Текст книги "Нерушимый – 3"

Глава 19. Молилась ли ты на ночь…

Смутило другое. Что еще за «Отлично, Саня!»? Меня тут выперли из команды, а Витаутыч, гад, радуется? То есть это отлично, по его мнению?

Отлично, что меня несправедливо выперли, когда я за месяц добился результата, к которому многие идут долгие годы? Отлично, что на моих глазах один старый пердун разрушил перспективную команду и перечеркнул работу талантливого тренера? И просто великолепно, что большинству людей, принимающих решения, не нужны сильные игроки, им надо прикрыть свой зад?

«Разговор по поводу чего?» – написал я, не особо рассчитывая на что-то конкретное. Думал, Витаутович вообще проигнорирует вопрос или ответит расплывчато, но он написал: «Есть предложение о сотрудничестве. С тобой хочет поговорить Ш. О чем – не знаю, я лишь посредник. Ложись, Саня, спать. И поосторожнее там».

Шуйский? Никто другой на букву «Ш» в голову не приходил. Логическая цепочка выстроилась: отлично, что меня выгнали, – со мной хочет поговорить Шуйский – о чем? Вероятно, хочет предложить карьеру бойца.

От мысли об этом челюсть заныла. Интересно, если отказаться, будет ли он мне палки в колеса вставлять? Отдать долг Родине можно, не только служа в армии и делая ее футбольной державой, но и защищая честь СССР на ринге.

Меня передернуло. Футбол, конечно, тоже довольно травматичный вид спорта, но мне как вратарю никто не будет наносить повреждения. Только если сам упаду неудачно. Что касается запястий, на которые приходится основной удар, их можно укрепить с помощью способностей.

А если отказаться от предложения будет нельзя? Вдруг Шуйский надавит, станет шантажировать?

Я помотал головой, избавляясь от мыслей. Все равно это лишь предположения. Вдруг Шуйский просто мне квартиру захочет подарить? Пригласить в академию одаренных? Инициировать? Записать в разведчики? Все что угодно может быть.

На фиг! Вот приеду, встречусь с таинственным Ш. (вдруг это не Шуйский вовсе?), тогда и буду думать.

Скоростной поезд очень напоминал привычную «Ласточку», только был быстрее, и более удобные сиденья располагались дальше друг от друга, при необходимости приподнимались и раскладывались практически горизонтально. Вот только незачем это делать, я доеду до Лиловска всего за полтора часа. До областного центра, Михайловска, так и всего пятьдесят пять минут пути, потому поезд и заполнен даже в столь поздний час.

В голове закрутились мысли: а за какое время в той реальности «Ласточка» преодолевала двести тридцать километров? Учитывая ее среднюю скорость, часа за два с половиной.

Я прилепился к окну, чтобы полюбоваться работающими заводами, убедиться, что страна процветает, но увидел лишь серый бетон – практически везде выделенная колея движения была огорожена. Если на полотно выйдет, скажем, корова, то от столкновения на такой скорости поезд, наверное, может сойти с рельсов. Или нет? Или не просто так у него острый нос, похожий на таран?

Размышляя о странных, но успокаивающих вещах, например о том, что будет с поездом и коровой при столкновении и смогут ли сто человек без подручных средств отмудохать бегемота, я задремал, и снилось мне что-то про поезд и бегемота.

Только глаза сомкнул – и вот он, вокзал Лиловска. Немногочисленные пассажиры неторопливо потянулись к выходу.

От вокзала до моей общаги было двадцать минут ходьбы быстрым шагом. Я втянул морозный воздух и направился мимо паренька с цветами, ожидающего девушку, за женщиной с чемоданом на колесиках, помог ей спустить вещи и дотащить до такси, а сам решил прогуляться до своей комнаты, чтобы утомиться и сразу же заснуть, а не мучиться предположениями. Благо мои берцы совсем не скользили.

Под ногами хрустел недавно выпавший снег, в носу пощипывало от мороза. Ночью понедельника, точнее, уже вторника, улицы были пустынными, только желтые такси мелькали туда-сюда. Разительный контраст с многолюдной Москвой!

Впереди, хохоча и дурачась, шли молодые люди – тройка то ли студентов, то ли школьников. В пятидесяти метрах от меня на трассе остановился белый неприметный хэтчбек, включил аварийку. Водитель открыл капот и принялся ковыряться там. Потирая подбородок, задумался, перевел на меня взгляд. Слишком внимательный взгляд, словно этот человек хотел попросить о помощи.

Может, у него что-то с аккумулятором или стартером, и машину надо толкнуть? Хотя, если аккумулятор разрядился или вышел из строя стартер, с утра не заведешься, у этого же до момента остановки все было нормально – ни фары не погасли, ни тарахтело нигде.

Встретившись со мной взглядом, мужчина отвернулся, и я чисто автоматически сосредоточился на его желаниях. Он хотел, чтобы я шел вдоль проспекта, никуда не сворачивая, потому что возле ювелирного меня ждут двое.

Меня? Им нужен именно Александр Нерушимый, или они приглядели хорошо одетого лоха у вокзала и теперь ведут, чтобы ограбить? Вспомнилось окончание сообщения Витаутовича: «Осторожнее там». Он что-то знает, или это просто совпадение? Как бы то ни было, ничего выяснять я не собирался, хватит с меня приключений.

Я глянул на номер авто – этого было достаточно, чтобы его запомнить, – и не спеша отправился дальше, вызывая такси. Ожидая его, сделал вид, что восторженно фотографирую фонарь, а когда машина приехала, нырнул на заднее сиденье, назвал адрес и попросил опустить стекло.

Возле ювелирного меня действительно ждали двое у пикапа. Один делал вид, что замеряет тротуар, второй разговаривал по телефону, глядя на проезжую часть.

Проезжая мимо, я высунулся из окна и показал им средний палец. Конечно же, гнаться за мной они не стали. Тот, что меня увидел, сделал удивленное лицо и покрутил пальцем у виска.

Еще плюс одна загадка. Интересно, имеют ли люди, которые меня вели, отношение к Ш., желающему мне что-то предложить? Или это паранойя?

В общежитие я приехал в два часа ночи. Прежде чем постучать, потянул входную дверь на себя – она отворилась, я вошел в темный коридор и поймал себя на мысли, что в евпаторийском спорткомплексе больше чувствовал себя дома.

На цыпочках проскользнул мимо пустой проходной, поднялся к себе на этаж. Тихонько провернул ключ в замочной скважине, закрыл дверь и включил свет. Взгляд зацепился за старинную новогоднюю игрушку, висящую на гвоздике над столом, – оранжевую лисицу с острым носом. Талисман. Связь той жизни и этой.

Когда укладывался спать, на ум лезли инфантильные мысли о том, что ничего у меня не получилось, потому что не взял с собой талисман, и казались они не такими уж и глупыми…

Проснулся я чуть свет – за время сборов выработалась привычка вставать в одно время. Вскочил, одолеваемый желанием бежать в душ, и понял, что спешить никуда не нужно! Можно валяться хоть до обеда, размышляя о своей дальнейшей судьбе.

Глобальных планов строить не стоит, пока я не услышу предложение Ш. Если откажусь, разошлю резюме по более-менее приличным клубам Второй лиги. Или не гнать коней, пойти в местное «Динамо», чтобы не прерывать тренировки, а параллельно, разослав резюме, ждать, вдруг Сан Санычу удастся что-то организовать.

Шансов, что на резюме ответят, практически нет, потому что я безвестный футболист. У меня за плечами даже какой-нибудь мало-мальски годной футбольной школы нет! А вот парни что-то найти могут, у них сложилась определенная репутация.

Вспомнилась вчерашняя слежка и показалась плодом разгулявшегося воображения. Ну кому я на фиг сдался? Грабители? Три раза ха! Не слишком ли много криминальных элементов на одного меня? Или у меня виктимность зашкаливает, потому их и тянет магнитом?

Да и не похожи те ребята на гопоту, на вид вполне приличные люди. Они больше смахивали на агентов под прикрытием. Во мне вычислили одаренного? И если так, Витаутович должен быть в курсе. Но не слишком ли странный способ поговорить?

«Доброе утро, Лев Витаутович, – написал я. – В последнем вашем сообщении вы намекнули, чтобы я был осторожнее. Возвращаясь домой с вокзала, я заметил слежку. Вы что-нибудь об этом знаете?»

На быстрый ответ я не рассчитывал: Тирликас был в сети в два ночи, а сейчас семь, нужно же ему когда-то спать. И магазины, наверное, еще не работают, а жрать охота.

Надо было умыться и в душ, но катастрофически не хотелось встречаться с той же Наташей и Вадиком, которые меня, окрыленного, провожали в Москву, желали всяческих побед и просили передать им привет, когда у меня будут брать интервью. Как бы еще с Мищенко не пересечься, который наверняка станет расспрашивать, что да как, в еще свежей ране ковыряться.

Два часа, пока все собирались на работу и ходили по коридору в душ и обратно, я провалялся, не зная, чем себя развлечь. В полдевятого голод выгнал меня из комнаты, и я отправился в магазин.

Мищенко был на посту. Улыбнулся в пышные усы.

– Привет, Сашко! Рад тебя видеть!

Я поздоровался с ним. К его чести, он не стал приставать с расспросами, пожелал хорошего дня, отпустил восвояси, и я вышел в морозное февральское утро, осмотрелся в поисках слежки, никого не обнаружил, успокоился и задумался о будущем, которое казалось безрадостным.

Возвращаться мыть полы в спорткомплекс? Однозначно нет. Пойти к тренеру местного «Динамо», как его там? Белькевичу… Да, но потом. Сперва разговор с Тирликасом и Ш.

Я зашел в магазин, где из посетителей была только старушка в пальто кораллового цвета и такой же шляпке-таблетке и заморенная мамаша с сыновьями трех-пяти лет.

Тут было четыре отдела: спиртное и табачные изделия; сыры, колбасы, молочка; шикарнейшая кондитерка с тортами на развес и хлеб; полуфабрикаты и выпечка из дрожжевого теста. В середине зала стояли морозильные камеры, откуда посетители насыпали себе пельменей, или котлет, или замороженных овощей-фруктов столько, сколько нужно.

Пискнул телефон. Я первым делом открыл сообщение от Витаутовича, который писал: «Ничего не знаю. В Лиловске тебе точно никто вредить не будет. Или ты кому-то так насолил в Москве, что он следом за тобой поехал».

«Когда у меня встреча с таинственным Ш.?»

«Сегодня мы не в городе».

«На охоте. Связь не очень».

«Завтра утром наберу».

Видимо, он думал, что связь в любой момент оборвется, потому написал три сообщения, а на мое следующее: «Ш – Шуйский?» – ответить не успел, исчез из сети.

Я насыпал себе пельменей, полуфабрикатных котлет, в разных отделах купил хлеба, кефира, макарон, гречки, яиц, томатной пасты, масла, овсяного печенья, шоколада. Потом взял копченого мяса с тонкими прослойками сала. При мысли о том, как я его буду резать толстыми ломтями и есть с «бородинским», намазанным сладковатым маслом, рот наполнился слюной, и я буквально бегом бросился из магазина. Так спешил, что налетел на человека на пороге, который, чтобы не упасть со ступенек, повис на мне.

Сперва закружилась голова. Потом расфокусировалось зрение, и картинка поплыла. Руки безвольно повисли, и вот уже я вишу на незнакомце. Звонко шлепается об асфальт пакет с продуктами. Жжение разливается в области бицепса бедра – видимо, мне что-то вкололи, чтобы вырубить. Последнее, что я подумал, – жалко кефир, наверное, бутылка разбилась.

Последнее, что увидел, – движущийся ко мне силуэт.

* * *

Сознание возвращалось как после наркоза: сперва гулкие звуки, сюрные картинки перед глазами. Потом я понемногу начал ощущать тело: ноги, ребра, руки. Я лежал на твердом полу со связанными за спиной руками, с мешком на голове! Поэтому так темно и душно.

В мозгах была мешанина недооформленных мыслей, которые все не хотели структурироваться. Я минут десять провалялся, прежде чем подумал что-то вразумительное.

Где я? Кто меня захватил? Что им нужно?

Ответов не было. Точнее, был единственный, конспирологический и идиотский: меня похитили инопланетяне. Вернее, буржуйские спецслужбы. Теперь сперва высосут всю кровь, потом сделают трепанацию черепа и будут исследовать, какие зоны мозга нужно вывести из строя, чтобы отключить сверхспособности.

Я сжал кулаки, пробуя веревки на прочность. Попытался встать, но ноги тоже оказались связанными.

Похоже, за мной не следят неотрывно, иначе заметили бы, что я очухался. Доносились щелчки, стойко ассоциирующиеся с Ромкой Клыковым, словно кто-то давил насекомых, – мой надзиратель зависал в Комсети и, судя по звукам, предпочитал кнопки тачскрину.

Минут пять ничего не происходило. Потом со скрежетом распахнулась, видимо, дверь, донеслись шаги, и зычным командирским голосом спросили:

– Ну что, взяли?

– Да вот, – прохрипел в ответ мой надзиратель.

Завозились, закопошились вокруг, и я просипел:

– Вы кто такие, и что вам нужно?

– Очухался! – радостно сказал кто-то третий тихим голосом.

И если обладателей командирского и хрипатого голосов я представил: здоровенный бык, похожий на качка-десантника, и тощий прокуренный шнырь, – то третий никаких образов не породил.

В прояснившемся сознании вертелись мысли о беспределе, о том, что девяностые давно прошли, но все мои реплики звучали бы жалко, потому я молчал и слушал.

– Трубу взяли? – спросил громкоголосый.

– Угу. Вот.

– Не смотрели, что там?

– Вас ждем.

Ага, они отжали у меня мобилу, видимо, пытаются проникнуть в банк, деньги снять…

Нет! Если бы их интересовало мое добро, меня бы сюда не везли. Им интересна переписка. Впервые я пожалел, что советские смартфоны не блокируются и не открываются через пароль, как западные аналоги. Мы люди советские, нам скрывать нечего.

Что они там хотят найти? Кто-то обвинил меня в шпионаже? В покушении на убийство? Черт побери, в чем меня подозревают? Эти люди – беспредельщики или спецы? Если БР, то, ребята, я же свой!

Неведение сводило с ума. И ведь, что ни спроси, не ответят. Это такой способ развязывать языки – пытка неизвестностью. Кнопки телефона продолжали щелкать, но теперь, надо полагать, моего. Кто-то шумно и сосредоточенно дышал.

– Крутая игрушка, – оценил мой «Енисей» хрипатый.

– Генерал Вавилов подарил, – просипел я.

– Ты ври, да не завирайся… Саша, – сказал громогласный. – Жонглируешь тут громкими именами, а сам об уважаемых людей ноги вытираешь.

Так, а вот отсюда, пожалуйста, поподробнее.

– Кого вы имеете в виду? – спросил я.

– Давай-ка его на диван. И мешок с башки стяни, пусть подышит перед смертью.

Вот теперь происходящее напоминало дурацкую ошибку. Или розыгрыш, но все равно дурацкий. Меня резко перевернули вертикально, и пустой желудок подскочил к горлу. Был бы я сытый – точно блеванул бы.

Мешок стянули, чуть голову не оторвав, и ненадолго я ослеп от яркого света. А когда проморгался, обнаружил себя в пустом помещении без окон на потертом кожаном диване. Уперев руки в боки, напротив стоял обладатель зычного голоса – невысокий мордатый стриженный под машинку мужчина, похожий на кабанчика. Но не на розового хряка, а на дикого секача, который бивнями и пропороть может.

На вид лет сорок пять – пятьдесят. Щеки красные, с брылами, яркие губы, никак не подходящие образу, черные брови с изломом, глаза карие чуть навыкат. Короткие ручки и ножки, под темно-синей рубахой – пузо.

– Не узнаешь? – Он впился в меня взглядом.

– Нет, – усмехнувшись, помотал головой я, чем привел его в замешательство.

Он переглянулся с сидящим на табурете ничем не примечательным мужчиной. Видимо, хрипатым был он. Третий член банды, мощный толстяк, подпирал стену у выхода и жрал бутерброд.

– Мужики, что за бред? Я вас в первый раз вижу! Что тут вообще происходит, вы меня ни с кем не перепутали?

– Мое имя Вячеслав Шапошников, – вскинув голову, гордо произнес кабанчик. На моем лице не появилось должного почтения/благоговения/ужаса, и он решил объяснить: – Герой Второй чеченской. Командир лиловского ОМОНа. Меня тут все знают. Ты исчезнешь, мальчик. Пропадешь без следа, никто и имени твоего не вспомнит!

Не уголовный авторитет, и на том спасибо. И не БР. Ш. – Шапошников, и Тирликас в курсе? Но ведь они же на охоте!

В голосе Шапошникова клокотала ярость, он потрясал телефоном у меня над головой. Больше всего он хотел вытрясти из меня правду и, когда все подтвердится, застрелить и закопать в лесу.

– Мужики, я понимаю, что вы должны меня помариновать и попугать, прежде чем скажете, в чем дело, чтобы я признался в убийстве Джона Кеннеди и изнасиловании собственной бабушки, но я даже не знаю, что сделал!

От такого неуважения Шапошников покраснел еще больше, глаза полезли из орбит, кулаки сжались, казалось, вот-вот, и он начнет изрыгать огонь…

И тут пискнул мой телефон, извещая о пришедшем сообщении. Шапошников отвлекся, прочитал его, красное лицо тотчас стало зеленоватым.

С большой вероятностью это Витаутович подтвердил, что Ш. – Шуйский, и у Шапошникова, который развел самодеятельность, случился жим-жим. Но он быстро взял себя в руки и поинтересовался:

– Как давно вы знакомы с Ариной Павличенко?

Глава 20. Это очень хорошо, но это из другой оперы

Во что ввязалась эта девчонка и при чем тут я? Сперва вспомнились ее странные вчерашние письма. Потом – подколки Лизы про папика. Выходит, вот это и есть обезумевший от ревности папик? С кабаньей мордой, с пузом и ниже нее.

– Месяц, наверное, – честно ответил я. – Я с Лизой Вавиловой встречался, и Арина была с ней.

Отвечать нужно честно, потому что мужик точно в неадеквате. Это ж надо – организовывать слежку за сопляком, чтобы уличить свою любовницу в измене! Впрочем, и не такие ребра одолевает бес. В прошлой жизни, помню, по соседству возрастной мужик убил и закопал в лесу молодую любовницу за то, что она его отвергла. А перед тем убил и закопал двоих парней, которых заподозрил в прелюбодеянии с дамой сердца. Причем один оказался ее двоюродным братом.

– Потом я уехал на сборы в Евпаторию. Ну, я в футбол играю.

– И все? – прищурился Шапошников.

– Когда был там, Арина мне писала, чтобы позлить Лизу. Вы наверняка прочли ее сообщения. А когда я приехал, писали, видимо, уже вы. Потому что никогда Арина меня милым не называла.

– То есть ты утверждаешь, что ее не… – Казалось, он собирается проткнуть меня взглядом.

– Мы познакомились в Москве, на следующий день я уехал – когда бы я успел?

– А в Лиловске?

– В Лиловске я познакомился с Лизой и ничего про Арину не знал. Я только месяц здесь, из Кунашака приехал. Вы бы поговорили с Лизой, она подтвердит мои слова.

Шапошников очень хотел, чтобы услышанное было правдой, но боялся потерять лицо, боялся, что я нажалуюсь Вавилову, его разрывало от противоречий, что же со мной теперь делать.

– Произошло недоразумение, – продолжил я так, словно ничего не случилось и меня не привезли в подвал, чтобы убить, а мы беседуем за столиком в кафе. – Вы же нормальный человек и не хотите, чтобы пострадал невиновный? В переписке ничего такого нет. Все, что я сказал, легко проверить.

Чувак точно крышетечный, на войне крыша получила повреждения, и теперь, как дождь, так и коротит. Как же Арину угораздило в такого вляпаться?

– Арина – моя женщина, понял? – зачем-то сказал он. – Никто не смеет надо мной насмехаться!

– Да как вы не поймете, что я на нее не претендую! И не претендовал, у меня и… женщины еще не было. Я ее знаю один день! Пожалуйста, не надо делать… то, чего нельзя исправить. Меня будут искать. Давайте мирно разойдемся и обо всем забудем?

– Может, ты знаешь, к кому она ушла? – сменил гнев на милость Шапошников и кивнул хрипатому: – Освободи его.

Соглядатай перерезал веревки. Я потер синие запястья. Прощать Шапошникова по меньшей мере преступно, если он такое себе один раз позволил, позволит и в третий, и в четвертый. Прибьет Арину, дуру малолетнюю, которая связалась с психом. Может, она сейчас лежит связанная в каком-то подвале, с кляпом во рту.

Злоупотребление служебными полномочиями налицо плюс несоответствие занимаемой должности. И ладно бы в участок привез и стал допрашивать – так ведь точно хотел пристрелить и закопать. Если бы не ответ Витаутовича – прощай, Александр Нерушимый, надежда советского футбола.

– Понимаю вас, – кивнул я, осторожно подбирая слова. – Но я и правда знаю ее один день. Она не откровенничала с малознакомым парнем, да еще при подруге… – Я смолк, чтобы он сам сделал выводы.

В голове крутилось: «Это знала Ева, это знал Адам: колеса любви едут прямо по нам». Намотало мужика знатно. Шапошников провел по лицу ладонями, потух и осунулся. Налил воды в пластиковый стаканчик себе и мне, свой осушил залпом.

– А ты футболист, значит, – проговорил он. – Скажи, есть у «Динамо» шанс выиграть на чемпионате СССР?

Вот тут я лукавить не стал.

– Нет. Потому что тренеры – дерьмо, никто не заинтересован в результате.

Он вздохнул и сделал вывод:

– Зато честно. – И протянул руку.

Жать руку свиномордому придурку, который сейчас хотел, чтобы я был ему благодарен за освобождение, не очень улыбалось, но я сделал это и проговорил:

– Буду очень признателен, если получу назад телефон и продукты. Очень есть хочется.

Шапошников, вернув мне «Енисей», злобно посмотрел на толстяка, который ел уже второй бутерброд с копченым мясом, – мужик едва не подавился и уши прижал.

Я сразу же полез читать сообщение от Витаутовича: «Да. Завтра ждем тебя в 11:00 в гостинице “Вымпел”. Номер 33».

Вот и хорошо. Долго ждать не придется.

С виноватым видом толстяк вытащил из-за дивана мою авоську. Я заглянул внутрь: так и есть, хлеб и масло начаты, мясо ополовинено. Кефир не разбился, и то хорошо.

Хрипатый извинился, снова надел мешок мне на голову и сопроводил наверх из подвала, усадил в машину на заднее сиденье.

Ехали мы минут пятнадцать. Все это время я думал, что Шапошников точно рехнулся. Он уверен, что я не стану писать заявление на него! Потому что я вообще благодарить его должен за то, что мне ничего не сломали. Вот же козел!

Высадили меня там же, откуда взяли, – возле магазина. Конечно же, без мешка на голове, но с авоськой, набитой продуктами. Подождав, пока машина уедет, я сразу же набрал Лизу. Она ожидаемо не ответила – видимо, была на лекциях, потому я отправил сообщение с пометкой «срочно»: «Арина в беде. Срочно напиши мне».

Ответ пришел, когда я был уже дома. Оказалось, Шапошников от лица Арины поссорился со всеми ее подругами, чтобы никто ее не искал, Лизе тоже написал гадостей. Она и поверила. Я рассказал ей, что со мной случилось, показал синие запястья и попросил позвонить Арине, узнать, жива ли она. Девушка на звонок не ответила, обозвала Лизу тупой овцой. Точнее, это написал тот, кто забрал ее телефон.

– Вот же урод старый, – проговорила Лиза. – Он же старше Аринкиной матери! Я ее родителям позвоню, чтобы всех на уши ставили, потом – деду, пусть разбирается. Только бы не случилось чего с этой дурой! Нашла кого на бабки разводить! А я ей говорила, что он больной на голову и так просто от нее не отстанет.

Вот и ответ на вопрос, а был ли папик. Впрочем, неважно. Главное, чтобы Арина была живая и относительно целая.

Лиза позвонила вечером, отчиталась: Шапошников взят под арест, ему предъявлено обвинение в похищении человека и злоупотреблении должностью, заложница освобождена. Она цела и невредима. Все это время девушка провела на съемной квартире под надзором подчиненного Шапошникова.

Ближе к ночи пришла Наташа и пригласила меня на торт с чаем. В комнате были Вадим, Мищенко, толстый Кот-Шрек, который на мне озолотился, и… Дарина. Внучатая племянница Вавилова, которую я отбил у грабителей. Девушка смотрела на меня коровьими глазами и не уставала благодарить и делать комплименты. На первый взгляд, обычная девчонка, нежная даже, но стоило вспомнить, как она грушу молотила, и впечатление рассеивалось.

Потом Вадик поделился горячей сплетней о том, как Шапошников, который, оказывается, местная знаменитость, похитил любовницу и силой ее удерживал, но сегодня его арестовали. Это большой скандал, дискредитирующий правоохранительные органы!

Подключилась Наташа, сказала, что поделом Арине, знает она эту сисяндру безотказную, а Вячеслава жалко, довела девка хорошего мужика, который ее на руках носил, подарками осыпал, в МГИМО устроил. Из семьи увела, а потом рога наставила и бросила – ну кто так делает? В общем, очень плохой человек Арина. И по голосу Наташи было слышно, что где-то перешла ей Арина дорогу. А может, это простая женская зависть к красивой и более успешной сопернице.

Имелись еще две важные новости: пока я отсутствовал, закрыли Кирилла Громового, который Шкет, – за связи с криминалитетом. Мой гнилой сосед Артурка, у которого рыльце в пушку, пошел свидетелем, они с Пушкиным принялись яростно оговаривать сержанта.

Ну и новость номер два: первого февраля Карасик был найден дома мертвым. Официальная версия – инфаркт. Неофициальная – зарвался товарищ, вот ему и помогли уйти.

– О то Шапошников и його люди допомоглы, – сказал Мищенко. – Теперь некому грязну работу робыть.

– Или Безопасность Родины, – предположила Дарина и перешла на шепот: – Говорят, они могут заставить сердце остановиться. И мысли умеют читать, к примеру, дознаватели. И внушать всякое.

Слушая ее, Шрек так проникся, что аж рот раскрыл и слюну пустил.

Комендант сидел чуть в стороне, смотрел на нас с хитрым прищуром и все больше слушал. Наконец не выдержал и махнул рукой:

– Шо ты кажешь! БР одаренными занимается, мелковата для них рыба карась. Но феномен одаренных цикавый, в мою молодость такого не было. А тут вдруг раз – и стало!

В общем, скучать мне не дали. Чокнувшись чашками за восходящую звезду футбола, мы разошлись. Я улегся в кровать и долго смотрел в потолок, пытался угадать, что ждет меня завтра в одиннадцать в гостинице «Вымпел». Ни до чего не додумался, только сон прогнал. Захотел поизучать футбольные команды СССР, но обнаружилось непрочитанное сообщение в чате «Балласта» – от Димидко! Неужели хорошие новости – и так быстро? Ай да Сан Саныч!

Новость была так себе: «Всем привет. В федерации футбола был послан. С завтрашнего дня начну обход директоров крупных предприятий. Буду убеждать их, расписывая, сколько привилегий дает собственная футбольная команда».

Я представил, каково ему, и почувствовал себя футбольным мячом, который все пинают. Как долго продлятся его попытки найти заинтересованное лицо? На сколько хватит запала? Нам надо тренироваться – он отлично это понимает. Без тренировок мы потеряем форму.

Микроб ответил, что все суки. Погосян советовал попытать счастья у фарцы – с ними можно быстрее договориться, государственный аппарат медлителен и неповоротлив. Игнат отписался, что в ЦСКА его послали в пешее эротическое путешествие. «Удачи всем нам», – пожелал я и отложил телефон.

Подумав немного, поставил его на семь – побегаю по снежку, нельзя прерывать тренировки. Потом попрошу вон Шрека бить по воротам, благо они есть неподалеку, а на снег падать будет мягче. Ну, или Мищенко – пусть вспомнит молодость! Заодно и песочком посыплет снег. Осталось только купить футбольный мяч.

Проснувшись за две минуты до будильника, я метнулся в душ и рванул на улицу, благо потеплело и было не минус пятнадцать, а всего лишь минус три. Дорожки посыпали реагентом, и я бежал, огибая школьников с портфелями, студентов, спешащих на работу взрослых. Дышалось легко и свободно, я не бежал, а летел, все-таки сборы здорово меня прокачали. Жаль будет потерять результат.

От нечего делать я проложил маршрут к гостинице, где назначена встреча, она располагалась недалеко от вокзала в старинном доме с деревянными ставнями.

Оббежал здание трижды, метнулся на вокзал. Час носился по городу, вернулся домой, переоделся, позавтракал. Было десять утра. Пора собираться и выдвигаться. Хотя, наверное, рановато.

Хуже нет, чем ждать и догонять. Оставшиеся полчаса я слонялся по комнате туда-сюда. Потом попытался читать про футбол – информация в голову не шла.

Мне предстоит встреча с самим Шуйским! Можно сказать, с действующим магом, который может поделиться со мной своим могуществом, если захочет.

Ровно в пол-одиннадцатого я вышел из комнаты. Перекинулся парой слов с Мищенко и отправился на встречу. Чего от меня надо Шуйскому? Неужели все-таки хочет, чтобы я представлял область на турнирах?

Когда я оказался в холле гостиницы, было без семи. Подошел к черноволосой девушке-азиатке на ресепшене, сказал, к кому мне и куда.

– Вас ожидают, – улыбнулась она. – Тридцать третий номер на третьем этаже, в правом крыле. Если желаете, можете воспользоваться лифтом.

Я зашагал по мраморным плитам к хромированному футуристическому лифту, где по черному стеклу двери текла бегущая строка. Роскошно здесь, в стиле римского особняка: белого мрамора плиты и стойка ресепшена. И девушка симпатичная.

На третьем этаже, стоя на зеленой ковровой дорожке, я поймал себя на том, что у меня мандраж, как перед экзаменом, к которому не готов.

«Успокойся! Что тебе какой-то Шуйский? Ты умер и с того света вернулся, с богиней разговаривал! Хвост пистолетом! Грудь колесом!»

Я постучал. Мне сразу же открыл Витаутович, жестом пригласил в двухкомнатный номер, где за деревянным лакированным столом сидел Шуйский – не тот, что был на беспредельных боях, а сам Аристарх Григорьевич, Первый секретарь Михайловского обкома КПСС.

– Здравствуйте! – Мгновенно преодолев ступор, я скинул ботинки, пересек комнату и потянулся для рукопожатия. – Очень рад знакомству со столь легендарной личностью.

Шуйский с готовностью сжал мою ладонь.

– Бросьте, Александр. Присаживайтесь, пожалуйста.

Витаутович бесцеремонно опустился на трон-стул рядом со мной, закинув ногу за ногу. Только сейчас я обратил внимание на стол, где был не коньяк, не виски и даже не вино, а березовый сок и початая коробка шоколадных конфет.

– Извините, что не получилось встретиться с вами вчера, ожидание так утомительно! Потому не буду начинать издалека. У меня к вам деловое предложение.

Подобравшись, я успокоил частящее сердце и заставил себя не отвести взгляд.

– Я смотрел турнир в честь дня рождения Павла Сергеевича… – продолжил Шуйский.

Так и есть. Будет предлагать заниматься боями без правил, выступать за область.

– Лев Витаутович посвятил меня в некоторые, так сказать, детали. И, несмотря на то что вы пережили, у вас второе призовое место! Это не просто достойный, это фантастический результат!

Я ощутил, будто невидимая рука гладит меня по голове, и волосы зашевелились. Бесплотные пальцы проникли под череп, коснулись мозга… Сосредоточившись, я вытолкнул чужака из своего разума, уверенный, что это Шуйский пытается навязать свое мнение.

Он сделал вид, что ничего не случилось, лишь дергающийся уголок глаза выдал, что ему мое сопротивление как минимум неприятно.

– Уверен, что под руководством Льва Витаутовича вы достигнете небывалых высот и станете легендой…

Шуйский улыбнулся и переглянулся с Тирликасом, который молча сидел, подперев голову рукой. Теперь они точно знают, что я одаренный. Каким будет следующий ход?