Текст книги "Нерушимый – 3"

А вот и тройка тренеров вырулила на поле: Киря, Шпала, Димидко, – Марокко с ними не было, и я пока не понял, хороший это или плохой знак.

Отделившись от коллег, Сан Саныч подошел к нам и прошипел:

– Молчит, как рыба об лед, сука. – Обернувшись, он злобно глянул на Кирю.

– А что он вообще собирается делать? – спросил Микроб, перетаптывающийся с ноги на ногу. – Сперва играть, потом говорить?

Димидко мотнул головой.

– Сразу скажет. – Он поглядел на часы. – Еще две минуты… Уже одна.

Кирюхин начал раньше, коротко дунул в свисток, собирая вокруг себя футболистов. Мы окружили его подковой – тридцать три человека, три полноценные команды. Шпала и Димидко стояли справа и слева от него.

Я скользнул взглядом по своим: Микроб раздувал ноздри и смотрел исподлобья – готовился к плохим новостям. Погосян расправил плечи и вздернул подбородок. Ветераны держались так, словно ничего не происходит. Жека и Игнат напоминали каменные изваяния. Им сложнее всего – после триумфа в высшей лиге они вынуждены трястись над возможностью играть во второсортной команде. Но, с другой стороны, они товарищи известные и новую команду найдут без труда, их обеспокоенность непонятна. Щеки Клыкова алели, а беспокойные пальцы будто бы что-то лепили из пластилина. А может, нажимали невидимые кнопки телефона.

– Ну что, товарищи, – проговорил Киря без энтузиазма каким-то сдувшимся голосом. – Вот и пришла пора подводить, кхм, итоги сборов. Я предупреждал, что для кого-то они могут стать последними, кто-то, напротив, усилит позиции.

– Не тяни, говори давай, – прошептал рядом стоящий Микроб одними губами.

Киря как будто издевался, говорил о планах и задачах, о том, что сделано на сборах и чего не сделано. При этом он старательно ни на кого не смотрел, изучал травинки на поле.

Он был достаточно далеко от меня, но желание его я считал: чтобы все это поскорее закончилось и можно было спокойно работать.

Я вздрогнул, и сердце заколотилось, когда он произнес:

– Отдельные игроки, например, Александр Нерушимый, показали фантастический прогресс и волю к победе. Другие, как тот же Андрей Матвеев, продемонстрировали кратковременный результат, достойный высшей лиги. Также прекрасную форму и уровень подготовки продемонстрировали Гагнидзе и Тюканов…

Слушающий его Мика подобрался, губы его тронула улыбка – он ожидал услышать похвалу в свой адрес, но она не прозвучала, и его лицо покрылось красными пятнами, взгляд налился гневом. Еще в поезде он говорил, что на втором месте по забитым голам.

– Ну, рожай, – шепнул Микроб, обращаясь к Кире.

Даже будь все игроки бездушными фигурами на шахматной доске, я не смог бы решить, с кем расстаться, каждый член балласта заслужил место в основном составе, потому что эти парни перепрыгнули через голову. Вон, даже Киря с этим согласен.

– Итак, списки зачисленных в основной состав, – наконец проговорил он, достал помятый лист из нагрудного кармана, подвинул очки на кончик носа, зачитал две фамилии, поморщился и сказал: – В общем, основной состав остается прежним. Как я уже говорил, команда номер три: Нерушимый, Погосян, Тишкин, Воропай, Клыков, Хотеев. – Он сделал паузу, будто ему не хватало воздуха.

И теперь не хватать воздуха стало нам всем.

– Матвеев, Ан, Дрозд, Гребко, Ранюков, – продолжил Киря. – В принципе, вашими достижениями я доволен, но…

Я похолодел, потому что это «но» прозвучало взведенным курком.

– Но вы все, а некоторые неоднократно, проявили пренебрежение к дисциплине. К тому же не нашли понимания в основном коллективе. Если бы я взял кого-то из вас, сотрудничества не получилось бы. Потому, к сожалению, мы вынуждены с вами расстаться.

Выстрел все-таки грянул.

Вроде я был готов к любому раскладу, но почему-то не поверил своим ушам. Нет-нет, это какой-то розыгрыш, еще одна проверка на прочность, дурная шутка!

Глава 18. Спокойствие! Только спокойствие!

Димидко, стоящий рядом с Кирюхиным, тоже не поверил своим ушам и переспросил:

– Виктор Иванович, это ваше последнее слово, или я что-то неправильно расслышал?

– Все так. Чего непонятного? – рыкнул Киря, грозно шевеля бровями.

– Это значит, вам безразличен результат, и, руководствуясь личными предпочтениями, причем предвзятыми, вы лишаете команду заведомо сильных игроков…

– Молчать! – рявкнул Кирюхин. – Я принял взвешенное решение, исходя из моего многолетнего опыта. И менять его не намерен!

Тренеры будто забыли о смотрящих на них футболистах, замерших в ожидании шоу: Димидко показал зубы, и сейчас прольется чья-то кровь.

– Исходя из многолетнего маразма! – не сдержался Димидко, и футболисты зашептались, донеслись смешки, а Кирюхин покраснел, разинул рот и принялся хватать воздух, словно его хватил кондратий.

В моей голове крутилась стая дурацких мыслей, не подходящих к ситуации. Например, песня: «Ах, куда подевался Кондратий, минуту назад он был с нами…» Наверное, меня Микроб покусал, и теперь к каждому случаю я ищу музыкальное сопровождение.

– Потому что только старый маразматик с дерьмом вместо мозгов вышвыривает таких игроков! Да как не понятно, что это, может быть, последний шанс «Динамо» раскрыться по-настоящему, по-настоящему сыграть и перестать быть опущенной командой, за которую даже ментам болеть зашкварно!

– Да как ты… да ты…

Но Димидко разошелся, и его было не заткнуть:

– Вот потому у нас все и через жопу! Потому что сидит плесенью поросший пень и давит все то, что может его с места сдвинуть. Сам прогнил насквозь, так и других душит, чтобы не дай бог не поколебали его покой!

– Вон отсюда! Уволен! – гаркнул Киря так, что обрызгал лысину Шпалы.

Отойдя в сторонку, Глидыч достал платок и принялся ее протирать.

Сан Саныч не унимался, тыкал в Кирю пальцем и приговаривал:

– И ведь выхолостил все вокруг, гноем своим залил! И все талантливое дохнет, остается такое же серое и ссыкливое.

– Уволен! – повторно взревел Киря, показывая пальцем почему-то на трибуны.

– Права не имеешь! – подошел к нему Димидко, прищурился и зашипел: – Ты кто здесь такой? И вообще, Максим Романович в курсе, что ты занимаешься вредительством?

– А ты донос ему уже накатал? – огрызнулся Кирюхин.

– Доносы – это полномочия такой плесени, как ты!

– Да пошел ты!..

Матвеич зааплодировал, его поддержал Микроб, присоединились Жека и Игнат, и я сам не заметил, как тоже стал хлопать. В то время подопечные Кири просто наблюдали и своего тренера не поддерживали. Наверное, потому, что они не считали его своим и были бы счастливы, если бы его сменил более прогрессивный Димидко.

Это доконало Кирюхина, он размахнулся и отвесил Санычу затрещину. Точнее, попытался. Димидко отбил удар. Киря не унимался, попер на него, был отброшен и не удержал равновесия, упал на спину и закопошился, как перевернутый жук. Шпала, растерянно стоящий в сторонке, бросился на Димидко – защищать начальствующего собутыльника. Мелкий и лысый, он прыгал на Сан Саныча, как взбесившийся мяч, Димидко только и успевал отмахиваться – ну не бить же старика?

Матвеич побежал их растаскивать. Кониченко трактовал его инициативу по-своему, подумал, наверное, что ветеран хочет помочь Димидко запинать Кирю и Шпалу, ринулся наперерез и внезапно двинул Матвеичу в челюсть! Колесо стартанул на выручку приятелю, зарядил Коню в солнечное сплетение. Основной состав не стерпел унижения, побежал на подмогу своим – и началась мясорубка.

Напряжение, которое копилось несколько дней, наконец нашло выход. «Балласт» участвовал весь. Запасные предпочитали наблюдать со стороны, втайне сопереживая нам, такова уж природа русского человека: поддерживать слабого.

Били самозабвенно, с удовольствием, и все равно кого, своих или чужих, – так выходили негодование и ярость. Я уворачивался от вражеских ударов и ронял противников на землю, ощущая себя спартанцем, сдерживающим лавину персов.

Сколько длилась заруба, сказать трудно. Отрезвил нас голос из громкоговорителя:

– Немедленно разойдитесь! А то я вызову милицию!

Истерично заверещал свисток, и кто-то словно нажал на кнопку «стоп». Отошел в сторону Димидко, вытирая кровь с разбитой губы. Колесо отполз на четвереньках. Гордо удалился Игнат, сияя фонарем под глазом. Противники тоже ковыляли прочь, кто-то – согнувшись, кто-то – сплевывая кровь. И только Конь все валялся. Что интересно, Кирюхина и след простыл, а в громкоговоритель орал Шпала:

– Устроили мне тут хоккей! Ледовое побоище! Ни стыда ни совести!

Игроки «Балласта»… Бывшие игроки бывшего «Балласта» отошли в сторону, Димидко начал что-то объяснять Шпале, который и сам все видел. Кирюхин, видимо, пил корвалол в санчасти и жаловался врачихе, что его никто не любит и не ценит.

– Ну что, валим? – спросил Жека мрачно.

– Да, – вздохнул Матвеич.

Адреналин еще бурлил в его крови, и он, как и многие из нашей команды, пока не осознал, что его выперли из «Динамо».

– Суки, – проговорил Микроб, потирая ушибленную челюсть.

Мы молча прошли в раздевалку, молча переоделись. Сложили форму кучей на скамейке. Клык уселся на край скамьи и вперился в телефон.

– По-хорошему надо все это сдать, – проговорил Матвеич и поморщился, как от пощечины. – Кто сможет это сделать? Я – нет. Еще сорвусь.

– А меня стошнит прямо им на стол! – высказался Микроб.

– И я сорвусь, – признался Погосян.

У всех у них, и у меня в том числе, рухнуло ближайшее будущее. И если молодняк еще мог устроиться в команду средней руки и сделать карьеру, то ветеранами заинтересуется разве что какое-нибудь лиловское «Динамо», что для игроков такого уровня – днище. Тем более когда не так давно у тебя было все, а теперь ты вынужден влачить жалкое существование и смотреть, как восходят другие звезды, когда твоя давно погасла. Это на Западе и в моей России профессиональные футболисты купаются в роскоши, а здесь – да, живут безбедно (вспомнилась машина Жеки), но разве что на пике карьеры.

О себе я старался не думать. Стоило представить, как плетусь на вокзал и еду обратно в Лиловск, тошно становилось. Это, можно сказать, возвращаться на щите.

– Давайте прямо тут оставим, – предложил Игнат. – Никто нам ничего не предъявит. Как они с нами, так и мы с ними.

В принципе, мог бы я отнести форму завхозу, но не стал.

– Саныча ждать будем? – спросил Матвеич. – Напишу ему, вдруг тоже решит свалить.

Димидко ответил, что освободится не ранее чем через час, и просил подождать его, если мы сможем, в ресторане «Гол». Команда единогласно проголосовала за то, чтобы ждать. Как будто от нашего бывшего тренера что-то зависело.

Переодевшись, мы отправились прочь.

Отойдя от крытого футбольного манежа, загораживающего стадион «Динамо», я обернулся, чтобы рассмотреть его получше. В моей реальности этот стадион сбросили с парохода современности, а на его место приземлилась гигантская летающая тарелка или скорее люстра – ВТБ-арена. В этой реальности стадион тоже реконструировали, но теперь он более напоминал Колизей. Осталась монументальная колоннада на входе, добавились трехметровые статуи легендарных Яшина и Бескова, стоящих боком и жмущих друг другу руки таким образом, что под ними образовывалась арка, через которую все проходили.

Еще добавились три каменных яруса с арочными застекленными пролетами, закругленная белая крыша, которая, я читал, с мая по сентябрь складывалась наподобие крыши кабриолета. Я сунул телефон Погосяну.

– Сфотографируй меня на фоне Яшина, в арке, – попросил я. – Теперь неизвестно, когда я сюда попаду.

– А какие у тебя планы? – спросил Микроб.

– Да никаких, – ответил я, замер, чтобы Погосян меня сфотографировал, и продолжил: – Поеду в Лиловск, попытаю счастья там.

– А там есть футбольная команда? – скривился Жека. – Это же…

Игнат толкнул его в бок, и он придержал эпитет, сказал мягче:

– Там же все кривоногие и толком не разовьешься.

– Ты же лучше меня знаешь, что в высшей и первой лиге нам ничего не светит, там заявочное окно уже закрылось. Так что остается пытать счастья только во второй.

– Да, это попадалово, – опустил голову Жека.

– Меня в ЦСКА звали, еще когда я в основе «Динамо» был, – вздохнул Игнат, – но на меньшую зарплату. Теперь не знаю, возьмут ли. Резко им тогда ответил.

– Ага, ты резкий, как понос, – поддакнул Жека. – Да и, если возьмут, до лета все равно не заиграть.

– Не возьмут, – покачал головой Игнат. – Не умею я с людьми знакомиться, сразу руки чешутся дать в табло.

– Дал в табло начальнику ЦСКА? – изумился Мика.

Все мы остановились, не доходя до подземного перехода, уставились на Игната. Неужели он совсем отбитый?

– Не дал, к сожалению, но обложил. Посчитал, что он оскорбил меня таким предложением.

– Зазвездился пацан, – с укором сказал Матвеич. – На скамейку запасных основного состава сел, три гола забил, а поди ж ты – звезда во лбу.

Игнат пропустил реплику мимо ушей и продолжил:

– Говорю же, не умею. Вон, Жека у меня единственный друг, и хэзэ, как он меня терпит.

– Эту твою черту характера я тоже оценил, – усмехнулся я. – Наше первое знакомство было…

– Близким! – захохотал Игнат. – Ты обниматься полез!

– Да у нас у всех знакомство друг с другом было специфическим, – сказал Матвеич, спускаясь в подземный переход. – Знали бы вы, как мне хотелось вам, щеглам, задницу надрать. А теперь я за вас кого угодно порву.

– Да, это парадоксально, – согласился Микроб. – По идее, мы все должны стать врагами.

Мы ввалились в ресторан, сели за свободный столик, и Гребко сказал со своим мягким украинским акцентом:

– А давайте нажремся в говно? Мне вот сейчас больше всего хочется горилочки…

– А шимпанзе не хочется? – сыронизировал Нюк, и все захохотали, кроме Гребко.

Подождав, когда мы отсмеемся, он улыбнулся:

– Горилка – водка.

«Только этого не хватало», – подумал я.

– Давайте вы завтра нажретесь? – предложил Нюк. – Мне тоже водки охота, так ведь в прок не пойдет на нервяке. Как тогда, в Минске, помните?

Ветераны закивали и, когда подошел официант, косящийся на наши разукрашенные лица, заказали чай и кофе со сладостями. Официант принес половину заказа, и все замолчали, глядя, как он расставляет чашки по столу.

Некоторое время сидели молча, только Клык «давил клопов» на телефоне и звенела ложка, которой Колесо сосредоточенно размешивал сахар в чае.

– Андрюха, давай Тарасову позвоним, – предложил он. – У него должно что-то для нас быть.

Я не знал, кто такой Тарасов, и спрашивать не стал, потом поищу информацию в Комсети. Наверняка какая-то шишка из Федерации футбола СССР.

– Кто ты, а кто Тарасов, – проворчал Нюк. – Были мы в обойме, он с нами приятельствовал. Когда ты с ним в последний раз общался? То-то. Года три назад, наверное, с 23-м февраля поздравил. Причем ты его, а не он тебя. Он, наверное, вообще не ответил.

Матвеич, смотрящий на сцепленные в замок руки, сказал:

– Я для себя один путь вижу: в тренеры, – он пригубил чай, поморщился – тот оказался горячим.

– На Саню посмотри, – сказал Гребко, имея в виду Димидко. – Будешь мячи подносить маразматическому дебилу типа Кири. Никто тебе не даст команду, пока окончательно не запишут в заслуженные старперы.

Только помянули Сан Саныча, как он вошел в ресторан со спортивной сумкой через плечо. Места для него не нашлось, он сел за соседний столик, развернул стул в нашу сторону. Поздоровался с подошедшим официантом.

– Парни тоже футболисты? – удивился он. – Тогда, как всегда, скидка двадцать процентов!

Димидко не стал выделяться и взял себе молочный коктейль.

– А нас не узнал, – проговорил Матвеич, и столько в его голосе было обиды, что аж мне передалось.

– Так больше года прошло, как мы тут обедали, – сказал Дрозд. – Вот ты его помнишь? Может, он вообще новенький. Что у тебя, Саныч? – сменил тему он.

Димидко повел плечом, словно стряхивая чью-то руку.

– Свалю оттуда, что уж теперь. Все равно жизни не дадут. Подыщу место, может, в молодежке.

– Ты крутой тренер. – Гребко похлопал его по спине. – Я, честно, не ожидал. Думал, да что он может, когда мы вместе мяч гоняли! А может!

Глаза Димидко заблестели, и видно было, что ради этого признания он из кожи вон лез. И вот, признали наконец коллеги. Вот только проку с того…

– Я чего вас собрал, – проговорил Димидко, достал телефон. – Я создал закрытый чат «Балласт». Попытаюсь что-то сделать, правда, не знаю что, короче, постараюсь выбить место для всей нашей команды при каком-нибудь заводе. – Он глянул на перекошенные лица Игната и Жеки и добавил: – Да, зарплата уменьшится, но никто нам не будет выносить мозги! И простаивать не будете. Форму-то до лета как думали поддерживать?

– Задумка хороша, – одобрил Матвеич. – Но ты сперва добейся. Это ж нужно с директорами заводов переговорить, включить команду в бюджет, согласовать с Федерацией футбола, включить в соревнования… Это вообще через год будет. Нам проще бутсы на гвоздь повесить.

– В лучшем случае через год, – поддакнул Гребко.

– Ну а кто знает. Может, где есть готовое вакантное место, – не сдавался Саныч.

– В Биробиджане, – сыронизировал Жека. – Или, Нерушимый, ты там откуда? Ку-на-шак, вот.

– Не ной, – оборвал его Микроб. – Задумка хорошая. Но скорее будет не так. Скорее кто-то из нас найдет теплое место и сможет пристроить кого-то еще.

– Да, – кивнул Погосян, – мы будем развиваться, а «Динамо» так и останется опущенной командой! С такими… реликтами во главе!

– Вы ценны не только по отдельности, но и в команде, – сказал Сан Саныч. – Уникальный случай! Как этого можно не замечать?

Меня поражало другое: как можно не видеть мотивов Кири, когда они на поверхности? Пришлось разъяснить:

– Все он видит, в том и беда. Каждый, Саныч, твой успех ему костью в горле. Он так не может и не мог никогда. И понимает, что, если твоя команда покажет прогресс, он получит пинок под зад от начальства. А присвоить твой успех… Не сообразил, наверное. Или завидует настолько, что ему просто видеть нас тошно – как олицетворение твоего таланта.

– И во всем у нас так, – вздохнул Микроб. – Сидят такие… полипы и кислород перекрывают! Короче, Сан Саныч, наши номера у тебя есть, включай нас в группу. Лично я с вами куда угодно. После Кири формалинового вы просто супертренер!

От подавленности Димидко не осталось и следа, наша поддержка здорово его замотивировала.

– И я с вами! – ненадолго отвлекся от Комсети Клыков, приняв приглашение Димидко вступить в группу.

Когда закончили туда добавляться, тренер сказал:

– Вот теперь мы не потеряемся. Если кто-то найдет что-то стоящее и будет возможность взять в команду кого-то еще – зовите.

Хотя шанс таким образом собрать хоть половину коллектива был минимальным, все ободрились. Микроб сказал, сверкая глазами:

– А представьте, что у нас матч с командой Кири! Мы к тому моменту прокачаемся больше и накажем их по-взрослому. И Кирю разорвет от злости. Инфаркт хватит! А Шпалу в колесо скрутит!

– В дугу, – поправил Колесо. – В меня не надо.

– А что, тема! – улыбнулся Игнат, словно фантазии Микроба были делом решенным. – Накажем старых пердунов!

Мы просидели часа два, выпили весь чай, съели обед и не могли расстаться. Через Комсеть я купил билет до Лиловска на скоростной поезд, который отправлялся в двадцать три ноль-ноль. Потом «Балласт» полным составом завалил к Мике, и пока я собирал вещи – оставленные в душе шампунь, мыло и бритву, – остальные, как в школе, играли в саранчу: сжирали всю его икру, рябчиков и красную рыбу.

Увидев, как мажорит Погосян, Жека с Игнатом его настолько зауважали, что перестали стебаться, хотя Поласкуном все равно называли.

Перед дорогой я решил освежиться. А когда вышел из душа, Погосян учил Клыка, Жеку и Игната играть в нарды. Остальные, надо полагать, умели.

Пискнул телефон – это было сообщение от Арины: «Я на месте. Ты где?»

На часах было без пяти шесть. Я мысленно выругался. Она что же, к Мавзолею без согласования со мной приперлась? Можно, конечно, все бросить и рвануть к ней. Но, во-первых, это похоже на манипуляцию, а во-вторых, мне туда не хотелось. Буду ходить с кислой мордой, на жизнь жаловаться. Не надо это ни мне, ни ей.

Потому я ответил: «Арина, мы не договаривались о встрече. Извини, не могу приехать».

Думал, начнется письмоизвержение и проклятия, но девушка очень быстро успокоилась и написала лишь одно слово: «Жаль».

Почему-то вспомнилась истерика Насти. Но она сразу показалась странненькой и слишком навязчивой. Может, у Арины что-то случилось, вот ее и швыряет из крайности в крайность?

«С тобой все в порядке?» – написал я и ответа не дождался.

Обиделась.

Что ж, се ля ви. Мне гораздо комфортнее в кругу таких же неудачников, которые пытались поддержать друг друга. На самом деле каждому из нас было неуютно оказаться с правдой один на один, и команда была со мной до ночи. Всей толпой игроки балласта проводили меня на современный каплеобразный поезд с заостренным металлическим носом и торчали на вокзале, пока он не тронулся.

Стало грустно. Возможно, я вижу парней в последний раз.

Пришло сообщение, я улыбнулся, думая, что кто-то из них желает мне счастливого пути, но это писала Арина, и опять странное: «Ты где сейчас? Хочешь, я приеду?»

«Уезжаю из Москвы», – ответил я, сфотографировал вокзал, прикрепил снимок и отправил.

«Куда?»

Дурацкий вопрос. Ясно, что туда, откуда приехал.

«В Лиловск. У меня ничего не получилось», – честно написал я, уверенный, что Арина во мне разочаруется, ведь я потерял статус.

Как я и предположил, девушка не ответила. А я задумался над тем, что мне делать дальше. Плана как такового не было, а лиловское «Динамо» после столичного клуба я воспринимал как несмешную шутку.

Кто меня ждет в Лиловске? Да никто. Все забыли героя прошлогоднего турнира, разве что… Я нашел контакты Тирликаса и ощутил острое желание ему написать. Если он спит, завтра ответит, а мне легче – как будто не в пустоту еду.

«Лев Витаутович, выперли меня из “Динамо”, еду назад».

Но, вопреки ожиданиям, ответил тренер быстро: «Отлично, Саня! Как отойдешь от поездки – сразу набирай. Есть серьезный разговор».

Ну, вот и определилось. Значит, либо снова бои, либо… либо БР.