли.

– А мне плевать, – прищурился Киря. – Условие было – не нарушать дисциплину.

– Мы ее и не нарушили, – не унимался Микроб и был полностью прав. – У нас выходной? Да. Мы совершеннолетние? Да. Значит, вольны делать что захотим. Мы не пили и не употребляли, не делали ничего противозаконного и утром готовы к тренировке. Что не так?

– Мы же не в детском саду! – поддакнул Игнат.

– А мне насрать! – Киря опять припечатал пятерню к столу, но теперь слабее. – Ваша выходка о чем говорит? Что вы наплевали на риски. А значит – и на свою карьеру. И мне это очень… ОЧЕНЬ не нравится!

Я считал его главное желание: он хотел домой, потому что ему надоело тут нас нянчить. Ну хоть выгонять не хочет, и на том спасибо. Если чисто юридически, то Микроб прав: мы вольны делать что угодно в свой выходной. Но и Киря не ерунду порет: мы пренебрегли рисками и влезли в авантюру. Подробностей-то он не знает, и знать их ему незачем.

Подумав немного, Кирюхин смягчился и сказал:

– Не знаю, что вам надо забрать, заберете в свободное время. Это завтрак, обед или ужин. Пропуск тренировки повлечет за собой исключение. Все поняли?

Мы закивали, хотя лично я не понял, будет ли иметь последствия этот разговор. Если бы Киря собрался нас выгнать – сказал бы. Или хочет решение придержать, потому что иначе оставшиеся три дня мы будем делать что хотим и разлагать дисциплину?

– Ну тогда идите!

Дружной толпой мы вывалились в коридор, где я на миг забыл о косноязычии и предложил:

– Разобьемся на тройки, кто-то поедет за документами вместо обеда, кто-то – вместо ужина. Оставшиеся забирают еду…

Клык поджал губы и покраснел, в итоге не выдержал, захохотал. Потому что я блеял несуразицу, тогда как самому казалось, что все в порядке.

– Вместит обед! А-ха-ха! Вместит ужин! Жаль, не записал! Вы не удивляйтесь, у него после вчерашнего язык заплетается.

– Да он гонит, – не поверил Жека.

– Так и есть! Зуб… Клык даю! – подтвердил Ромка.

– Что-то ты сегодня разговорчивый, – заметил Игнат. – И в телефон не тупишь. Заболел?

– Пытаюсь завязать, – улыбнулся Клыков и обратился ко мне: – Так что ты, Саня, сказать хотел?

Я достал лист бумаги и изложил мысль письменно, добавив, что в первой тройке поедем я, Клыков и Микроб, остальные заберут причитающийся нам обед в номера.

– А че это я вместо ужина поеду? – возмутился Погосян, читая мою запись. – Я вместо обеда хочу!

– Ты как маленький, – проворчал Микроб. – Езжай вместо меня, хрен с тобой.

В коридор ввалилась гудящая толпа основного состава. Все смолкли, увидев нас, и на лицах футболистов проступила неприязнь.

– Что вы там задумали? – прогудел основной вратарь, Кониченко, поравнявшись со мной, попытался вырвать лист, но я вовремя отдернул руку.

– Схемы рисуете? Ну-ну. Все равно не поможет, – улыбнулся он. – Тот ваш выигрыш – случайность.

– Если так, – буркнул Микроб, – значит, правда, что тогда на всю команду напал понос?

Мика захохотал. Получил предложение разукрасить вторую щеку, но это ему лишь придало дерзости.

– Сегодня у вас понос начнется, – осклабился Конь. – Прямо на поле. Ха-ха!

Они прошествовали мимо с такой уверенностью, что мне подумалось, а не подсыпали ли нам чего в еду? Да нет, не должны, такое им с рук не сойдет.

После были тренировки плечом к плечу с Конем. Я молчал, он агрессии тоже не выказывал. Слабительное действовать не начинало. Шпала лишь единожды сделал мне замечание и даже похвалил в конце тренировки и поставил в пример Коню и Рашидову:

– Вот, смотрите, без малого месяц, а какой прогресс! А вы все на месте топчетесь!

Симпатии коллег мне его реплика не прибавила, но похвалу Шпалы я счел добрым знаком. Он был непредвзятым: если ругает – значит, заслужил, а уж если на похвалу расщедрился…

Тренировка длилась два часа, сразу после нее Киря погнал нас на часовую пробежку, а потом у нас был обед и час заслуженного отдыха. То есть два свободных часа. Вместе с Клыком и Погосяном мы приняли душ и вызвали такси, заняв немного денег у Матвеича.

По пути в отделение я узнал улицу, на которой расположена чебуречная, но ехали мы с другой стороны, где на частном доме красовалась вывеска: «Клуб единоборств». Интересно, прикрыли ли «Че Буреку»? Впрочем, неважно.

В отделении, слава богу, много говорить не пришлось, мы еще раз подтвердили показания, расписались, что получили личные вещи, изъятые при обыске. Я проверил заначку, спрятанную в чехле мобильного, – все было на месте. Погосян, сияя, как медный пятак, нацепил золотую цепь, взятую Хасаном в заложницы.

На все ушло минут пятнадцать, и на той же машине мы отправились восвояси.

Мир заиграл другими красками. Может, тому причиной восстановленная справедливость, а может, бессовестно солнечный день, пробуждающий в душе весну и заставляющий хотеть странного.

У нас осталось больше часа, и я, доплатив таксисту, попросил его сделать круг по центру Евпатории.

Город открылся по-новому. Странной формы каменные дома на стыках извилистых улочек, золотистые в солнечных лучах стены. Черепичные крыши такие старые, что кое-где поселилась трава. Окошки со ставнями, расположенные над самой землей. Булыжные улицы такие узкие, что двум машинам не разъехаться. Все миниатюрное, чистое, выдержанное в едином стиле, и ни одной высотки поблизости. Так и кажется, что вот-вот машины исчезнут и появится караим, ведущий осла, навьюченного кувшинами с вином. Или с молоком. Не суть.

На периферии высоток сколько угодно, но и они не панельные, а эстетичные белые типа сталинских в Москве, со шпилями, башенками, флюгерами и фигурными балконами. Центр остался старинным, словно материализованным с какой-то гравюры. Вовсе не таким показался город, когда мы прибыли на вокзал. Вернее, его душа, у Евпатории она точно женская и точно находится не на вокзале.

На обед мы не успели. Переоделись и сразу же отправились на поле, на полпути я сообразил, что оставил телефон на подушке, вернулся за ним, а когда собрался выходить из спальни, услышал голоса в пустом коридоре: недовольный и громкий – Кирюхина, тихий извиняющийся – Сан Саныча. Сказав что-то невнятное, Кирюхин Саныча обматерил – так зычно и разборчиво, что аж стены задрожали и покраснели.

– …ты тренер! Ты должен их строить, а не зады им подтирать! Не справляешься, Саня! – В этот момент Киря, наверное, укоризненно покачал головой. – В бане они, да-да. Вот какого хрена ты их прикрываешь? Такое надо пресекать, а не поощрять!

Саныч что-то возразил, и Киря продолжил:

– Ты им не приятель! Ты тренер, тебя уважать должны. Твоя функция – предотвращать чрезвычайные ситуации, а не покрывать. Так они тебе на голову сядут. Да уже сели! Творят что хотят!

– Только слепой будет отрицать прогресс команды! – сказал Димидко уже под моей дверью.

– А толку, когда они у тебя или сядут, или поубиваются, или на матч с перегаром придут и будут ползать как мухи?

– Не утрируйте! Ничего страшного не случилось.

– Ты так считаешь? – В голосе Кири было столько желчи, что у меня во рту стало горько. – Посмотрим, как они у тебя игру проведут.

Голоса и шаги отдалились, и я перестал различать сперва реплики, потом слова. Стало обидно за Саныча. Он не только товарищ, но и отличный тренер, болеющий за свою команду, в этом Киря неправ. И назло Кире, вопреки его предвзятости, хотелось выиграть. Чтобы доказать и себе, и ему, и Коню, задирающему нос, что мы команда. И пусть подотрутся!

Футболисты расположились на поле, разбившись на уже привычные три команды, собравшиеся вокруг своих тренеров. Сан Саныч бодрился, но получалось у него с трудом, от него буквально фонило неудовлетворенностью, и больше всего ему хотелось дать в рыло Кирюхину и уволиться. Что же он ему наговорил?

А мне хотелось его подбодрить, сказать, что он лучший тренер в мире, но я не мог, потому что моя белиберда сейчас не рассмешит, а подольет масла в огонь. Единственное, как мы можем его поддержать, – выиграть. Похоже, остальные это тоже понимали, глаза горели решимостью, подбородки были вздернуты.

Саныч жестом подозвал нас к себе, чтобы сказать:

– Так, мужики… – он поиграл желваками, нахмурился, подбирая слова. – Короче, сами знаете, что да как.

Мы знали, но хотелось деталей. Я даже открыл рот, чтобы напомнить Санычу, что он здесь тренер, но вспомнил, что сегодня мне лучше молчать. Однако, похоже, Димидко и сам прекрасно знал о своих обязанностях:

– Или забыли? Тогда напомню. Обороняется вся команда, кроме Матвеева. Когда без мяча – ближе к нему тройка Погосян-Воропай-Тишкин. Задача: создавать давление и отрезать, перехватывать и рвать вперед. Они будут ждать, что мы начнем забрасывать на Матвеева, но даю добро на вольное плавание. Слышали, Хотеев и Ранюков? Вы и тройка полузащей – убегайте сами или отправляйте на ход друг другу. – Он посмотрел на меня. – Саня, в последнем матче ты здорово сыграл последнего защитника. Сегодня попробуем эту тему развить. Когда мы с мячом, тройка центральных защей – Дрозд, Ан и Клыков – поднимаются, сзади остается один Саня. Вопросы?

На наших защитников было любо-дорого смотреть, ибо светились они как новенький самовар. Саныч, который за попытку перейти за центр поля или обвести соперника давал им такой втык, что уши вяли у всей команды, официально разрешил идти вперед. При том что раньше даже при угловых запрещал пересекать центральную линию!

– Ох, покатаем сегодня! – В предвкушении потер ладони вообще-то нападающий, но по воле тренера защитник Дрозд.

Колесо и Клык довольными возгласами подтвердили, что одобряют энтузиазм Дятла.

Я же не сводил глаз с Сан Саныча, который бросал меня под танки. Убежит тройка защитников, обрежется, и привет, Саня, получай один, а то и два на одного, а потом вынимай.

Но расстроиться не успел.

– Основа и балласт! – зычно проревел Киря. – Ваш матч первый! Щас поглядим, кто в выходной режим нарушал и водку пьянствовал, а кто тренера уважает!