Текст книги "Светлое Средневековье. Новый взгляд на историю Европы V–XIV вв."

К тому времени последователи ислама жили не только на территориях вдоль Атлантического побережья, но и в Тибете, в западном Китае; они также проникли в великие степи Центральной Азии, обращая местных жителей в свою веру. И повсюду религия постепенно приспосабливалась к новым реалиям, менялась и обретала яркое многообразие форм. Мы уже упоминали о многочисленных видах христианства. Об исламе тоже нужно говорить во множественном числе. Истории этих «многочисленных исламов» – это истории разных народов, которые жили при исламских правителях.

Все авраамические религиозные традиции уходят корнями в юго-западную Азию, временами сосредоточиваясь вокруг Иерусалима. Центры власти при этом разбросаны по трем континентам. С VIII века по XXI, особенно в Средние века, не было момента, когда в Европе не жило было бы большое количество мусульман. Не было такого времени, чтобы идеи, народы и материальные ценности не перетекали бы с востока на запад и с запада на восток. Мир раннего Средневековья – это народы, которые проходили через многочисленные порты, называли своим домом многие места, следовали за разными правителями, но поклонялись одному Богу, – расходясь, впрочем, во мнениях, как это нужно делать и почему. Наследие древности путешествовало через века и моря, но в VI и VII веках всегда возвращалось в Рим.

Глава 4. Золотая курица и стены Рима

По свидетельству историка-епископа Григория Турского (ум. 594), в 589 году в Риме Тибр вышел из берегов. Вода залила зернохранилища и уничтожила старинные здания. Затем на равнине появились змеи. Они проплыли через город к морю, где их поглотили волны. Но эти змеи принесли с собой чуму (вероятнее всего, вызванную бактерией Yersinia pestis), которая, как сетовал Григорий, опустошила город и забрала правителя. Григорий оплакивал вовсе не императора, римского полководца или византийского экзарха – он оплакивал потерю римского епископа.

Еще нескоро мы будем говорить о великом и ужасном средневековом папстве, о человеке, который правил строго иерархической Церковью. Этот период наступит примерно через шестьсот лет. Но сейчас, в конце VI века, епископ Рима уже играл свою роль. Рим 600 года все еще служил важным узлом пусть ослабленной, но все еще активной сети, по которой из Восточного Средиземноморья в Европу курсировали люди, товары и идеи. Пока короли, королевы и духовенство обменивались словами и золотыми сакральными предметами в поисках власти, безопасности и влияния, возникали новые государства и появлялись новые формы христианства. Конфликтов между ними было множество, но также можно было наблюдать примеры сотрудничества и взаимных уступок.

В период поздней Античности, после обращения Константина в христианство в начале IV века, епископы, тесно сотрудничая с римскими правителями и на Западе, и на Востоке, выступали в роли имперских администраторов и духовных пастырей. Так было и в Риме даже после того, как императоры переехали в Равенну и Константинополь. Епископ Рима всегда занимал особое положение – его власть восходила к апостолу Петру, который пришел в Рим и был убит здесь. Конечно, положение осложнялось тем, что религиозные центры во главе с влиятельными епископами были по всей империи: в Константинополе, в Антиохии, где Петр впервые обрел дом, в Александрии с ее богатейшим интеллектуальным наследием и, конечно, в самом Иерусалиме. Но Рим – это все-таки Рим.

Поэтому, когда епископ Пелагий II умер от чумы в 589 году, город обратился к человеку по имени Григорий (позже ставшему известным как Григорий I Великий, 590–604). Он происходил из старинной сенаторской семьи, какое-то время был монахом, затем послом римского епископа в Константинополе, затем вернулся в монастырь, а в 590 году был избран епископом. Все сошлись на том, что чума была Божьим наказанием за грехи римлян, и поэтому сразу после вступления в новую должность Григорий возглавил покаянную процессию по городским улицам. Освещенная факелами, толпа истово молилась, а некоторые участники шествия падали мертвыми. В конце шествия Григорий посмотрел на небо и узрел архангела Михаила, парящего в вышине с пылающим мечом. Но когда процессия приблизилась, Михаил вложил свой меч в ножны и исчез. Народное покаяние под предводительством нового духовного лидера сработало: считается, что вскоре после этого чума прекратилась.

Как все обстояло на самом деле, мы не знаем, но тот факт, что чума коренным образом изменила мир VI века, оспорить нельзя. Юстинианова чума, разразившаяся в начале 540-х годов, помешала римскому завоеванию Италии гораздо больше, чем вступление в должность нового епископа Рима. Византия снова начала уменьшаться; численность населения падала, к тому же возобновились внешние угрозы на востоке – сначала со стороны Персии, а затем других стран.

На западе вновь активизировались вестготы: они основали королевство в Иберии, которое просуществовало до начала VIII века. Остготы после поражения, которое им нанес Велисарий, перестали играть в регионе заметную роль, а позже были вытеснены лангобардами, основавшими собственное королевство в Северной Италии. Рим стал захолустьем для византийцев – они теперь сосредоточились на севере итальянского полуострова, развернув флот в Адриатике для защиты Равенны.

Неясно, какую религию исповедовали лангобарды в 600 году: достоверных данных в источниках нет. По-видимому, сначала они были политеистами, а со временем приняли христианство. Другие германские племена поступили так же, постепенно приняв христианство в период между 300 и 600 годами. Но процесс обращения в новую веру был сложным, особенно потому, что в то время существовало несколько христианств.

Это важно. Мы склонны думать о древнем христианстве как о чем-то монолитном, а на самом деле это далеко от истины. Историки с полным правом говорят о существовании множества христианств на римском Востоке и Западе. Многие богословские споры вращались вокруг определения природы Иисуса – соотношения в нем божественного и человеческого. Среди самых продолжительных были арианские споры (названные в честь священника из Александрии по имени Арий). Ортодоксы полагали, что Иисус был в равной степени человеком и богом, ариане утверждали, что Иисус был сотворен Богом Отцом и поэтому не был равным участником Божественной Троицы. Эта концепция была популярна в Средиземноморском регионе. Вестготы и вандалы пришли на римскую территорию как многобожники, приняли арианство и стали придерживаться его. Лангобарды же перешли от многобожия к ортодоксальному христианству. Германцы, придерживающиеся арианства, конфликтовали с коренными римлянами – сторонниками ортодоксальных взглядов.

Трения между разными ветвями христианства, возможно, носили исключительно доктринальный характер. Но не стоит сбрасывать со счетов политику. Обращение в веру нередко определялось соображениями общины и семьи, союзами и соглашениями, в чем мы еще неоднократно убедимся. Арианское христианство позволило германцам стать частью более широкого христианского мира. Они получили возможность заключать смешанные браки с представителями других элит, сохраняя при этом свободу от доктринального надзора со стороны ортодоксальных императоров, патриархов и епископов. Ортодоксия тоже имела веские преимущества: она предоставляла новообращенным доступ ко всем существующим властным структурам, а также обеспечивала интеллектуальный вес, позволяющий претендовать на «традицию».

Это очень важно в случае с лангобардами. Остготы были арианами, и в начале VI века их сокрушили ортодоксальные римляне (византийцы). Лангобарды, выступив в поход, одержали полную победу, но им нужно было как-то оправдать свои завоевания, узаконить свою власть. Они сделали ставку отчасти на религию, отчасти на попытки заключить союз с Римом, со старым городом и его епископами.

Лангобарды угрожали Риму, но так и не разграбили его. В 592 году и затем в 593 году они прошли через центр Италии, грабя, порабощая и убивая, и даже привели свои войска к стенам города. Они предъявили пленных итальянцев защитникам города, демонстрируя римлянам, что произойдет, если те не сдадутся. Но окончательной атаки так и не последовало. Епископ Рима Григорий сумел заключить мир с лангобардами, и те пощадили город. Григорий сделал это вопреки всем возражениям императора, находящегося в далеком Константинополе. Император считал лангобардов угрозой византийской власти в регионе.

Проблема заключалась в том, что помощи от Византии, кажется, было не дождаться. Григорий, больше заботясь о своем городе, чем о притязаниях Константинополя, действовал самостоятельно. Он сумел добиться прочного мира с лангобардами, во многом потому, что нашел союзника в лице их королевы.

У Григория не было ни армии, ни богатства, ни возможности управлять церковью за пределами своей прямой сферы влияния, но он умел писать письма. Он пытался расширить свое влияние с помощью этого занятия. Он с радостью делился своими идеями с каждым, кто проявлял хоть какой-то интерес (а иногда и с теми, кто не проявлял интереса). Письма раскрывают нам мысли этого нестандартного человека и показывают, как в эпоху раннего Средневековья распространялись идеи. Эти письма были еще и риторическими упражнениями. Их задача была – убедить людей или хотя бы интеллектуально расширить влияние старого Рима. Например, Григорий послал «Пастырское правило» (своеобразное руководство, рассказывающее, как быть хорошим священником) на имя епископа Равенны. Также он отправил копии этого документа в Севилью и Константинополь. В этом руководстве подчеркивается, что задача пастыря – заботиться о пастве, а не о себе и своем мирском успехе, и что надлежащее образование должно готовить будущего священнослужителя к роли духовного лидера и учителя. Григорий явно говорил о себе, но этот труд повлиял и на других. «Пастырское правило» так впечатлило императора Маврикия в Константинополе, что он повелел перевести его на греческий.

В другой работе, «Диалогах», Григорий повествует о священной истории Италии. В начале он предстает как рассказчик, грустный и отягощенный мирскими делами, который решает уединиться, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Григорий признаётся, что он опечален, поскольку размышлял о жизни святых и понял, к чему стремится его душа. Затем Григорий рассказывает истории о благочестивой жизни и праведных деяниях священнослужителей, а также о святости и чудесах. Это истории о героях, которые вели образцовую духовную жизнь, но также умудрялись жить в миру. Книга была переведена на латинский и греческий и распространилась по всему Средиземноморью, а один список автор отправил на север – своей союзнице королеве лангобардов Теоделинде (ок. 570–628).

Теоделинда была дочерью баварского герцога и потомком древнего правителя Ломбардии. В 589 году она вышла замуж за короля лангобардов, который освободил от имперского контроля большую часть северного полуострова, оттеснив византийскую власть к побережью (хотя и перенял некоторые римские символы и методы управления). Но король умер всего через год после свадьбы. Теоделинда оказалась в сложном положении, но искусно маневрировала, противопоставляя себя нескольким конкурентам, чтобы получить возможность выбрать следующего мужа, будущего короля. Она выбрала Агилульфа, герцога Сполето, не прекращая переписываться с Григорием в Риме. Когда в 616 году Агилульф умер, Теоделинда вновь взяла власть в свои руки, став королевой-регентом при своем маленьком сыне Адалоальде.

Теоделинда привлекала союзников, чтобы сохранить трон за собой и своей семьей. Отчасти это было связано с религией. Не случайно Григорий нашел такого верного союзника в королеве лангобардов. Первые три короля лангобардов, которых мы с уверенностью можем назвать христианами, так или иначе связаны с Теоделиндой.

Королевы в ту пору часто становились успешным инструментом по обращению в христианство. Но не стоит считать такой подход циничным. В Светлые века политика была религией, а религия была политикой. Согласно историку VIII века Павлу Диакону, Теоделинда строила и финансировала церкви, в числе которых – собор святого Иоанна Крестителя в городе Монце (к северу от Милана). Этот собор стоит по сей день, хотя над ним поработали более поздние мастера.

В сокровищнице собора в Монце до сих пор хранятся предметы, связанные с Теоделиндой: вотивный крест, возможно заказанный королевой для своего сына; золотая наседка с цыплятами, которую, вероятно, Григорий послал ей, намекая на ее роль в семье и Церкви, а также маленькие металлические сосуды (ampullae) с землей из Иерусалима и Рима. Крест в сочетании с фигуркой курицы-наседки служит метафорой ее правления. Если папа Григорий действительно послал Теоделинде статуэтку курицы, значит, он признавал – и даже поддерживал – ее власть как самостоятельного лидера, присматривающего за своей «паствой». К тому же были еще и сосуды с землей. Эти контактные реликвии – предметы, которые соприкасались со святыми или самим Иисусом и, таким образом, вобрали в себя часть их святости, – обеспечивали мистическую связь между Лангобардским королевством и более широким христианским миром. Религия и политика неразделимы: земля была не только из святого города Иерусалима, но еще и из Рима. В мире 600 года н. э. в памяти все еще сохраняется слава империи. Теоделинда короновала сына не в церкви, как можно было бы ожидать от христианского монарха, а в римском цирке в Милане. Позже сын Теоделинды сошел с ума, началась гражданская война. Правление сына длилось только до тех пор, пока была жива мать; она умерла в 628-м, в том же году он был убит.

Но Теоделинда сыграла свою роль. Ортодоксальное богословие одержало верх над арианством и закрепилось в Западной Европе благодаря таким священнослужителям, как Григорий, и таким женщинам, как Теоделинда. Ортодоксальные дворянки выходили замуж за представителей политеистических или неортодоксальных правящих домов, воспитывали детей в ортодоксальном ключе. Так вытеснялись другие формы христианства.

Раннесредневековые германские правители не были глупцами, по крайней мере те из них, кто прожил достаточно долго, чтобы влиять на ход истории. Создается впечатление, что вестготские правители Иберии придерживались арианства, чтобы правящий класс мог отделиться от населения к северу от Пиренеев. Другие же правители использовали общую веру, чтобы установить связь с покоренным населением. Способствовали этому и браки. Но следует помнить, что в большинстве случаев женщины-христианки вовсе не были пассивными пешками в политической игре.

У франков, например, процесс христианизации шел по тому же пути, что и у лангобардов, хотя история этого народа более древняя. В конце V века франки сражались под командованием римского полководца против гуннов Аттилы, пришедших на новые земли в результате массового переселения народов. Гунны распространялись по Азии, до тех пор пока армия тюркских всадников не начала наступать на Европу. Римляне и их союзники победили Аттилу, но затем в результате борьбы за власть в Равенне римский генерал Аэций был убит. Франки почувствовали связь с Римской империей, при этом сохранив самостоятельность. Они постепенно расширяли территорию и самоопределялись, превращаясь из назначенных Римом правителей в самостоятельных королей.

Согласно епископу и историку Григорию Турскому, франкский король Хлодвиг (в то время многобожник) женился на бургундской принцессе-христианке по имени Клотильда (в браке в 493–511 гг.). У них было двое детей, и королева крестила их, хотя Хлодвиг осудил христианского бога, когда первый сын умер после крещения. В сражении с другой группой германцев Хлодвиг воззвал к богу своей жены и пообещал обратиться в христианство, если победит. Он победил, враги бежали. Народ Хлодвига изъявил желание креститься. «И король, – писал Григорий, – попросил епископа крестить его первым. Новый Константин подошел к купели, чтобы очиститься от старой проказы и смыть свежей водой грязные пятна, унаследованные от прошлого». Причиной обращения короля и его народа в христианство является битва, но мы видим, что автор возвращается в Рим, чтобы обосновать выбор новой веры. То есть реальной движущей силой была Клотильда.

Впрочем, мы не можем полностью доверять Григорию Турскому. Жена, обращающая своего мужа в ортодоксальное христианство, к тому времени стала устоявшимся литературным тропом. Григорий к тому же не был пассивным беспристрастным наблюдателем. Были правители, которые ему нравились, и правители, которых он презирал. Например, он был близким другом королевы Радегунды из Пуатье. Когда муж Радегунды убил ее брата, она бежала в Пуатье, к югу от Тура. Королева стала монахиней, но поддерживала тесные контакты с Григорием и образованной элитой, в том числе общалась с поэтом и епископом Венанцием Фортунатом. Она так и не вернула себе трон, но в конце концов стала настоятельницей монастыря, названного в честь Животворящего Креста Господня – реликвии, подаренной ей византийским императором Юстином II.

Радегунда обрела власть другого рода, проистекающую из ее духовного, а не политического положения. Преисполненная благостью креста, хранившегося в ее доме, она, согласно агиографам, начала совершать чудеса исцеления. После смерти Радегунды монахини еще несколько лет отказывались признавать епископскую власть, отстаивая свою независимость и право на самоуправление и распространяя легенды о своей покойной настоятельнице, чтобы добиться этой цели. Григорий Турский также приводит эти истории. О том, как прозрела слепая девушка, как в присутствии священного дерева бесконечно лилось масло из лампады, а искра превратилась в луч света, обнаружив святость реликвии для всех и осветив это мгновение в Пуату VI века. Известна также история о том, как Радегунда прогнала опасную змею, змея превратилась в дракона Гранд-Гула, и верх над ним удалось взять силой святости. Бог действовал через Радегунду, чтобы победить чудовище.

Таким образом, источник силы Радегунды – не в мирском, а в духовном. Мы уже видели такое в случае с Даниилом-столпником и другими подвижниками. Аскетизм – отрицание тела и мирских удовольствий, включая еду, богатство и секс, – встречается во многих других религиях. Но в Восточном Средиземноморье люди обычно придерживались собственного пути служения. Подвижники оставались в миру, среди людей. Аскеты жили в уединении вне общин, выполняли священную работу, сражались с демонами (посредством молитвы, а иногда и в бойцовских поединках) от имени более широкого сообщества. Но римская провинция Галлия (примерно равная современной Франции) отличалась от римской Палестины, и VI век не был похож на IV. Идеи, путешествующие во времени, часто нуждаются в переводе, и римский запад нашел своего переводчика-аскета по имени Бенедикт Нурсийский.

Бенедикт жил в Италии примерно в 480–547 годах. Он основал несколько монастырей как раз в тот период, когда готы и греки воевали за полуостров. Бенедикта прославил «Устав» – тонкая книжица заповедей для монашеской общины. В документе Бенедикта упор был сделан на слиянии личности и коллектива, на перенятии аскетических практик монахов-одиночек восточного Средиземноморья и формировании на их основе единой корпоративной культуры. Ключевая идея – чтобы приблизиться к спасению, вовсе не обязательно бороться с демонами в одиночку. Монаху следует жить под бдительным наблюдением настоятеля вдали от соблазнов общества, посвящать все время ежедневному чтению описаний святой жизни, соблюдать правила приема пищи и облачения, предписание молчания, одновременно трудиться на земле и почитать Бога. Основное внимание в «Уставе» уделялось дисциплине, созданию schola. Современное слово «школа» восходит к этому термину, но первоначально это слово обозначало специально обученное военное подразделение в составе римского легиона.

Бенедикт пытался обучить людей вести духовную войну против козней дьявола. В «Жизни Бенедикта» Григория Великого главный герой так и поступает: побеждает искушения дьявола, наказывает свое тело, бросаясь в терновый куст, чтобы отогнать похоть. Монахи, подобные Бенедикту, и его последователи укрепляли тело, чтобы молиться о мире и изгонять демонов, которые ведут людей ко греху, раздорам и насилию. Иногда эти демоны являли себя на земле, как было в случае с Радегундой, но чаще всего это была метафорическая битва за праведную жизнь.

Когда Григорий Великий рассказывал о жизни святого Бенедикта во второй книге своих «Диалогов», он описывал не только чудеса. Да, речь шла об изгнании бесов, об исцелении и встрече монаха с драконом в наказание за неуважение к правилам монастыря (монах обещал исправиться). Но в этой книге описывались и сложности управления монастырем. Например, когда монахи тайком выходят поесть с женщинами, молодой послушник отказывается от обетов и возвращается к родителям (история кончилась плохо: он умер, а земля отторгла его тело, когда родители пытались его похоронить), а светские власти постоянно оказывают на монастырь давление. В своих рассказах о святых Григорий не только пропагандировал монашество, основанное на идеях Бенедикта, но и говорил о том, какую вдохновляющую роль должно играть христианство. Духовное и материальное всегда существуют в переплетении, и их невозможно разделить.

Рим эпохи Григория уже не был главным городом огромной империи, но еще не превратился и в новый независимый политический и религиозный центр. Важно здесь другое. Жизнь и труды Григория свидетельствуют о том, что на протяжении веков в средиземноморском регионе между разными территориями существовали постоянные интеллектуальные и политические связи. К моменту смерти Григория в 604 году его мир включал в себя Малую Азию, Северную Африку, Францию и даже дальние северные регионы – Британию. Сокровищница Теоделинды в Монце свидетельствовала о том, что ее мир – мир дочери баварского герцога и жены короля лангобардов – простирался до Рейна и дальше, через Рейн, за море, до Иерусалима. Радегунда жила в Западной Франции, но получала письма из Константинополя и реликвии из Иерусалима. Мы видим, как религия и политика сливаются воедино.

В 597 году Григорий написал письмо аббату по имени Меллит, который отправлялся в Британию, и рекомендовал обратить народы, населявшие этот остров, в христианство. По словам Григория, миссия заключалась в искоренении идолов и прекращении «поклонения демонам». Однако Григорий писал также, что миссионеры не должны разрушать храмы многобожников. Вместо этого их следует очистить святой водой и позволить людям совершать свои религиозные ритуалы – и «через внешние радости им легче будет прийти к радостям внутренним». Смысл не в том, чтобы наказывать, а в том, чтобы учить. Суть миссии заключалась в том, чтобы с помощью христианства вернуть потерянную провинцию назад, на орбиту вечного Рима. Но народы Британии, конечно, могли бы рассказать совсем другую историю.