Текст книги "Светлое Средневековье. Новый взгляд на историю Европы V–XIV вв."

Глава 5. Солнечный свет на северном поле

Как сообщал в начале VIII века монах Беда, Меллит был не первым, с кем Григорий поделился своими планами направить миссионеров в Британию. Считается, что однажды (еще в конце VI века) Григорий шел по улицам Рима и случайно забрел на рынок, заполненный купцами из дальних стран. Его внимание привлекла одна лавка. Там торговали рабами – в основном мальчиками, которых везли на юг через весь континент, чтобы выставить на продажу в Италии. Сам факт присутствия на римских рынках работорговцев не шокировал (рабство было пережитком древности и сохранялось на протяжении всего Средневековья), но Григорий был потрясен, услышав, что они не христиане. Он решил послать миссионеров в Британию, чтобы обратить этих людей в христианство.

Эту апокрифическую историю вряд ли можно считать правдивой. Автор-монах писал о далеком прошлом, стремясь связать Британию с Римом и таким образом оправдать присутствие христианства на своей земле. Подробности со временем стерлись, история получила романтический флер и стала использоваться в качестве аргумента в концепции превосходства белых людей. Это история о забытой земле, колонизированной римскими христианами и при этом, как ни парадоксально, вечно независимой. Население острова – это белая, этнически однородная группа германских язычников, которые только и ждут триумфа христианства, чтобы положить начало Британской империи. Такая интерпретация фактов служила интересам средневековых империй, помогала рассказчикам продвигать себя и оправдывать порабощение других народов.

Есть и другие истории, которые помогут нам лучше понять эту эпоху и регион, – истории более честные. Что, если в начале разговора о Британии мы обратимся к путешественникам, которых на этих землях приветствовали местные жители, а не навязывала континентальная Европа?

Архиепископ Феодор Кентерберийский (ум. в 690 г.), родившийся в городе Тарсе, на юге центральной части современной Турции, прибыл на остров в 669 году. Вскоре к нему присоединился Адриан (ум. в 709 г.), которого описывали как «человека из народа Африки». Адриан стал настоятелем монастыря в Кентербери. Вместе они основали школу, где преподавались греческий и латынь, а древние учения сочетались с местными знаниями. Успех был невероятный. Студенты стекались в Кентербери со всей страны, чтобы впоследствии занять важные посты в различных королевствах на островах. Один из самых известных учеников Адриана, Альдхельм, называл себя «последователем» североафриканца и сам позже стал аббатом и епископом, написал на латыни трактаты и стихи, а также издал сборник из ста загадок, которые в трудах следующих поколений оформились в отдельный жанр. Однако этим влияние не ограничивалось. Святые в раннем Средневековье чаще всего были из местных, и их почитание ограничивалось определенным регионом. Внезапное появление в религиозной практике Британии святых из таких далеких мест, как Малая Азия (современная Турция) и Персия, и их принятие свидетельствуют о том, сколь серьезное влияние на умы и души имели такие люди, как Феодор и Адриан.

Раннесредневековая Британия развивалась благодаря связям с другими странами. Уилтонский крест VII века, золотой кулон, инкрустированный гранатами и предназначенный для ношения на шее, имеет в центре византийскую золотую монету и, вероятно, датируется временем незадолго до прибытия Феодора и Адриана на острова. Это не исключение, а просто один из самых выдающихся предметов роскоши, созданный за тысячи миль от того места, где он впоследствии оказался. В захоронениях по всей Британии регулярно находят монеты и драгоценные камни VI и VII веков, византийские и сасанидские, персидские. Пряжки, найденные в знаменитом некрополе Саттон-Ху в Саффолке, Англия, украшены гранатами, скорее всего привезенными из Индии или Шри-Ланки. Вместе с товарами перемещались и люди. Изотопный анализ зубной эмали позволяет современным ученым определять, где родились давно умершие люди. В британских захоронениях от бронзового века обнаружено множество людей, которые появились на свет в Азии и Африке. Их число достигло максимума в римский период, но оно никогда не опускалось до нуля на протяжении всех Средних веков.

Сейчас ученые коренным образом переосмысливают историю раннесредневековой Британии, постепенно освобождая ее из плена националистских мифов и в конечном счете делая честнее. Проведя исследования в области искусства, гуманитарных и естественных наук, ученые раскрыли историю Британии и обнаружили, что остров никогда по-настоящему не был обособлен. В раннем Средневековье его заполняли люди по меньшей мере с трех континентов – мужчины, женщины и дети, которые, вероятно, говорили на разных языках. Например, Беда в свое время насчитал в Британии как минимум пять языков и, похоже, рассматривал многоязычие как вполне обычное явление. Люди привозили вещи и идеи из других стран, местные традиции сливались с новыми. Иногда земли, лежащие за тысячи миль, воспринимались так же, как и деревни по другую сторону холма. В Светлые века так было практически повсюду, однако воспринимать Британию как часть более крупного сообщества медиевисты стали лишь недавно.

Рассматривать Британию как место слияния культур позволяют и некоторые известные объекты и тексты, которые обычно использовались, чтобы обосновать обратное. Итак, давайте обратим наше внимание на отдаленный уголок королевства под названием Нортумбрия, где в VIII веке солнечный луч осветил поле и упал на гигантский каменный крест.

Рутвельский крест высотой 5,5 метра когда-то был выкрашен в яркие цвета и рассказывал жителям Британии о них самих – об их прошлом и будущем. Средневековые люди, которые мало чем отличались от наших современников, возводили памятники, чтобы поведать своей аудитории о прошлом. Рутвельский крест преследовал ту же цель. Он также повествовал о грядущем мире, о христианской Британии и в конечном счете о спасении для всех. На первый взгляд история, которую рассказывает этот крест, кажется простым и последовательным христианским нарративом, но здесь присутствует и нечто более сложное. Оформление этого предмета служит свидетельством того, что он создавался в многоязычном и гибком обществе. Задачей этого объекта было донести важное послание до максимального числа разных людей.

Одна из историй на кресте помещена так, чтобы ее читали по часовой стрелке – с запада на юг. Если читать снизу вверх, западная сторона начинается с бегства Марии в Египет, продолжается виньеткой из жизни святого Антония и святого Павла Фивейского (двух монахов-отшельников из восточного Средиземноморья), преломляющих хлеб в пустыне, и сменяется изображением Иисуса, демонстрирующего свою власть над зверями земными. Западная сторона завершается образом из Апокалипсиса: апостол Иоанн держит агнца. На восточной стороне изображено Благовещение, за которым следует чудо исцеления Иисусом слепого, затем Иисус с Марией Магдалиной и, наконец, Мария с Марфой. Все изображения окружены латинскими надписями.

Восточная сторона повествует о спасении, о чудесах для страждущих, о том, что даже Марию Магдалину ждет воскресение – она заслужила его, поскольку была предана Богу. Западная сторона предназначалась для монахов и рассказывала об аскетической жизни в пустыне, а также и о литургии, мессе, о символическом воссоздании евангельской истории, в центре которой – триумф Иисуса над этим миром. Надписи на латыни, окружающие размещенные здесь изображения, проясняли их значение на языке священников, присланных из Рима по настоянию Григория Великого. Но у креста есть еще две стороны, ведь священники никогда не были единственной аудиторией подобных монументов. История раннесредневековой Британии – это не только люди, которые приезжали из центра, не только латинская культура. Здесь звучали и другие наречия, образуя яркую полифонию.

На изначально северной и южной сторонах креста среди орнамента с изображением виноградных лоз и животных вырезан руническим шрифтом текст. По всей вероятности, это часть более длинного стихотворения на древнеанглийском языке. Текст повествует о распятии Иисуса на местном наречии. Это один из самых ранних образцов нелатинского текста, близкого к поэме XI века «Сон о распятии». Если двигаться по часовой стрелке, северная сторона начинается с рассказа от имени самого Креста: «Всемогущий Бог разделся, чтобы взобраться на столб… Я не осмелился поклониться. Я [вырастил] могущественного короля… Люди унижали нас двоих. Я был весь в крови». На южной стороне завершается сюжетная линия и рунической поэмы, и художественной программы, и еще раз приводятся слова Креста: «Христос был на кресте… Я безмерно скорбел. Я склонился, пораженный стрелами. Они положили его… посмотрели на Господа». Западная сторона завершается триумфом Иисуса над зверями и апокалиптическим видением, а на северной стороне Иисус восходит на крест и являет свою человеческую природу, истекая кровью. На восточной стороне рассказывается о Его человеколюбии, рождении, об исцелении и спасении грешников, а на южной стороне мы видим историю самого креста, который оплакивает смерть Иисуса вместе со всем человечеством.

Рутвельский крест, вероятно, когда-то стоял около церкви или монастыря на территории нынешней Шотландии, вдали от любых центров власти. Этот уникальный памятник объединяет мужчин, женщин и детей, заморских торговцев, крестьян и королей. Эта история отражена также и в книгах, например в «Церковной истории народа англов», автором которой стал монах по имени Беда. Он жил и писал на северо-востоке нынешней Англии, в аббатстве Монквермут в Нортумбрии. История, рассказанная Бедой, связывает жизни нехристиан и христиан, в том числе священников, монахов и – как утверждают некоторые ученые – вероятно, монахинь. Но, пожалуй, это не должно нас удивлять. До сих пор мы рассматривали жизнь в крупных городах и их окрестностях, в Риме, Константинополе, Иерусалиме. Но связь между городскими центрами и периферией не прекращалась на протяжении всего Средневековья. Важнейшие исторические события происходили не только в городах, но и в полях или даже на болотах.

Открытость территории для пришлых не только дает возможность, но и вызывает напряженность. Этому тоже есть свидетельства в раннесредневековой истории Британии. В то же время, когда Беда писал свои книги и когда создавался Рутвельский крест, на юге от Нортумбрии, в болотистой местности между Мерсией и Восточной Англией жил человек по имени Гутлак. Когда-то он был аристократом и воином, а позже стал монахом. Он служил в монастыре Рептон, но на этом не остановился и решил стать отшельником, как знаменитые пустынники, о которых мы уже рассказывали выше. Мы будем опираться на житие, написанное монахом по имени Феликс сразу после смерти Гутлака в 715 году. Согласно этому тексту, отшельник во многом повторил судьбу Антония Египетского, которому подражал. Мало того что «демоны унесли его к вратам Ада, а спас его апостол Святой Варфоломей», жизни Гутлака постоянно угрожали нехристиане, дикие звери и двуличные собратья-монахи. А еще Гутлак поселился в неудачном месте и оказался между двух огней – политикой двух королевств. Феликс посвятил свой труд королю Эльфвальду (713–749) из Восточной Англии. Именно в этом королевстве находился скит Гутлака. В житии рассказывается, что этот скит посетил будущий король Мерсии по имени Этельбальд (716–757). Когда Этельбальд вернулся, чтобы почтить память Гутлака после его кончины, будущему правителю было видение. Отшельник, находящийся на небесах, уверял Этельбальда, что тот когда-нибудь взойдет на трон. Заметьте: окраина не только соединяется с центрами политической власти, но фактически оказывается способна ограничивать возможности центра – король решает не осушать болото, а использовать его в своих интересах.

Беда, рассказывая историю о том, как Григорий посетил невольничий рынок, был уверен, что Рим (и христианство) вернутся в Британию. Однако римляне, прибывшие на эту землю, столкнулись с хаосом. Вырезанные на Рутвельском кресте руны перемежаются с латинскими буквами, евангельские стихи поются голосом антропоморфного дерева, виноградные лозы переплетаются с апостолами, слова, обращенные к образованным монахам, также адресуются необразованному и темному населению. Судя по рассказу Феликса об отшельнике Гутлаке, сельская местность была полна опасностей: ее населяли демоны, бродившие по лесам и повелевавшие дикими зверями, и агрессивные нехристианские народы. На основе двух этих сюжетов мы можем сделать неожиданный вывод: «периферия» легко может стать новым центром.

Британия в Средние века представляется нам своего рода лоскутным одеялом, пестрой комбинацией государств, народов и верований. Этот обитаемый остров был жестоко завоеван римлянами при Юлии Цезаре, а затем в IV веке обращен в христианство (по крайней мере частично). В V и VI веках захватчиков стало еще больше, местные жители сражались с ними или заключали с ними союзы. Это приводило к образованию новых королевств. Новое пришествие христианства состоялось в VII веке, и это привело к еще большим политическим преобразованиям.

Всего за одно поколение до того, как Галла Плацидия пересекла Средиземное море, в начале V века н. э., примерно тогда же, когда готы разграбили Рим, император Гонорий (395–423) объявил гражданам дальней провинции – Британии – о том, что отныне они сами за себя отвечают. Императору хватало своих проблем в Италии, и отправлять войска в Британию он был не готов. Романо-бритты действовали как будто без особого плана, иногда самостоятельно, а иногда заключая соглашения с другими сообществами, недавно прибывшими с континента. Иммиграция была постоянной, часто случались войны, часто заключались и мирные соглашения. Однако когда власть оказывалась в руках у местных, остров начинал раскалываться: короли сменяли друг друга, королевства разваливались, начинались конфликты.

Примерно таким был мир, описанный в древнеанглийской поэме «Беовульф». Единственная версия ее текста дошла до нас в рукописи начала XI века, но эта поэма рассказывает о более далеком прошлом: о том, что происходило в Скандинавии, в Северном море. Эта история в целом соответствует нашим привычным представлениям о средневековом мире. Здесь есть короли и воины, чудовища, опасности и смелые подвиги. Но здесь есть для нас и сюрпризы. Казалось бы, в такой поэме должно говориться только о мужчинах, но анонимный поэт ясно дает понять: женщины – это костяк, который придает обществу форму.

После того как Беовульф побеждает Гренделя, к нему подходит королева данов Вальхтеов. Она благодарит героя за победу, приносит богатые дары от себя и от мужа, но в ее речи звучат странные нотки: она постоянно упоминает своих сыновей. Ее тревожат намерения Беовульфа, то, что его слава и величие превзойдут славу ее семьи. Эта речь – предупредительный выстрел, совет с благодарностью возвращаться домой. Беовульфу можно быть защитником ее детей, но не более того. Предостережение понятно всем, поэт озвучивает его совершенно четко. После этого разговора ночью появляется мать Гренделя, «убитая горем и голодная, отчаянно жаждущая мести». Она снова разрывает данов на части и уходит, забрав с собой отрубленную руку сына – трофей, взятый Беовульфом в бою, а затем установленный в зале данов. Беовульф преследует мать Гренделя до ее логова. Отомстить не выйдет, мать Гренделя терпит поражение и, наконец, воссоединяется со своим сыном. Это стержень всей истории – сила и бессилие женщин, Вальхтеов и матери Гренделя, живущих в одном и том же мире.

В других, более официальных церковных источниках VIII века, упомянутых выше, тоже можно увидеть, как истории о мужчинах, совершающих подвиги, неизменно обнаруживают свободу воли и власть женщин. Триумфальная процессия, вырезанная на Рутвельском кресте, состоит из святых мужчин и женщин – они были движущей силой священной истории. Гутлак стал монахом в аббатстве Рептон – в этом монастыре были и женщины, и мужчины, и возглавляла его женщина-настоятельница. Долгие годы спустя Гутлак поддерживал теплые отношения с руководством Рептона. Незадолго до смерти он написал игумении Экбург (дочери короля Восточной Англии Эльфвальда, которому было посвящено «Житие» Гутлака) письмо с просьбой прислать свинцовый гроб и погребальный саван. Организацией похорон занималась сестра Гутлака, Пега. Быть монахом Гутлак учился у женщины, и свое наследие он тоже доверил женщинам – своим духовным наставницам. В мире стереотипов темные века – это мир жестоких мужчин и покорных женщин. Но мы считаем, что это были светлые века – и ситуация была совсем не такой уж однозначной.

Если откинуть предубеждения, какой предстанет история раннесредневековой Британии – и раннего Средневековья в целом? Рассказы о том, как Григорий Великий отправил миссионеров на далекий север, Гутлак бросил вызов глухим болотам, а Беовульф победил чудовищ, были бы совсем другими. Нужно постараться разглядеть под этими героическими сюжетами более человечный и многогранный мир.

Мы могли бы рассказать, например, историю первых королев Юго-Восточной Британии. Уделим больше внимания королеве Берте (ум. ок. 606), христианке, дочери франкского короля из рода Меровингов. Она вышла замуж за короля-язычника Этельберта Кентского (589–616) с условием, что продолжит исповедовать свою религию и привезет с собой через Ла-Манш своего епископа-духовника. Именно Берта подготовила почву для миссионеров Григория, прибывших из Рима в 596–597 годах. Она же, вероятно, подтолкнула Этельберта к обращению в христианство. Сын Берты, король Эдбальд (616–640), был язычником, когда сменил на троне отца. Потребовался еще один брак с другой представительницей франков, королевой Эммой (ум. в 642), чтобы и король, и королевство окончательно пришли к христианству.

Мы также могли бы рассказать о Синоде в Уитби в 664 году. Король Нортумбрии наблюдал за дебатами о том, чему следовать, рассчитывая дату Пасхи: римской традиции или ирландской практике. Настоятель Рипонского монастыря выступал против епископа Нортумбрии, важные мужи совещались, король вершил суд. Мероприятие проходило в аббатстве Уитби под наблюдением его настоятельницы Хильды (ум. 680). Приняв христианство в 627 году, после того как ее отец породнился с семьей короля Эдбальда Кентского, Хильда до тридцати лет занималась преимущественно политикой. Затем ее отец пал в бою, ей пришлось покинуть север, но потом она нашла убежище в семье своей мачехи. Позже Хильда вернулась на север, став аббатиссой Хартлпула. Затем, в 657 году, она участвовала в создании смешанного монастыря Уитби для монахов и монахинь. Хильда в пасхальных дебатах поддерживала сторону, которая в итоге проиграла. Но эта женщина была очень важной фигурой. Король Нортумбрии, который выступал против ее позиции в Синоде, впоследствии был погребен на территории возглавляемого ею монастыря. А святой Вильфрид Йоркский, также оппонент Хильды по дебатам, не без ее участия был отстранен от епископской кафедры.

Итак, мы видим сложную картину в отношении гендера, власти и политического влияния и обнаруживаем связи, которые простираются через континенты. К концу VIII века король Мерсии Оффа (757–796) приказал отчеканить золотую монету. В ее центре мастера поместили латинские слова «Оффа король» (Offa rex). Однако на ребре той же монеты мы находим путаную арабскую надпись, которая, по-видимому, представляет собой шахаду – основное положение исламского символа веры. Возможно, эта монета ничего не говорит о религиозных убеждениях Оффы. Вероятно, мастера работали по образцу – например, золотого динара, отчеканенного около 773–774 годов первым халифом из династии Аббасидов аль-Мансуром (754–775). Маршрут этой монеты рассказывает нам о раннесредневековых связях между обширными регионами и разными народами. Монета была найдена в наше время в Риме, куда, возможно, попала в составе подношения епископу. Золото, сияя ярким светом, переходило из рук в руки множество раз – от Багдада до Британии и Рима.

Но Остров покидали не только товары. Люди со всего мира ехали в Британию, но и из Британии люди тоже уезжали в другие страны. Вскоре после смерти Адриана монахи аббатства Монкуирмут-Джарроу создали богато иллюстрированную Библию – такую тяжелую, что ее приходилось возить на повозке. Возможно, как и динар Оффы, рукопись, известная как Амиатинский кодекс, предназначалась для римского епископа. Таким образом, Британия начала посылать миссионеров обратно через Ла-Манш.

Мужчины и женщины путешествовали по континенту, распространяя христианскую философию. Монах-путешественник по имени Алкуин отправился в Рим по поручению короля Нортумбрии. Но он так и не вернулся на север, а вместо этого обосновался при дворе короля Карла Великого и возглавил дворцовую школу. Даже в раннесредневековой Британии люди чувствовали себя частью гораздо большего мира.

Если здесь, в конце главы, мы вернемся к разноцветному кресту, стоящему в поле в далекой Нортумбрии начала VIII века, то посмотрим на него уже по-другому. Этот крест не так одинок, как нам могло казаться раньше. На востоке завершается подготовка огромной Библии для отправки в Рим, миссионеры пересекают Ла-Манш в обратном направлении, чтобы нести христианство на другую «периферию» континента. В Британии живут люди, говорящие на разных языках, христиане и нехристиане, люди разного статуса, в том числе и такие, которые обязаны работать на короля или даже на местный монастырь. И, конечно же, здесь есть монахини и монахи. Среди них много местных, но есть и приезжие из разных отдаленных уголков, возможно, даже с родины Адриана Кентерберийского.

Средневековое искусство не всегда хранилось в музеях. Памятники и другие объекты были частью повседневной жизни людей. По словам историка искусства Герберта Кесслера, эти предметы предназначались для того, чтобы их «трогали, целовали, ели и нюхали». Представьте, сначала толпа смотрит на крест, который возвышается над людьми, и изучает героическую историю спасения. Сначала – бегство ради спасения, покорение зверей земных и явление Божьей воли. А потом мы заглядываем назад и обнаруживаем женщин, на которых опирается этот сюжет, – начиная с Девы Марии и Благовещения и заканчивая Марией Магдалиной. Такая вот метафора для Светлых веков. Зрители делают шаг вперед, прикасаются к ослу, целуют Деву Марию, и в их ноздри проникает землистый запах.

В начале VIII века здесь, на севере Европы, на дальних окраинах северного королевства, взошло солнце. Завитки виноградных лоз с двух сторон креста, возможно, когда-то покрывала не только краска, но и мох. Камень, взятый у природы, обрел новую форму и постепенно возвращался в ее лоно. Высеченные в камне птицы делились жердочками с птицами настоящими. Наверное, временами казалось, что сам крест поет. Вокруг памятника собиралась толпа, и памятник рассказывал ей особую историю. Эта история звучала на острове веками, но здесь она вобрала в себя латинские стихи и руническую поэзию, переплетение художественных стилей. Памятник рассказывал людям, что они все еще являются частью большого мира, который, возможно, никогда и не распадался, но менялся, адаптировался и обновлялся. Монумент рассказывал собравшимся о еврейском беженце из восточного Средиземноморья, который однажды пересек Африку, а теперь приехал на северный остров и нашел себе уютное пристанище среди этих долин. И стал их частью.