Электронная библиотека » Дмитрий Абрамов » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 25 февраля 2015, 13:28


Автор книги: Дмитрий Абрамов


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Наступление русских войск было поспешным и сумбурным. Оно скорее напоминало не очищающий весенний дождь, а летний ураган, сопровождаемый мутными потоками воды, текущей петляющими ручьями, несущей мусор и щепки. Летняя операция 1917 года на Юго-Западном фронте была совсем не похожа на хорошо отлаженную, стремительную операцию 1916-го в Галиции. В суматохе наступления артиллеристы потеряли из виду кавалерийские полки своей дивизии.

Это случилось с Косминым под Богородчанами в конце июня. Он даже числа точно не запомнил. Был полдень. Батарея Горста успешно вела артиллерийский обстрел укрепленных австрийских позиций у какой-то высоты. Австрийская пехота, кажется, уже давно оставила окопы. Но вражеская батарея на высоте упорно отстреливалась и вела дуэль с русскими орудиями. Свистели и визжали осколки рвавшихся гранат. Артиллеристов осыпало комьями земли, окуривало пылью, дымом, пороховой гарью. Лица солдат и офицеров почернели. Горст твердо стоял у одного из орудий и упорно управлял огнем. Кирилл был всего в трех метрах от него, когда столп земли и огня взметнулся немного левее…

Бешеная сила подбрасывает Космина, разворачивает и швыряет его на левый бок. Сильный удар о землю. Теряя сознание, молодой прапорщик чувствует, как его засыпает и заваливает комьями земли, как полость рта наполняется чем-то терпким и липким, текущим из носоглотки… Угасание мысли и темнота небытия.

Кирилл спит и видит сон, он понимает, что это сон, но не может разорвать его уз. Подземелье, вокруг знакомые гномы и тролли. Но они не сидят за столом, как раньше, они склонились над ним.

– Боже, опять я пьян. И когда только успел? – думает Кирилл.

– Эко же, как глубоко завалило парня! – говорит добрый, полный старый гном с усами.

– И впрямь, как закопал кто. Не одна тут копалка землю-то вывернула. Вот и отрывать пришлось, – молвит чернявый молодой гном.

– Живой? – властным, командным голосом спрашивает безусый высокий тролль.

– Кажись, жив, господин командор, – отвечает усатый добряк.

– Надоть отнесть их в лазарет, – предлагает кто-то четвертый.

– У их изо рта и носа кровь текеть, но дышат добре, – обращает внимание чернявый.

– У прапорщика сильная контузия, но, слава Богу, жив. Не торопитесь нести его в полевой лазарет. Положите подальше от орудий на траву. Нацедите водки в кружку и влейте ему в рот. Пусть отлежится немного, – констатирует и приказывает безусый высокий.

– Да, похоже, у него и ранение левой руки! Несите осторожнее, да постарайтесь уложить его на правый бок, чтобы стекла кровь изо рта, да чтоб левую руку не подмять, – молвит усатый добрый гном.

– Пенсне от удара сорвало, найдите его, может, стекла и оправа целы, – вновь приказывает тролль-командор.

– Чегой-то найтить, пень сню? – спрашивает чернявый.

– Да, очки! Очки на глазах были! – объясняет усатый добряк.

– Какой прапорщик в подземном царстве? У кого контузия? Какое пенсне? – бредя, не понимая, где он и что с ним, шепчет Кирилл.

Нить сознания угасает… Боль в левом предплечье, ожог, тепло… Свет.

* * *

Тем временем в верхах русского командования царили неразбериха и несогласованность. Ставка и штаб Юго-Западного фронта предприняли попытку использовать успех 8-й армии путем ее усиления за счет 7-й. Однако достаточно боеспособных частей для продолжения наступления не было. В войсках усиливалось революционное брожение, солдаты не хотели идти в атаку. Солдатские комитеты не могли принудить их к этому. Офицеры не пытались и не рисковали обращаться к солдатам, чтобы вести их в бой. Из-за отказов войск выходить на позиции перегруппировка задерживалась. И тогда германско-австрийское командование, успевшее сосредоточить и подтянуть резервы на Юго-Западном фронте, 6 июля нанесло контрудар по русским армиям. Русские почти не оказывали сопротивления противнику. Они массами снимались с позиций и отступали. Отход прекратился 15 июля на линии Броды, Збараж, Гржималов, Скалат, Боян. Были оставлены крупные города: Звижень, Тарнополь, Галич, Станислав, Калуш, Богородчаны, Коломыя, Черновицы.

На Северном фронте 10 июля перешла в наступление 5-я русская армия. Заняв первую линию германских окопов, солдаты отказались продвигаться дальше и вернулись на исходные позиции. Немногим лучше обстояло дело на Западном фронте, где 9 июля развернула боевые действия 10-я армия под командованием генерала Антона Ивановича Деникина. После исключительно эффективной артподготовки русские войска бросились в атаку. В наступательном порыве они захватили 2-3 линии окопов противника, побывали на его батареях, сняли прицелы с его орудий. Военный и морской министр А. Ф. Керенский, находившийся в это время на Западном фронте, писал об этом:

«На следующий день (9 июля), когда войска генерала Деникина пошли на штурм германских позиций, они показали себя с самой лучшей стороны».

Но многие части, не желая наступать далее, вскоре возвратились в свои окопы.

Германский военачальник генерал Людендорф, оценивая ту же ситуацию, писал:

«Наиболее яростным атакам 22 (9) июля и в последующие дни подверглись войска командующего Восточным фронтом в районе Крево, к югу от Сморгони… В течение нескольких дней положение казалось крайне серьезным, пока его не восстановили введенные в бой резервы и артиллерия. Русские ушли из наших окопов. Это были уже не те солдаты, с которыми мы сражались раньше».

Генерал Деникин был прекрасно осведомлен о настроениях солдатских масс, и потому уже 10 июля оставил фронт и возвратился с позиций в свой штаб в Минске.

Наступление Румынского фронта, начатое 7 июля на фокшанском направлении силами 4-й и 6-й русских, 1-й и 2-й румынских армий, вначале также протекало успешно. Однако уже 12 июля ввиду неблагоприятной обстановки на Юго-Западном фронте оно было прекращено по приказу Керенского. Тогда австро-германские армии генерала Макензена 24 июля контратаковали русские и румынские войска. Ожесточенные бои, стоившие германцам и австрийцам 47 тыс. убитыми и ранеными, закончились 30 июля их незначительным продвижением. Восточный фронт, протянувшийся от Балтийского до Черного моря, вновь замер, как издыхающий дракон. И по разные стороны окопов солдаты и офицеры противостоявших друг другу армий ощутили первые предсмертные конвульсии чудовища.

* * *

Кирилл, как казалось ему, проснулся после продолжительного сна. Открыл глаза. Вокруг светло, чисто, спокойно. Он лежит на мягкой койке, в белой постели. В большие окна бьют потоки солнечных лучей.

– Где я? – тихо, хрипловатым голосом спрашивает он.

Тишина…

Пошевелился. В висках что-то напряглось, и в ушах, казалось, зазвучал далекий удар церковного колокола. Осмотрелся…

Левая рука в бинте и гипсе, только пальцы торчат наружу.

– Что это за бинты? Что с моей рукой? Где я?

Он шевелит фалангами. Чувствует тупую боль в локте и кисти. Скрипит зубами.

Замутило. Застонал. Закрыл глаза. А в глазах красно-оранжевые круги, а за ними россыпь плывущих звезд.

– Все плывет, – тихо в полубреду бормочет он.

Через минуту-другую боль стихает. Он открывает глаза. Над ним белым ангелом склоняется девушка с красным крестом на платке, закрывающим волосы и лоб.

– Раненый, хотите пить? – спрашивает она.

«Раненый? Неужели я ранен? Не может быть! Когда я успел? Нет, похоже… Вот оно что, вот откуда весь этот пьяный бред!» – проносятся в голове Кирилла мысли-открытия о самом себе.

– Неужели ранен? Когда? – тихо спрашивает он.

– Да, вы ранены. У вас серьезная контузия и еще перелом левой руки. Вот уже третий день, как вы здесь, – мягко и успокаивающе звучит в ответ молодой женский голос.

– Как же так!? – с обидой в голосе и с удивлением хрипло восклицает молодой человек.

– Вы хотите пить, прапорщик? – опять мягко, но настойчиво спрашивает тот же голос.

– Хочу, – приглушенно отвечает Кирилл.

Космин видит, как девушка-ангел подносит к его губам носик-сосок какой-то чашки или чайника. Он пьет что-то приятное и теплое, чувствует, как оно катится по глотке и пищеводу, медленно наполняет пустой желудок. Оно пьянит, как самогон. Кирилл не хочет больше и, как младенец, упрямо сжимает губы и кончиком языка выталкивает сосок. Он больше ничего не хочет. Страшная усталость. Он вновь засыпает и видит сон. Чья-то женская рука нежно касается его волос, ласково гладит по голове. Космин спит. Во сне он видит Соню. Видит, как она с улыбкой идет к нему навстречу и раскрывает свои объятья.

* * *

Июньское наступление потерпело неудачу. Да и могло ли оно быть успешным, ибо Временное правительство и было в реальности временным, не способным управлять великой страной и непредсказуемым народом? Народом, который решился сбросить многие давние и новые, зачастую чуждые ему по сути и формам законы, традиции, культуру господствующих слоев общества. Все те внешние формы общественных устоев европейской цивилизации, привнесенные великим царем-реформатором еще двести лет назад на русскую почву, были в одночасье смяты революционным ураганом. Народ вырвался на волю подобно дикому, необузданному пещерному медведю, томившемуся уже не один век внутри кованной ограды отведенного ему заповедника. Невольно вспомнились и воочию встали перед взором русской элиты и интеллигенции мятежная, кровавая, разорительная Смута с Лжедмитриями, Болотниковым и Заруцким, беспощадная, неуемная, стремительная, бескрайняя, словно волжский разлив, Разинщина, жуткая, клацающая сабельным звоном, устрашающая рядами черных виселиц и помостом казни Пугачевщина. И вся русская элита, уже почти бессильная и безвольная, в изумлении замерла, в очередной раз осознавая извечную проблему: «Кто тот вожак, где та сила, кому поверит этот зверь, перед кем склонит он свою выю и даст послушно обуздать себя? Хотя бы на время!..»

Известия о поражениях на фронте усилили возмущение городских низов и войск гарнизона в Петрограде. Утром 3 июля солдаты 1-го пулеметного полка выступили с требованием свержения Временного правительства вооруженным путем. 4 июля в городе началась грандиозная военная демонстрация. От имени ее участников Центральному Исполнительному Комитету Советов, заседавшему в Таврическом дворце, было передано требование о взятии власти в руки Советов. Во главе демонстрантов встали большевики (РСДРП(б)). Однако партии меньшевиков (РСДРП) и эсеров (социалистов-революционеров), опиравшиеся в основном на либерально-буржуазные круги, поддержали Временное правительство. Керенский и его сподвижники успели стянуть в столицу верные им войска. Они расстреляли демонстрантов из пулеметов и перешли к репрессиям. Главный удар был обрушен на большевиков.

* * *

Космин приходил в себя и уверенно шел на поправку. Прошло три недели со дня его ранения. Он с аппетитом ел, принимал лекарства. Общаться с ранеными офицерами в своей палате он не стремился и потому разговаривал мало.

Госпиталь – место человеческих страданий. Как правило, эти страдания неосознанны, но очень сильно прочувствованы и пережиты. Неосознанны потому, что человек, получивший, казалось, неоправданные ходом нормальной человеческой жизни раны или увечья, не готов к ним. Но дело в том, что он еще более не готов к ним и в ходе спокойной, невоенной жизни, а ведь и в обычной жизни болезни, увечья и ранения встречаются довольно часто. И потому человек в своем сознании отодвигает на задний план возможность быть раненым или искалеченным. Мол, все бывает в этой жизни, но с ним случиться не должно. И лишь немногие способны принимать страдание и лечение осознанно, понимая, что просто так люди не попадают ни в больницы, ни в госпитали. Но осознанно принимать страдание не означает желать его.

Режим и монотонные, мрачные, кроваво-трагические картины лазарета действовали угнетающе. Тяжелый запах человеческого пота, мочи, крови, гниющих ран все же преобладал, несмотря на частые проветривания помещений, запахи йода, эфира, спирта и лекарств. Перед глазами Космина постоянно проплывала череда молодых людей – солдат и офицеров, потерявших кто руку, кто ногу, кто глаз, а порой и того хуже – оба члена своего тела. Повязки и бинты, присохшие кровью, несвежее белье, простыни, наволочки – от всего этого воротило. Постоянная ругань и мат санитаров, рядовых также выводили из себя.

Времяпрепровождение казалось здесь Кириллу бессмысленным, бесцельным. И все же он смирялся и понимал, что надо отдать должное и этому, чтобы залечить раны и опять быть в строю, быть молодым, сильным, нужным и любимым. Писать желанной женщине много он пока боялся. Писал только, что жив, здоров, что воюет-де, а времени, мол, нет. И даже намека не было в его письмах на то, что он ранен и лежит в госпитале в Могилеве. Пусть только знает она, что любит он ее и вернется к ней. Она отвечала так же кратко. Но письма ее, казалось Кириллу, дышали любовью. Правда, за все время со дня отъезда из Петрограда он получил только три ее письма, сам же написал в два раза больше.

Чтобы как-то провести время и развлечься, Космин пристрастился читать прессу и в особенности журналы. Более всего ему понравился еженедельный иллюстрированный журнал «Родина». В руки попался номер за сентябрь 1916-го. Кирилл с удовольствием и значительной долей иронии читал рассказ некого Н. Н. Брешко-Брешковского «Кавказские орлы». Сюжет рассказа касался боевых действий конных полков Дикой дивизии в Галиции.

«Полк расквартирован был в деревне Торске. Это была типичная русинская деревушка, напоминавшая украинския села нашей Подолии и Волыни и состоявшая из чистеньких, белых мазанок, крытых соломою. Эти халупы, богатыя и бедныя, и так себе, неровно лепились по скатам ложбин и оврагов; что ни халупа – усадебка с двором, навесом, конюшней и хлевом для свиней, овец и коров», – читал про себя Кирилл и с удовольствием вспоминал сельские картины Галиции, которые видел более года назад, во время прошлогоднего летнего наступления.

«На фоне дивчат и баб в ярких сподницах, белоголовых детей и седых, в кружок остриженных дедов, несмотря на июльскую жару, кутающихся в теплые кожухи, странными экзотическими пришельцами откуда-то с самаго сказочнаго далека рисовались смуглые, пергаментные, горбоносые всадники – кавказцы в косматых папахах, с удивительно тонкими тальями. Они принесли с собою сюда, в это галицийское приволье, свою непонятную гортанную речь, привели своих горских лошадок с высокими, никогда невиданными здесь седлами. И долго не могли свыкнуться русины с этими кавказцами, которые чудились им какими-то загадочными существами с другой планеты», – прочел Космин и подумал:

«И неудивительно. Эти “загадочные существа” пока танцуют лезгинку, но случись что, легко выпростают кинжалы, шашки и гурды и начнут колоть всех подряд, включая офицеров и самого князя Чавчавадзе, которые по описанию обедают тут же, сидя на ковре, по восточному поджав ноги».

Он перестал читать рассказ и начал рассматривать фотографии журнала в разделе иллюстрированного Всемирного обозрения.

«На Западном фронте. Перевозка тяжелых орудий по полевой железной дороге на фронте Соммы», – прочел он.

«Вот французы воюют! Даже полевую железную дорогу построили для тяжелой артиллерии. Не то что наши господа из военного ведомства. Вытащили из диких гор головорезов на полудиких лошадях, сформировали из них крупные банды наподобие полков и натравили пугать, резать и колоть цивилизованных австрийцев, венгров и чехов. И это назвали общенародным подъемом в войне с захватчиками-германцами», – негодовал про себя Космин.

Перевернул страницу-другую. Увидел фотографии города Броды.

«У австрийского памятника», «На железнодорожной станции», «Один из храмов», – читал он подписи под фотографиями и с теплом в сердце узнавал и вспоминал места, виденные им год назад.

Вскоре начался обход раненых. Космин присел на край кровати. Подошел лечащий врач – невысокий, коренастый, лысый, в окружении медсестер и двух коллег-ассистентов. Умные еврейские глаза в круглых очках прощупали его.

– И что же, геройский прапорщик все еще стремится на поля сражений?

– Да, доктор. Будьте так добры, верните меня в строй.

– Как чувствует себя ваша голова, прапорщик?

– Великолепно, доктор. Верьте.

Врач подсел на табурет. Внимательно посмотрел в глаза. Попросил Космина несколько раз сосредоточить взгляд на кончике носа, провел перед глазами пальцем направо, затем налево. Потрогал пульс на запястье Кирилла.

– Ну-с, сударь. Молодцом, – промолвил он негромко, – А как ваша левая рука-с?

– Не жалуюсь. Но чуть-чуть побаливает, – ответил Космин, шевеля пальцами из-под гипса.

– Ну-с, что ж. Гипс снимаем. Да и пора уж.

– Благодарю вас, доктор.

– Бог с вами, прапорщик. Возвращайтесь на ваш фронт. Только мой вам совет и пожелание. Это в ваших же интересах. Не снимайте как можно дольше черную подвязку с вашей сломанной руки. Но не надейтесь, вы вряд ли будете направлены в вашу же часть.

* * *

В те дни у восточных берегов Балтийского моря развернулось сражение, последствия которого стали судьбоносными для истории России и Балтии. В тех боях приняли участие вся Северная русская армия и тогда еще верные ей латышские стрелки. Германское командование намеревалось прорвать линию фронта, взять Ригу и вытеснить русские войска из Лифляндии в Эстляндию. Главный удар немцы должны были нанести южнее Риги в районе городка Икскюль. Первую линию обороны по реке Двине вместе с тремя русскими пехотными дивизиями держала одна латышская бригада. Во второй линии обороны по реке Малый Егель стояли четыре пехотные и одна кавалерийская дивизии, две стрелковые латышские бригады. Так русское командование готовилось к отражению германского наступления в Балтии летом – осенью 1917 года, которое получило название Рижской операции.

Как и предсказывал лечащий врач, Космин был направлен тогда на Северо-Западный фронт, где решалась судьба России на исходе Второй Отечественной войны. Его командировали в состав артиллерийской бригады 2-го Сибирского стрелкового корпуса, державшего оборону под Икскюлем. Кирилл прибыл на место вечером 17 августа и был зачислен в штат второй артбатареи заместителем командира. Недолго искал он свою артиллерийскую бригаду и батарею. Расхлестанный, давно небритый и заспанный часовой, в грязной шинели и разбитых сапогах даже не поинтересовался, кто он и откуда. Он не потрудился клацнуть затвором или хотя бы взять винтовку наперевес и направить штык в грудь, но на вопрос Космина только махнул рукой по направлению, куда идти. Мол, иди тудыть, а там сам увидишь иль спросишь. По пути Кириллу попался какой-то услужливый унтер, тот и подсказал, куда надлежит следовать. Вся прифронтовая полоса метров на пятьдесят позади окопов была загажена человеческими испражнениями и конским навозом. Обрывки газет, консервные банки, стрелянные снарядные и патронные гильзы, хлам попадались под ноги чуть ли не на каждом шагу. Запах стоял мерзкий. Видно было, что командование части не способно навести порядка и в бригаде царит полный хаос и анархия.

Войдя в указанный блиндаж недалеко от линии окопов, Космин представился командиру и его заместителю по материальной части – прапорщику, познакомился, попил с ними чаю, выпил водки. Поручика звали Дмитрий Петрович Васечкин. Прапорщика – Елисеев Николай Михайлович. Захмелев, заговорили о порядках в бригаде, поминая недобрым тихим словом солдатский комитет. Затем улеглись спать все в одном блиндаже.

На следующий день Кирилл поднялся рано, согрел воду в чайнике, выбрился, попил чаю. Затем вместе с командиром – еще молодым, но суровым бородатым поручиком осмотрел те пять орудий, что находились в штате батареи. Пушки были изрядно потрепаны, но боеспособны. Снарядов, правда, было мало. Но батарее было придано три пулемета системы «Максим» и шесть полных цинков с пулеметными лентами.

– Вот, прапорщик. Осваивайте новую боевую технику. Если снарядов не хватит, будем метать пули. Или вы уже знакомы с системой «Максим»?

– Нет, господин… гм, прошу прощения, поручик. С пулеметом дела иметь не приходилось.

– Лучше по имени-отчеству, прапорщик. Напомню, Дмитрий Петрович к вашим услугам.

– Благодарю.

– Проще простого, Кирилл Леонидович. Пулемет калибром канала ствола 7,62 мм. Предельная дальность огня 3000 метров. Неприхотливая машина, не боится ни песка, ни грязи, ни воды. Проста в использовании и т. п. Сейчас позову унтера, он вас быстро научит этому нехитрому делу. Эй, Наливайко, братец, покажи и обучи прапорщика пулемету.

Полдня унтер показывал и рассказывал Космину, как производить неполную разборку и сборку, смазку, охлаждение, заправку «Максима» лентой с патронам. Кириллу понравилась эта мощная и грозная боевая машина. А ближе к вечеру командир батареи выкатил вместе с Косминым пулемет на линию пехотных окопов.

– Кирилл, видите вон то огородное чучело метрах в двухстах от окопа на задах ближайшего заброшенного хутора?

– Да, вижу, но не очень четко, – отвечал Космин, поправляя пенсне на газах и слегка прищуриваясь.

– Ну, это ничего, тут больше на чутье полагаться нужно, и главное не торопиться, – негромко сказал поручик, опускаясь на одно колено и сгибаясь над пулеметом.

– Направляем на эту мишень ствол, регулируем прицельную планку, опускаем прицел на двести. Мушка должна находиться чуть ниже цели, но по центру разреза в планке. Плавно нажимаем на спусковой крючок и…

«Ба-ба-ба-ба – аххх!» – грозно и гулко пророкотал пулемет, выплевывая короткую очередь.

Космин посмотрел в бинокль и увидел, что пули срубили старый кувшин на макушке шеста.

– Прошу вас, прапорщик. Опробуйте, машину, привыкните к ней. Бейте короткими очередями. По-офицерски. Берегите патроны, и пулемет не перегреете. Прошу!

Космин аккуратно высвободил левую руку из черной подвязки, лег к пулемету, устроил руку. Не торопясь прицелился, плавно нажал на спуск и почувствовал пальцами, ладонями, руками, плечами, затылком и спиной, как мощно клацает затвор и содрогается боевая машина, изрыгая из себя смертельный свинцовый ток.

После двух коротких очередей чучело разметало в прах…

Немцы повели артиллерийский обстрел и начали наступление на следующий день – рано утром 19 августа. Ураганным огнем тяжелых германских орудий русская артиллерия была подавлена в течение часа. Земля вздымалась под ногами русских артиллеристов. Встало яркое солнце, но гарь, дым и пыль окутали русские окопы и батареи под Икскюлем. Спасал только легкий юго-западный ветерок. У двух орудий из пяти на 2-й батарее артбригады 2-го Сибирского стрелкового корпуса были разбиты лафеты, еще у одного заклинило затвор. Личный состав поредел на треть, ибо многие были ранены, контужены, а пятеро убиты. Батарея еще четверть часа посылала снаряды в сторону немецких позиций, но потом и они кончились. Вскоре замолкла и 1-я батарея, располагавшаяся в версте от 2-й. Космин находился у одного из боеспособных орудий. Лицо и руки его покрылись копотью и грязью. Он оглох от разрывов, повязка с руки куда-то потерялась. Руку ломило. Вскоре кто-то из унтеров прокричал ему на ухо, что командир батареи ранен в ногу и просит унести его в полевой лазарет. Заместитель по материальной части убыл в тыл за снарядами и пропал. Командование по батарее должен был принять теперь он – прапорщик Космин. Кирилл влез на лафет орудия, снял пенсне и приложил бинокль к глазам. Сквозь дым и гарь всмотрелся туда, где была передняя линия окопов. То, что он увидел, изумило и испугало его. Передовые цепи врага в касках, со штыками наперевес ворвались в траншеи. Остатки русской пехоты отступали, унося раненых на своих плечах.

– Пулеметы и цинки с патронами быстро сюда на бруствер из блиндажа! – прокричал прапорщик осипшим голосом.

Через пять минут он и еще несколько унтеров и солдат открыли огонь из пулеметов по передней линии окопов, прикрывая отход сибирских стрелковых батальонов.

– Опустить прицел на сто! Бить короткими очередями! Беречь патроны! – орал Космин.

Сам он то и дело, выбирая цель в разрывах дыма, нажимал на спусковой крючок и бил, бил свинцовым дождем по оставленным окопам, солдатам и офицерам в серой форме и массивных железных касках. Из раскаленного канала ствола пулемета шел дымок, закипела вода в железном охладительном кожухе. Космин приказал вылить на пулеметы по ведру воды и вновь открыл стрельбу. Тяжелые германские пушки, остановившие было обстрел артиллерийских позиций русских, возобновили их. Гранаты с грохотом рвались, сотрясая и разрывая землю, осыпая русских батарейцев и пулеметчиков осколками и комьями земли. Но пулеметы 2-й батареи все били и били, пока не опустели цинки с патронами.

Русские стрелковые и пехотные части упорно сопротивлялись и переходили в контратаки. Местами дело доходило до штыковых и рукопашных схваток. На отдельном участке немецкие войска прорвали линию обороны и форсировали Двину. Когда Космину сообщили об этом, прислав из штаба вестового, он приказал оглохшим от разрывов, очумелым, голодным и злым артиллеристам снять прицелы со всех разбитых орудий и заклинить их затворы. Затем солдаты впрягли лошадей в упряжки передков двух оставшихся пушек, прицепили орудия и выкатили их с разгромленных позиций. Пулеметы также были погружены на пустые повозки для снарядных ящиков. Оставшихся живых и раненых людей вместе с тем, что осталось от материальной части, Космин вывел из боя к вечеру на западный берег реки Двины.

20 августа германцы неожиданно атаковали 6-й Сибирский корпус, стоявший примерно на 80 км западнее Икскюля. Части 6-го Сибирского отступили на тыловую позицию, где продвижение немцев было остановлено. Наступавшие части 2-й гвардейской германской дивизии встретили стойкое сопротивление латышских стрелковых частей. В упорных боях в районе Рекетынь на реке Малый Егель, где пролегала вторая русская оборонительная линия, немцы были остановлены 2-й Латышской стрелковой бригадой. Стойкость латышских стрелков позволила избежать окружения правофланговым 6-му и 2-му Сибирским корпусам.

Однако русское командование явно не стремилось удержать Ригу. Боясь нарастающей революции, генерал Корнилов отдал приказ командующему 12-й русской армией, оборонявшей столицу Латвии, отступать к Вендену. Он надеялся, что угроза германского вторжения и оккупации помогут остановить процесс революционного брожения. В ночь на 21 августа русские войска оставили Ригу и Усть-Двинск. Это стало началом трагедии для всего Северного фронта, позиций России в Балтии, на побережье Балтийского моря, и поставило под удар революционный Петроград.

* * *

– Алый, мой любимый. Как ты только не боишься? Не приведи Аллах, чтобы мой отец и мои братья узнали о том, что я встречаюсь с тобой здесь за этой калдой. Если узнают, то сдерут с тебя шкуру и убьют, а меня отец высечет камчой и навеки запрет в доме в дальней комнате, – страстно шептала юная четырнадцатилетняя черноокая башкирка, которую обнимал и горячо целовал за глинобитным сараем юный шестнадцатилетний пастушок.

Темнело. Из еще теплой заволжской августовской степи, прогретой дневным солнцем, легкий ветерок наносил в аул запахи увядающих трав. Пахло коровьим и конским навозом. Где-то в отаре блеяли овцы, где-то мычала корова, где-то визгливо брехала тощая собака.

– Не бойся, дорогая Чулпан. Они не узнают… А если и узнают, то у меня быстрый конь, он унесет нас далеко от этих мест. И там, в дальних краях – среди русских – мы начнем жить вместе, женимся, будем работать, построим дом, – отвечал Али своей возлюбленной.

Конь всхрапнул, слегка заржал и ударил правым передним копытом о мягкую землю, переступил с ноги на ногу, всем этим как бы подтверждая слова своего хозяина. Али легко погладил коня по храпу, по скулам, потрепал по шее.

– Тихо, тихо, Карагюль, – произнес пастушок, отрываясь от девушки и обращаясь к коню.

– Страшно жить среди чужих людей. Русские другой веры, примут ли они нас? – с трепетом, но доверчиво спросила Чулпан.

– Хо! Конечно, примут, любимая.

– Почему так уверен, дорогой?

– Русские открытый народ. Много раз я пас овец далеко в степи, много раз встречал русских. Эти примут нас. Правда, у них есть и казаки. Те – суровые и злые люди.

– Но мы ведь не пойдем к таким, Алый?

– Нет, любимая. Но теперь настают другие, новые времена и для русских, и для нас. Неужели ты не слышала, что русские восстали против своего белого царя, победили его, взяли в плен и посадили в темницу?

– О, Аллах! Разве это возможно? Разве Аллах мог допустить такое? – с трепетом вопросила девушка.

– Что ты, Чулпан!? Это произошло еще нынешней весной. А сейчас уже осень! Теперь простым, даже бедным людям дана свобода, – отвечал Али.

– Но ведь у белого царя много верного войска. Ему служат многие эфенди, мирзы, и даже эмиры. Эти знатные люди и богатые баи, батыры соберутся вместе и вновь поставят белого царя.

– Чулпан, простые люди не дадут этому произойти. Идет война. Тысячи, сотни тысяч русских, башкир, татар и людей других народов держат оружие в руках. Они не дадут знатным и богатым вновь выбрать и поставить белого царя.

– Но тогда будет страшная война внутри страны. В сечах братья сойдутся с братьями, отцы с детьми. Кровь польется ручьями, как весной, когда тает снег. Не дай тому случиться, о, Аллах!

– Да, такая война может случиться. Я думал об этом, Чулпан. Ты знаешь, я решил, что если так будет, то я ускачу на своем Карагюле к тем, кто станет биться против знатных и богатых. И среди башкир уже идут разговоры об этом. Я знаю этих людей, я верю им. Вот тогда узнает меня мой жадный и злой хозяин Юлдузбай!

– Какой ты горячий, какой смелый, мой Алый. Настоящий турок! – прошептала девушка, к устам которой юноша вновь припал своими устами.

* * *

В новой солдатской шинели, надетой поверх офицерской гимнастерки, Космин вышел из вагона на перрон Московского вокзала в Петрограде. На ногах его красовались уже изрядно поношенные, но пришедшиеся ему в пору солдатские кирзовые сапоги. После вагонной полутьмы лучи яркого солнца, что бывает на самом исходе лета, слепили его близорукие глаза. Он прищурился, так как пенсе уже не надевал несколько дней. Надвинул козырек солдатской фуражки на высокий лоб. То темно-синие тучи, то ярко-желтые дождевые облака, нагоняемые ветром, раз от разу рассеивали солнечный свет. Кирилл вышел в город на Невский проспект. Мостовая, смоченная мелким моросящим дождем, вся блестела в неглубоких лужицах.

– Да уж, не май месяц, – произнес негромко Космин, вспоминая совместный весенний приезд в Петроград с Пазухиным.

Осмотревшись, и увидев, что никому нет дела до него, он порылся в нагрудном кармане шинели и нащупал там футляр. Достал его, надел пенсне. Четко увидел неприглядный, почти осенний лик северной столицы. Подумал:


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации