Текст книги "Робин Уильямс. Грустный комик, который заставил мир смеяться"

Хуже того, АВС переместил «Морк и Минди» с четверга на воскресенье, с целью побороться за аудиторию против сериала «У Арчи Банкера», нового шоу CBS, основанного на комедии «Все в семье». Но в персонаже, сыгранном Кэрроллом О’Коннором, который позже одержал победу над Робином при вручении премии «Эмми» за лучшую мужскую роль в комедийном сериале, осталось еще много жизни. «У Арчи Банкера» стало новым чемпионом в вечернем рейтинге, в то время как зрительная аудитория «Морк и Минди» стала падать.

Хотя эти изменения сильно удручали персонал шоу, на Робина они оказывали особое влияние. Доброта и целостность, которые зрители ассоциировали с Морком, были основополагающими в этой роли, среди невинных и бесхитростных персонажей сериала у Робина была роль самого невинного и бесхитростного из всех. Но когда у него появились новые партнеры, Робину пришлось поменять и свое поведение относительно них. Морк стал менее целомудренным, более поглощенным самим собой, открыто страстным и осознающим свою двойственную натуру.

Эти изменения заметила и Пэм Доубер, хотя она и понимала, что это в первую очередь ошибка руководства АВС и их необдуманного вмешательства. «Второй сезон был испорчен, – говорила она. – У него стал абсолютно другой смысл, поэтому и Робин стал вести себя в нем иначе». В конце концов АВС заметили, что некогда добродушный Морк приобрел резкие черты. Но на этом этапе сеть была настолько подвластна Робину, что они боялись сказать ему, что что-то идет не так, поэтому попросили Доубер поспособствовать им в этом. «Они все твердили: ”Поговори с Робином, он больше не тот наивный персонаж“, – рассказывала она. – Они сами его уничтожили, а теперь сходили с ума, потому что Робин стал немного иначе играть».

Робин тоже был сильно озадачен, так как теперь сценарии «Морк и Минди» были повернуты в какую-то сексуальную сферу – например, серия, где Морк стал членом группы поддержки футбольной команды «Денвер Бронкос», или двухсерийная сюжетная линия, где Морк встречает расу похотливых, одетых в бикини инопланетян, лидера которых сыграла Ракель Уэлч. В результате сериал стал похож на так называемое «сисечно-пиписечное шоу». Но Робин все еще не был серьезно разозлен и смиренно наблюдал за происходящим. «Во втором сезоне шоу изменилось и изменило нас. И это никому не пошло на пользу, – говорил он позже. – Думаю, наши постоянные зрители посмотрели на все это и сказали: ”Мой бог, что это такое?“ Но это не столько меня разозлило, сколько заставило задуматься, почему так».

Параллельно менеджеры Робина пытались вывести его за рамки телевизионной карьеры и сделать из него кинозвезду. Они яростно сражались за своего клиента и зашли в этом настолько далеко, что затеяли судебное дело против продюсеров похабной низкобюджетной комедии «Могу ли я это сделать, пока очки не понадобились?», в которой промелькнул Робин, когда еще только пытался пробраться на сцены Лос-Анджелеса, и которая совсем недавно была перевыпущена ради того, чтобы заработать на имени и славе Робина. Команда Уильямса назвала это вторжением в его частную жизнь и вводящей в заблуждение рекламой, так как продюсеры заявляли Робина в качестве исполнителя главной роли, а позже суд постановил, что все рекламные щиты и плакаты с именем Робина должны включать по меньшей мере имена еще трех актеров, игравших в фильмах, и не упоминать «Морк и Минди».

В целях защиты менеджеры также отговаривали Робина от каких-либо будущих проектов, которые не состыковывались с их видением его будущего. С тех пор как они с Беннетом Трэймером работали над альбомом «Reality… What a Concept», эти двое стали обсуждать идею сценария фильма, который напишет Трэймер и где сыграет Робин. Уильямс рано отказался от возможности написать что-нибудь для себя. «Быть смешным в печати – для меня очень трудно, – говорил он. – Я могу это исполнить, потому что здесь все прямо, ка-бум. Но когда я сажусь за машинку, то чувствую себя аутистом».

Одна из этих историй, где Робин сразу играл несколько персонажей, как Питер Селлерс в «Доктор Стрейнджлав» или Алек Гиннесс в «Добрые сердца и короны», была о пятерняшках или даже шестерняшках, которых разделили в детстве, они выросли, не зная друг о друге, и встретились только будучи взрослыми. «Думаю, финал был хорош для ООН, – сказал Трэймер о сценарии. – Последняя строчка была что-то типа: ”Мы верим, что все мы братья – и в нашем случае это буквально“».

В другом возможном сценарии, который Трэймер хотел назвать «Апчхи», Робин должен был играть застенчивого растерянного химика, который изобрел лекарство от простуды. А по третьему сценарию должен был сыграть роль десятилетнего мальчика, который за одну ночь по непонятным причинам становится тридцатилетним мужчиной. В этом, как говорил Трэймер, должна была быть сцена перерождения как в фильме «Человек-волк», «когда отовсюду начинают расти волосы и гремит гром».

Но у каждого из этих сценариев была фатальная ошибка, которая не дала им получить право на жизнь: Трэймер получил некоторый бюджет от Paramount на съемку «Апчхи», но студия затянула процесс, когда узнала, что Пэдди Чаефски, страдающий диспепсией, удостоенный премии Академии сценарист «Телесеть», тоже приступил к работе над проектом о фармацевтической индустрии. Другие же сценарии отмели менеджеры Робина, которые посчитали их несостоятельными, несколько замудренными и слишком похожими на персонажа, которого он уже играл в «Морк и Минди». Робин так и не привык к отказам, таким частым в сфере развлечений, он казался ошеломленным, но смирился с этим.

«Это сильно удручало, – рассказывал Трэймер, – Робин был чрезвычайно чувствительным и не умел принимать отказы. Не то, чтобы он ломал или разбрасывал мебель, но это его очень сильно расстраивало. И это нормально, не все в этой жизни сбывается. Но Робин слишком привык, что все идет, как он задумал. Отказ не отбивал в нем желание этим заниматься, но принять это ему было довольно трудно».

Для Робина его менеджеры запланировали роль главного героя – нарисованного морячка в музыкальной версии фильма «Попай». За этой ролью они охотились больше года, как только основной претендент на нее – Дастин Хоффман – отпал. «Попай» был детищем продюсера Роберта Эванса, первоклассного создателя «Истории любви», «Крестного отца» и «Китайского квартала», который подобрал для написания музыки к фильму автора-исполнителя Гарри Нилссона, а также Джулса Файфера, карикатуриста и сценариста («Познание плоти») – для написания сценария. Вместо эксцентричного моряка из анимационных короткометражек и мультфильмов, Файфер хотел продемонстрировать его корни, и Попая изобразили как в изначальном мультфильме Элзи Крайслер Сегара 1930 года. Джон Шлезингер, получивший «Оскар» режиссер «Полуночного ковбоя», был первым, на кого пал выбор Эванса, но его это не заинтересовало. Поэтому проект передали в руки Роберта Олтмена, неординарного режиссера «Военно-полевого госпиталя» и «Нэшвилля», который никогда не имел дело с большими высокобюджетными франшизами.

У Робина были некоторые опасения по поводу роли мускулистого моряка, он боялся, что его уникальность затеряется за образом мультяшного героя. Он показал сценарий «Попая» Трэймеру, его тоже это не впечатлило. «Я сказал: ”Если достаточно просто того, чтобы ты говорил как Попай, для продажи фильма, тогда берись. Но здесь нет никакого сюжета”, – вспоминал Трэймер. С другой стороны, среди тех, кто подбадривал Робина принять этот вызов, был Кристофер Рив, который совсем недавно праздновал победу в аналогичных условиях в хитовой экранизации фильма «Супермен».

Робин согласился на роль и сразу же погрузился в нее с головой. Он тренировался в танцах и акробатике, учился петь песни, сделал короткую стрижку, покрасился в блондина и сам себя убедил, что это будет прорыв на телевидении. «Я мечтал, что однажды проснусь и поблагодарю Академию, – говорил он. – Я думал – вот он, мой ”Супермен! ”Наконец, я взлечу чертовски высоко! После первого дня работы над ”Попаем“ появилась мысль, что, может, еще не все потеряно, и я смогу выбраться. Бог мой, когда же это закончится?»

В январе 1980 года Робин отправился на средиземноморский остров Мальту для шестимесячных съемок в «Попае». Бюджет фильма составил 20 миллионов долларов, это было совместное производство Walt Disney и Paramount Pictures, Робину заплатили гонорар в размере 500 000 долларов плюс процент со сторонних потенциальных доходов. Шелли Дюваль, актриса, часто снимавшаяся в фильмах Олтмена и точная копия Олив Ойл, была выбрана на роль любимой девушки Попая, несмотря на то, что Эванс хотел пригласить Гилду Рэднер.

Когда Робин приехал на съемки в огромном пиджаке с большими под-плечиками, которые не давали ему поднять руки, и увидел разваливающиеся декорации городка Свитхевен, то это вызвало в нем достаточно грубую реакцию. «Представьте себе Сан-Квентин на валиуме», – скажет он позже. К тому же все это контролировалось режиссером, который никогда ранее не снимал фильмы такого масштаба, не говоря уже о мюзикле, и который совершенно не чувствовал себя обязанным помочь хоть чем-то своему главному актеру. «Олтмен любил организованный хаос, – говорил Файфер, – ему так было удобно. Это была самая настоящая неразбериха».

Практически сразу Робин и Олтмен схлестнулись из-за диалогов Попая, которые состояли из сложных фраз, полных перлов и неправильных произношений. В начальном монологе главный герой рассказывает о морском путешествии, где было «нечего есть, кроме морковки» (в оригинале nuttin’ on board t’eat but carroks – фраза с большим количеством ошибок):

«Через шесть недель поедания моркови (carroks – от англ. carrots), у меня стало такое хорошее зрение (sike – от англ. sight), что я мог видеть сквозь стены. Видеть рыбу на дне океана (oceang – от англ. ocean). После десяти недель поедания моркови (carroks – от англ. carrots), я уже видел сквозь плоть – я видел человека насквозь до костей. С качественными продуктами можно далеко зайти. Даже со зрением».

Робин произносил эти строки уголком рта, иногда с торчащей из зубов трубкой, ему нужна была свобода для импровизации, а Олтмен требовал, чтобы все было четко, как в сценарии. Файфер говорил, что у него не было четких предпочтений: «Так как мне нравились импровизации, то роман между Попаем и Олив Ойл (Шелли Дюваль) меня вполне устраивал, я представлял себе Кэтрин Хэпберн и Спенсера Трэйси в ”Ребре Адама“». Но со слов Файфера, Олтман думал, что Робин портил персонаж своими бесконечными шутками. И с этим покончили. Это был его первый фильм, и ему нужно было справиться со своей нервозностью.

«Боб сказал, я могу импровизировать шамканье – все в моих руках, – объяснял Робин. – Пару раз, когда я зашел слишком далеко, они просто убавили звук».

Когда на Мальту спускалась ночь, коллективный дух актерской и съемочной группы «Попая» подводил всех к совершению темных и примитивных поступков. Файфер, приехавший сюда в одиночку, жил в мотеле и предавался меланхолии разрушающихся отношений, которые он оставил дома.

«Я был в депрессии и выпивал, – рассказывал Файфер, – когда посреди ночи меня кто-то разбудил словами: ”Сейчас тебя придет бить Робин. Он услышал, что ты спишь с его женой Валери”».

Остолбенев от недоумения, Файфер попросил это повторить. «Он мне еще раз это сказал, а я ответил: ”Чушь!“, но мне посоветовали отсюда убраться, иначе Робин меня прибьет. Я встал и прямо в пижаме пошел по улице».

Когда Файфер вышел из комнаты, то увидел, что к нему по дороге приближается Робин – с таким видом, словно готовится вызвать его на дуэль. Файфер решил не сдавать позиции, вытянул руки и крикнул: «Робин!» Когда Робин дошаркал достаточно близко, то тоже вытянул руки и обнял его. «Мы признались друг другу в любви, так и закончился вечер, – вспоминал Файфер, смеясь. – Я знаю, под чем был я, но не знаю, что нашло на него. Он много, что мог». «Помимо того, – добавил Файфер, – я был на сто лет старше всех остальных. Поэтому говорить, что я сплю с его женой – абсолютный бред».

Под всем его самохвальстве и дурашливости «Попай» был очень нежным фильмом об истории любви к Олив Ойл, фильмом, полном эксцентричных музыкальных моментов на фоне ежедневных рутинных событий («Everything Is Food») и негабаритных парней («He’s Large»), и где главный герой – замкнутый в себе экзистенциалист, который повсюду ищет возможность создать семью.

Но потихоньку производство стало разваливаться. Отношения Файфера и Олтмена разладились после музыкального номера «I Yam What I Yam», который по сценарию должен был выглядеть как «Поющие под дождем». «Я хотел, чтобы Робин мог доминировать на экране, заявляя о себе», – рассказывал Файфер. Но когда он увидел ту унылую версию, которую отснял Олтмен, то воскликнул: «Это просто ужас! В таком виде Попай стал лишним в своей собственной песне». Файфер покинул съемочную площадку и больше не вернулся.

По окончании съемок в разгар грандиозного финала, когда Попай и Олив Ойл сражаются с огромным осьминогом, у производства закончились деньги. «Они всех подставили, – вспоминал Робин. – Как раз в этом месте крайне были нужны спецэффекты, а получилось то, что получилось!» Последние дни на Мальте все наблюдали, как Шелли Дюваль барахталась в бассейне с осьминогом без каких-либо механизмов и кричала: «Помогите!» Из-за того, что на спецэффекты не хватило денег, конец был как в «Эд Вуд».

Положение было настолько плачевное, что рассматривались абсолютно любые идеи по поводу того, как завершить съемки. Робин вспоминал: «Я подшучивал над Робертом Эвансом, который нюхал кокаин у себя же с груди, спрашивая: ”Может, мне пройтись по воде?“ Он серьезно ответил: "Да!"» В результате фильм «Попай» закончился танцем главного героя на поверхности моря под мелодию «I’m Popeye the Sailor Man».

Когда Робин летом вернулся в Штаты, то поехал домой забрать премию «Грэмми», которую он заочно получил за свой альбом «Reality… What a Concept», а также погрузиться в ожидания по поводу фильма, которые, по его ощущениям, не будут оправданы. Он все еще старался не унывать и рассказывал о «Попае» как о близком по духу. Например, в интервью Робин говорил: «Попай простой парень, хотя немного грустноват. Но он пережил много боли и вообще много пережил. Он изгой – вы бы никогда его не заметили, если бы ему не надо было проявить себя посредством своего таланта». Еще у Робина на штанах появилась пуговица, на которой было написано «Ожидай чуда».

Но уже даже на гала-премьере фильма, которая состоялась в китайском театре Манна в Голливуде и на которой присутствовал Робин в цилиндре и бутоньерке из шпината, стало ясно, что фильм не будет популярен. Зрители еле-еле разбирали исковерканные диалоги Робина, не говоря уже о непонятных диалогах других персонажей, а неуклюжий режиссерский стиль Олтмена вообще не подходил музыкальной комедии. «Люди не понимали, что с этим делать, – говорил Трэймер, пришедший на премьеру с Робином. – Это был необычный фильм, он был очень стилизованный, и люди говорили: "Я не совсем понимаю"».

Главные кинокритики после показа фильма 12 декабря 1980 года также не были уверены, что делать, восхвалять или же ругать его. Винсент Кэнби из New York Times сказал, что «Попай» был «чрезвычайно очаровательным, безмерно трогательным фильмом, преимущественно веселым и остроумным, но одновременно пафосным и безвкусным, порой безумно смешным и частенько непонятным. Короче говоря, какая-то сборная солянка». Джин Сискел из Chicago Tribune назвал фильм «высокобюджетной бомбой года, полной всякого дерьма», но Робина поздравил с тем, что «только большой артист мог вынести это», и сравнил его с «молодым Питером Селлерсом».

Фильм посмотрело большое количество зрителей, а за билеты было выручено примерно 50 миллионов долларов, что сделало его двенадцатым самым кассовым фильмом года. Но зрителей не увлекли ни «Попай», ни игра Робина, стало понятно, что этот фильм не сделает из него звезду кинематографа. Хотя со временем он и отзывался о фильме как о «красивой нежной сказке», Робин воспринял неудачу с «Попаем» как личное поражение, и то, что фильм не стал стопроцентным блокбастером, считал своей ошибкой. Ему было даже неприятно, когда название фильма выкрикивали на его стендап-шоу, хотя со временем Робин и придумал несколько реплик, чтобы отшучиваться:

«Да чтобы вы знали, в Голливуде за билет на этот фильм берут в два раза больше, чем на ”Врата рая“».

«Если посмотреть в обратной перемотке, то у фильма есть конец».

Но у Робина в то время были и более насущные проблемы, нежели размер кассовых сборов. За несколько дней до премьеры безумный фанат убил Джона Леннона, дождавшись его у дома в Нью-Йорке. Хотя они лично и не были знакомы, убийство потрясло Робина. «Когда это произошло, в Робине произошли очевидные перемены, – вспоминал Брайан Сефф. – У него началась паранойя». Однажды вечером в ту зиму, когда Робин сошел со сцены в Comedy Store, к нему подошел зритель. «Он сказал: ”Я знаю, где ты живешь, я видел, откуда ты выходил“, – вспоминал Сефф. – Я и не думал, что Робин такой мнительный. Он же подумал, что это преследователь, который собирался его убить».

Робин рассказал о своих ощущениях в необычной серии «Морка и Минди», которую показали в начале 1981 года в середине третьего сезона. Серия называлась «Морк знакомится с Робином Уильямсом», где Робин в том числе играл самого себя, первоклассного комика, отправившегося в Боулдер на благотворительный концерт, а Минди поручено взять у него интервью. В истории рассматривается, что за Робином повсюду гоняются поклонники, очень часто повторяется шутка, что Морка принимают за Робина, хотя они сходства не видят. Морк, будучи наивным инопланетянином, не понимает, почему земляне так превозносят знаменитостей или Робина Уильямса. «Разве вы не знаете, что звезда – это большой мяч или раскаленный газовый шар? – спросил он однажды Минди. – Уильямс же обычный человек, раскрученный в ходе крутой рекламной кампании».

Когда они с Минди наконец встретились с Робином в гримерной, Робин их спросил: «Вы же не из ”Enquirer»?“, при этом немного стыдясь своего статуса. Стесняясь и будучи правдивым, он объясняет, что попал в комедию из-за одинокого детства: «Знаете, у отца была такая работа, что нам приходилось постоянно переезжать, и иногда он оставлял адрес для пересылки писем». Поэтому свои первые образы и голоса Робин придумал, чтобы самого себя развлечь. «И однажды я понял, что мои персонажи могут говорить и делать то, что я не мог себе позволить сделать сам», – рассказывал Робин.

Здесь же Уильямс признается, как тяжело ему говорить людям нет, будь то друзья, которые зовут его отдохнуть, или незнакомцы, которые просят его выступить в их благотворительных шоу, – он очень боялся кого-нибудь обидеть.

«Знаете, – говорит ему Минди, – если бы вы научились отказывать, у вас было бы больше времени на себя».

«Вероятно, это самое последнее, чего я хочу», – тихо отвечает он.

Серия заканчивается на том, как Морк передает свой еженедельный доклад Орсону. Стоя в полной темноте, одетый в красный скафандр, Морк объясняет, что теперь понял, сколько стоит слава и потерянная в результате личная жизнь. «Когда ты знаменит, каждый хочет получить кусочек тебя, сэр. Если ты не умеешь отказывать, у тебя для себя не останется ни кусочка, – говорит он. – Чтобы заполучить славу, надо заплатить огромную цену. У вас есть обязанности, переживания, и, честно говоря, сэр, не все с этим справляются».

Невидимый Орсон отвечает: «Я на это не куплюсь, Морк. Звучит так, будто они в этом преуспели».

«Большинство да, сэр, – дрожащим голосом отвечает Морк, – но некоторые становятся заложниками своей же славы. Очень особенные, интеллигентные люди. Такие как Элвис Пресли. Мэрилин Монро. Дженис Джоплин. Джими Хендрикс. Ленни Брюс. Фредди Принц. И Джон Леннон».

Его глаза наполняются слезами. От зрителей не слышно ни смеха, ни комментариев, экран потухает.

7
Бунгало № 3

На каждом этапе его голливудской карьеры – той, которая началась всего тремя годами ранее – Робину напоминали, каким фантастически быстрым был его взлет. А такие вещи просто так не происходят и теперь он должен признать, что это правда: так просто не бывает – все больше не происходило так, как он уже привык. Может, для него уже все закончилось. Конечно же, Робин старался отшутиться с помощью несентиментального и язвительного юмора относительно нестабильной траектории своей карьеры. «Божество в двадцать семь, и крах в двадцать восемь, – говорил он о себе весной 1980 года, незадолго до своего двадцать девятого дня рождения. – После тридцати лет ты становишься жирным, с выпавшими волосами и с редкими моментами радости с помощью наркоты». «Хорошо, – добавил Робин, – что существует будущее». Но когда его сериал больше не на топовых позициях, а брак на грани распада, на какое будущее ему приходилось надеяться?

В жизни Робина продолжали появляться новые и ценные друзья, а гастроли в Лондон после окончания съемок «Попая» превратились в череду неожиданных встреч с королями британской комедии. Когда он посетил особняк Playboy в Лондоне, чтобы пообщаться с моделями с кроличьими хвостиками, то повстречал там Питера Кука, ведущего телевизионного сатирика, который представился и назвал Робина героем еще до того, как то же самое хотел сделать Робин. Уже вечером они дома у Кука вместе смотрели кино.

В ту же самую поездку Робин провел один из вечеров, потея на выступлении в лондонском клубе под название Comic Strip – такое название он получил, потому что располагался над стрип-клубом Сохо. Робин потел потому, что опасался, что местные жители не оценят его шутки о Рональде Рейгане, кандидате в президенты от республиканской партии. «Это Рональд… – затем он сделал паузу, как будто кто-то шепчет ему что-то на ухо, – Рейган!» В тот вечер среди зрителей был Эрик Айдл из Монти Пайтон, и он рассказывал, что толпа была безжалостной. «Вполне смешные комики были освистаны и смогли выступать всего в течение нескольких минут. Но затем вышел Робин, и у всех перехватило дыхание. Его перебивали, а зрители были готовы убить каждого, кто это делал. Но Робин был беспощаден и быстро с ними разделался. Здорово было увидеть профессионала, который естественным образом расправляется с пьяными хамами, которым, как им казалось, есть что сказать».

После окончания выступления, включавшего спонтанную импровизацию на тему чемпионата Уимблдона между Бьорном Боргом и Джоном Макинроем, Айдл аплодировал ему стоя. «Я уже много лет так не смеялся», – сказал он Робину после шоу, наградив его походом в частный мужской клуб, где они смогли провести ночь в компании еще больших светил, таких как Майкл Кейн и Шон Коннери.

Айдл, который был на восемь лет старше Робина, был для последнего творческим героем, им обоим нравился стиль нелепой комедии, подача которой осуществлялась посредством интеллектуальных и литературных приемов. Айдл тоже редко использовал банальные эвфемизмы, он был из той редкой породы профессионалов, которая могла пробраться через дерьмо и сказать по-своему безжалостно, но с юмором, все, что он об этом думает, даже если это ущемляло мнение Робина. И хотя он был впечатлен беспрецедентной способностью своего нового друга к импровизации, но также подозревал, что это каким-то образом компенсирует или покрывает другие способы, с помощью которых Робин не мог поделиться собой со своей аудиторией.

«Все было очень просто, – рассказывал Айдл о самом отличительном таланте Робина. – Я всегда знал, что ослепительная реакция и остроумие Робина были в первую очередь попыткой скрыться, а не раскрыться. По официальной версии, он говорил о чем-то личном, интимном, но на самом деле это никогда не было действительно личным. Он обо всем говорил в общих чертах».

Позже тем же летом Робин совершенно спонтанно отправился в Торонто по полученному за несколько недель до этого приглашению Мартина Шорта, актера труппы театра The Second City и сериала «Секонд Сити ТВ». Во время короткой забастовки Гильдии киноактеров Шорт сказал Робину, что планирует провести время простоя, выступая в The Second City в Торонто. Когда Робин спросил, может ли он присоединиться, Шорт ответил: «Естественно!», но никак не рассчитывал, что Робин когда-либо воспользуется этим приглашением.

И вот однажды вечером в августе в Old Fire Hall появился Робин, без денег и без багажа. Они с Шортом импровизировали, играя «шекспировских галантерейщиков отца и сына, конкурирующих подвыпивших хореографов с тяжелыми судьбами и двуглавого человека из Ньюфаундленда, весело распевающего о славе Канады». Шорт рассказал, что в какой-то бурный момент во время выступления Робин, не привычный к размерам этой сцены, упал прямо на несколько восхищенных покровителей.

Шорт и его жена Нэнси пригласили Робина погостить у них, Нэнси даже выстирала льняные брюки Робина, пока на следующий день тот спал допоздна. Когда Робин случайно обнаружил, что из-за стирки штаны сели до размера трусов, то тут же придумал, что скажет Валери: «Клянусь, я ни с кем не спал! Понятия не имею, почему мои штаны стали на четыре дюйма короче!» Робин провел у них неделю, порой не делая ничего, он мог подолгу сидеть у окна и глядеть, как дети играли на улице в хоккей. В какой-то момент он повернулся к хозяину и сказал «с нечетким ирландским акцентом и ноткой удивления»: «Оу, они такие восхитительные, Марти. Абсолютно беззаботные. Хотел бы я остаться здесь и смотреть на них целыми днями!» Как позже рассказывал Шорт: «Он напомнил мне Маленького принца Сент-Экзюпери, задумчиво исследующего мир, к которому, как ему казалось, он не принадлежит».

В Лос-Анджелесе Робина особо не ждали. Третий сезон «Морк и Минди» продолжил стремительное падение до сорок девятой позиции в рейтинге, даже несмотря на то, что в состав актеров вернули Конрада Джениса и Элизабет Керр, а время вещания вернули обратно на 8 вечера в четверг. «Третий сезон был сезоном проб и ошибок», – говорил Гэрри Маршалл. Морк больше не мог притворяться непосвященным человеком, болтающим по телефону или тостеру, не ускользнул от создателей сериала и факт, что несмотря на то, что Морк и Минди жили вместе под одной крышей уже три года, крайне редко между ними был намек на какие-либо отношения, отличные от дружеских. В премьере четвертого сезона Морк сделал Минди предложение и уже через неделю, несмотря на запрет Оркана на свадьбы в течение двух миллионов лет, они поженились. В качестве наказания Орсон на время превратил Морка в собаку.

Едва только закончились свадебные хлопоты, а телевизионная пара уже ждала ребенка: Морк через пупок родил яйцо, которое затем очень сильно выросло, и из него вылупился взрослый (но едва ли полноценно умственно развитый) человек, которого они с Минди назвали Миртом. На роль взрослого человека с детским разумом продюсеры «Морка и Минди» пригласили Джонатана Уинтерса, поистине гениальный выбор. Робин боготворил Уинтерса с самого своего детства, ведь тот был еще более непредсказуемым и неуправляемым импровизатором.

Уинтерс быстро сыграл роль Мирта в серии сериала «Счастливые дни», где произошло знакомство с персонажем, а в третий сезон «Морк и Минди» его пригласили в качестве звезды, чтобы он сыграл роль дяди Минди Дейва, деспотичного миллионера. Съемочная команда отлично знала, что Уинтерс не всегда играет по правилам. Режиссер Ховард Сторм вспоминал: «Когда его представили Пэм, он на нее посмотрел и протянул: ”Какая ты милая девчушка“. Но я ему сказал: ”Джон, она твоя племянница. Ты не должен с ней так говорить. Ты не должен хотеть с ней переспать“. Из-за этого или нет, но Уинтерс затем не сказал ни одной строчки из сценария. Он его постоянно менял».

В конце серии Морк отомстил дядюшке Дейву, скормив ему орканский десерт, из-за которого у того появились галлюцинации, будто он находится в эпицентре войны в стиле комиксов. И тут стало понятно, что если дать Робину и Уинтерсу свободу импровизировать, то происходит нечто необыкновенное. «Джонни буквально слетел с катушек и сыграл роль всех в этой войне, – рассказывал Сторм. – Он и генерал, и сержант, и рядовой, и наводчик. Он лежал за диваном с воображаемым пулеметом и стрелял во всех подряд, а Робин заправлял ему в пулемет патроны. Они были на одной волне: Джонни решил, что пулемет заклинило, а Робин словно об этом знал, потому что в этот же момент он притворился, будто его палец застрял внутри и вскрикнул: ”Ой!“ Вместе с Робином Уинтерс импровизировал двадцать две минуты. ”Но само шоу было всего двадцать две минуты, – говорил Сторм. – Поэтому нам пришлось сократить импровизацию до шести-семи минут“».

Не сам Робин придумал позвать Уинтерса на постоянную роль в «Морк и Минди», это продюсеры решили, что такой ход поднимет настроение Робину. «Не думаю, что Джонатану было до всего этого дело, – говорил один из создателей сериала Дэйл МакРэйвен. – Нас спросили, нужен ли он нам, а Джонатан был героем моего детства. А тем более Робина. Поэтому, когда Робин услышал об этом, то попросил: ”Приведите его, пожалуйста“».

Появление Уинтерса в роли Мирта дало сериалу и его ведущему актеру новое дыхание. «Только благодаря тому, что он появился в сериале, я тоже остался, – говорил Робин, который по контракту был обязан продолжать принимать участие в съемках, нравилось ему это или нет. – Для меня это также была отличная возможность сыграть с ”Бэйб Рут“. Зато создатели сериала теперь получили звездную пару, которая паталогически не была способна играть персонажей и вдруг могла решить, что теперь они инспектор по строительству, проверяющий нарушение норм, или охранник, работающий в Paramount десятки лет и ведущий телемарафона, не выпускающий Люсиль Болл в эфир».

Уинтерс, которому в то время было пятьдесят с небольшим лет, заработал свою безупречную репутацию комика посредством съемки в фильме «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» и многочисленных телевизионных выступлений. Но одновременно у него была очень трагичная судьба, он в открытую говорил, что страдает от биполярного расстройства и что из-за нервных срывов попадал в больницу в 1959 и 1961 годах. Какое бы беспечное выражение не было у него на лице и какого бы персонажа он не играл, у него всегда с собой была цитата Ральфа Уолдо Эмерсона: «Юмор – хозяин печали».

Съемочная команда «Морка и Минди» снисходитльно относилась к тому, что иногда Уинтерс забывал свои слова или не читал суфлерские карточки. Они знали, если Джонатан начнет путаться, Робин поможет ему. А Уинтерс предоставил Робину молчаливое согласие на то, чтобы тот его спасал, когда это было нужно, Робин был ему родственной душой, который понимал, что комедия может быть и легкой как перышко, и тяжелой как доспехи, и который умел использовать ее в защитных целях, чтобы не пускать в свое личное пространство.