Текст книги "Любимый мой"

Глава 6

Моей давно потерянной невесте

Я принял важное решение. Может, это и глупо, но я не могу поступить иначе.

Приближается Бал Золушки, и я решил рискнуть в последний раз.

Я назвался именем друга, а это значит, Элла не увидит моей фамилии в списке гостей и не предупредит Рейфа. Я обязательно буду там. Может, таким образом я прощаюсь с тобой. А может, просто льщу себя напрасной надеждой снова увидеть тебя. Да, я все еще надеюсь встретиться с тобой. Странно, не правда ли? После стольких лет разлуки!

Я должен знать правду о тебе. Я должен забыть тебя и начать новую жизнь. Хотя бы попытаться. Я стараюсь убедить себя, что наша встреча ничего не изменит: ведь мы уже совсем другие люди… Мне просто хочется увидеть тебя в последний раз и… уйти.

Я должен убедиться, что поступаю правильно, расставаясь с тобой. Но если ты будешь там, мы сможем взглянуть на мое решение по-другому, не так ли, любовь моя? Если же нет… Это и будет твой ответ.

Жди меня, жена. Я иду.

— Поживем – увидим, – уклончиво ответил Чэз.

– Я хочу получить ответ прямо сейчас, – потребовала Шейн. Чэз понял, что она не отступит. Он впервые встретил женщину, которая так отчаянно стремится к правде, что не боится пострадать ради нее. – Если я не беременна, – продолжала она, – что случится с нашим браком?

– Черт побери, дорогая! Конечно же я не выкину тебя на улицу.

– Но ты уже не будешь нуждаться во мне, я не буду интересовать тебя как женщина, не так ли?

Шейн озадачила, поставила его в тупик, и поэтому он опять сказал не то, что следовало бы:

– Я не могу ответить на этот вопрос… Но если ты беременна, то, конечно, сможешь остаться.

– Значит, только при таком условии… В противном случае нашему браку конец.

– Я не говорил этого! – воскликнул Чэз, всей душой желая уподобиться медоточивому Дон Жуану, который не задумываясь сыпал обещаниями как из рога изобилия. – Дорогая, я так устал, что сам не знаю, что говорю. Я уже два дня не смыкал глаз. А сегодняшний день, согласись, был полон стрессов.

Очевидно, его старания не пропали даром, потому что Шейн повернулась к нему спиной и спокойно сказала:

– Я собираюсь спать. Присоединяйся.

– Отличная идея.

Чэз торопливо разделся и лег рядом с ней. Не удержавшись, он нежно погладил ее по спине. Но Шейн отвергла его ласку:

– Давай не будем… Иначе я не смогу… Думаю, нам лучше спать, не прикасаясь друг к другу.

«Действительно, – упрекнул себя Чэз. – Она очень устала и страдает: последние два дня были очень непростыми как для меня, так и для нее».

– Хорошо. Мы не будем прикасаться друг к другу, – согласился он.

– Замечательно. Спасибо.

«Это вовсе не так замечательно», – думал Чэз, терпеливо ожидая, когда она заснет. Потом он осторожно развернул ее к себе лицом. И Шейн доверчиво прижалась к нему. Он чувствовал волнующую округлость ее груди, а стройная ножка, дразня, прижалась к его бедру. Чэзу пришлось (уже в который раз!) сдерживать себя. Шейн заворочалась и, совершенно неожиданно для Чэза, чмокнула его в щеку, пробормотав что-то неразборчивое. Он почувствовал удивительное спокойствие и очень скоро заснул.

Шейн просыпалась постепенно: ей было тепло и уютно, да и сладкий сон еще не совсем покинул ее. Неожиданно послышался громкий дребезжащий звон колокольчика, и она открыла глаза. Чэз стоял у кровати, не сводя с нее пристального взгляда.

– Доброе утро! – весело поздоровался он, все так же испытующе глядя на нее.

Очевидно, он ждал ответа. Но Шейн помнила вчерашний разговор и не спешила начинать новый.

– Я слышала звон колокольчика, – сказала она наконец.

– Это Моджо сообщает, что завтрак готов, объяснил Чэз и замолчал, как будто хотел сказать что-то еще, но не знал как. – Прости меня, – извинился он, – вчерашняя ночь не была такой романтичной, какой она должна быть после свадьбы. Я постараюсь, чтобы впредь все было по-другому – намного лучше.

– Лучше?

– Да, лучше, – напрягся Чэз. – Я имею в виду, менее… болезненно.

Шейн недоверчиво оглядела себя: волосы растрепаны, ночная рубашка расстегнута на две пуговицы, плечо оголено… От удивления она расширила глаза, рот открылся сам собою. Чэз, очевидно, понял все несколько иначе, потому что кивнул и вышел из комнаты. «Менее болезненно? Что это значит?» – растерянно думала Шейн. Несколько минут она лежала в кровати и размышляла. Неожиданно Шейн обратила внимание, что сладко спала в центре кровати, а рядом, видимо, спал Чэз, потому что простыни были смяты. «Значит, ночью мы с Чэзом спали обнявшись, неужели мы…» – мелькнула мысль. «Менее болезненно» – эти слова преследовали ее и в душе, и тогда, когда она разбирала чемодан. «Нет, вряд ли, – решила она наконец. – Но что бы там ни было, это хорошее начало. Чэз старался сблизиться со мной, а значит, у нашего брака еще есть надежда». Теперь Шейн видела свет в конце туннеля и верила в счастливое будущее.

Она нашла Чэза в столовой, он налил им обоим кофе. Шейн села напротив него и сделала несколько глотков ароматного напитка.

– Каковы твои планы на сегодня? – поинтересовался он.

– Буду думать над тем, как превратить это жилище в уютный дом.

– Уже есть какие-нибудь идеи? Шейн отпила еще немного.

– Никаких.

– Не паникуй. Уверен: ты что-нибудь придумаешь. – Чэз подождал, пока она допьет кофе, и предложил:

– Почему бы тебе не начать день с более близкого знакомства с этим местом? Может, так у тебя появятся идеи. Например, ты можешь осмотреть все спальни и выбрать одну для Сариты.

«Прекрасно!» – подумала Шейн, а вслух спросила:

– Сколько помощников ты мне можешь выделить?

– В твоем распоряжении Джимбо. Он заведует практически всем на ранчо, и до сегодняшнего дня мне вполне хватало его помощи, чтобы контролировать всех работников. Если понадобится, мы можем нанять еще нескольких в ближайшем городке. Там всегда найдутся люди, которым нужна временная работа. Скажи Джимбо, что тебе нужно, и он обо всем позаботится.

Словно подтверждая слова Чэза, в дверях появился Джимбо, неся в руках дымящиеся тарелки.

– Доброе утро, – боязливо поздоровался он. «Он наверняка считает, что мы с Чэзом еще сердимся на него за вчерашнее», – улыбаясь, подумала Шейн и решила, что сделает все возможное, чтобы сегодняшний день был тихим и спокойным.

– Я голодна, – сообщила она Джимбо.

– Отлично, леди. Хороший день начинается с хорошего завтрака, – просиял тот, ставя перед ней большое блюдо со всякой всячиной. – Если захочется добавки, на кухне еще есть еда.

Чэз усмехнулся, а Шейн вежливо отклонила предложение:

– Спасибо, этого вполне достаточно.

– Не смешите меня: такой порции едва хватит комару.

– Этого достаточно, спасибо, Джимбо.

– Моджо обязательно придет сюда, чтобы выяснить, в чем дело, – скорбно предупредил он. – Надеюсь, вы не слишком привязались к своей супруге, босс.

– Шейн – моя жена. Я обязан защищать ее. А если Моджо так хочет высказаться, я охотно предоставлю ему такую возможность.

Шейн положила на колени салфетку, отрезала кусочек яичницы и быстро положила его в рот, чем заслужила довольную улыбку Джимбо.

– Рада сообщить тебе мое первое условие, подмигнула Шейн мужу.

– Да? И что же это?

– Мне нужна собака. Большая, голодная и свирепая, как волк.

– И где ты будешь держать этого волка, жена? улыбнулся Чэз.

– Около себя, конечно.

– Я посмотрю, что можно сделать, дорогая. Двадцать минут спустя Шейн отодвинула тарелку в сторону и простонала:

– Все. Не съем больше ни кусочка!

– Но ты съела только половину! Моджо…

– Моджо! Снова этот Моджо. Это уже не смешно! – воскликнула Шейн.

Положив салфетку на стол, она встала и решительным шагом направилась в сторону кухни. Чэз поспешил за ней:

– Дорогая, это не очень хорошая идея…

– Напротив, это замечательная идея, – ответила Шейн, открывая дверь на кухню.

Джимбо сидел у стола, а возле кухонной раковины, спиной к ней, стоял гигант – очевидно, пресловутый Моджо.

– Доброе утро, – поздоровалась она. Моджо даже не пошевелился.

– Это хозяйка? – не оборачиваясь, спросил он брата.

– Да, – кивнул Джимбо.

– Чего ей здесь надо?

– Не знаю. – (Взгляд в сторону Шейн.) – Что мы можем сделать для вас, хозяйка?

– Мне и Моджо следует познакомиться поближе.

– Но вы с ним вообще не знакомы.

– Вот и познакомимся. – Шейн скрестила руки на груди.

Моджо осторожно поставил вымытую сковородку в сушилку, вытер руки о фартук и повернул к ней загорелое, изрезанное шрамами лицо. В отличие от других людей, имевших обыкновение вздрагивать от ужаса при виде такого уродства, Шейн несколько минут спокойно рассматривала его шрамы, а потом смело подошла к нему. Не обращая внимания на сопротивление, которое ей пытался оказать Моджо, она откинула непослушную прядь с его лба и увидела жуткий рубец.

– Тебе повезло, – спокойно сказала Шейн, если бы шрам был хоть на дюйм ниже, ты бы стал одноглазым, как пират. Автомобильная авария?

– Мой бедняжка мул уже не может бегать как раньше.

– Мул?!

– Это шутка, – усмехнулся Джимбо. – Мы с Моджо не ездим верхом.

– Потому что ни одна лошадь вас не поднимет, – вступил в разговор Чэз. Моджо нахмурился:

– Я имел в виду наш джип.

– А… понимаю, вы с Джимбо так называете свой автомобиль, – догадалась Шейн. Джимбо казался удивленным:

– Угадали. Однажды, дело было в горах, наш «мул» решил не слушаться Моджо и врезался в сосну.

– Знакомая ситуация. – Шейн помолчала, обдумывая, стоит ли рассказывать об этом Чэзу, и решила, что лучше всего это сделать прямо сейчас, при свидетелях. – Так же и я получила свой шрам, – продолжала она. – Мне очень повезло: я сохранила руку. Правда, в плохую погоду рубец все еще ноет.

Шейн закатала рукав блузки и показала его. Она видела, как побледнел Чэз. Моджо присвистнул:

– Здоровый!

– И это еще не все, – улыбнулась она и сообщила:

– У меня есть еще несколько маленьких шрамов на бедре, но их я вам не покажу: муж будет возражать.

– Что же произошло? – очнулся Чэз.

– Автомобильная авария. Как у Моджо.

– Как? Когда?

– А сколько вы лежали в больнице? – спросил Моджо, и Шейн была рада, что не придется отвечать на вопросы мужа.

– Два с половиной месяца.

– Ха, тут я вас обошел: я провалялся на больничной койке шесть месяцев, и врачи до последнего сомневались, что я выживу.

– А я потеряла половину своей крови.

– Не может быть!

– Хорошо, пусть не половину, но крови было очень много. Если бы Рейф не довез меня до больницы вовремя, я бы точно погибла.

– Рейф был там? – снова вмешался Чэз.

– Он ехал следом, – осторожно ответила Шейн.

– И где это случилось?

– В Коста-Рике. Горные дороги там очень опасны.

– Я запрещаю тебе ездить по горным дорогам.

– Но ведь это единственный путь в город…

– Ты не будешь ездить по горным дорогам! рявкнул Чэз.

Шейн вздрогнула и снова обратилась к Моджо:

– Насчет кухни…

– Что такое? – помрачнел тот.

– Это место очень заинтересовало меня.

Моджо сложил руки на груди:

– Вы что-то хотите мне сказать?

– Верно. Хочу открыть тебе еще один секрет, раз уж сегодня такой особенный день.

– Какой же?

– Я не умею готовить. Моджо просиял:

– Не умеете? Правда?!

– Абсолютно. Наша экономка в Коста-Рике пыталась меня научить, но безуспешно. Чэз наконец-то позволил себе улыбнуться:

– И сколько обедов ты сожгла?

– Много. А Рейф был удивительно тактичен со мной, наверное, потому, что спас меня от… – Шейн замолчала, но было уже поздно.

– От кого? От меня?

– Нет! Нет, – повторила она уже тише. – Мне никогда не нужно было спасаться от тебя.

– Тогда от кого же?

– От… моей тети, – наконец закончила она, потом ослепительно улыбнулась обоим братьям:

– Моджо, ты ведь будешь продолжать готовить для нас, не так ли?

– Да, и даже разрешу кое-что здесь изменить.

– Спасибо за разрешение, – поблагодарила Шейн. – Я прослежу, чтобы тебя не слишком загружали работой.

– Вы мне понравились, – сообщил Моджо, гладя ее по спине огромной пятерней. – Правда, вы очень худенькая, но я приму меры.

Чэз поспешил вмешаться, пока повар своим энтузиазмом не припечатал Шейн к полу:

– Она в полном порядке, Моджо.

– Нет, ей нужно есть за двоих.

– Что?

– У меня наметанный глаз, – гордо заявил Моджо, – как у мамы. А она разбиралась в таких вещах очень хорошо.

Шейн подхватила Чэза под локоть и потащила его к двери:

– Пойдем! Моджо просто шутит. Сейчас невозможно сказать ничего определенного на этот счет.

Тот позволил увести себя из кухни, шепча:

– Он рискует потерять работу, если не будет следить за тем, что говорит.

– Ты ведь все равно этого не сделаешь, улыбнулась Шейн.

– Да?! Ты так думаешь? Может, ты и права…

– Нет, вы не понимаете, босс!

– Тут нечего понимать, Джимбо, – сказал Чэз, не отрывая взгляда от записной книжки. – В этом доме Шейн вольна делать что угодно. Если она просит выкинуть что-либо, ты должен выполнить ее просьбу. Ясно?

– Но… но ведь это ваш любимый платяной шкаф! Я просто хотел предупредить вас.

– Спасибо, я буду крепиться.

– Все гораздо хуже. Уж не знаю, как сказать вам… У нее есть целый список, босс, как у доньи.

– Какой такой список? – удивился Чэз, откладывая в сторону ручку.

– Это уже слишком, не так ли? – Джимбо гигантскими шагами пересек комнату и снова вернулся к письменному столу. – Мне с самого начала не понравилась эта идея. К тому же список постоянно пополняется!

– Звучит просто ужасно, – усмехнулся Чэз. Джимбо уперся массивными кулаками в крышку стола и навис над Чэзом, его глаза грозно сверкнули.

– Что будем делать?

– Мне придется поговорить с ней. Где Шейн?

– В одной из спален. Я подожду здесь, пока вы утихомирите свою жену.

– У меня все получится, не сомневайся. Чэз нашел жену в спальне. Шейн сидела на скамеечке у окна, выходящего на пастбище, покачивая что-то в руках.

Рядом на столике он заметил злополучный список и улыбнулся: его жена очень быстро освоилась с ролью хозяйки. И оделась она соответственно, по-рабочему: свободные коричневые брюки, темная блузка, резиновые перчатки. Волосы собраны в строгий пучок. Чэз подошел к ней сзади и распустил туго затянутые волосы. Они мягкими золотыми волнами упали на плечи.

– Не знал, что такое вообще возможно, – начал он, – но ты действительно напугала Джимбо.

– Наверно, мой список дел вывел его из равновесия, – не оборачиваясь, согласилась Шейн.

– Джимбо сейчас дрожит в моем кабинете, как испуганный щенок, – усмехнулся Чэз. – Надеюсь, он не намочит ковер.

– Прости, – в ее голосе слышались веселые нотки, – я просто хотела организовать все как можно лучше.

– Сделай мне одолжение: постарайся поменьше организовывать втихую, тогда твой помощник обязательно вернется. – Шейн согласно кивнула, и Чэз спросил:

– Родились какие-нибудь идеи?

– У меня очень много задумок. Полагаю, ты приготовил это для Сариты?

– Угадала.

Шейн открыла коробочку, которую держала в руках, и извлекла оттуда куколку. Чэз считал, что именно такая кукла приведет в восторг маленькую девочку: фарфоровое лицо, длинные черные волосы, открывающиеся и закрывающиеся большие карие глаза, атласное платьице с кружевами, туфельки. Но сейчас он чувствовал, что ошибся, а где и в чем – не знал.

– Я слышал, маленькие девочки очень любят ярких кукол, – неуверенно объяснил Чэз.

Шейн закрыла глаза, неожиданно почувствовав усталость. «Ну почему такой заботливый человек, как Чэз, убедил себя, что он бессердечный? Это просто не укладывается в голове!» подумала она, а вслух сказала:

– Она прелестна. Сарите понравится твой подарок.

– Я хочу подарить ей эту куколку на Рождество или просто так, чтобы она чувствовала себя как дома. Неплохо придумано, да?

Только сейчас Шейн осознала, насколько важен для Чэза этот ребенок, и поняла, что ей никогда не занять в его сердце столько места, сколько занимает Сарита.

– Думаю, это замечательный подарок для нее, сказала она, поднимаясь. Чэз удержал ее за руку:

– Я что-то не то сказал?

– Нет, конечно, нет.

– Ты расстроена, – он внимательно посмотрел на Шейн. – Почему? Из-за шкафа?

– Не будь смешным.

– Значит, из-за вчерашнего разговора. Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту?

Шейн не ответила: у нее не было сил спорить. Она не знала, как объяснить мужчине, который не верит в любовь, тот факт, что она всю свою сознательную жизнь искала настоящую любовь (и однажды нашла ее в его объятиях), что его маленькая дочь жаждет отцовской любви больше всего на свете и ее не заменит даже самая красивая кукла. Шейн потеряла родителей еще в детстве и росла в атмосфере строгости без любви, радости, спокойствия. Это были самые ужасные годы в ее жизни, оставившие в сердце глубокие раны. И она сделала вывод, что жизнь без любви пуста.

Шейн посмотрела в глаза мужу. Эти удивительные голубые глаза – то мрачные и холодные, как зимний вечер, то нежные и заботливые, как солнечный день.

– Ты боишься, что я выгоню тебя, как только верну Сариту? – настойчиво повторил Чэз.

«Неужели он не понимает!» – в отчаянии подумала Шейн, а вслух сказала:

– Нет, я не боюсь этого. Мне страшно, очень-очень страшно, когда ты говоришь абсолютно серьезно о том, что… разучился любить… по-настоящему.

Шейн посмотрела на него: на солнечный небосклон снова набежали тучи, лицо стало каменным, усмешка искривила губы.

– Не надо бояться правды, дорогая. Лучше смотреть ей в лицо.

Глава 7

Моей давно потерянной невесте

Я был на Рождественском Балу Золушки, а ты нет.

Я не знаю, о чем писать, что думать. Полагаю, это потому, что во мне не осталось вообще никаких чувств. Никогда не предполагал, что сдамся… Но результат налицо…

Я встретил другую женщину, Шейн. Я не люблю ее. Я чувствую, что не способен больше любить. Мы с Мадлен понимаем друг друга, и она выглядит счастливой, несмотря на то, что мне нечего ей предложить. Если честно, то абсолютно нечего! Да она и не просит. Мадлен пустая женщина. Ее пустота однажды погубит меня.

И почему я чувствую себя обманщиком по отношению к тебе? Я предал тебя, дорогая. Проcти, мне очень жаль. Но ничего уже не изменишь. Я не могу больше бороться. Итак, моя давно потерянная невеста, я говорю тебе «прощай».

Знай: моей настоящей любовью была и будешь только ты.

Чэз стоял на приставной лестнице и чистил водосточный желоб, забитый почерневшими листьями. Его не покидала мысль о том, что он мог потерять Шейн. Чэз годами искал ее, а ведь несколько лет назад она могла погибнуть в автокатастрофе на извилистых горных дорогах Коста-Рики – и он никогда бы не узнал о ее судьбе. От одной мысли об этом его бросало в жар. Закончив работу, Чэз поспешил в дом. Он нашел Шейн наверху: она отдавала приказы, что и как ломать в смежных спальнях. Шейн обернулась на звук шагов и вопросительно посмотрела на Чэза:

– Тебе что-нибудь нужно?

– Да, – хрипло ответил он, – нужно… Чэз отослал рабочих, снял перчатки и небрежно бросил их на пол. Затем подошел к Шейн и нежно провел рукой по ее щеке. Какое-то время Чэз просто смотрел на нее, наслаждаясь каждой черточкой нежного лица. Какая мягкая, гладкая кожа! Как пылают ее щеки! Шейн смотрела на него как завороженная, чувственные губы были приоткрыты ему навстречу. Какие потрясающие глаза – черные, бархатистые! Чэз долгие годы жаждал увидеть их снова. Да и сейчас они целиком и полностью властвуют над ним.

– Чэз… – прошептала наконец Шейн.

– Пожалуйста, позволь мне сделать это…

– Что именно?

И Чэз ответил на ее вопрос: они замерли в бесконечном страстном поцелуе. Чэз впивался в ее губы все сильнее, но Шейн совершенно не было больно: если б она могла, то застонала бы от удовольствия. Тогда в горах она могла умереть. Эта страшная мысль заставила Чэза желать Шейн как никогда прежде. Он страстно прижал ее к себе, и она прильнула к нему всем телом: ее полные груди дразняще упирались в его торс, а бедра были в опасной близости от напрягшейся плоти. «Неужели это ее стройные ноги обвивались тогда, на балу, вокруг моих бедер, позволяя страсти захватить нас!» – восторженно думал Чэз, опуская Шейн на просторный старый диван. С каждым разом он целовал ее все более жадно, уже не в силах управлять собой. Шейн всецело разделяла его страсть: ее губы были раскрыты навстречу его губам с такой негой и щедростью, что Чэз боялся не вынести этого блаженства. «Моя сладкая, нежная женушка! – стучало у него в висках. – Я могу взять ее здесь и сейчас!»

– Я не понимаю тебя, Чэз, – возразила Шейн, отметив про себя, что, проживи она хоть сто лет, все равно не поймет мужскую логику. – Я думала, ты хочешь, чтобы я сделала твой дом уютным.

– Так оно и есть. Но ты несколько по-другому понимаешь слова «сделать дом уютным». На самом деле, это значит… это значит… – Чэз начал жестикулировать, – переставить мебель, постелить новый ковер, купить яркие диванные подушки, ну, может, сломать какую-нибудь стенку… но не это!

– В ванной комнате Сариты я хочу переделать всю сантехнику так, чтобы маленькой девочке было удобно. Что в этом такого?

– Ты считаешь, что маленькой девочке везде нужны перила?

– Да, особенно в душе. А еще необходимо прикрепить на стену большую полку, где будут стоять детские шампуни и гели. Девочки их просто обожают.

– Хорошо, – Чэз терпеливо стиснул зубы. – Но зачем ей два умывальника?!

– Сразу видно, что в твоем доме никогда не было женщин, – усмехнулась Шейн.

– Одна маленькая девочка и ты – это отнюдь не толпа женщин, – развел руками Чэз.

– Потом их будет больше: Сарита непременно захочет праздновать день рождения с подружками. Девочки любят устраивать также и «Вечеринки в пижамах».

– «Вечеринки в пижамах»? – побледнел Чэз.

– Именно, – безжалостно подтвердила Шейн, вспоминая, что тетя не разрешала ни устраивать, ни посещать подобные вечеринки. – Правда, это бывает уже в школьные годы. Но раз ты отец маленькой девочки, тебе придется научиться обращаться с роем ее подруг…

– Роем… – автоматически повторил шокированный Чэз.

– ..смеющихся, визжащих любительниц косметики.

– Косметики? Но Сарите всего три года! Шейн впервые видела его таким растерянным и озадаченным.

– Девочки очень быстро растут, – улыбнулась она.

– Только не моя дочь.

– Нечто подобное и Рейф говорил обо мне, когда наконец вернул меня.

– Вернул? – удивился Чэз.

– Мы поговорим об этом позже, хорошо? А сейчас мне нужно встретиться с электриком. В комнате у девочки обязательно должно быть свое стерео; и, конечно, ей не обойтись без собственного телефона… Естественно, не сейчас, а когда она немного подрастет. Консультация специалиста ведь никогда не повредит, верно? И еще надо не забывать про телевизионный кабель. – Шейн ободряюще погладила Чэза по руке и поспешила из ванной.

– Что, черт возьми, случилось с моим полом?

– Не смотрите на меня, босс, как волк на ягненка! – оправдывался Джимбо. – Это идея вашей жены.

– И где же сейчас моя драгоценная супруга?

– В вашем кабинете, босс…

Чэз нахмурился. Ему это определенно не нравилось: кабинет для настоящего мужчины – место уединения, и женщине там не место.

– Чтобы не было больше ни единой дырки в моем полу! Ясно? – рявкнул он, направляясь в кабинет.

– Прошу прощения, босс, но с недавнего времени я подчиняюсь вашей жене, – крикнул ему вслед Джимбо. – Вы сами сказали мне, чтобы я выполнял все ее приказы. Что я и делаю. Рабочий должен просверлить еще шесть дырок…

Чэз почувствовал, как в нем закипает кровь. Он быстро подошел к наглецу и объяснил все более доходчиво:

– Оставь все как есть, дубина, а не то я оторву тебе уши!

– Уши оторвете? – присвистнул тот. – Теперь я убедился, что брак меняет людей: раньше вы были более красноречивы.

Чэз понимал, что Джимбо в чем-то прав, и от этого злился еще сильнее:

– Неужели? Знай, друг мой, счастливые дни в твоей жизни сочтены, и она очень скоро превратится в сплошной кошмар, если ты не будешь держать язык за зубами. Кроме того, в этом доме будет жить моя дочь, и я не потерплю неуважительных слов в ее адрес. Моджо это тоже касается.

– Думаю, он вас послушает, только если вы перегородите вход в кухню гигантским валуном с этой надписью, босс, – усмехнулся Джимбо.

Губы Чэза тронула чуть заметная улыбка.

– Что ж… я поручу это жене.

– Тогда он точно будет смирен, как ягненок. Вот уж не думал, что женщина сможет сделать его таким ручным…

– А когда сюда переедет моя дочка, бедняга совсем перевоспитается, – улыбнулся Чэз, выходя из комнаты.

Чэз несколько раз повернул ручку двери – заперто. Это же форменное безобразие: жена прячется от мужа в его кабинете да еще запирается на ключ! Не желая мириться с таким положением дел, он отпер дверь собственным ключом и прямо с порога поинтересовался:

– Шейн, что, черт возьми, ты сделала с моим полом?

Она сидела за письменным столом и что-то увлеченно писала. Шейн была так прекрасна в своей рабочей одежде с распущенными золотистыми волосами, что Чэз невольно вспомнил тот памятный день две недели назад, когда они, забыв обо всем на свете, занимались любовью. И его охватила знакомая дрожь. Увы, с тех пор Шейн не подпускала его к себе, лишь иногда, засыпая, целовала его в щеку и бормотала сонным голосом нежные слова. «Неужели она забыла о том, что было между нами?» – тоскливо думал он иногда.

Аккуратно сложив бумаги на столе, Шейн подняла глаза и заметила Чэза.

– Подожди немного, – сказала она, поднимая телефонную трубку и набирая нужный номер, через минуту я освобожусь.

– Шейн, нам надо поговорить…

Но она уже оживленно беседовала по телефону:

– Да…Он поймет, что я имею в виду… Отправьте посылку почтовым самолетом… Мне все равно, сколько это стоит, Челита, я оплачу издержки… Попросите Марвина обо всем позаботиться…

«О чем это она говорит? – размышлял Чэз, чувствуя внезапную ревность. – Кто такой этот Марвин, черт побери?!»

А Шейн уже заканчивала разговор:

– Спасибо, Челита. Я еще позвоню.

– Проклятье, кто такой этот Марвин? Что тебя с ним связывает? – Чэз потребовал объяснений, не дожидаясь, когда она положит трубку.

– Он мой друг. Мы росли вместе. Марвин живет в деревне неподалеку от нашей плантации.

– И что же тебе должны прислать из Коста-Рики?

– Одну декоративную вещь, – уклончиво ответила Шейн.

– Ясно… – недоверчиво протянул Чэз. – А теперь поговорим о наболевшем. Что ты сделала с моим полом?

Не успела Шейн ответить, как дверь открылась, и вошел обнаженный до пояса молодой человек с грудой инструментов. «Похоже, мне придется выяснить еще один вопрос: почему к моей жене вот так запросто заходят другие мужчины, – нахмурился Чэз. – Интересно будет послушать ее оправдания».

– Привет, Тим. Как дела? – поздоровалась Шейн.

– Все в порядке, я сделал нужные отверстия. Не хотите взглянуть?

– Эй, парень, подожди, – вмешался Чэз, когда рабочий направился к двери. – Не смей больше сверлить мой пол, ясно?

Шейн улыбнулась Тиму самой обворожительной улыбкой (Чэз был готов растерзать наглеца!) и сказала:

– Спасибо. Я сейчас подойду.

Как только дверь за молодым человеком захлопнулась, она перестала улыбаться и внимательно посмотрела на Чэза:

– Мне кажется, ты сам хотел, чтобы я изменила твой дом в лучшую сторону. Что не так?

– Все хорошо, но…

– Насколько я помню, никаких «но» в этом вопросе наш устный договор не предусматривал. Ты сказал, что я могу делать все, что посчитаю нужным, не так ли?

– Я уверен, что не давал согласия на то, чтобы сверлили мой дом, превращая его в швейцарский сыр!

– Не кричи.

– Я имею право кричать, – Чэз начал энергично жестикулировать, выпуская пар, – ругаться, в общем всячески выражать недовольство, когда моя жена развлекается с полуобнаженными мужчинами!

– Ты что, ревнуешь меня к Тиму? – удивилась Шейн.

– Да, я ревную тебя к Тиму! – Чэз посмотрел на нее в упор. – Предполагается, что ты должна создать уютный дом для моей дочери. До приезда старой дьяволицы осталось меньше двух недель.

– Ничего не скажешь, прекрасное сравнение, усмехнулась Шейн.

– Ты знаешь, как я к ней отношусь, – помрачнел Чэз.

«Моя жизнь мне не принадлежит: слуги дерзят, жена обращается со мной как с надоедливым братом. Я не могу сказать ни слова, не подумав. Мне остается одно: коротать дни в кабинете. Принесу сюда пива и запрусь, – размышлял он. – Никаких женщин. Никаких дырок в полу и стенах. Никаких наставлений». От горестных мыслей его отвлекла Шейн. Она подошла к нему и нежно погладила по спине, что-то говоря, но что именно, он не мог понять, скованный внезапной истомой. Чэз попытался перевести дыхание – напрасно; тело отказывалось ему служить. Он снова чувствовал сильнейшее возбуждение.

– Не… делай… этого, – с трудом выговорил он.

– Не делать чего? – не поняла Шейн. – Что-нибудь не так?

Чэз пытался объяснить, но язык отказывался слушаться его. Шейн терпеливо ждала. Наконец, громко выдохнув воздух из легких, он произнес хрипло:

– Нет.

– Хорошо, – она еще раз погладила его по спине. – Тогда я пойду рассчитаюсь с Тимом за работу. Увидимся позже.

Чэз не знал, сколько времени простоял без движения у письменного стола. Очнувшись, он направился работать в сарай. Было довольно холодно, зима быстро вступала в свои права. Если ковбои и заметили странное поведение босса, то благоразумно помалкивали.

– Я не возражал, когда ты переделывала одну из ванных комнат, когда в полу появились ужасные дырки и пришел ненормальный электрик, меряя шагами гостиную, Чэз пытался убедить свою жену не совершать очередную ошибку. – Я был воплощением понимания и терпимости…

– Неужели?! – усмехнулась та.

– Да, я был смирной овечкой. – В глазах Чэза читалась такая искренность, что Шейн почти поверила его словам. – Боже, есть ли на свете мужчина, способный сохранить голову на плечах во время ремонта в доме! На этот раз ты зашла слишком далеко! Что это за ящики стоят в моем кабинете?

– Я решила поставить их туда ненадолго, чтобы…

– Я не могу пробраться к письменному столу!

– Зато я могу. Если тебе что-нибудь понадобится, скажи мне, я с удовольствием принесу все необходимое.

– Дело не в этом. В ящиках лежат рождественские украшения, не так ли? – нахмурился Чэз, как будто Шейн совершила что-то ужасное.

– Я подумала, что…

– В моем доме этого не должно быть.

– Нет?

– Я не справляю Рождество.

Шейн была шокирована его словами:

– Что ты имеешь в виду?

– Никаких электрических огоньков, елок, глупых керамических ангелов и Санта-Клаусов, никаких гирлянд и шаров, ничего зеленого и красного. Ясно?

– Нет, – возразила Шейн.

В голубых глазах Чэза засверкали молнии.

– Нужно повторить еще раз?

– Я своего решения не изменю.

Прежде чем ситуация вышла из-под контроля, в дверях показался Джимбо.

Он посмотрел на Шейн, потом на Чэза и понимающе хмыкнул. Шейн решила обратиться к нему за подтверждением:

– Твой босс сказал, что не справляет Рождество. Это правда?

Но Джимбо счел за лучшее поддерживать нейтралитет.

– Я просто работаю здесь, мэм, и ничего не знаю об этом.

– Не знаешь или не хочешь говорить? – сурово поинтересовалась Шейн. – Давай же, Джимбо, скажи мне! Никакого Рождества? Никогда?