Текст книги "Робин Уильямс. Грустный комик, который заставил мир смеяться"

Все любившие стендапы Робина уже были знакомы с этими сценками, а те, кто смотрел его последующие шоу, стали хорошо разбираться, как этот волшебник творит свое волшебство. «Это не импровизация гения – 90 процентов шоу повторялось каждый вечер, – говорил Джошуа Рауль Броди, участник Rick and Ruby. – Его гениальность в том, что каждый раз у него это выглядело по-новому, свежо. У него был список фраз, которыми он мог ответить на любую реплику, а казалось, что он ее только что придумал».

Отзывы о его шоу в Копакабане были восхищенными, но важнее то, что в них четко указывалось на факт, что Робин Уильямс отличался от Морка, который ко всему прочему был даже известнее из них двоих. Робин разделял нежность и сострадание Морка, но за этим персонажем стоял человек с невероятным интеллектом и полный понимания силы, которую этот интеллект ему дает. Как заметил один критик: «У меня такое чувство, что если бы Уильямс продемонстрировал свои способности, то зрителям на входе пришлось бы сдавать тест на уровень знаний школьной программы».

Это тезисы из отзыва The New York Times о первом шоу Робина:

«Странно, что такой смешной человек, как Робин Уильямс, может быть в том числе таким милым… Мистеру Уильямсу не нужен ни секс, ни злой умысел, ни унижение, чтобы расширить свой репертуар. И ему не нужен ни опыт, ни реальные шутки. Мистер Уильямс просто перенимает манеры маленького мальчика, изображающего из себя крутого взрослого героя, и перескакивает с темы на тему со свойственным ему самообладанием. Когда толпа благодарно реагирует… кажется, он излучает сладкую, незамысловатую гордость».

Робин наслаждался положительными отзывами критиков, постепенно его приняли в элитный круг знаменитостей. После его премьеры в Копакабане во время афтерпати в гостинице Sherry-Netherland он познакомился со звездами «Субботним вечером в прямом эфире» Биллом Мюрреем и Гилдой Рэднер, Диком Каветтом, Энди Кауфманом, Джином Симмонсом, Робертом Клейном, Люси Арназ, Питером Алленом и Энди Уорхолом. Как вспоминал Трэймер: «Я помню, как Билл Мюррей произнес легендарную фразу: ”Мама, познакомься с Энди Уорхолом“. На следующий день Робин с Уорхолом прогуливались по секонд-хендам. Дальше поездка продолжилась по Среднему Западу, где шоу Робина в Детройте привлекло внимание Дайаны Росс и группы «Jackson 5», закончилась же поездка в Universal Amphitheater в Лос-Анджелесе».

Поездка не была бесконечно гламурной. Брайан Сефф из Rick and Ruby рассказывал: «После многочисленных выступлений нас встречала толпа из представителей прессы, медиа и поклонников, окружавшая Робина. Всем им был нужен Робин, запах от которого можно было учуять на расстоянии двадцать футов. От него воняло хуже всех, кого я когда-либо знал, потому что он был очень волосатым и выкладывался на сцене по полной. С ним рядом было невозможно находиться. Но, кажется, это совершенно не волновало его поклонников. Они не давали ему времени освежиться. Он им был нужен немедленно, как только покидал сцену – и ни минуты на то, чтобы принять душ».

В изобилии были и другие факторы. «Он был известным, женщины на него вешались, – рассказывал Сефф. – А еще каждый наркоторговец почитал за честь продать ему дурь».

Робину не всегда было просто справиться с обожанием, свалившимся столь неожиданно на него со всех сторон. Через несколько месяцев после запуска «Морк и Минди» Робин был в Беверли-Хиллс, где его на улице остановил Джек Леммон и сказал: «Мне кажется, ты самый талантливый парень за последние пять лет». Когда позже Робин рассказывал Трэймору об этой встрече, то было понятно, что его разрывает между тем, чтобы принять это как комплимент, и боязнью не соответствовать ожиданиям. «Частично это было: ”Это же круто?“ и частично: ”Я, правда, это заслужил?“ – рассказывал Трэймор. – Его реакция не была самоуничижительной, но: ”Как я до этого дошел? Это произошло слишком быстро“, а не ”Это же здорово?“. Это его немного сбило с толку».

Позже, во время своего тура Робин повстречался с Брюсом Спрингстином. От молодой рок-звезды Робин хотел услышать секреты, как справиться со славой и подводными камнями, но оказалось, что и тот хотел то же самое услышать от Уильямса. «Робин расположился в Корвете Брюса, – рассказывал Трэймор, – и тот спросил: ”Как ты с этим справляешься?“, имея в виду его звездность. Так, будто у них было какое-то заболевание или что-то вроде этого».

Большинство людей, знавших Робина до того, как на него обрушилась слава, понимали, что их отношения больше не будут такими же. «Все изменилось, – признавалась Соня Сомес, которая встречалась с Беннеттом Трэймером. – Это похоже на теорию большого взрыва, когда внезапно рождается вселенная». Случалось, что они с Трэймором вместе выходили куда-нибудь с Робином и Валери, и тогда, рассказывала Сомес: «Люди были ошарашены. Они к нему подходили, просили автографы, произносили ”Нану, нану“, хотели с ним сфотографироваться. В результате резкого взлета общества Робина стали искать и другие люди, на которых так же неожиданно обрушилась слава. Словно люди с таким же талантом и известностью состояли в каком-то клубе, и только им понятно, что сейчас с тобой происходит».

Частенько этим друзьям-знаменитостям было чуждо общество обычных друзей Робина. «Так как мы с Беннеттом не были известными, некоторые нас просто не замечали», – рассказывала Соня. Было не понятно, как Робин привыкал к этому резкому повышению своего статуса. «С одной стороны, ему это нравилось, – говорила она. – Но, думаю, что с другой стороны, это его сильно подавляло».

Первый концерт Робина, вышедший летом 1979 года, назывался «Reality… What a Concept». Он был более проработанный, не такой личный и интимный, как его выступления на сцене и по телевидению. Его известные всем персонажи теперь были призваны возбуждать публику, заставлять смеяться ценой их человечности. Больше не осталось ничего сентиментального в Дедуле Фанке, он больше не был постаревшим Робином, теперь он говорил: «Подойди сюда, я тебя пожую, потому что больше я ни на что не способен». Телепроповедник, которого теперь звали Преподобный искренний гнев, выступал с проповедью: «Знаете, друзья, жизнь как большой фант. Но иногда на вас может свалиться какашка. А комедия может стать вашим прикрытием. Она поможет вам смеяться».

И только единственный раз Робин был самим собой, когда, играя роль шекспировского актера, попросил зрителей предложить ему тему из новостей, чтобы он мог поимпровизировать, и кто-то выкрикнул: «Робин Уильямс!»

«Робин Уильямс? А кто это?» – спросил он.

«Морк», – последовал ответ.

«Нет, нет, малыш, – ответил Робин, – сегодня мы не будем этим заниматься. Сегодня я свободен, господин Боб. Хоть ненадолго я свободен от ”нану“. Мы занимаемся чем-то иным. Пять месяцев назад он даже свое имя не мог произнести. Но благодаря вашим деньгам он научился ”нану, нану“. А у вас появился ваш любимый сериал».

К этому моменту зрители скандировали: «Морк! Морк»! Морк!»

«Перестаньте, – сказал Робин. – Ш-ш-ш, тихо, время вышло. Мне нужно вам кое-что объяснить. Сегодня я не буду Морком, потому что выступаю здесь». Зрители зааплодировали, и он продолжил выступление.

На обложке «Reality… What a Concept» была нечеткая фотография с портретом Робина, которого поймали на полуслове с кажущейся ухмылкой и удивлением на лице, а на внутреннем развороте он был изображен в своих разных ролях: Преподобный в жатом полосатом костюме с библией в руке, Никки Ленин в советской футболке и со спортивной сумкой у ног, Дедуля Фанк в плаще и в оправе от очков без линз. На развороте также было скромное посвящение от Робина: «Этот альбом я посвящаю Лоре Берри Смит», но он не сказал, что это его мать. Он предпочел оставить загадку и тогда, когда благодарил других людей, при этом он называл только их имена, в том числе «Роб, Мисс Ви, Тодд, Лорин». Единственная конкретная благодарность высказана Джонатану Уинтеру «за то, что зажег во мне искру».

Как и живые выступления, лежащие в основе «Reality… What a Concept», сам концерт получил исключительно положительные отзывы. Журнал Magazine писал: «Выступления из ночных клубов демонстрируют, что Робин Уильямс похож на бабочку, работающую в ситкоме. Пока он в роли Морка, телевидение ограничивает его неуемное воображение. И ничего страшного в том, что здесь нет Морка». Еще там говорилось: «Комедийные выступления обычно раздражают – сценка Уильямса ”Смерть сперматозоида“ неподражаема. Ему легко удается рассмешить зрителя, изображая пьяного или упоминая слово «наркотики». И это не делает его выступление хуже, чем у Хоуп, Брюса, Косби, Карлина или Прайора». К осени альбом был уже в списке рекордов Billboard Top 10 (вместе с рок-альбомом Led Zeppelin «In Through the Out Door» и Supertramp «Breakfast in America»), а продажи составили более полумиллиона копий.

Казалось, все шло так, как мечтал Робин, к чему бы он не прикасался – все тут же приносило успех. Когда фотография Робина появилась на обложке Time, Беннетт Трэймер поздравил его рекламного агента Эстель Эндлер, сказав: «Это же круто?»

К удивлению, Трэймора Эндрер ответила: «Не совсем».

«Почему?» – спросил Трэймер.

«А почему же это не круто?»

«Ты не понимаешь, что звезды появляются для того, чтобы позже их кто-нибудь взорвал?»

6
Морк снимает защиту

Это была еще одна ночь в Improv на Манхеттене. Робин выбежал на сцену. Ему нравилось приезжать в этот город, нравилось оставаться здесь на выходные, чтобы поймать то нечто, что он мог найти только в Нью-Йоркских клубах. Зрители здесь были очень требовательны и не простили бы ошибку, в то время как в Лос-Анджелесе или Сан-Франциско к его выступлениям народ относился весьма лояльно.

Рич Шиднер, друг и коллега, вел шоу, когда неожиданно появился Робин, но это появление запомнилось навсегда. «Естественно, все были в шоке, – рассказывал Шиднер. – Он просто взорвал аудиторию за какие-то сорок минут. Что бы Робин ни делал, вызывало смех». После этого Робин с Шиднером наблюдали из-за кулис, как другой комик безуспешно старался повторить его успех. «Следующие два акта были просто никакими, это была пустая трата времени, но тут Робин сказал нечто неожиданное. Взволнованно глядя на сцену, он тихо, словно сам себе, произнес: ”Я больше не знаю, что смешно, а что нет“. Я был поражен. Многие бы сказали: ”Мы делаем так, чтобы все смеялись, так и будем продолжать, это же здорово“. Но Робин волновался, что теряет контроль над тем, что смешно, а что нет. И это проблема любого настоящего комика».

На протяжении целого года казалось, что Робин находится на гребне волны. Его ситком имел огромный успех, а первый альбом был в числе бестселлеров. Его излучающее счастье лицо украшало все виды товаров «Морк и Минди», включая футболки, коллекционные карточки, настольные игры и фигурки. Робин стал настолько узнаваемым, что больше не выходил на улицу в своих радужных подтяжках, которые ранее были неотделимой частью его образа, чтобы дети не подходили к нему с вопросом, возьмет ли он их с собой в космос. Крупное телосложение не делало его неуязвимым, напротив, он столкнулся с таким количеством проблем, что раньше и представить себе не мог.

В мартовском выпуске журнала «Los Angeles» от 1979 года в самом верху колонки со сплетнями под названием «The Insider» была опубликована новость о том, что Робин плагиировал часть своего материала у других комиков. В статье говорилось, что «группа молодых комедиантов из Лос-Анджелеса» – имена не упоминались – утверждала, что Робин приходил на шоу в Comedy Store, а позже их реплики появлялись в сериале «Морк и Минди». Некоторые из этих комиков, как говорилось в статье, отказывались выступать в клубе, если там будет Робин, а один исполнитель, имя которого не называлось, утверждал, что прижал Робина к стене и потребовал заплатить ему 300 долларов за те реплики, которые, по его мнению, были украдены, и Робин якобы с этим согласился. Статья заканчивалась тем, что эта группа комиков очень сильно боялась бросать вызов мощным менеджерам Робина в Rollins Joffe, но в то же время указывалось, что они «также понимают, что эта история может убить их лучшие шутки».

Спустя несколько дней эта история дошла и до Восточного побережья, когда ею заинтересовалась Лиз Смит из Нью-Йоркской «Daily News». Опять не назвалось никаких имен и деталей, а лишь повторялась история от анонимного источника, который «швырнул самого талантливого актера об стену и потребовал заплатить», и говорилось, что «завсегдатаи клуба подтверждают, что Уильямс заплатил».

Позже в апреле «Chicago Tribune» опубликовала длинную статью, которая во всех подробностях описала выдвигаемые претензии, и обрисованная в ней картина была далеко не лестной. Хотя в ней и говорилось о вызывающих зависть трудностях, с которыми пришлось столкнуться Робину в борьбе за огромную телевизионную аудиторию и армию фанатов, которые на него налетают, как «недоеденные драже», речь шла еще и о том, что у Уильямса есть и более глобальные проблемы: «В тесном комедийном сообществе Западного побережья его знают как человека, ”заимствующего“ фразы и концепции из других выступлений – грубо говоря, за воровство материала».

«Tribune» предупреждала, что исторически такие исполнители, как Милтон Берл, Ленни Брюс и Фредди Принц, тоже были «не чисты на руку», здесь же припоминались маловероятные рассказы о Уильяме Клоде Филдсе, которому, по рассказам, сломали ноги за воровство одной из ролей, и Шекки Грин, который отказывался выступать в Лас-Вегасе до тех пор, пока из зрителей не прогнали комика-вора.

В статье перечислялось несколько шуток из репертуара Робина, которые он использовал либо в своих живых выступлениях, либо в «Морк и Минди», и которые вполне возможно принадлежали другим комикам. Повторяющаяся шутка, когда Робин заявлял: «А сейчас я вам покажу что-то, чем я особенно горжусь», а после этого начинал расстегивать ширинку, по словам авторов статьи, принадлежала Чарльзу Флейшеру, а слова «Реальность – вот это концепция», ставшие названием знакового альбома Робина, возможно, принадлежали Биффу Мэнарду. В статье также говорилось, что одна из известных крылатых фраз Морка «Что происходит, плазма?» – слова, с которыми он часто обращался к своему юному другу Юджину (Джеффри Жаке) и их осознанно неверная комедийная интерпретация «Что происходит, кровь?» – были позаимствованы у Джона Уизерспуна, актера и комика, который вместе с Робином выступал в «Шоу Ричарда Прайора» и у которого долгое время была сценка о переехавшем в Беверли-Хиллс друге, который часто произносил эти фразы.

Уизерспун рассказывал «Tribune», что у них с Робином был на этой почве конфликт. «Он ответил: ”Я много импровизирую. И если я использовал твою фразу, то заплачу за это“, – вспоминал Уизерспун. – Я возразил: ”Ты не сможешь мне заплатить, потому что шоу просмотрели 40 миллионов человек. И если за каждого из них ты дашь мне по доллару, будет круто. О другом и толковать не стоит“. В статье также цитировали таких комиков-ветеранов, как Том Дрисен, который подтвердил авторство Уизерспуна, и Тим Томерсон, который рассказал, что ему угрожали менеджеры Робина за исполнение сатирической сценки о нем. «Я принял его позу, положив руку на бедро, и сказал: ”О, я буду вести себя так“, – объяснял Томерсон. – Это вызвало смех комиков в зрительном зале, которые были в курсе, о чем я говорю».

Робин, сильно задетый этими обвинениями, категорически все отрицал. «В этом нет ни капли правды, – говорил он. – Они все мои друзья, я не хочу ни с кем из них ссоры». Некоторые коллеги встали на защиту Уильямса. Ховард Сторм, режиссер «Морк и Минди», говорил, что менее успешные комики просто завидуют успеху Робина. «Когда ты успешен, к тебе будут одни и те же претензии», – говорил он.

Другие исполнители, знакомые с Робином в то время, никак не могли прокомментировать эти заявления. Мало кто из них верил, что он действовал умышленно и хотел преподнести чужие шутки как свою собственную работу. Однако некоторые признавали, что хотя это и не было открытым плагиатом, но Робин действительно повторял слова, реплики, копировал персонажей и сюжеты, которые изначально придумали другие исполнители. Порой он даже не осознавал, что делает.

Некоторые комики утверждали, что поведение Робина попадало в ту зону, которая считалась приемлемой в соответствии с этическими представлениями сообщества. «Робин видел что-то, что ему нравилось – как это смотрится и как звучит, – рассказывал Джим Стаал, выступавший с Робином в Comedy Store Players и снимавшийся с ним во втором сезоне «Морк и Минди». – А затем он делал это по-своему, что-то добавлял, что-то убирал. Мы это называли ”сладкой кражей“. Порой Робин преподносил свою интерпретацию чужого материала, а зрители об этом даже не догадывались».

Но не все допускали возможным даже небольшое заимствование. Ричард Льюис, друг и коллега, говорил, что вполне понимает тех комиков, которые считают такое поведение непростительным. «Робин мог взять сюжет или шутку, а затем сделать ее лучше, потому что он был гением, – говорил Льюис. – Но сама задумка тоже на вес золота. Если у молодого комика есть все четыре-пять минут в шоу ”Сегодня вечером“, и внезапно Робин выступает с тремя его шутками, естественно, он в заднице. Так что да, для некоторых существовала весомая причина быть так враждебно настроенными».

Но существовал и другой Робин, который повторял слова и идеи других людей неосознанно и бессознательно – результат быстрого ума, который впитывал абсолютно все, смешивая новую информацию с уже имеющейся, в результате чего артист был искренне уверен, что это его собственные изобретения.

Порой Робин осознавал, что он сделал, и очень об этом сожалел, желая искренне загладить свою вину. «Что-то словно щелкало у него в голове, – рассказывал Стаал. – После чего он говорил: ”Дерьмо, я вспомнил, откуда у меня эта сторочка. Клянусь Господом, я не хотел“».

Однажды, когда Робин выступал в «Copacabana» в Нью-Йорке, как-то в обед он отправился по магазинам с Моникой Ганас и Джошуа Рауль Броди из группы «Rick and Ruby», а затем на такси вернулся в театр. «Движение было напряженное, такси ехало медленно, – вспоминал Броди. – Когда садились в такси, Моника рассказала Робину историю, которая произошла с ее двоюродным братом. А когда мы выходили из такси, уже Робин рассказывал Монике ту же историю, как если бы она произошла с кем-то другим. То есть за время пути он уже и забыл, от кого слышал эту историю». Относительно любых обвинений в незаконном присвоении тот же Броди говорил: «Ваша честь, я хочу предложить объяснение. Это была болезнь, а не кража».

Гораздо позже Робин выработал определенную позицию по этому вопросу. «Если вы зависаете в клубах, как я, 24 на 7, то слышите многое, – говорил он, – затем, когда вы начинаете импровизировать, мозг выдает вам все то, что успел накопить. Во всяком случае, так работает мой мозг». В какое-то время Робин перестал ходить в клубы, боясь, что его снова обвинят в воровстве реплик и насмешках над материалом других актеров. А когда ходил, то предпочитал отмалчиваться и не афишировать себя. «Мой мозг был переполнен информацией, – говорил он. – А я не всегда мог ее использовать. "Ах, это ваша фраза? Простите, я не знал. Вот дерьмо…"»

Но до тех пор, пока он давал зрителям то, чего не мог дать ни один другой комик, Робин понимал, что ему не о чем беспокоиться: «По-настоящему уникальным парням не о чем волноваться», – говорил он.

Что бы Робин ни делал – намеренно или случайно, – Джейми Масада, владелец Laugh Factory, говорил, что им двигала благородная цель, которая в конечном итоге вышла из-под контроля. «Он зависимая личность, – сказал Масада. – Робин зависел от смеха. Иногда ему безумно хотелось всех рассмешить. Но не нужно было красть материал».

Но теперь, когда Робина называли вором, он обнаружил, что независимо от того, сопротивлялся ли он яростно этим обвинениям или вообще не отвечал на них, над его головой нависла туча, и он ничего не мог поделать, чтобы избавиться от нее.

Дом все еще оставался для него убежищем. В статье «TV Guide» того периода Робин тепло благодарил Валери за все, чего достиг или получил. «Валери – моя муза, – говорил он в интервью. – Она моя точка заземления».

Но давно знавшие их друзья говорили, что паре приходилось бороться с его быстро растущей славой. «Робин был молод, а переход от просто забавного парня из клубов до звезды был крайне стремительным, – рассказывал Беннетт Трамер. – И, конечно же, это испытание для брака. Ты только что вышла замуж, а потом буквально через два-три месяца твой муж становится самой известной звездой во всей стране. Вместе им было комфортно, но ей приходилось очень тяжело». «Были только я и мой муж, а теперь весь мир хотел получить хоть частичку от него. Брак – это великолепно, но его не хотелось бы демонстрировать на весь мир всего через месяц или два после свадьбы».

Иногда Робин очень прохладно и сдержанно отзывался о Валери на публике. На пресс-конференции, посвященной «Морк и Минди», когда ему задали вопрос, как жена справляется с его молниеносным успехом, Робин ответил: «Довольно не плохо, думаю. Сейчас она в Луизиане, но мы общаемся по почте. Она пишет, что наш мальчик растет».

Однажды вечером Валери вместе с Брайаном Сеффом, их другом из Rick and Ruby, смотрела выступление Робина в Comedy Store. Робин рассуждал о странностях известности и сказал зрителям: «Ко мне только что подошли девушки. Я никогда их раньше не видел, а они прощебетали: ”Извините, вы бы не хотели…?“» И Робин показал пальцем на пах.

«Он говорил об этом так, что было понятно, что для него это неприятно, – вспоминал Сефф. – А Валери выкрикнула: ”Да ладно, тебе же это нравится“. Безусловно, Робин услышал ее выкрик и тут же среагировал: ”О, это меня жена подкалывает“».

Если бы Робин был пособранней и умел сосредотачиваться, он был бы хорошим мужем, но он очень быстро и легко отвлекался, а сфера его деятельности предоставляла огромное количество этих отвлекающих факторов. «Робин был как огромный щенок: ”Давай поиграем. Давай подурачимся. Давай что-нибудь поделаем“, – рассказывал Джим Стаал. – К тому же его график предполагал много свободного времени, что позволяло одной форме плохого поведения органично перетекать в другую».

«Мы получили новый сценарий в понедельник, вычитали его, пообедали, а потом в обед, отказавшись от нескольких сцен, решили, что рабочий день окончен, – рассказывал Стаал. – Вечером в понедельник мы с Робином пошли в Comedy Store. Выступили, и кто-то сказал: ”А пойдем на пля“», имея в виду Хермоса Бич, где выступили в Comedy and Magic Club, а затем зависли у Молли Мэдден, модели и агента, подруги Доубер и девушки Кристофера Рива».

Стаал, который в то время переживал развод, сказал, что та толпа, что была в доме Мэдден, состояла из «отдыхавших на пляже людей, которые просто решили поразвлечься», а он туда отправился, чтобы познакомиться с моделями из агентства. «Я бы пошел домой пораньше, но Робин прекрасно проводил время. Какой бы ни была ночь, и кто бы ни был вокруг, казалось, ему было все равно, его аппетиты и выносливость поражали. Робин выступал в Comedy Store, а затем еще и в Improve, – говорил Стаал. – А мог и уехать от нас в Хермоса Бич или в другие пару клубов. И дальше, и дальше, и дальше».

Комик, актер, член Comedy Store Players Тейлор Негрон был частым спутником Робина во время его декадентских походов. Негрон рассказывал, что сцена после выступления Comedy Store Players выглядела крайне непристойно. В гримерке было полно «двойников Лу Рида по имени Геркулес или Ракель, которые потряхивали крошечными бутылочками с кокаином». Затем, с его слов, все приступали к поиску более сильного горючего: «Робин любил кокаин, а мы любили Робина, поэтому ходили с ним на вечеринки, где все вокруг затягивались. Мне кокаин не нравился. Мне хотелось пропылесосить от него все коридоры во всех квартирах во всем мире».

Каждый друг Робина или приближенный к его кругу общения был потенциальным жертвой National Enquirer или любого другого таблоида, рыщущего по всему Лос-Анджелесу в поисках грязных историй о нем. «Они всегда ноходились в поиске рассказов и сплетен, – рассказывал Стаал. – Странно, конечно. Ты куда-то ходишь, что-то делаешь, а через несколько дней в какой-нибудь газетенке Enquirer читаешь, что там происходило. Как у них это получалось? Я узнал, что Enquirer занимался подкупом. Можно было заработать пятьсот-тысячу баксов, если у тебя была проверенная информация. А можно было и просто сослаться на другой источник, сказав: ”Да, все именно так и было“».

Чтобы предотвратить подобное и не допустить доведения подобной информации до широкой публики, Валери порой приходилось попадать в неловкое положение и просить друзей Робина помочь ей. Однажды, рассказывал Стаал, Валери подошла к нему в Comedy Store и поинтересовалась: «А ты сегодня ни с кем не встречаешься?» Когда он ответил отрицательно, она попросила его прогуляться вечером с моделью и актрисой Кэнди Кларк, чтобы придержать ее подальше от Робина. Стаал рассказывал, что после этого подумал: «Вот это да, неужели у них все так плохо?»

Но у Валери очень мало что получалось держать в тайне. В июле в «New York Post» появилась статья, что Робин с Валери готовятся к разводу в связи с тем, что Робин «в открытую бегал по всему Голливуду с моделью Молли Мэдден». В статье приводилась цитата Валери: «Я достаточно натерпелась. Очень неприятно, когда твоего мужа повсюду видят с другой женщиной. Я не могу смириться с мыслью, что потеряю его навсегда, но что я могу еще сделать?» Через несколько дней Нью-Йоркская Daily News застали Робина и Валери в «Студии 54» во время празднования дня рождения Энди Уорхола, все выглядело так, будто они помирились. Робин рассказывал газетам, что их поездка в Нью-Йорке стала «четырехдневным медовым месяцем», и, как замечалось в статье, «даже ранний прилет Шерил Тигс не испортил его».

Когда в августе Робин появился на обложке «Rolling Stone», он был сфотографирован с голым торсом, где по всей груди и рукам торчали пучки волос. «Внешний вид Уильямса так и пышет сексуальностью, – отмечалось в профиле журнала. – По почте он получал надухаренные открыточки и нацарапанные детским почерком приглашения, но всегда выходил сухим из воды с помощью дерзких шуток и жестов… Как и Морк, Робин приглушал сексуальность до тех пор, пока похоть не возвели в ранг непреодолимой силы. Его шутки о сексе были не настолько безобидными и не очень далеки от похабщины». Дальше описывался воображаемый диалог Робина с его пенисом, который отвечал фальцетом сеньора Венса. В интервью Робин отрицал скандальное заявление о его личной жизни и называл это «бредом».

Но в конце октября Робин появился на обложке «People» и в статье под названием «Морк рассвирепел? Успех пошатнул жизнь и брак, но теперь все в порядке». Сопровождалось все информацией о связи Робина с Мэдден, а также слухами о том, что Валери уехала от Робина и проводила в одиночку время в Италии, но Валери опровергла все эти слухи, назвав их «абсолютно ложными».

Робин приписывал все трения в браке в качестве побочных эффектов их акклиматизации к необычайно строгому сообществу Лос-Анджелеса. «Людям не спокойно, – говорил он. – Валери не нравилось здешнее общество, она просила забрать ее отсюда. Но сейчас жена уже привыкла». Робин же научился замедляться: «Это словно медленно выключать двигатель, – объяснял он. – Когда едешь на полной скорости, то он будет работать на холостых, но это временное явление».

Как бы Валери ни старалась выглядеть дипломатично, у нее не было никаких иллюзий относительно похождений Робина: он пил, употреблял наркотики, изменял ей. Но так же, как она считала делом чести хранить тайны мужа, Валери считала, что должна разрешить ему эти шалости в надежде, что таким образом он реализуется как артист и исполнитель, и когда протрезвеет, и перебесится, то поймет, что поступил неправильно, и вернется к ней.

«Я просто безумно любила этого человека, – рассказывала Валери много лет спустя. – И искренне хотела, чтобы он был счастлив. Это делало его счастливым, а я сильно отдалялась от него, и чем больше я отдалялась, тем большая пропасть возникала между нами. А что дальше? Было очень много желающих заполнить эту пропасть».

Сначала было захватывающе – как Робин получает признание, которое он заслужил. «Это было настоящее приключение», – рассказывала Валери. Но по мере того, как Робин становился все более известным, а Валери нет, она стала чувствовать, что чужая в этом обществе, и между ними пошел разлад. «Меня не уважали, – говорила она, – людям нужен был только он, сам по себе. Грустно, но так в Лос-Анджелесе случается. Некоторые люди обманывали его, и это не шло ему на пользу. Как не шло на пользу и нам как паре, а также его здоровью и таланту. Его портили женщины и наркотики. Вот в чем была проблема».

Валери не могла следить за Робином, когда он был далеко от нее. «Лос-Анджелес – огромный город, а в то время не было мобильных, – рассказывала она. – У нас было две машины. Два дома. А Робин совсем обезумел. И балдел от этого».

Изменения, происходившие в его жизни, не могли пройти мимо принесшего столько успеха сериала «Морк и Минди». Весной 1979 года менеджеры Робина добились увеличения его гонорара вдвое, по 30 000 долларов за эпизод, что за весь период существования шоу составило бы три миллиона долларов. Но когда показ сериала возобновили в сентябре, он уже не был той полноценной комедией, как в первом сезоне. Несколько ключевых актеров покинули шоу, в том числе Конрад Дженис и Элизабет Керр, сыгравшие отца и бабушку Минди, а также Джеффри Жаке, который сыграл десятилетнего друга Морка и «главного жевуна» Юджина. Их заменили новыми персонажами, такими как любопытный сосед (Том Постон) и напыщенный двоюродный брат Минди (Джим Стаал), а также вечно ругающиеся брат и сестра (Джей Томас и Джина Хект), которые управляли гастрономом в Нью-Йоркском стиле.

По давней телевизионной традиции руководство АВС решило, что у них есть хит и самый лучший способ его сохранить в этом статусе – это немного изменить, опираясь на советы фокус-групп, а также на свои собственные не доступные пониманию капризы. «На канале считали, что пожилые люди как мертвый груз – они не приносили шоу никакой пользы, – говорил Дэйл МакРэйвен. – Я считал это ужасной идеей. Нельзя избавиться от отца и бабушки, а они это сделали. Нам пришлось было с этим смириться, но они пошли на попятную и вернули некоторых, но было уже поздно, ущерб был непоправимый».