Текст книги "Властители рун"

На юге застучали копыта, из сотен глоток вырвался боевой клич:

– Ордин! Слава Ордину!

В ответ на востоке раздался леденящий душу рев. На дальнем берегу реки со стороны Даннвуда, сквозь туман, мчались восемь Фрот великанов – точно огромные, внезапно ожившие холмы.

Призывные крики и звуки рогов на стенах замка заставили воинов Радж Ахтена вскочить со своих постелей. Сколько рыцарей мог бросить в бой Лорд Волк? Наверняка больше того, чем располагал отец Габорна. Дом Ордин имел возможность выставить самое большее две тысячи воинов, если не считать немногочисленных отрядов, которые отец Габорна мог прихватить по пути в более мелких поместьях Сильварреста.

Однако вспыхнувшие в душе принца опасения по поводу возможной контратаки Радж Ахтена почти сразу же пошли на убыль. Со стороны южных ворот послышались крики и лязгающие звуки – это воины Лорда Волка торопливо поднимали подъемный мост. Туман в долине был настолько густ, что не представлялось возможным разглядеть, успели ли нелюди проскочить по мосту.

Прямо сейчас, вот в этот самый момент, Радж Ахтен не мог контратаковать. Прежде всего потому, что не знал, насколько велики силы, которые Дом Ордин выставил против него. Может быть, они таковы, что ему ни при каких обстоятельствах не справиться с ними? Подобная

– Готовьте людей и коней! Пламяплеты – на стены! Прошейте этот туман огнем отсюда до леса, чтобы можно было видеть, что там творится. Я сам возглавлю контрнаступление. Черт бы побрал Ордина! Каков наглец!

– Это необычный туман, – встревоженно заметил один из Пламяплетов. – Он похож на туман чародея вод.

– Раджим, уж не хочешь ли ты сказать, что боишься какого-нибудь молоденького чародея вод, у которого еще даже борода не растет? – насмешливо спросил Радж Ахтен. – Не ожидал от тебя такого. Этот туман не только помогает Ордину, но и мешает ему.

Пламяплет с горестным видом покачал головой.

– Какие-то Силы сражаются против нас! Я чувствую их! Габорн мог дотянуться до Лорда Волка, мог отрубить ему голову, но не предпринял ничего.

Он упустил такую возможность! Осознание чудовищности собственного бездействия безмерной тяжестью навалилось на него. И только когда Радж Ахтен со своими спутниками торопливо шагал уже по Рыночной улице, Габорн принялся лихорадочно нащупывать меч.

– Нет! – одними губами произнесла Рован, схватив его за руку и не давая вытащить меч из ножен.

Она была права. Ах, какое, однако, отличное место для засады, с досадой подумал принц! Лавки даже в обычный день открылись бы не раньше, чем часа через два, а это был далеко не обычный день. Скорее всего, сегодня они не откроются вовсе.

Извилистая Рыночная улица поворачивала здесь на юго-запад, и этот ее участок не проглядывался ни с Королевской Башни, ни со стен вокруг нее, ни с более низких внешних стен. Этому препятствовали трехэтажные каменные здания, которые тянулись вдоль улицы.

Габорн не знал, что предпринять. Утренние тени были еще глубоки, улица пустынна. Может быть, Радж Ахтен вскоре вернется тем же самым путем и имеет смысл подождать его?

Он перевел взгляд на Королевскую Башню.

И увидел женщину, которая бежала в его направлении. Одетая в мантию небесно-голубого цвета, распахнутую в верхней части, так что торчащие груди были наполовину обнажены, в правой руке она держала серебряную цепочку, с которой свешивался маленький металлический шар. Внутри него курился пылающий фимиам. В темных глазах женщины плясали безумные огни, голова у нес была совершенно лысая. Она держалась с такой властностью, что Габорну стало ясно – перед ним особа значительная.

И только когда женщина оказалась совсем рядом, и он ощутил исходящий от нее жар – сухое тепло, источаемое кожей, – принцу стало ясно, что перед ним Пламяплет.

Женщина замедлила движение, глядя на него с выражением узнавания.

– Ты! – воскликнула она.

Времени на раздумья не оставалось. Каждой частичкой своего существа Габорн воспринимал ее как своего заклятого врага. Мгновенно выхватив меч, он взмахнул им и отрубил женщине голову.

Рован в ужасе открыла было рот, но Габорн зажал его рукой и сделал шаг назад.

Какое-то крошечное мгновение женщина-Пламяплет все так, же стояла, держа шарик с фимиамом в руке, а потом ее голова скатилась с плеч.

И тут же ее фигура превратилась в столб зеленого пламени, взметнувшийся высоко в воздух. От жара скалы под ее ногами протестующе застонали, тело сгорело в считанные секунды, и Габорн почувствовал, что даже ему опалило брови. Лезвие его меча вспыхнуло, точно на него обрушилось проклятье. Огонь пожирал окровавленный металл, подбираясь к рукоятке, и Габорн вынужден был бросить меч на землю.

Возникло ощущение, что нужно избавиться и от ножен тоже, – как будто пламя могло распространиться и на них из-за того, что они долго находились в близком соседстве с лезвием.

Слишком поздно до него дошло, какой ужасной ошибкой было убийство Пламяплета.

Могущественных Пламяплетов нельзя убить в обычном смысле этого слова. Эту женщину можно было лишить телесной оболочки, при этом ее плоть рассеивалась, сливаясь воедино со своим элементом. Однако существовал некий промежуток времени между смертью и рассеянием, когда сознание еще не угасло и вся мощь Пламяплета выплескивалась наружу, соединяясь со стихией, которой он служил.

Габорн со всей возможной скоростью отскочил назад, потянув Рован за собой. Даже умирая, женщина-Пламяплет стремилась сохранить человеческий облик, не утратить форму. Только что фонтан зеленого огня взметнулся в небо, а уже мгновение спустя на этом месте возвышалась огромная женщина, высотой что-то около восьмидесяти футов, казавшаяся сотканной из пламени.

Дьявольское создание вернуло себе телесную форму – изумительное соединение топазовых и изумрудных огней. Скульптурно вылепленные скулы и глаза совершенной формы, маленькие дерзкие груди и крепкие мышцы ног – все, все оказалось воссоздано с потрясающей точностью. Она стояла как бы в растерянности, поворачивая голову то на юг, то на восток и слепо глядя туда, откуда доносился шум сражения.

Любопытствуя, элементаль Пламяплета потянулась и дотронулась огненной ладонью до крыши одной из лавок на Рыночной улице. Свинец тут же начал плавиться и стекать вниз по водосточным желобам.

Это был район состоятельных людей, и многие магазины имели большие застекленные окна, которые начали лопаться от сухого жара. Деревянные двери и вывески вспыхнули.

И все же сознание элементали нельзя было назвать полноценным. Похоже, эта ипостась Пламяплета даже не осознавала, что она убита. По крайней мере, несколько мгновений в моем распоряжении есть, подумал Габорн.

Сейчас, пока она не напала на него.

– Бежим! – еле слышно прошелестел Габорн и потянул на собой Рован.

Но девушка замерла в шоке, чувствуя, как огонь опаляет ее, но не в силах сдвинуться с места. Потом она вскрикнула от боли, вызванной присутствием элементали.

Слева от Габорна находился магазин фарфоровых изделий. Оставалось лишь надеяться, что он имел задний выход. Принц поднял руку, прикрывая лицо, и головой вперед бросился через оконное стекло.

Осколки посыпались на него, лоб обожгло болью, но Габорн побоялся остановиться, чтобы обследовать рану. Рванувшись в заднюю часть магазина, к открытой двери, которая вела в мастерские, он потащил Рован за собой. Обернулся на мгновение и увидел огненную зеленую руку, которая вслед за ними просунулась сквозь разбитое окно.

Зеленый палец прикоснулся к спине Рован. Девушка душераздирающе закричала, когда пламя проткнуло ее, подобно мечу, и из живота вырвался длинный огненный язык.

Потрясенный мукой, которую он увидел в глазах Рован, и ее леденящим кровь криком, Габорн выпустил руку девушки. В голове словно что-то взорвалось – он осознал, что ничем не может ей помочь.

Ворвавшись в мастерские, он захлопнул за собой дверь. Вокруг были разложены резцы и шила скульптора по дереву, на полу рассыпаны деревянные стружки.

Почему Рован, недоумевал Габорн? Почему элементаль убила се, а не меня?

Он нашел заднюю дверь, запертую изнутри на засов. Отодвинул засов, чувствуя, что стена за его спиной трескается от жара. И выбежал в проулок.

В первый момент, ничего не соображая, кинулся влево, но потом передумал и свернул вправо, в узкий бульвар, шириной не больше двенадцати футов от порога до порога.

Вспоминая лицо Рован и то, как она погибла, Габорн испытывал ужасное чувство опустошенности и боли. Он хотел защитить ее, но действовал слишком импульсивно, и это погубило девушку. Временами ему не верилось в ее смерть, возникал порыв побежать обратно.

Он свернул за угол.

С широко раскрытыми от страха глазами, на расстоянии меньше двадцати футов от Габорна, стояли два воина Радж Ахтена. Они попятились в сторону, противоположную той, откуда появился принц.

Он обернулся, стремясь увидеть, что так сильно напугало их.

Элементаль Пламяплета навалилась сверху на дом, обнимая его, точно любовника. Пламя уже охватило всю крышу, черные клубы удушливого дыма явно раздражали ужасное создание.

Теперь оно уже очень мало походило на женщину – пламя жадно обгрызало фигуру, хаотически вырываясь во всех направлениях. Всякий раз, когда огонь охватывал очередное строение, элементаль увеличивалась в размерах и мощи, но все меньше напоминала человека.

Она яростно вращала глазами во всех направлениях, будто отыскивая что-то. Здесь было чему горсть – ниже располагались более бедные рыночные постройки, сплошь деревянные. В восточном направлении виднелись конюшни; а в южном – затянутый туманом Даннвуд с его криками смерти и ужаса.

Взгляд ужасного создания, не задержавшись на Габорне, сфокусировался на воинах. Оба разом повернулись и бросились бежать. Габорн, напротив, замер на месте, опасаясь, что движение может привлечь внимание элементали.

Потом се взгляд вернулся к большим округлым холмам Даннвуда. Над туманом поднимались ветви огромных деревьев, и это «лакомство» оказалось слишком привлекательно для элементали, чтобы она проигнорировала его. Теперь женщина-Пламяплет превратилась в голодного монстра, у которого было одно желание – есть. Каменные строения рынка предлагали слишком мало пищи.

Протянув руку, она ухватилась за башенный колокол, подтянула себя вверх и устремилась к лесу, огненными ногами топая прямо по крышам.

Когда она добралась до опускной решетки Королевских Ворот, оттуда послышались крики ужаса. Воины в башнях по ту сторону ворот при ее приближении вспыхивали как факелы, превращаясь в шматки горящей плоти, наподобие ломтей мяса, которые поджаривают на вертеле.

Друг, враг, дерево, дом – элементаль мало волновало; что она пожирала. Чтобы лучше видеть, Габорн вскарабкался на наружную лестницу какой-то таверны, стараясь не высовываться выше уровня крыши.

С приближением элементали каменные башни по обеим сторонам опускной решетки начали трескаться и обугливаться от жара, а сама решетка расплавилась.

Когда огненная тварь ворвалась во двор замка и устремилась к городским воротам, ей во след полетели крики сотен голосов, исполненные ужаса.

К тому времени, когда она добралась до внешних ворот, в ее облике не осталось ничего человеческого; теперь это была просто шагающая огненная колонна. Элементаль вскарабкалась на городскую стену прямо над подъемным мостом и замерла наверху, возможно, опасаясь воды. На мгновение в пламени снова возникло лицо, так похожее на женское, жадный взгляд устремился в сторону деревянных лачуг нижней части города, туда, где тянулся Масляный ряд.

Потом огонь взметнулся над стеной, перепрыгнул через ров и унесся в поля рядом с Даннвудом.

Постепенно, как будто издалека, Габорн снова стал слышать звуки сражения; сейчас в воздухе призывно трубил рог – воины отца готовились к отступлению. Сердце принца колотилось так громко, что на протяжении некоторого времени он не слышал других звуков.

Элементаль неслась над полями, взрезая туман. И в ее свете – точно при вспышке молнии – Габорн увидел, как три всадника яростно сражались с нелюдьми, обрушивая на них удары боевых топоров.

И тут же эти воины вспыхнули, точно факелы. Элементаль неслась над равниной, жадно набрасываясь на сухую траву, деревья и людей. Казалось, сознание полностью покинуло ее, растворение личности Пламяплета завершилось, и теперь это была просто огромная река пламени, хлынувшая на поля.

У Габорна заныло сердце. Когда элементаль прикоснулась к Рован, у него возникло ощущение, как будто она пронзила и его тоже. Теперь с полей доносились крики отчаяния, сливаясь с воплями умирающих и раненых здесь, в замке Сильварреста. Перед внутренним взором Габорна все время маячило лицо Рован, ее последний взгляд, исполненный невыразимого страдания и… Да, это был взгляд человека, которого предали.

Сейчас он не мог бы с уверенностью сказать, к добру или к худу убил женщину-Пламяплета. Он сделал это под влиянием порыва, почти рефлекторно; и, казалось, поступил правильно, да вот только даже и помыслить не мог, чем все кончится.

Теперь, когда в полях бушевала стена огня, Радж Ахтен не мог выйти из замка Сильварреста, не мог послать своих людей сражаться.

Может быть, это как раз то, что позволит моим людям спастись, подумал Габорн.

А может быть, и нет. Скольких воинов его отца сожрало пламя? На этот вопрос у него не было ответа. Оставалось лишь надеяться, что, увидев издалека яростный огонь, хлынувший через городские стены, большинство его людей успели сбежать под прикрытием тумана.

В замке уже погибли и сейчас продолжали умирать люди. Дюжины, может быть, сотни воинов Радж Ахтена убило пламя. Опускная решетка Королевских Ворот превратилась в пепел.

Одним-единственным взмахом своего меча Габорн практически лишил замок его защиты.

Если бы отец атаковал врага сейчас, он смог бы проникнуть в замок.

Габорн заметил крошечную фигуру на Внешней Стене. Человек в вороненой кольчуге, с белыми перьями на шлеме смотрел на бушевавшее в полях пламя.

Сжимая в руке длинную рукоятку боевого молота, он закричал голосом тысяч обделенных им людей, голосом, который прокатился по полям и улицам города, отражаясь от дворцовых стен:

– Менделлас Дракен Ордин! Я убью тебя и все твое семя!

Спрыгнув с лестницы, Габорн, торопясь укрыться, бросился в ближайший проулок.

16. Схватка

Боринсон скакал, удаляясь от Тор Холлик и полностью углубившись в свои мысли. И думал он не о предстоящей битве, а о Мирриме, женщине, с которой обручился в Баннисфере. Два дня назад он доставил ее с сестрами и матерью домой, надеясь, что здесь до них не доберутся головорезы Радж Ахтена, которые рыскали по всей стране.

Миррима отнеслась к нападению спокойно, не теряя присутствия духа. Как раз такая жена требуется воину.

Проведя наедине с этой женщиной всего несколько часов, Боринсон каким-то образом умудрился глубоко и безоглядно влюбиться; чувство, как говорится, захватило его с головой. И дело было не только в ее красоте, которой он, тем не менее, отдавал должное. Ему нравилось в ней все. Расчетливость и хитрость, хваткая натура, неприкрытое желание, вспыхивающее в прекрасных глазах, когда они бок о бок скакали на ферму, где жила ее мать.

Повернув головку и с притворно простодушным выражением темных глаз улыбаясь ему, она спросила:

– Сэр Боринсон, вы ведь наверняка обладаете дарами жизнестойкости?

– У меня их десять, – похвастался он. Миррима приподняла темную бровь.

– Интересно… Говорят, что воин, обладающий высокой жизнестойкостью, никогда не умрет от боевых ран. Но мне также приходилось слышать, будто во время брачной ночи в постели он нередко способен и на другие подвиги. Это правда?

Боринсон не знал, что и сказать. Ему никогда даже не снилось, что такая восхитительная женщина станет откровенно расспрашивать его о том, насколько он хорош в постели. Прежде чем он сумел выдавить из себя ответ, она сказала:

– Мне нравится, как вы краснеете. Вам это к лицу. Тут уж он вовсе залился краской и был несказанно рад, когда она отвернулась.

Боринсон не раз пытался представить себе, как это будет, когда он, в конце концов, влюбится. Но то, что с ним происходило сейчас, было ни на что не похоже. Он ведь не какой-нибудь ошалевший от лунного света молоденький бычок, своим мычанием призывающий в ночи телку. Его чувство было… правильным, это ощущение пронизывало его до самого мозга костей.

До него дошло, что он влюбился, еще по дороге к королю Ордину, когда он скакал, чтобы предупредить того о готовящемся вторжении. Боринсон мчался во весь опор и в какой-то момент увидел на обочине дороги трех очень миленьких девушек, которые собирали ягоды. Одна из них игриво улыбнулась ему. Однако он тогда полностью погрузился в свои мысли о Мирриме и, только проскакав около десяти миль, осознал, что не улыбнулся в ответ.

Словно наваждение какое-то.

Сейчас, по дороге к замку Сильварреста, он сказал себе: «Чем быстрее кончится эта война, тем быстрее я смогу вернуться к ней». И выкинул мысли о Мирриме из головы.

Еще довольно далеко от замка отряд Боринсона начал натыкаться на разведчиков Радж Ахтена, шныряющих вдоль дороги группами по пять-десять человек. Его рыцари из числа самых проворных с удовольствием убивали их, в то время как сам Боринсон обдумывал план нападения на нелюдей.

Неподалеку от замка он остановился на берегу реки Вай и открыл флакон с туманом, который дал ему король Ордин. И с трудом удержал его, когда содержимое флакона начало яростно вырываться наружу.

Открывая флакон над водой, Боринсон тем самым удваивал количество тумана, которое получил бы в других условиях. Поэтому он опустошил флакон только наполовину.

И все же, когда туман, пахнущий морем, растекся по небольшим долинам вокруг замка Сильварреста, и Боринсон ощутил на губах вкус соли, он не удержался от мыслей о доме. Представил, как это будет, когда он повезет Мирриму в свою новую усадьбу в Друверри Марч.

Он хорошо знал эту усадьбу – уютное местечко, с чудесным камином в хозяйской спальне.

Заставив себя выкинуть из головы эти мысли, Боринсон приказал стрелкам приготовить луки и поскакал по утреннему лесу. Спустя пять минут, его рыцари спугнули нелюдей, спящих на деревьях. Полетели стрелы; нелюди падали с деревьев, точно черные плоды – одни мертвые, другие, с визгом устремляясь к замку.

Люди Боринсона с криками поскакали дальше, гоня перед собой нелюдей, всю эту огромную массу темного меха, обнаженных клыков и красных глаз, горящих страхом и яростью.

Во время сражения Боринсон обычно смеялся, как ему рассказывали, хотя сам он почти никогда не замечал этого. Такая реакция выработалась у него еще в юности, когда сквайр Полл имел привычку колотить его. Этот парень был старше и всегда смеялся, развлекаясь подобным образом. Когда Боринсон подрос и научился давать сдачи, он перенял и эту привычку смеяться во время драки тоже. Некоторых противников она пугала, других лишь пуще злила, но во всех случаях работала на него, заставляя тех, кто противостоял ему, совершать ошибки, и помогая товарищам воспрянуть духом.

Вскоре Боринсон оказался в самом центре равнины, в густом тумане, окруженный дюжиной нелюдей, которые яростно шипели и ревели.

Он изо всех сил работал боевым молотом, отражая удары щитом, в то время как его конь кусал и лягал нападающих.

Боринсон так увлекся, ритмически вздымая и опуская молот, что не замечал ничего вокруг и ужасно удивился, когда слева от него сквозь туман пронеслась огромная стена пламени.

Он закричал на коня, понуждая его броситься наутек, спасать свою жизнь. Это был могучий жеребец, способный обогнать ветер.

Но потом стена пламени сменила направление, одновременно выбрасывая во все стороны огненные языки, как будто это была не слепая стихия, а некий живой монстр, который норовил добраться до каждого из них. Нелюди почуяли приближение собственной смерти, и один из них дернул Боринсона за ногу, пытаясь стащить с коня. Погибать, так уж вместе, вот как, наверно, рассудила эта тварь.

Замахнувшись на нее молотом, он внезапно осознал, что и сам может погибнуть, так и не доставив Радж Ахтену сообщение короля Ордина. Ткнув молотом в лицо визжащей твари и отшвырнув ее прочь, Боринсон со всей возможной скоростью понесся сквозь туман, призывая своих людей следовать за собой. Огонь не отставал, словно щупальца, которые стремились схватить и разорвать.

Потом Боринсон оказался под деревьями.

Добравшись до дубов, огонь повел себя так, точно заколебался, точно… был не уверен. Но потом все же набросился на большой дуб и, казалось, забыл о Боринсоне.

Вслед за Боринсоном под защиту леса вырвалось не больше полудюжины его людей, но то там, то здесь видны были и другие, которые скакали сквозь туман, спасаясь от пламени

Несколько долгих минут Боринсон просто ждал, пока соберутся все, кому удалось уцелеть. Здесь, среди деревьев, он чувствовал себя в безопасности. Листья укрывали его, точно плащ, ветки защищали от стрел и когтей, стена деревьев преграждала путь пламени.

По долине прокатился громоподобный крик – это Радж Ахтен угрожал смертью Дому Ордин. Боринсон не понял, почему, но сам факт того, что Лорд Волк в такой ярости, вскружил ему голову.

Боринсон нетерпеливо подул в боевой рог, сзывая своих людей. Прошло еще несколько минут, и со всех долин, окружающих замок Сильварреста, к нему собрались четыреста человек. Некоторые рассказывали о том, что видели к востоку от замка Фрот великанов. По словам других, нелюди сейчас пытались ускользнуть с поля боя, устремляясь к воротам замка. Не всем это удавалось – некоторых воины загоняли под деревья и там приканчивали. Еще одна группа людей Боринсона расправлялась с конями Радж Ахтена. В целом сражение приняло какой-то безумный оборот, утратило фокус, и Боринсон даже подумал, что, может быть, ему не следовало накрывать поле битвы туманом.

Обдумывая, что делать дальше, он понимал, что безопаснее всего остаться под деревьями, добивая последних нелюдей. Но искушение было слишком велико.

– Возвращаемся, – приказал он. – Поскачем с востока на запад перед замком. Копьеносцы – вперед, на случай, если мы встретим великанов. Лучники – по сторонам, чтобы отражать нападения нелюдей.

Воздух был полон дыма от горящих полей и деревьев на склонах холмов.

Рыцари Ордин построились в шеренгу и между деревьями поскакали в сторону полей на востоке. У Боринсона не было копья, и он занял место в центре отряда, почти в авангарде, чтобы иметь возможность руководить действиями своих людей.

Вскоре в тумане слева возникли неясные очертания великана, похожего на огромный косматый холм. Двое копьеносцев отделились от остальных и напали на зверя.

Раненый монстр взвыл, взмахнул огромной когтистой лапой, сбил коня с ног, точно щенка, и перекусил одного из воинов пополам своими ужасными челюстями.

Боринсон не стал задерживаться на месте этой схватки, просто послал нескольких лучников прикончить монстра.

Неподалеку, сквозь туман, медленно прошли еще два великана, а следом за ними нелюди, которые явно собрались с духом. Двадцать рыцарей тут же поскакали в их сторону. Сердце Боринсона заколотилось, точно молот. Один из великанов яростно взревел, подзывая остальных.

Показалась огромная орда великанов и нелюдей – темные движущиеся холмы и целое морс копьеносцев позади них. Мощные глотки монстров разом издали победный клич.

Сердце Боринсона почти остановилось. Окруженные толпой этих тварей, двигались сотни солдат с латунными щитами. Возвышаясь над всеми ними и подняв над головой огромный молот, прекрасный, как солнце, воин, в черной вороненой кольчуге и шлеме с белыми совиными перьями, выкрикивал боевой клич голосом, украденным у тысячи людей.

– Куанзайя!

При виде этого человека, вооруженного и одетого как король, сердце Боринсона затрепетало от ужаса.

Шлем Радж Ахтена был поднят, открывая обозрению лицо, самое прекрасное, какое Боринсону когда-либо приходилось видеть. Потрясающая сила голоса этого Властителя Рун заставила его коня зашататься. Звук боевого клича лишил животное всякого разума, и конь никак не мог решить, то ли отступить, то ли свернуть в сторону. Боринсон закричал на него, понуждая двигаться вперед, но, похоже, голос Радж Ахтена оглушил коня, и тот потерял возможность слышать обычные звуки.

Упершись, конь перестал слушаться поводьев и едва не огрызался на Боринсона, но, в конце концов, тому все же удалось повернуть его в сторону врага. Спустя некоторое время они оказались в самой гуще битвы. Копьеносцы Боринсона, почти затерявшись среди врагов, яростно атаковали великанов, лучники осыпали противника градом стрел, а в это время сам Боринсон пробивался к Радж Ахтену.

Конь явно не желал приближаться к этому человеку и, напротив, очень хотел оказаться как можно дальше от него. Он свернул влево, и внезапно Боринсон оказался со всех сторон окружен великанами. Как раз в этот момент Радж Ахтен промчался мимо, с нечеловеческой скоростью поднимая и опуская боевой молот и оставляя за собой кровавый след в гуще нападающих.

Неожиданно возникнув из тумана и размахивая огромной дубиной, прямо на Боринсона выскочил великан. Боринсон увернулся от удара, пронесся мимо великана и угодил прямо в кучу нелюдей, которые засвистели и зарычали, довольные тем, что имеют возможность всем скопом наброситься на одинокого воина. Несколько великанов протопали мимо, туда, где яростнее всего кипела битва.

Где-то позади один из лейтенантов Боринсона подул в боевой рог, призывая товарищей к отступлению.

Сражаясь за свою жизнь, Боринсон яростно заработал молотом и щитом.