Текст книги "Убийство"

– Так ты хочешь, чтобы я поговорил с женой Янника?

Бирк-Ларсен сидел на жестком стуле и смотрел в пустоту перед собой.

– Тайс…

– Поговори.

Выборы строятся на идеях. А еще на стиле, кумирах и торговых марках. Вот почему Троэльс Хартманн этим вечером натянул кроссовки и прямо в деловом костюме направился в спортивный зал. Риэ Скоугор, как всегда, шагала рядом.

Баскетбол был молодым видом спорта. Хартманн был молодым кандидатом в мэры. Прекрасное сочетание для удачных фотографий, а также возможность обменяться рукопожатиями с будущими избирателями.

– Фредериксхольмская гимназия – образцовая, – говорила Скоугор. – На учителей нет никакого компромата. Я проверила все, что у нас есть, до последнего листка. Теперь можно передать дела Лунд. Мы чисты.

Запах пота, звук мяча, отскакивающего от дерева.

– Сейчас мы сделаем несколько снимков. Потом пообщаемся с ролевыми моделями и участниками программы интеграции. И так у нас будут охвачены молодость, спорт и сообщество. Три цели одним ударом.

Хартманн снял пиджак, выправил рубашку из брюк, закатал рукава.

– Когда гражданские служащие уходят домой с работы?

– Сосредоточься на игре. Эти люди очень важны для нас.

Они вошли в зал. По полю быстро и шумно двигались игроки всех оттенков кожи.

– Мортен заметил, что два каких-то чиновника засиживались допоздна. Зачем им это?

– Я не знаю!

– Он считает, что нам нужно остерегаться их.

– Мортену платят за то, чтобы он управлял твоей избирательной кампанией. А не за советы, взятые с потолка.

– Что, если у Бремера есть среди нас осведомители? И они сливают ему всю информацию? Мою почту, например? Или содержание моего ежедневника?

– Оставь эту проблему мне. Ты кандидат, публичное лицо. Остальное – мои заботы.

Хартманн не двигался с места.

– Я из кожи вон лезла, чтобы устроить тебе это мероприятие, – давила на него Скоугор. – Вся мало-мальски достойная пресса здесь. Сделай же над собой усилие, улыбнись!

Выход на поле. Крепкие рукопожатия. Обмен дружескими приветствиями. Хартманн поговорил с каждым из них, с китайцами и иранцами, сирийцами и иракцами. Все они теперь стали датчанами и работали на его программу интеграции. Неоплачиваемые добровольные лидеры программы, подающие пример для подражания своим сородичам на датской земле, получившие в проекте звание ролевых моделей.

Две команды готовы к бою; в одной оставлено место для него.

Хартманн завязал шнурки на кроссовках, посмотрел на противников и задорно крикнул:

– Ну берегитесь, сейчас мы вас размажем!

На десять драгоценных минут исчезло все, кроме игры. Он просто носился по полированным доскам пола, ловил и бросал мяч. Физическая активность, никаких мыслей, никаких стратегий, никаких планов. Даже вспышки фотокамер его не отвлекали. Городской совет, Либеральная партия, Поуль Бремер, Кирстен Эллер и даже Риэ Скоугор – он забыл обо всех.

Вне игры. Потом мяч пришел к нему. Хартманн разбежался, нырнул, подскочил, бросил. И проследил взглядом, как мяч описал в воздухе медленную дугу, опустился к корзине и – провалился в кольцо.

Рев вокруг него. Он поднял сжатый кулак в воздух – чистые эмоции, в голове ни единой рациональной мысли.

Заполыхали молнии фотовспышек. С улыбкой он приветствовал свою команду, не глядя обнял кого-то, кого-то хлопнул по плечу.

И вот объектив камеры поймал двоих, они счастливо улыбаются и приветственно жмут друг другу руки. Один из них, в синей рубашке, Хартманн, торжествующий победу, а второй – школьный учитель Рама.

«Она идет по коридору и находит нужный номер. Она собирается постучать. Ее одолевают сомнения: правильно ли она поступает. Следовало ли ей приходить? С ним все было по-другому. Совсем не так, как дома. Пропахший бензином гараж, где она играла в детстве; ее комната и все ее вещи. Слишком много вещей, потому что она не может выбросить ни одну из них. Кухня, где она провела несчетные часы с мамой, папой и двумя братишками, где они отмечали дни рождения, Рождество и Пасху. Дома она навсегда останется ребенком. Но здесь… в гостиничном коридоре… она – женщина. Она стучит в дверь. Он открывает».

Закинув ноги на стол в своем кабинете, Лунд читала сочинение Нанны. Вошел Майер, еле удерживая в руках контейнеры с едой.

– Вам же будет лучше, если там есть хот-дог и для меня.

– Нет. Кебаб.

– Что за кебаб?

Майер заморгал:

– Обычный кебаб. Мясной, Лунд.

Он поставил перед ней на стол белый пластиковый контейнер, рядом пару баночек с соусом.

– Ни имени, – сказала она, – ни описания. Просто таинственный мужчина, с которым она встречается в разных гостиницах.

Они откинули крышки с контейнеров.

– Все, что у нас есть, – продолжала она, – это пара сапог, старое сочинение и учительские сплетни.

– Это не сплетни. – Он раскрыл блокнот. – Я поговорил с ректором Кох. Рама, а точнее, Рахман аль-Кемаль действительно был замешан в некрасивой истории несколько лет назад. Одна из старшеклассниц заявила, что Рама щупал ее.

– Что дальше?

– Она забрала свои слова назад. Кох считает, что девчонка влюбилась в него и отомстила, как смогла, когда он не ответил ей взаимностью.

Лунд вылила весь соус на свой кебаб, откусила мясо. Майер наблюдал за ней в ужасе.

– Вы бы поосторожней с этим.

– Мой желудок в полном порядке. Если это был действительно он, зачем он тогда рассказал нам о сочинении?

– Потому что рано или поздно мы и сами бы о нем узнали. Давайте-ка поговорим с ним. Он сказал, будто был дома с женой. Это можно проверить.

Лунд перелистывала личные дела учителей.

– Этот инцидент должен быть упомянут…

– Разумеется, – согласился он.

Она снова и снова перекладывала папки.

– Не тратьте понапрасну время, Лунд. Его дела нам не передали. Люди Хартманна прислали досье на всех учителей. Кроме Кемаля.

Она обдумывала это.

– А мы ведь запрашивали все? – спросил Майер.

– Конечно все.

Лунд доела кебаб и накинула на плечи куртку:

– Ну?

Уже на подходе к дому Рамы в Эстербро она позвонила домой, ответил Марк. Шагая по булыжной мостовой, она поговорила с ним; Майер, идущий рядом, прислушивался и не скрывал этого.

Марк собирался к другу на день рождения. Лунд отдала короткие указания: после вечеринки сразу домой, в случае чего звонить ей.

– Завтра мы улетаем, – сказала она, – вечером. Я закажу билеты. – Она посмотрела на телефон. – Марк? Марк? – И бросила телефон в сумку.

– Сколько вашему парню? – спросил Майер.

– Двенадцать.

– Хотите совет?

– Не очень.

– Вы должны слушать его. В таком возрасте с мальчишками много чего происходит: девочки и все такое. У него в голове… – Майер говорил сейчас совсем не в своей обычной манере. – Это сложный этап. Ему нужно помочь. Прислушайтесь к тому, что он говорит.

Лунд шла вперед, стараясь не рассердиться.

– Он говорит, что я интересуюсь только трупами. Какой у него дом, номер четыре?

Они нашли нужный адрес, позвонили.

Дверь им открыла светловолосая женщина на большом сроке беременности, очень усталая, и впустила их в квартиру без возражений.

Рамы дома не было. Она сказала, что у него какое-то мероприятие в местном молодежном клубе.

– Вы работаете в той же гимназии, что и муж? – спросил Майер.

Это была хорошая современная квартира, только отделана всего лишь наполовину: голые стены, голые полы. Едва обжитая.

– Да. Но сейчас перешла на полставки. Ребенок…

Пока Майер задавал вопросы, Лунд бродила по комнате и все рассматривала. Такое разделение сложилось само собой, даже не пришлось ни о чем договариваться, и устраивало их обоих.

– Вы знали Нанну Бирк-Ларсен? – спросил он.

Малейшее колебание.

– Я не преподаю в ее классе.

Банки с краской, рулоны коврового покрытия в ожидании, когда их развернут. Никаких фотографий, ничего интимного, личного.

– Вы ходили на вечеринку в пятницу?

– Нет. Я быстро устаю.

Лунд не нашла ничего интересного, снова подошла к Майеру и жене Рамы.

– Значит, вы остались дома? – продолжал он.

– Да. То есть не совсем дома.

И замолчала, никак не поясняя свои слова.

Майер сделал глубокий вдох и сказал:

– Так вы были не дома?

– У нас есть небольшой коттедж за городом, возле Драгёра. Мы с мужем провели там все выходные.

Драгёр. Это рядом с Каструпом. До места, где была найдена Нанна, на машине ехать минут десять, от силы пятнадцать.

– Здесь мы не могли оставаться, у нас должны были циклевать полы, – добавила жена Рамы.

– Понятно, – кивнул Майер.

Когда Майеру становилось любопытно, его уши как будто увеличивались в размере. Во всяком случае, Лунд так казалось.

– Значит, вы оба были там?

– Рама зашел за мной в половине девятого, и мы уехали.

– Хочу убедиться, что правильно понял вас…

«Точно увеличиваются», – удивилась Лунд.

– …вы и ваш муж провели выходные в вашем загородном доме?

– Да. Почему вы спрашиваете?

– Просто собираем информацию. Мы надеялись узнать что-нибудь про вечеринку в гимназии.

– Извините, я ничего не знаю.

Лунд отошла к окну. Почувствовала что-то под ногой, посмотрела вниз. Рядом с нераспакованным рулоном коврового покрытия блеснула изогнутая петлей черная полоска.

Она нагнулась к полу, подняла. Пластиковый хомутик. В мозгу тут же вспыхнула картина: Нанна в багажнике машины, со стянутыми лодыжками и запястьями. Стянутыми чем-то вроде этого.

Майер говорил, что их используют садоводы, строители, да и просто в хозяйстве полезная вещь…

Лунд достала пакет для улик и сунула туда свою находку.

– Вы хотите еще раз поговорить с Рамой? – спросила женщина.

– Наверное, в другой раз, – сказал Майер, пряча блокнот в карман.

Лунд подошла к ним и спросила:

– Можно воспользоваться вашим туалетом?

– Да, туалет вон там. Я покажу вам…

– Не нужно, я сама.

– Это ваш первый ребенок? – спросил Майер.

– Да.

Лунд шла по коридору, краем уха прислушиваясь к беседе.

– Девочка.

Голос Майера зазвучал восторженно:

– Девочка! Это замечательно. И вы уже знаете. Вы хотели заранее узнать? Лично я предпочитаю сюрпризы…

Повсюду полиэтилен, прикрывающий материалы. Пустая вешалка с крючками. Картина.

– Могу поделиться опытом, если хотите, – бодро продолжал Майер. – Первые несколько месяцев… Не берите всю работу на себя, пусть он помогает…

Лунд услышала, как женщина рассмеялась:

– Вы не знаете моего мужа. Он будет помогать. Мне не придется просить…

Лунд беззвучно прокралась в спальню: одежда… фотографии… На одной молодой Рама с голой грудью улыбается среди группы пловцов, позади военная символика – должно быть, армейский бассейн. Симпатичный мужчина. Крепкий, мускулистый. Рядом календарь, школьное расписание…

Лунд заглянула в совмещенный санузел: новая раковина, новый унитаз, голые стены. Дальше виднелась еще одна комната, с надписью на двери: «Детская». Там было темно, только с улицы пробивался свет фонаря. Едва можно было разглядеть сложенные в углу вещи. Пока в детской были только игрушки для взрослых мужчин: воздушный змей, надувная лодка.

У окна пара высоких мужских ботинок. Она подняла их, осмотрела подошву, поскребла пальцем – засохшая грязь. Опять мысли о канале среди болот, о лесе. О том, что Драгёр совсем рядом.

На перевернутой пустой коробке она заметила бутылку. Белая этикетка, коричневое стекло. Лунд подержала ее в руке, запомнила марку.

Сердитый голос у нее за спиной произнес:

– Вы прошли туалет.

– Спасибо, – сказала Лунд, поставила бутылку на место и направилась прямо к выходу.

Пакет с пластиковым хомутом уже лежал в сумке. Вместе с Майером она вышла на улицу.

К Хартманну пришла ректор Кох. Они разговаривали в кабинете, Риэ Скоугор и Мортен слушали.

– Подозревают одного из наших учителей, – говорила директриса. – Скажите мне, что делать в такой ситуации!

– Что именно произошло? – спросил Хартманн.

– Мне только что звонили. Задавали вопросы. По-моему, они узнали…

– Что узнали? Мы договорились с полицией: сначала они должны говорить с нами.

– Кажется, им стало известно кое-что… – Она замялась. – Мне бы очень не хотелось навредить… В связи с этим несчастьем гимназия и так выглядит не лучшим образом. Может, отстранить этого учителя от работы?

– Полиция допрашивала кого-то?

– Еще нет, но их интересует конкретный учитель. Уже давно с ним произошел один неприятный инцидент.

– Что за инцидент? – спросила Скоугор. – Я проверила личные дела всех учителей. Там ничего не было.

– Все закончилось ничем. Не было доказательств… Но как же вы не видели? – настаивала Кох. – Я сама писала отчет. Все выдумки этой глупой девчонки. Учитель не виновен, я убеждена в этом. Полиция обратила на него внимание только потому, что он был классным руководителем Нанны.

– То есть дело только в этом давнем случае? – уточнил Хартманн.

– Никаких других причин быть не может!

Кох обвела взглядом Хартманна и его помощников.

– Я описала вам положение вещей. Свой долг я исполнила. Если полиция или газетчики снова придут в гимназию, вы обязаны…

– Не беспокойтесь об этом, – сказал Хартманн и взял ручку. – Назовите мне его имя. Я сам разберусь с полицией. Уверен, все уладится.

– Это Рама, так мы его зовем, а полное его имя Рахман аль-Кемаль.

Она стала произносить фамилию по буквам, но Хартманн перестал писать:

– Он учитель во Фредериксхольмской гимназии?

– Да, как я вам только что сказала.

– И полиция им интересуется?

Нетерпеливый вздох:

– Да. И поэтому я здесь.

Он посмотрел на Скоугор. Она нахмурилась, непонимающе качнула головой.

– Что-то не так? – спросила Кох.

– Нет. Я просто должен проверить… – Он взглянул на нее. – Вы не возражаете, если я попрошу вас на минуту нас оставить? Угощайтесь кофе, пожалуйста.

Он закрыл за ней дверь. Скоугор тоже встала с кресла.

– Что происходит? – спросил Мортен Вебер.

– Я только что пожимал руку участнику нашей программы интеграции, и его звали Рама, – сказал Хартманн. – Во время игры в клубе.

– Что?

Вебер яростно набросился на Скоугор:

– Он встречался с учителем из той гимназии? И ты об этом не знала?

– В списке учителей такого имени не было! Я проверила каждое дело. Если бы я заподозрила что-то неладное, то ни за что бы не пустила Троэльса на ту игру!

– Но он там был! И общался с тем учителем! – воскликнул Вебер.

– Я проверила каждое дело, Мортен!

Хартманн не вмешивался, не желая принимать чью-либо сторону.

– Кто подбирал для тебя личные дела? – спросил Вебер, пытаясь действовать конструктивно.

Скоугор еще кипела, но старалась сдерживаться.

– Один из сотрудников администрации.

Вебер вскинул в отчаянии руки:

– Ну я же говорил тебе!

– Он принес мне папки. Я все проверила. Что еще я должна была сделать? Что?..

Вебер вскочил, заметался по кабинету с воплями:

– Ты должна была сказать мне, Риэ! Могла бы спросить хоть раз. Вместо того чтобы идти напролом и делать все, что взбредет в твою маленькую скудоумную головку…

– Мортен, успокойся, – прервал его Хартманн.

– Успокоиться? Мне успокоиться? – Взбешенный Вебер с красным лицом махнул рукой в сторону двери. – Я двадцать лет проработал в этих коридорах. А потом явилась она, продавщица стирального порошка, провела здесь десять минут и решила, что все знает…

– Мортен! – резкий тон Хартманна заставил Вебера умолкнуть. – Хватит.

– Да, Троэльс. С меня хватит. – Вебер схватил портфель, покидал туда дрожащими руками свои бумаги. – Будем откровенны. Если твоей избирательной кампанией руководят из постели, то извини, это место не для меня…

Хартманн вихрем налетел на него, сжимая кулаки:

– Мне плевать, сколько лет мы работали вместе. Такого я не потерплю. Убирайся. Иди домой.

Вебер сделал именно это. Не произнося больше речей, не бросаясь обвинениями и оскорблениями, он взял портфель и ушел.

Риэ Скоугор молча стояла в стороне. Когда Вебер ушел, тихо сказала:

– Спасибо.

– Но я не прав. Надо было прислушиваться к нему, – сказал Хартманн. – Ты согласна?

– Согласна, – ответила Скоугор.

В машине по дороге из Эстербро Лунд сказала:

– Надо проверить его прошлое. Он не всегда был учителем. Узнайте, что за коттедж у них и что с алиби. – Она вытащила пакет для вещдоков. – Это отправьте в лабораторию. Еще у него есть бутылка с эфиром. Я тут записала марку. Уточните, совпадает ли этот эфир с тем, что обнаружили у девушки.

Майер был раздражен. Как ни странно.

– Почему же мы не стали ждать, когда он вернется домой, имея столько улик? Теперь у него будет время замести следы.

У нее зазвонил телефон. Хартманн уже был в списке ее контактов, она увидела, что это он. Сунула мобильник Майеру:

– Поговорите вы с ним. Это наш герой с плакатов. Наверное, опять чем-то недоволен.

– И он не единственный, Лунд. Во сколько ваш рейс завтра? Подбросить в аэропорт?

Время вечерней сказки. Пернилле читала, а мальчики лежали на кроватях в пижамах, укрытые мягкими одеялами по грудь. Когда она закрыла книжку, Антон спросил:

– А Нанна сейчас в гробу?

Пернилле кивнула, попыталась улыбнуться.

– Она теперь станет ангелом?

После долгого молчания:

– Да.

Их ясные глазенки смотрели на нее озадаченно.

– Завтра мы попрощаемся с Нанной. Потом…

– В школе ребята говорят, что ее…

Ноги Антона заерзали под одеялом.

– Что?

– Что ее убили…

Эмиль добавил:

– И что был какой-то человек, который делал с ней что-то нехорошее.

– Кто это говорит?

– Ребята из нашего класса.

Она взяла их за руки, нежно сжала маленькие пальчики, заглянула в пытливые глаза. А что им сказать, так и не смогла придумать.

Через пять минут она оставила их, притихших и сонных. В конторе чем-то гремел Тайс, она спустилась к нему.

Весь склад был заставлен мебелью, взятыми напрокат столами и стульями. Он разбирал их, переносил, беря в одну руку столько, сколько другой мужчина не унес бы и в двух.

– Мальчики ждали тебя, хотели пожелать спокойной ночи.

Он взвалил на себя стол:

– Нужно закончить с этим.

– В школе им говорят разное.

Тайс не отвечал. Пернилле сжала рукой горло:

– Я сказала, что это было чудовище из сказки.

Тайс перенес еще один стол, потом взялся за складные стулья.

– Тайс, я не уверена, что нам стоит вести мальчиков на похороны. Мне кажется…

Он не слушал, не смотрел на нее.

– Они, конечно, должны попрощаться, я знаю. Но там будет столько народу…

Коробка с одноразовой посудой, вторая… Он утер потный лоб…

– Я не знаю, как мы с тобой…

Он переставил справа налево стол, который минуту назад передвинул слева направо.

– Ты не мог бы прекратить это делать?

Он опустил стол, выпрямился, молча глядя на нее.

В кармане рубашки в синюю клетку звякнул телефон. Бирк-Ларсен отвернулся, принимая звонок.

– Завтра я смогу узнать больше, – сказал в трубку Вагн Скербек. – Сегодня от жены Янника не было никаких новостей.

– Хорошо.

– Я нужен тебе сегодня вечером?

– Нет. До завтра.

Когда он дал отбой и огляделся, в гараже было пусто. Он еще успел заметить, как по верхним ступеням лестницы в квартиру поднимается Пернилле. Затем вернулся к стульям и столам.

Марк был оживлен. Как будто перед ним замаячила надежда.

– Значит, мы не едем…

– Мы едем, – стояла на своем Лунд. – Бенгт запланировал на завтра вечеринку в честь новоселья.

Ее мать гладила. Сама Лунд собирала вещи, втискивала их в раскрытый чемодан, давила, сжимала, готовая сесть на них сверху, если будет нужно.

– А что, если…

– Марк! Не может быть никаких «если»! Завтра мы уезжаем. И бабушка поедет с нами на несколько дней. И никаких «если»!

Зазвонил телефон. Бенгт, встревоженный.

– У нас все прекрасно, – сказала ему Лунд. – Все под контролем. Завтра вечером увидимся. Мы уже почти закончили сборы… – Она прикрыла динамик телефона рукой, шепотом велела Марку: – Складывай свои вещи!

Потом ее отвлек звонок в дверь. Вибеке пошла открывать. Лунд повернулась посмотреть, кто там. В прихожей стоял Троэльс Хартманн в черном пальто и выглядел как политик с головы до ног.

Бенгт произнес что-то, она не расслышала.

– Конечно же я слушаю, – сказала Лунд.

Она ушла с телефоном в другую комнату и оттуда наблюдала за тем, как Вибеке и Хартманн складывают только что выглаженную скатерть для нового дома в Швеции.

Новая жизнь.

– Бенгт, – сказала Лунд, – извини, мне нужно идти.

Когда она вошла, Вибеке спрашивала Хартманна:

– Так вы следователь?

– Нет, – сказал Хартманн, держа уголок длинной белой скатерти.

– Вы ни разу в жизни не складывали скатерть, – заявила Вибеке, качая головой. – Это сразу видно. Смотрите…

– Мама, я думаю, у Троэльса Хартманна нет на это времени.

Вибеке от удивления открыла рот:

– Хартманн? – Она оглядела его сверху вниз. – На портретах вы совсем другой.

В кухне, куда они ушли, чтобы поговорить, он разочарованно воскликнул:

– Вы обещали держать меня в курсе!

– Я не давала таких обещаний.

Она положила на тарелку кусок хлеба, намазала его маслом, положила сверху сыр и с аппетитом стала жевать бутерброд.

– Сейчас ваши подозрения пали на одного из учителей. Почему я узнаю об этом последним и узнаю не от вас?

С полным ртом она спросила его:

– Почему вы скрыли от нас личное дело Кемаля? Где сотрудничество и содействие?

Он без слов замотал головой.

– Мы просили информацию обо всех учителях, Хартманн. Почему это не было сделано?

– Я в первый раз об этом слышу, поверьте!

– Как так могло получиться? Вы же там босс, правильно?

Она закончила ужин, поставила тарелку в раковину, включила воду.

– Да, понимаю, некрасивая ситуация. Что вы хотите от меня?

Приподняв бровь, она посмотрела на него, потом взялась за полотенце, чтобы вытереть посуду.

– Сотрудничества.

– Я стараюсь! Я понятия не имею, почему вы не получили то дело. – Потом, уже тише: – Не знаю, но у нас что-то происходит. В моем штабе что-то… или кто-то…

Лунд стало интересно:

– Да?

– Никаких точных данных у меня нет, – признал Хартманн. – Но кто-то шпионит за нами, подглядывает. Да, это выборы. И мы готовы к тому, что полетит грязь, но… – Он посмотрел на нее внимательно. – Если кто-то проник в нашу компьютерную систему, это же преступление.

– Если…

– Я подозреваю что-то в этом роде. Вы могли бы заняться…

– Я занимаюсь делами об убийстве, – перебила его Лунд. – И сейчас я пытаюсь узнать, кто изнасиловал и убил молодую девушку. Офисные проблемы – не мой профиль. И мне нужно личное дело учителя по фамилии Кемаль.

– Ладно. – Он был зол. И в отчаянии. – Я раздобуду его для вас. Должен же быть дубликат. Где-то.

– Чем он вам так важен, этот Кемаль? – спросила она.

– Он – одна из ролевых моделей в нашей программе интеграции. Помогает молодым иммигрантам, которые попали в беду. У нас есть партийные архивы, там вся эта информация хранится. Он…

– Значит, если преступник он, ваша репутация пострадает. В этом все дело?

Хартманн посмотрел на нее с неприязнью.

– Если он это сделал, то ваше избрание под вопросом. – Она взяла с блюда яблоко, передумала, вскрыла упаковку с чипсами. – Вы потеряете голоса.

– Вы невысокого мнения обо мне, как я посмотрю.

Лунд протянула ему чипсы.

– Если он убийца, то говорить не о чем, – сказал Хартманн. – Никто в моем штабе не будет стоять у вас на пути. Я просто хочу знать.

– И это все?

Лицо Хартманна немного разгладилось.

– Да, больше мне ничего от вас не надо. Ваша очередь.

Она засмеялась:

– Это что, игра? Мне нечего вам сказать. Кемаль – одна из линий расследования. Есть ряд вопросов, на которые мы ищем ответы. Где он был…

– Ладно. Я распоряжусь, чтобы его отстранили от работы.

– Вы не можете этого сделать. У нас нет достаточных оснований для его ареста.

Лунд достала из холодильника бутылку молока, открыла, понюхала, налила себе стакан.

– Его рано отстранять, – повторила Лунд. – Я знаю, вы хотите услышать от меня «да» или «нет». Но я еще не знаю.

– Когда?

Лунд пожала плечами:

– Завтра я передаю дело своему коллеге.

– Ему можно доверять?

– В отличие от меня?

– В отличие от вас.

Она подняла стакан молока, словно говорила тост:

– Ему можно доверять. И он вам очень понравится.

Одиннадцать вечера. В кабинете Хартманна в голубом сиянии гостиничной вывески его ждала Риэ Скоугор. Ей хватило одного взгляда.

– Все так плохо?

Он швырнул пальто на стол:

– Точно не знаю. Лунд не говорит ничего конкретного. Возможно, они считают, что это он. Она просто не хочет говорить.

Скоугор посмотрела на экран своего ноутбука:

– Фотографии, которые были сделаны в клубе, уже пошли в печать. Я не могу это остановить. Но никто же не знает, что учителя подозревают, как и ты не знал, когда пожимал ему руку.

– Кто спрятал его личное дело?

– Еще выясняю.

Она бросила на стол пачку пилотных рекламных плакатов: смуглые лица рядом с белокожими, улыбаются, все вместе.

– В следующем раунде кампании мы планировали сделать акцент на интеграции. Мы уже много говорили о нашей программе и о ролевых моделях. Придется все изменить, мы выберем другую тему, перестанем использовать эти термины. И будем продвигать остальные аспекты кампании, когда все стихнет.

– Завтрашние дебаты…

– Я отменю их. А иначе это будет шикарный подарок Бремеру. Сейчас сделаю пару звонков.

Скоугор отошла к своему столу, сняла трубку.

– Нет. – Хартманн смотрел на нее. Она продолжала набирать номер. Он приблизился, положил трубку на рычаг. – Я сказал «нет». Дебаты состоятся.

– Троэльс…

– Это всего лишь один человек. И пока он только подозреваемый, ему еще даже не предъявили обвинение. Даже если он в самом деле преступник, это ничего не говорит о других ролевых моделях нашей программы. Они столько трудились, столько всего сделали. Я не позволю, чтобы их оклеветали.

– Прекрасные слова! – крикнула она в ответ. – Надеюсь, они помогут тебе, когда мы проиграем.

– Это не слова, это мои убеждения. Я должен делать то, во что верю…

– Мы должны победить, Троэльс. А иначе кому какое дело, во что ты веришь.

Он был в бешенстве. И жалел, что не выплеснул хотя бы часть эмоций на Лунд, пока та наблюдала за ним огромными сияющими глазами, жуя бутерброд и прихлебывая молоко.

– Мы в долгу перед ними. Они днями и ночами возятся с этими подростками, решают проблемы, душу вкладывают. Работают так, как тебе и не снилось. И мне тоже. – Он отыскал на столе подшивку, бросил ей. – Наша программа эффективна! У нас есть статистика. Есть доказательства.

– Пресса… – начала она.

– К черту всю эту прессу!

– Они растопчут нас, если это сделал он! – Она встала, подошла к нему, обняла. – Они уничтожат тебя. Как уничтожили твоего отца. Это политика, Троэльс. Оставь красивые слова для речей. Если мне придется залезть в грязь, чтобы посадить тебя в кресло мэра, я залезу в грязь. Это моя работа, за которую ты мне платишь.

Хартманн отвернулся, посмотрел за окно, в ночь.

Ее рука коснулась его волос.

– Поедем ко мне, Троэльс. Там мы обо всем поговорим.

Краткое молчание повисло между ними. Миг нерешительности, миг сомнения.

Потом Хартманн поцеловал ее в лоб:

– Тут не о чем говорить. Мы будем действовать, как запланировали. Все как решили: плакаты, дебаты, программа интеграции, ролевые модели. Ничего не меняем.

Ее глаза были закрыты, пальцы сжимали бледные виски.

– Тот чиновник, что принес тебе личные дела учителей… – произнес Хартманн, собираясь уходить.

– Да?

– Найди окно в моем расписании. Завтра. Хочу поговорить с ним.