Текст книги "Нерушимый – 3"

Глава 7. Трудовые будни

– Я тебе сейчас ухо отгрызу, – пригрозил мне Матвеич, Андрей Матвеев, огромный нападающий, напоминающий Артема Дзюбу.

Непонятки начались буквально на второй день нашего пребывания здесь. Пятерка ветеранов, отправленных доигрывать в дубль… Хотя стоп, началось все даже не с них, а с извечного нашего раздолбайства.

Если коротко, куда-то делась запасная форма. Обстирывать себя старичкам было западло, поэтому они развели дедовщину, попытались припрячь самых молодых: меня, Ромку Клыкова, Микроба и Мику Погосяна.

А если длинно… Вспоминать не было времени, потому что мощный кулак Матвеича сунулся мне под нос, но я не шелохнулся. Укрощение строптивого новичка происходило в пустующей душевой тренажерного зала, куда тренеры вряд ли сунутся – с утра зарядил дождь, и коучи, немилосердно погоняв нас по грязи, отправились в номер Кири сохнуть и профилактически лечить простуду.

Конфликт разгорелся во время переодевания в раздевалке, и в душевую мы пошли разбираться практически в чем мать родила, а именно в трусах, кроме Микроба, обмотавшегося полотенцем. Хорошо хоть, я успел натянуть футболку и сланцы. Остальная команда, чувствуя, что запахло жареным, спешно раздевалку покинула.

– Ты че-та хочешь сказать, Ара? – мрачно поинтересовался товарищ Матвеича, коренастый правый вингер Нюк, то есть Александр Ранюков.

Их было пятеро, а нас четверо. Мика Погосян, возмущавшийся вместе со мной, зыркнул недовольно, но промолчал. Микроб внимательно изучал плитку на полу. Ромка Клыков встрял за компанию, он вообще молчал, играя на телефоне, и его молчание было принято ветеранами за пассивную агрессию.

– Язык проглотил? – спросил третий ветеран, опорный полузащитник Григорий Гребко. Говорил он с южнорусским акцентом, отчего даже угрозы из его уст звучали как-то нежно. – Та шо вы ерепенитесь, хлопцы? Усе по справедливости: вы двое, – он ткнул пальцем поочередно мне и Мике в грудь, – новенькие, вам сам бог велел шустрить, а ты, Клыков, самый молодой из наших.

Увлеченный мобильной игрой, Ромка, по-моему, не в полной мере осознавал, чего от него хотят, и был на все согласен:

– Да без проблем, дядя Гриша… Щас, только босса убью.

– Вот! – обрадовался Гребко. – Ромка постирает, давайте, мужики, скидывайте.

Форму ветераны скинули прямо на пол, но Матвеич мотнул головой и набычился:

– Ни хера. Здесь дело принципа. Саня этот и Ара пусть стирают. И мелкий, вон. Клыков свой, не первый год в клубе.

Микроб, по паспорту Федор Хотеев, юркий хав, роста в котором было от силы сто шестьдесят пять сантиметров, стиснул зубы и посмотрел на «дедов» так, что, если бы взгляды убивали, ветеранов рассеяло бы на атомы. Микроб был самым старшим из нас, ему недавно исполнилось двадцать четыре, но, как говорится, маленькая собачка до старости щенок.

– Слышь, Саня, – в разговор вступил четвертый ветеран, русский кореец Василий Ан по прозвищу Колесо. – То, что ты за Игната вчера впрягся, дело хорошее. Мы проспали, но нам рассказали. Только сейчас ты зря залупаешься, это командные традиции, понял?

– Вот-вот! – добавил пятый ветеран, уже поплывший лысоватый дяденька по фамилии Дрозд. Впрочем, звали его все по какой-то причине Дятел. – Клубные традиции надо уважать! Помню, когда мы с Васей из спортшколы сюда попали, гоняли нас только так – подай, принеси, постирай, почисти, сгоняй… Вот времена были, да, Вась? Старших у-ва-жа-ли! А сейчас? Никакого, так сказать, почтения.

Наверное, ветераны внушали восемнадцатилетним соплякам уважение и трепет. Для Звягинцева, которому перевалило за сорок, именно они были борзой молодой шпаной. Потому я отодвинул от своего лица кулак Матвеича и обратился ко всем ветеранам:

– Мужики, я вас очень уважаю. Очень. Вы гордость отечественного футбола. Но форму вашу стирайте сами. Рома, Мика, Федя, валим, нам еще качаться в тренажерке.

Микроб открыл дверь душевой, метнулся к своему шкафу и принялся быстро переодеваться, сверкая белым задом.

Сдвинув плечом преградивших путь Матвеича и Нюка, я уперся в широкую грудь Гребко и пожал плечами:

– Могу и помахаться, если вам так хочется. Тогда вам не только стирать придется форму, но и зашивать. Виктор Иванович завтра будет очень недоволен.

– Борзый, значит? – нахмурился Гребко, переглянулся с Матвеичем, а тот, я увидел, покачал головой. – Ладно, проваливай. Пусть идет, мужики! Мы с ним потом разберемся.

Ясно, побаиваются – Комсетью пользоваться умеют, пробили мои спортивные достижения в Лиловске. Сам я, понятное дело, языком не трепал, засмеяли бы: борец – и в футбол!

Когда я вышел из душевой, дверь за мной захлопнулась, и ветераны принялись обрабатывать Ромку и Мику. Подумав, не вернуться ли за ними, решил не обострять. Пусть пацаны учатся отстаивать, так сказать, личное пространство.

Я направился прочь, размышляя. Может быть, стоило согласиться и постирать эту чертову форму? Прислушавшись к себе, ощутил негодование – ну уж нет, я сюда приехал тренироваться и доказывать, а не прислуживать списанным старичкам.

Уже в середине зала, где вовсю тренировались остальные, я услышал, как хлопнула дверь раздевалки. Обернулся и увидел семенящего ко мне Микроба. О, сколько достоинства, сколько бунта было в каждом движении этого маленького человека.

– На хер не пошли бы? – крикнул он, обернувшись, и сделал неприличный жест.

Жека, делающий румынскую тягу, посмотрел на него удивленно.

– Круговая порука мажет как копоть, – прокомментировал происшедшее Микроб.

– Я ищу чью-то руку, а чувствую локоть, – продолжил я.

– Шаришь! – просиял Микроб, улыбнувшись от уха до уха.

Еще бы мне не шарить, это музыка моего детства. А вот наши ровесники из этого мира вряд ли разделят музыкальные пристрастия Микроба.

– Правильно ты их, – проворчал он. – Задолбали…

Чтобы унять раздражение, я занялся делом: двинулся вдоль ряда потрепанных тренажеров. Микроб шел следом и зудел:

– Не, ну ты посмотри! Из трех беговых дорожек работает одна!

Он сразу же занял рабочую, включил. Лента двинулась с таким визгом, словно под нее затянуло свинью. Микроб слез с дорожки, шел следом и ворчал не смолкая, костерил ветеранов, костерил мажоров, поносил сраный раздолбанный комплекс, который надо реконструировать, но директор этого спорткомплекса корешится с кем-то из «Динамо».

Я обошел зал и договорился с собой о том, что футболистам достаточно штанги и гантелей. Микроб спикировал на освободившийся гриф, скинул на десять килограммов с каждой стороны и принялся выполнять приседания.

Я глянул на местного смотрителя за тренажеркой, седенького тренера с личиком маленьким, как печеное яблоко. Он не обращал на нас внимания, прятался за стойкой, воткнувшись в газету.

Присев на скамью для жима лежа, я прикинул план тренировок. Пока втянусь, это где-то три занятия, с целевыми группами мышц работать не стоит, а то утром будет крепатура или травмируюсь с непривычки. Да и нечего мышцы забивать, мне другое нужно. А что должен был, по идее, рассказать Шпала, тренер вратарей, да только где его щас искать? Квасит, блин, небось, с Димидко и Кирей.

Ладно, сам. Для начала легкая разминка – разогреть мышцы. Затем – круговая со своим весом на все группы мышц…

– Скр-ря! Скр-ря! – верещал тренажер для квадрицепсов, на котором работал Микроб.

Раздражение никуда не девалось, наоборот, перерастало в злость – да что за фигня? Что за клуб высшей лиги такой, если не смогли обеспечить хоть мало-мальские условия? Что за база такая, где самим приходится форму стирать?

На курорт захотел, Саня? Ну-ну.

Вчера никто нас с распорядком дня не ознакомил. Пока с вокзала добрались до базы, тренеры совсем окосели и остервенели – то ли с бодуна, то ли переборщили с опохмелом. Шпала, к примеру, в автобусе вытянул откуда-то сигару, потом потребовал минуточку внимания, показал нам сигару и объявил, что она кубинская, гаванская и настоящая, а выкурит он ее с тем, кто по итогам сборов станет основным голкипером команды. Сообщил он это заплетающимся языком, потом попробовал раскурить свое сокровище, но упал лицом в проход. Сигару не спасли.

С дороги всем, разумеется, хотелось помыться. Тридцать вонючих после двух суток в поезде и автобусе мужиков ломанулись в общую душевую и неприятно удивились.

То есть неприятно удивились сразу, стоило оказаться на территории базы. Потом – когда увидели комнаты с пыльными матрасами и несвежим бельем в шкафу. И еще раз, когда поняли, что туалет, умывальники и душ – все общее, комнаты с санузлами только у тренеров. А уж когда разглядели сам душ… Квадратики плитки горчичного цвета на полу, на стенах кое-где они отвалились и виднелись серые латки цемента, пять леек с одной стороны, пять с другой, причем таких старых, что половина отверстий забилась, и струи летели куда угодно, только не на тело. Да тут, наверное, с семидесятых ничего не менялось!

Я попал только в третью очередь. Рядом мылись Игнат с белобрысым Жекой, который говорил:

– Тишкин, мы точно не на зоне? А то, помню, ты вчера кукарекал!

– Ща в лоб дам, – беззлобно ответил Игнат и пригрозил зубной щеткой. Потом выругался: – Знал бы, Жека, что у дубля не сборы, а такая шляпа, я бы перед Марокко на колени встал, чтобы он нас оставил в основе.

Похоже, не только я понял, что нас ждет месяц не курорта, а отбывания срока. Впрочем, мне было плевать, я уже настроился на ходу подметки рвать, чтобы закрепиться в команде.

Предположение, что нас заселили в какой-то исправительно-трудовой лагерь, укрепилось, когда мы пошли ужинать. В столовой нас покормили жидкой гречневой кашей с куриными бедрами, к чему прилагалась ложка квашеной капусты, хлеб в неограниченном количестве, кубик сливочного масла и стакан компота из сухофруктов. Впрочем, у кое-кого компот превратился в алкогольный коктейль «Фигурная отвертка».

Утомленный полутора сутками в поезде, я вырубился сразу после ужина. Только веки сомкнул, как проверещал сигнал подъема, с трудом открыв глаза, в темноте я увидел Клыкова, вытянувшегося, как суслик, выскочивший из норы. В дверь постучали, оттуда раздался голос Сан Саныча:

– Подъем, н-на! Живо, н-на! Завтрак, собрание, кросс!

Клыков простонал, взял телефон, постоял с ним, потом с тоской положил его на прикроватную тумбу. Одеваться сосед начал, когда я уже выходил в туалет – как и в общаге, своих санузлов у гостей базы не было.

Я умылся и двинул в столовую, где на завтрак выдали молочную кашу из вермишели, нечищеное яйцо вкрутую и половинку плавленого сырка. Вершиной кулинарных излишеств шел вонючий растворимый кофе из жестяной банки.

Со мной за столик плюхнулись Ромка Клыков, Мика Погосян и Микроб. При виде вермишелевой каши Мика скривился и с искренним интересом поинтересовался, правда ли это съедобно, или кто-то решил так над новичками пошутить, подложив им в тарелки столярного клея?

Видимо, этот же вопрос волновал Жеку и Игната. Жека ударил ложкой по миске, с грохотом отодвинул стул и отправился к столику, где обедали тренеры, а также добравшиеся до базы сборов врач – женщина с серыми волосами, стянутыми в хвост, – и здоровенный массажист, напоминающий тяжелоатлета.

– Виктор Иванович, по-вашему, это можно есть? – уперев руки в боки, спросил он, нависнув над тренерским столиком.

– Можно, – невозмутимо ответил Киря и демонстративно доел вермишелевую кашу. – Видишь? Доел. – И добавил: – Вкусно.

Жека побагровел, подумал, а потом решил сыграть на публику:

– Ну хорошо, если вам каша нравится, Виктор Иванович. Но я сейчас не за себя говорю, а за всех ребят: что за ерунда? Куда вы нас привезли? Дубль ЦСКА выкладывал сегодня фотки со сборов в Сочи, так у них там отель – пять звезд! Гребаный «Зенит» на самолете прилетел всеми составами, включая юношей! А у нас что?

– Сел на место! – рявкнул Сан Саныч. – Вы с Тишкиным вообще тут на птичьих правах! Только пикни, оба вылетите из команды и отправитесь играть на Сахалин! Вон, бери пример с Матвеева, Гребко, Ранюкова! Ветераны клуба, и не жалуются!

Ветераны и правда не жаловались, но к завтраку не притронулись. Очевидно, у них были другие источники питания.

Жека недовольно вернулся на место, сел, скрестил руки на груди и принялся возмущаться, что основной состав поехал в Болгарию, а их с Игнатом упекли в исправительную колонию! Вспомнилась его машина. Этим двоим, привыкшим к красивой жизни, точно больнее остальных.

Мои соседи по столику съели весь хлеб, Микроб по-братски разделил сырки, проговаривая:

– Мы точно кони двинем с таким питанием!

– Только ты, Микроб, и выживешь, – сказал Погосян, отодвигая кашу. – Знаешь почему? Потому что ты, сука, мелкий!

– На себя посмотри, – фыркнул Федя.

Погосян если и превышал ростом Микроба, то на сантиметр, не больше. Зато был крупнее, за счет чего весил, наверное, раза в два больше Феди, так что Микроб был неправ.

После собрания, на котором Киря рассказал нам о целях зимних сборов и тренировочной программе, была теория.

Киря дал отмашку, и Сан Саныч начал демонстрировать нам на магнитной доске, по какой схеме будет играть дубль в этом году:

– Тотальный прессинг! Взаимозаменяемость! Не дадим никому даже вдохнуть свободно!

Фишечки закружились по магнитному полю, изображая хаотичное движение игроков. Димидко хотел от нас микс «Динамо» Лобановского и тики-таки, причем без скидки на уровень команды. Судя по его вдохновенной речи, Киря отдал ему тактику на откуп…

М-да…

Окончательное понимание того, в какую задницу угодил Саня Нерушимый, пришло, когда после теории настало время кросса и практики. Нам должны были выдать два комплекта формы, но нашлось только по одному. Сменка растворилась в небытии. Киря от злости налился дурной кровью и благим матом орал на завхоза базы, серенького человечка в сером клетчатом костюмчике, узких очочках и с усиками, как у Гитлера, только жидкими и седыми. Завхоз делал брови домиком и разводил руками: не видел! Ничего не знаю! Директор базы уехал в Симферополь на совещание. Прачечная? Прачечная не фунциклирует ввиду отсутствия присутствия…

Жирная и такая же серая тетка, не знаю, кто она, так вообще чуть не обматерила Кирю, типа приехали тут на все готовенькое, еще и в воровстве обвиняют. Киря схватился за голову, я же просто ушел в прострацию. Оле-оле, хер ли.

Никто сотрудников за руку не поймал, но все динамовцы поняли, что гаджеты нужно носить с собой, а на тренировках отдавать тренерам, потому что сотрудники этой явно антинародной спортивной базы страдают херней и воруют почем зря.

В итоге стартовали мы только в десять – в обычной своей форме, трусах, гетрах, футболках – да вдоль автомобильной трассы. Тренеры ехали за нами на спорткаре, выбитом Сан Санычем у завхоза. Сперва было холодно, ветер хлестал по лицу, пробирал до костей и вышибал слезу. Вскоре мы согрелись, и я начал уставать и задыхаться, а второе дыхание все не открывалось.

От Заозерного до Евпатории было восемь километров, но со стороны на нас начала надвигаться серая хмарь, и, когда смазались силуэты далеких многоэтажек, Киря дал команду разворачиваться. Дождем нас накрыло на кольце. В спорткомплекс мы прибежали промокшие до нитки, грязные, а я понял, что этот дождь меня спас. Если бы не он, я бы точно опозорился.

Тренировка, слава богу, проходила в манеже, а не на открытом стадионе, и разминка мало отличалась от той, что мы делали в детстве: разные виды бега, потом бег с мячом по квадрату, работа в паре, ведение мяча одной ногой, затем другой.

После растяжки случилось наконец то, чего мне так сильно хотелось: круглый розовощекий Галактион Леонидыч, он же Шпала, забрал вратарей – основного вратаря, Коня, запасного, Юсупа Рашидова, и меня. Причем парней он поставил на одни ворота работать в паре, а меня увел на другие, говоря:

– Виктор Иванович рассказал, что ты на ворота рвался. Сперва выясню твой уровень, потом – упражнения.

Ну что сказать… Уровень мой оказался на высоте – Шпала пробил мне с два десятка раз, причем половину мимо. Другую я хоть и отбивал, но делал это явно не так, как нужно. Реакция позволяла сразу начать движение туда, куда летел мяч, но ловить его я разучился. То есть в этом теле вообще не умел. Да и с отбиванием вышло так себе – кулаком еще куда ни шло, а вот ладонью – курам на смех. Все верно, техники-то вратарской ноль!

Шпала разочарованно покачал головой и потерял ко мне интерес.

– Вообще базы нет, – сказал он. – Реакция есть, согласен, но на ней одной далеко не уедешь, а учить тебя с нуля – извини, брат, не моя работа. С готовой базой у меня вон Конь есть, да и Юсуп на подхвате. Но ты давай, тренируйся. Буду смотреть.

«Да уж… – подумал я, вспоминая все это. – Ситуация точно не в мою пользу. Мне нужно пахать и пахать. Смогу ли я подтянуть технику за месяц?»

Тем временем из-за двери душевой донесся приглушенный стук, выдох, следом злой выкрик и смех. Дверь распахнулась, выпуская ветеранов. Один за другим они прошли мимо – Матвеич, Нюк, Гребко, Дятел и Колесо. Кореец на ходу сквозь зубы сплюнул мне под ноги, а потом врезал по груше, висевшей у стены.

Я заскочил в душевую. У стены корчился Мика, держась за солнечное сплетение, над ним склонился, протягивая руку, Ромка.

– Что случилось? – спросил я, хотя и так было понятно.

– Колесо, сука… – прошипел Мика. – Я отказался, как ты, хотел выйти, а он врезал. Сказали, выкинут из команды, если не лягу под них.

От возмущения его русский стал совсем плох, и понимал я его с трудом.

– А ты чего стоял? – накинулся я на Рому.

На его лице отразилась крайняя степень удивления.

– Я сразу сказал, постираю им форму. Это всегда так в клубе. В спортинтернате та же фигня была. Мы – никто, а они – легенды клуба.

Я врезал кулаком по стене, выпуская пар, плитка раскололась и опала крошкой на пол.

– Песец! И что делать?

Зря я пошел на конфликт, у тех пятерых авторитет намного выше, чем у меня, это не Игнат с Жекой, а реально уважаемые мужики, они даже Димидко ни во что не ставят, он для них – ровесник, а не тренер. А я? Черт, зря, зря в бутылку полез.

«Не зря!» – услышал я в голове крик Льва Витаутовича. Кивнул ему – и правда, достоинство дороже места в клубе.

У стены валялся ворох грязной формы ветеранов и вонючие гетры. Заметив мой взгляд, Мика, поднимаясь, сказал:

– Сказали, чтобы утром занесли им чистую и выглаженную.

– А вы что?

Рома пожал плечами:

– Постираем, высушим, занесем.

– Или можно не стирать, а оставить здесь, – предложил я.

Подумав, Клыков согласился:

– А можно и не стирать.

Мика мрачно кивнул, белки его глаз покраснели, когда он прорычал:

– Я их форму сейчас вообще сожгу нах!

– Сжигать не надо, тем более она мокрая, – покачал я головой. – Им в чем-то тренироваться нужно, а запасную хэзэ когда подвезут.

– И здесь оставлять тоже не дело, – добавил Ромка. – Спи…дят. Видели, какие упыри тут на базе работают?

– Ну, тогда берите с собой, – предложил я.

– Все-таки будем стирать? – вздохнул Ромка.

– Зачем? Сами постирают. Просто занесем.

– Сейчас, что ли? – спросил Мика.

– Не, сейчас нам нужно переодеться, потом в тренажерке позаниматься, потом пообедать и отдохнуть. Вместо вечерней тренировки тренеры обещали баню, а там уже ужин, и спать пора.

– Ты к чему клонишь, Нерушимый?

– Занесем форму заслуженным ветеранам клуба. Утром, перед тренировкой.

Глядя на налипшую грязь на экипировке, Мика злорадно ухмыльнулся.

Глава 8. Не сразу все устроилось

Почему-то на второй день просыпаться было еще больнее, чем вчера. Видимо, переборщил в тренажерке, или кирюхинский кросс для меня пока нагрузка запредельная. В общем, в туалет я шагал как робот Вертер, не сгибая коленей.

А уж разминаться было так больно, что казалось, связки вот-вот порвутся…

Пока все собирались на стадионе, я растягивался, надеясь немного уменьшить боль. Хотелось выть, но я терпел. Глядя на меня, Клыков тоже начал растягиваться. Погосян и Микроб еще не вернулись с важного боевого задания – по жребию им выпало вернуть форму ветеранам, ну и парни откладывали неприятный момент аж до утра. Ага, вон и они.

Подбежав, Погосян заговорщицки улыбнулся и потер руки. Микроб заговорил с видом партизана, заминировавшего вражеский состав:

– Все сделали. На балкон им форму закинули …

– Хотел бы я на их рожи посмотреть! – перебил его Погосян.

– Бомбануть должно знатно, – проговорил я.

Поймав недоуменные взгляды, понял, что в этой ветке реальности выражение «бомбануло» и «подгорел пукан» не в ходу.

– Возмущаться будут, – пояснил я. – Расстроятся.

Ромка Клыков молча вращал коленями. Остановился, не выдержал и пожаловался:

– Стремно.

Погосян хлопнул его по спине.

– Не ссать! Нас мало, но мы в тельняшках!

На поле нас было чуть больше десяти человек. Остальные потихоньку собирались. Кирюхин прохаживался по полю, поглядывая на часы. Мы тренировались под открытым небом, не было ни облачка, и на нас поглядывало ласковое южное солнце. По ощущениям, было градусов пятнадцать. Чтобы не думать о том, как ветераны найдут грязную форму и что нам за это будет, я сфокусировался на приятном. Например, на еде.

Проснулся я не только с болью в мышцах, но и с таким диким голодом, что согласен был даже на вермишель, сваренную в молоке. Вспомнилась книга про Бухенвальд, как пленники сперва воротили носы от отвратной каши, которая, казалось, сделана из земли, но через несколько дней были рады и ей.

Однако столовая сегодня порадовала: на завтрак была творожная запеканка со сгущенкой, огромный и вкусный кусок. А еще овсянка – невкусная, но пойдет. Два яйца и настоящий сыр, порезанный крупными ломтями. Наверное, Киря позвонил куда следует, пожаловался, что спортсменов кормят как в доме престарелых, и сотрудников спорткомплекса отчихвостили.

После завтрака мы все пошли на командное собрание и расселись в просторном зале, разбившись по кучкам. Моя группа поддержки состояла из Микроба, который воспылал ко мне симпатией, после того как я процитировал «Наутилус Помпилиус», соседа по купе и по комнате геймера Ромки Клыкова и гордого сына армянского народа Мики Погосяна. Рома присутствовал отсутствуя, ему, похоже, было все равно, с кем тусоваться, лишь бы не гнали. Мика пытался дружить со всеми, только никого его компания не радовала, над ним и его акцентом посмеивались, и он снова и снова возвращался к нам.

Киря стоял возле магнитно-маркерной доски, где красные и синие круглые магниты обозначали игроков на поле… точнее, нет, не Киря – Виктор Иванович Кирюхин. Он был собран, выбрит, строг и посверкивал линзами очков еще более грозно, чем Марокко, тренер основного состава.

– Итак, товарищи футболисты, – проговорил он, презрев приветствие, – у меня для вас две новости: хреновая и плохая. Начну со второй…

Перебивая его, распахнулась дверь, хлопнув по стене, и в зал ворвались Сервер Ахметзянов, форвард по прозвищу Сервак, и Андрюха Самышкин, самый перспективный игрок дубля, правый полузащитник. Этих двоих объединяла одна черта: они ненавидели свои прозвища. Сервер сразу лез в драку, а Самышкин, которого почему-то называли Самочкиным, надувался чуть ли не до слез.

– Сели, – рявкнул Кирюхин и продолжил: – Вам первое предупреждение. Всего их будет два. Потом – удаление. Кто думает, что это шутки, ошибся адресом – программа «Аншлаг» заселилась в другой санаторий.

Поняв, что главный тренер настроен серьезно и отпускное настроение закончилось у него вчера, игроки посерьезнели. Виктор Иванович окинул взглядом собравшихся – все втянули головы в плечи – и удовлетворенно кивнул:

– Значит так, парни! Вчера у нас была вводная тренировка: раскачаться, акклиматизироваться, пропердеться на свежем воздухе, туда-сюда. С сегодняшнего дня мы приступаем к выполнению основной задачи. Какая у нас основная задача?

– Потренироваться? – Мика понял вопрос тренера слишком буквально.

– Плохо, Погосян! – покачал головой Виктор Иванович. – Главная задача на эти сборы – стать командой! Командой из двадцати двух человек. Нас здесь тридцать три – ровно на один состав больше, чем заложено в бюджете клуба на 2023 год. Это ясно?

Это было ясно даже Погосяну, но тренер уточнил:

– По итогам сборов одиннадцать человек покинут клуб. Это личное распоряжение товарища Симоняна! – Глянув на Мику, он едко добавил: – И не надейся на дядю, ты не Арсен Захарян, держать в клубе балласт не будем – ни тебя, ни Нерушимого! Доказывайте! Время просьб прошло. Теперь я требую от вас железной дисциплины. Нарушители будут удаляться из «Динамо», и я не посмотрю на ваши старые заслуги! Все поняли?

Воцарилось мертвое молчание. Видимо, все были удивлены тем, что Виктор Иванович объелся озверина. Мика опустил голову, его щеки под щетиной горели. Я же отнесся к словам тренера спокойно, ничего нового о своей судьбе не услышав.

– Перед теми, кто останется в составе, встает другая задача – подтянуть слабые стороны и отшлифовать сильные, усвоить новую тактику, по которой будем играть в этом году, и наладить командное взаимодействие. Вопросы? Нет вопросов. Вторая плохая новость. Самышкин, рассказывай.

Сидевший с краю Самышкин встал, поправил упавший на лоб каштановый локон и сообщил:

– У меня телефон украли. Пошел в туалет, на тумбе оставил, возвращаюсь – нету! Звоню – выключен.

– А у меня тапки пропали. Хорошие, резиновые, новые, – пожаловались с задних рядов.

– А у меня – шампунь. В душе забыл, и с концами.

– У Галактиона Леонидовича новое банное полотенце исчезло, – добавил Виктор Иванович, глянув на Шпалу.

Тренер смолк, подождал, найдутся ли еще жертвы клептомана, и продолжил:

– Так что ценные вещи в комнатах лучше не оставлять. Конечно же, я доложил о происшествии директору. Он провел беседу с сотрудниками. Естественно, никто ничего не брал и мне нужно следить за вами. Типа мы сами себя обворовываем.

Зал загудел. Клыков, растекшийся по мягкому стулу и погруженный в Комсеть, вскинул голову, очнувшись, и шепнул Микробу на ухо:

– Че происходит?

– Слушать надо, а не в экран пялиться, – огрызнулся Федор и скрестил руки на груди.

– Пока ситуация не разрешится, деньги и ценные вещи лучше сдавать нам, – сказал Кирюхин.

– Надо по камерам посмотреть, – предложил белобрысый Жека.

– Камеры, ага! Через дырку в стене посмотри, – сыронизировал Конь.

Поступило предложение, как поймать вора: поместить жучок в телефон, позволить его украсть и отследить гада по сигналу, но где брать маячок, никто не знал. Встроенного поиска пропавшего телефона, как в моей реальности, в Союзе почему-то не существовало. Возможно, потому что нарушало идеологическую установку, что в стране все люди порядочные, а воровства нет.

Еще предложили ловить клептомана на живца: вроде как забыть что-то ценное, затаиться и посмотреть. А я думал, что, если тот же человек спер и нашу форму, значит, он сделал это по зову сердца, а не от нужды.

Вспомнился грандиозный лиловский спорткомплекс. Интересно, почему такой контраст с этим? По идее, тут же курорт, все должно быть вылизано и сверкать, а поди ж ты – разлагается.

В конце концов Сан Саныч Димидко, помощник Кирюхина, хлопнул в ладоши и крикнул:

– Базар оставляем во вчерашнем дне! Сегодня по плану – тестовые упражнения с замером результатов! Быстро переодеваемся, кто еще не, и на поле! Три минуты на сборы! Время пошло!

С грохотом сдвинув стулья, мы рванули на поле, до которого еще поди доберись…

И вот мы готовимся реализовывать тренерский план – разминаемся в ожидании остальных. Понятно, что мне предстоит пахать как трактору, чтобы показать результат в конце месяца, ведь я первый кандидат на вылет. Прояви я себя так, как вчера, в основном составе, уже давно пинок под зад получил бы. Хорошо хоть, кросса сегодня нет, там бы я точно полег на полпути.

Тем временем Кирюхин дунул в свисток, и мы построились, ожидая его распоряжений. Собрались все, кроме пятерки ветеранов.

– Идут, – сказал Ромка Клыков, стоящий рядом со мной, и слишком демонстративно уставился на тренера.

Я заметил, как хихикает Погосян, а Микроб, напротив, насторожен и собран, ноздри его раздуваются, кулаки сжаты – прямо сейчас в бой ринуться готов.

Ветераны решили форму не надевать, пришли кто в чем был, только в бутсы обулись. Киря уставился на них злобно, уперев руки в боки.

– Это еще что за номер? – недобро поинтересовался он. – Мало того что опоздали! У вас что, последнее украли? Трусы хоть оставили?

Ветераны обступили его. Говорил в основном дзюбообразный Матвеич, размахивал ручищами, поглядывал на нас. Потом к разговору подключился кореец Колесо. Интересно, что они говорят, неужели правду? И как Киря воспримет дедовщину в подконтрольной команде? Или он в курсе и покрывает их? Сейчас узнаем.

Мы все напряглись, включая Погосяна.

– Что они ему плетут там? – бормотал он, хрустя суставами рук, будто собирался драться.

– Неужели на нас жалуются? – буркнул Микроб. – Ну ваще позорище. Взрослые же мужики!

Киря повернул голову и проговорил:

– Нерушимый, Хотеев, Погосян, Клыков, а ну живо сюда!

Переглянувшись, мы трусцой побежали к тренеру. Кирюхин торопил нас, очень раздраженный тем, что ломает тренировочный процесс.

– Ваша версия по вчерашнему, живо!

– По поводу? – удивился я, покосившись на мрачного Матвеича.

– Какого хера вы заслуженным ветеранам клуба перечите, черти? – выругался тренер. – Что, руки бы отвалились не только свою форму постирать?

Ага, значит, дедовщина в порядке вещей, и тренер ничего против не имеет. Что ж…

Мика, Ромка и Микроб промолчали, отдуваться пришлось мне:

– Руки бы не отвалились, Виктор Иванович, но все же понимают, что это только начало. Один раз таким уступишь, потом на голову залезут. А мы тренироваться сюда приехали.

Ответом тренер удовлетворился, кивнул, посмотрел на ветеранов:

– Повторяю вопрос, теперь для заслуженных пенсионеров: у вас бы руки отвалились свою форму, бл…дь, себе постирать?

Ветераны пробурчали, что не отвалились бы и урок усвоен, напрягать молодых больше не будут, а то они такие нежные, что того и гляди развалятся.

Кирюхин, выслушав их ворчание, задумчиво посмотрел себе под ноги, будто что-то решая, а потом окинул строй взглядом и крикнул:

– Тишкин, Воропай – к нам!

Игнат Тишкин и Жека Воропай недоуменно переглянулись и подбежали, остановились чуть в стороне. Тренер заглянул в лицо каждому и спросил:

– Как думаете, чего я вас собрал?

Все молчали. Ветераны смотрели на нас так, будто хотели сожрать. А ведь и правда – для чего? Сделать внушение?

– Не понимаете, да? – прищурился он и повернулся к Жеке и Игнату. – Особенно вы не понимаете. Объясняю: потому что вы тут лишние.

Гребко потух, Колесо и Ранюков вскинулись, раскрыли рты, готовые возражать, но Киря их перебил:

– Заткнуться! Да, вы балласт. Вас пятерых списали, потому что выбросить жалко, все-таки ветераны! А мне с вас какой прок? Завязывайте с футболом, мужики! Ну не тянете вы уже даже Вторую лигу! Не согласны? Докажите обратное! Ты, Гребко, хорош ссаться! Ты ж мяч бросаешь, стоит к тебе приблизиться. Ну да, травма, и что? Так у всех травмы! Матвеев! Ладно ты мяч спиной к чужим воротам принимаешь, тоже мне нападающий, это уже не переучишь. Но ты забываешь, что на поле не один! Футбол – игра командная! Ан, ты вообще все потерял, где твоя скорость? Ранюков, Дрозд – играете робко, без огонька, через силу. Не согласны? Докажите, что я неправ.