Текст книги "Сборник фантастических рассказов"

Да, в этом не было никаких сомнений – нижний ящик для обуви, он знал это наверняка по ряду простых признаков, да у таких вещей и не бывает двойников. Шкаф был действительно старинный, еще дореволюционный, сделан из дуба и первоначально, скорее всего – вощеный. С годами воск стерся и шкаф покрыли лаками. Делали это за сто лет, похоже, раз десять и предмет почти полностью утратил изначальные черты. Он скукожился, оплыл от бесконечных слоев наносимой на него краски, резьба утратила резкость и привлекательность, углы скруглились. В общем, в этом предмете не осталось и следа былой роскоши и шарма.

Шкаф был, тем не менее, опознан опытным взглядом Гаврилы и куплен. Затем молдавским работникам, производившим в его квартире ремонт, было выдано несколько банок специальной кислоты для снятия лаков, набор скребков и щеток, тазы и тряпки для последующей помывки предмета, и работа пошла. Через месяц шкаф был совершенно очищен, оставалась его чем – нибудь покрыть. Сам Гаврила не понимал в этом ровным счетом ничего – он был менеджер среднего звена, руководил бригадой программистов в строительной конторе и искусством интересовался чисто умозрительно, но его жена была дизайнером и в таком деле знала толк много лучше других. Все было решено быстро – принесены краски с кистями, в помощь жене была выделена пара рабочих потолковее и дело было сделано буквально за день. Получилось замечательно. Все были довольны. Вещь получилась тонкая и со значением. И главное, что и было сейчас предметом безграничного Гаврилиного удивления – крайне индивидуальная, в своем роде неповторимая. Даже ручки, да взять хотя бы этот ящик. Вот – эта ручка была куплена Гаврилой отдельно на барахолке и представляла собой рукоятку оконной створки еще более старой, чем сам шкаф. Она была сделана, может, этак лет сто назад, а может, – как любил повторять многозначительно Гаврила заходящим приятелям, показывая им, как бы невзначай на шкаф, – может и все двести. Про триста он загибать стыдился, не понимая, впрочем, и сам как следует, были ли тогда оконные ручки, и, если были, то как они выглядели.

Так вот, этот самый эксклюзивный ящик, с той самой неповторимой ручкой из латуни и украшал теперь экспозицию интерьерного магазина на Мытнинской.

Еще немного походив и поохав кругами вокруг предмета своего удивления, раза три уже уходя, и столько же раз возвращаясь, Гаврила терзался сомнениями. Он хотел еще раз убедиться; убедившись же, он снова расстраивался и в полной прострации уходил. Наконец пообещав себе как можно быстрее попасть домой для проверки, он окончательно покинул магазин, оказавшись на улице.

Здесь, он вдруг вспомнил, хоть мысли и тянули его скорей домой, что у него есть еще одно дело.

Он должен был зайти в местное отделение милиции, чтобы взять какую – то справку и, заодно, повидать своего приятеля, работавшего там же. Знакомство пришлось кстати – сегодня была суббота, и коридоры отделения буквально кишели народом. День был приемный, и люди использовали его для различных надобностей. У кого – то что – то украли, и он подозревал соседа, кто – то кого – то побил, и в этом подозревался муж побитой (до суда он проходил по делу как подозреваемый, в соответствии с законом). Непрерывным потоком везли сомнительных личностей, телефон в дежурке буквально раскалился от звонков.

Гаврила достал мобильник и набрал телефон приятеля – он был заместителем начальника РУВД и возможности его в смысле продвижения дел бумажных, были в данном месте и в данный момент неограниченными. Валера вскоре вышел сам, поздоровался с приятелем и по деловому осмотрелся вокруг. Когда он был на работе, его поведение радикально менялось. Если в бане он пил пиво спокойно и неторопливо, то в рабочее время он потреблял то же самое количество вдесятеро быстрей – берег время. Вот и теперь, несмотря на утро, будучи уже под шафе – " у Машки, секретарши моей, день рождения", – кратко объяснил он, – "сухое вино потребили, не с водки ж начинать, на работе все-таки", – он быстро прикурил сигарету и сделал торопливую затяжку.

– «Давай кратко, назад надо, дел невпроворот», – по всему чувствовалось, что к водке могут перейти в любой момент, и момент этот Валере пропускать не хотелось.

– «Да вот, мне бумагу какую-то от вас надо, для страховой, их там черт разберет, посмотри, тут написано», – Гаврила подал приятелю бланк страховой компании, там было написано что-то неразборчивое.

Валера взял бумагу, прочитал и присвистнул. То, что он там увидел, видимо, настолько его поразило, что он даже на некоторое время перестал торопиться.

– « Ну, старик… блин, не завидую… Теперь понятно, почему ты так выглядишь», – он с каким – то сострадательным выражением лица оглядел Гаврилу с ног до головы – «наверное, всю ночь заснуть не мог… Так», – он вспомнил, кажется, внезапно, нечто очень важное и опять заторопился. – «Значит от тебя бы заявление хороше, ну да ладно, сам напишу для протокола. Так… свидетельские показания – следака попрошу, сойдет и его почерком. Тебе, как я понимаю, главное быстрее».

– «Ну, вроде, да…» – Гаврила был несколько ошарашен его реакцией, но история с ящиком от шкафа не шла из головы, точила изнутри. Гаврила решил не вдаваться в подробности. Надо им бумагу, пожалуйста.

– « Так когда?» – учитывая деловой настрой Валеры, хотелось направить его в позитивное русло.

– «Да счас, там десять слов написать, Машку попрошу, она вмиг…» – он осекся. – "Вот черт, у нее ж сегодня день рождения», – взгляд его потемнел. – «Слушай старик. Тороплюсь я очень. Дела. Справку тебе через тридцать минут Леха, практикант наш, вынесет. Сам, не смогу… уже наверное не смогу… работы невпроворот.» Зорко вглядевшись в одно ему воображаемое далекое будущее, он взял у Гаврилы бумагу из страховой и, беспокойно озираясь по сторонам, скрылся в дверях дежурки.

Гаврила, в ожидании бумаги с полчаса покантовался по окружающим магазинам. Пару раз зашел в магазин тканей, чтобы убедиться. Ящик был действительно ТОТ САМЫЙ.

***

Наконец, почти точно через полчаса, из дверей вывалился растрепанный милиционер в форме сержанта. Он безошибочно строгим взглядом выделил Гаврилу из толпы и, строевым, с легкими перебоями, шагом направился к нему.

– «Рзрште длжть?» – он, кажется, очень хотел отдать честь, и от этого его удержало только отсутствие на Гавриле верхнего головного убора. Взгляд сержанта, однако, был строг, а сведенные в строгую полоску губы выражали решимость на все.

– «Вше здание вплнено!» – браво отрапортовал сержант, едва приблизившись. Соединив в одно все увиденное, Гаврила сделал вывод, что сержант был в дупель пьян. Он протянул какой-то помятый, испачканный чернилами лист с печатью. "Интересно, что они мне в таком состоянии сваяли?" – пронеслось у Гаврилы в голове, но мысль заглохла при воспоминании о том, как однажды в деревне, он так сильно напился, что не мог ходить. А машину водить мог. Что и делал, единственно забывая переключать передачи. "Ноги отрубаются первыми" – возникло новое соображение – «а, они ж, справку не ногами печатали…" К тому же, опять, Гаврила вспомнил о ящике. Настроение испортилось окончательно.

– «Спасибо за службу, Родина Вас не забудет». – Проникновенно ответил он, взял бумажку и засунул ее в бумажник.

– «Рдыдзылжить!» – вытянулся сержант и, сделав бравый разворот, чеканя шаг, чуть не врезался в косяк – оборот вокруг себя, видимо, вызвал у него временную раскоординацию движений.

Гаврила вышел, решив, не откладывая, заехать домой, благо, было не далеко. Он вышел из подъезда и стал искать взглядом свой БМВ, не находя его. Сердце Гаврилы замирало при каждой попытке – вон вроде… Нет! За этой… И тут не она, хотя похожа очень. За углом – то, что он забыл о том, где запаркован автомобиль, ничего странного не было, это случалось с ним часто. Он напряг память… Блин! У магазана, он же в магазин заходил, а потом уж пешком! Гаврила ринулся к магазину и снова неудача! Машины нет. Но где же?… Какая – то смутная мысль шевельнулась в его подсознании. Гаврила рывком достал из кармана бумажник, оттуда бумагу, полученную в РУВД. Он бегло прочитал ее содержимое. "Гражданину ...... Гавриле...., что возбуждено уголовное дело по факту хищения у него автомобиля БМВ государственный номер, регистрация». Он посмотрел число – вчера!

Он опрометью бросился на дорогу, остановил первое подвернувшееся такси, назвал домашний адрес. Уже, поднимаясь в лифте, еще раз перечитал бумагу – все так и есть… Какой ужас! Открыл дверь квартиры и замер на пороге. В квартире царил настоящий погром. Вещи были разбросаны, начиная с прихожей, хотя и мест тут для хранения особо не было предусмотрено, только для верхней одежды, разве что.

– « ЦРУ!!!» – быстро сообразил Гаврила, и по случаю отсутствия теперь автомобиля, прошел в кухню к холодильнику, чтобы перед решительными действиями подкрепить себя рюмкой водки. Зашел в кухню и обомлел. Холодильника не было!

***

Не было, впрочем, более ничего, что представляло хоть какую-то ценность. Ящики буфета были выдвинуты, из них торчали оставшиеся предметы: вилки пятидесятых годов, со следами зубов предыдущих владельцев, разделочная доска того же времени без каких – либо следов – только зазубрины от хозяйских ножей. Унитаз, слава богу, был на месте. Раковину пытались оторвать, но не получилось, рабочие ее намертво к стене припаяли – не оказалось штатных креплений, пришлось по-своему придумывать, это раковину и спасло. Сейф вскрыт, да так деликатно, на дверцах не осталось и следов – как своими ключами открыли. Одежда, ценности – все подчистую. Как корова языком слизала! Гаврила прошел в туалет, закрыл лицо руками и беззвучно заплакал… "Все… Что непосильным трудом нажито… Еще программистом работал, Аделаиде подарки на последние покупал…» – А она все – «браслетик Гаврюша, маленький у тебя какой-то вышел»; – и, скромно так опускала глаза, ковыряя своей дизайнерской туфелькой с тупым носочком ступенечку между бутиками на третьем этаже и на четвертом. Сердце Гаврюши сжималось от жалости. «Стильно, но дорого,»– отмечал он, выкладывая очередные пятьсот баксов за туфельки.

Аделаида была девушка скромная, как он выражался осторожно – "непосредственная".

– « Какое колечко красивое, смотри», – и, робко поправляя небрежно упавшую на лоб челку, благоухая купленными Гаврилой же, духами, но – "маленький какой-то у тебя флакончик вышел, Гаврюша…» – И уже про серьги, – "тебе такого не купить… а жалко! Жорка вон Анжелике машину опять подарил. А ты меня третий раз за год в Турцию отправляешь! Стыдно подругам рассказать, они все во Франции, на Лазурном тусуются."

Работал Гаврила днями, а, как с Аделаидой познакомился, то и ночами тоже. Колечки все дорогие какие – то попадались, а у подруг мужья, кажется, из нефтяных скважин сутками не вылезали, деньги там считали. От наездов прятались. А жен, для безопасности, во Францию отправляли – хоть и назвали французскую болезнь "французскою", но, то ли времена переменились, то ли персонажи, но, легче такой болезнью теперь у нас в России заразиться, а, значит, и смысл есть жен во Франции спасать…

А Гаврила по ночам систему серверов в одной корпорации налаживал. Что за сервер, и какая это была корпорация, он почти не понимал. С цифрами, в основном, работал – связи, биты, передача сигнала… Что за сигнал передавали, времени выяснить не было, работал.

«Я от тебя ушла, – мы слишком разные люди… К тому же я люблю другого. Ты его знаешь. Это Анатолий. Лишние деньги я забрала, то, что тебе не нужно из вещей, взяла тоже, чтобы тебя не утруждать… Не мужское это дело, по комиссионкам бегать… Первое время прокормлюсь…как – нибудь…» – здесь на записке был след от чего – то мокрого, размером со слезу. – «Нам с Анатолием, сейчас так трудно… Ты знаешь он художник, я дизайнер… Родство душ, так сказать». – Здесь в послании неожиданно трезвые интонации: – « так что жить нам, естественно, не на что, прошу понять. Поэтому ящик из шкафа забрала тоже, у меня его магазин один давно просит, сам шкаф тяжелый оказался, так что пользуйся.. пока….

Не поминай, лихом.

Аделаида».

– «Фу ты!» – Гаврила облегченно вздохнул.

Для него все встало на свои места. Ящик забрала Аделаида и сразу же втюхала магазинщикам для новой экспозиции. Он улыбнулся. За украденный БМВ выплатят страховку и он купит себе вожделенный Геленваген. А жена уже не вернется, а если вернется, так, кто ж ее пустит!? В этом отношении у него была какая-то не до конца объяснимая, но абсолютно твердая убежденность. А с ящиком из шкафа – да и хрен с ним…

Он улыбнулся еще раз. Новый день начинался, кажется, с хороших новостей.

ПОЕЗДКА НА ТАИТИ

Мне нужно было куда-то ехать, но я совершенно забыл – куда. К тому же, я не успел прочесть номер автобуса – вскочил в него, не раздумывая. Внутри оказалось почти пусто. Никто не разговаривал, казалось, сейчас раннее утро, и люди, еще не вполне проснувшись, покачиваются в такт движению бессмысленно и обреченно, даже не пытаясь понять, куда и зачем они едут…

"А для чего я сел в автобус? – испугался я – И как я потом выберусь назад? Неизвестно еще, будет ли обратный транспорт…"

Паника усиливалась, я тревожно выглянул в окно: окрестности показались знакомыми. Оказалось, что я сел в автобус там, где мне нужно было бы выйти! И я только удаляюсь от нужного места! Мы проехали мимо школы, в которой я когда-то учился, и вдруг автобус остановился. Я радостно выскочил – уехали недалеко.

Насвистывая и качая из стороны в сторону сумкой, я шел вдоль дороги назад. Светило солнце. Только не оставляла смутная тревога…

Я сунул руку в карман и обмер: ключа от квартиры там не оказалось.

Снова подступила паника. Второй ключ был у моей жены, но теперь ее наверняка не окажется дома! Я побежал. Беспокойство все больше овладевало мной; было страшно подумать, что может случиться, если я не успею…

Все ускоряя бег, обгоняя велосипеды, а вскоре и редкие автомобили, я подбежал к своей парадной и остановился.

Подъезд осаждала толпа. В большинстве это были студенты Суворовского училища. Каждый держал вещмешок, правда некоторые курсанты оказались одеты не по форме. Я осторожно пробрался сквозь толпу, открыл дверь и заглянул внутрь…

В парадной стояла моя жена Маруся и, улыбаясь направо и налево, рассказывала что-то курсантам.

Она была очень маленькой, меньше чем любой карлик: сантиметров тридцать ростом. Я узнал ее только по головному убору – это была большая пышная шапка, закрывавшая Марусю почти полностью. Она все время сдвигала ее назад и задирала лицо: чтобы было слышно.

В самой парадной народу оказалось немного. На входе стоял розовощекий курсант с красной повязкой на рукаве и с расстегнутым воротником. Несмотря на запыхавшийся вид и некоторую суетливость движений, было понятно, что он за главного. Время от времени он показывал кому-то из зрителей на часы, что означало, видимо – время истекло – и тот, понуро потупив взгляд, выходил на улицу. На освободившееся место с улицы заходил новый слушатель. Толпа смотрела на него с неприкрытой завистью – его время пребывания в парадной только начиналось.

"Муж, – емко и лаконично бросил я главному, щелкая по военному каблуками и делая резкий до хруста в шее полупоклон; курсант, ни слова не говоря, пропустил меня внутрь.

Я взял у Маруси ключ и прошел немного вверх по лестнице.

Теперь меня мучил другой вопрос, ответа на который я, как ни старался, найти не мог: зачем вообще возвращаться в квартиру? Мы давно уже здесь не жили, квартира была оставлена родителям. И сегодня я, собственно, шел прямо от них.

– А однажды, – донесся снизу голос моей жены, – он пришел домой не сам! – последовала внушительная пауза.

– Как "не сам"? – не выдержал кто-то из слушающих. На него тут же зашикали.

– Сама не понимаю… – задумчиво ответила Маруся, – заходит, весь такой загадочный… В руках цветы, улыбается. «Здравствуй – говорит, – дорогая! С днем рождения тебя!» А сам – точно не он! И все вроде у него на месте – и пивом от него пахнет, и сигарета в руке. И пританцовывает, как эквилибрист на канате, чтобы не упасть. А только с НИМ настоящим нет никакого сравнения… – она снова взяла паузу. – Хотя, в общем, там и сравнивать-то некому было. Я в это время на дачу уехала, даже собаку забрала. Такие вот дела…

Толпа восхищенно загалдела. Кажется, жена рассказывала обо мне. Стало интересно, я свесился в лестничный проем. Курсанты, не сводя завороженных взглядов с Маруси, ожидали продолжения.

– Ну, тогда я его и спросила: «А в каком году была Куликовская битва?» – она снова закинула голову и, чтобы шапка не сползала, поддержала ее руками за края. – В общем, решила логику применить, – пояснила она. – Димыч ведь ни сном не духом про эту битву не знает. Значит, если правильно ответит – точно не он…

– Так как же вышло? Вас ведь дома не было? – донесся все тот же нетерпеливый голос.

– А никак! – с некоторой досадой отреагировала Маруся. – Меня хоть и не было дома, но я его все-таки спросила! А он мне на это сказал, что ему «битва по барабану, что он даже когда Мау дзе Дун на Луну полетел не знает, а уж с этим…»

– И что же это значит? – голос из зала уже даже не пытались угомонить, настолько все были потрясены услышанным.

– Ничего не значит. – В Марусином голосе окрепла уверенность. – То есть, значит, что все равно не он. Только еще более хитрый, притворился, что не знает. Чтобы не расшифровали.

Из публики донесся вздох облегчения.

Я достал из сумки губную гармошку. Немного подумав, снял куртку и надел ее обратной стороной наружу. Вытащил из сумки пену для бритья и обильно нанес ее на лицо: теперь я был готов к выходу.

Сделав пару вдохов, чтобы унять волнение, я с размаху ударил ногой о батарею. Эффект получился двойной: с одной стороны я привлек внимание аудитории – все подняли головы вверх; с другой – боль от удара придала мне решимости.

С гиканьем, стараясь топать как можно громче, я бросился по лестнице вниз. Достигнув нижней площадки, я принялся танцевать чечетку, опасаясь ненароком наступить на Марусю – она все ещё была маленькой. Маруся поняла меня с полуслова и тоже пустилась в пляс, из-за её роста казалось, что шляпа сама двигается кругами и приплясывает. Маруся больше не поддерживала ее руками и уже практически была не видна. Я, в безумном восторге отбивая чечетку, подпрыгнул вверх, уцепился за перила лестничного пролета вверху и стал подтягиваться. Курсанты оправились от шока и бешено зааплодировали, некоторые из них тоже попрыгали вверх и начали упражняться вместе со мной. Неожиданно для всех Маруся начала расти…

Под бурные аплодисменты, приплясывая и распевая, мы вышли на улицу. Нас приветствовала восторженная толпа. Все давно стояли в очереди, почти не надеясь на удачу, и вот теперь… такое нежданное счастье! Мы шли сквозь толпу, я держал перед собой перевернутую ушанку, деньги сыпались в нее нескончаемой рекой… В основном, это были бумажки и, когда шапка наполнялась, я ссыпал её содержимое в приготовленные еще утром полиэтиленовые сумки, с трудом успевая утрамбовывать содержимое. Некоторые поклонники бросали доллары и другую валюту – иногда даже целые пачки! – чувствовалось, что выступления ждали и готовились к нему давно, откладывая деньги. Толпа ревела! Отряд самых преданных курсантов окружил нас, охраняя от натиска. Народ ликовал, требуя на бис…

Мы сели в ожидавший нас лимузин. На ясном небе желтела приветливая Луна. Я придвинул к себе поближе приятно потяжелевшие сумки. Еще только сегодня утром мы с Марусей грустно обсуждали, что деньги кончились, а до зарплаты далеко; что мы не можем теперь даже в кино сходить, не говоря уж о ресторане…

Со сдержанным достоинством я повернулся к водителю: «В аэропорт! Летим отдыхать на Таити!».

ПРОИСШЕСТВИЕ В ЛЯ МУН

Аферист Азеф зашел в ресторан «Ля Мун» с непреодолимым желанием кого-нибудь обмануть. Почему в названии ресторана, наряду с французской приставкой «ля», фигурировало английское «мун», означавшее «луна», он, даже глубоко задумавшись на эту тему, ответить не смог бы. А уж тем более сейчас, не думая ни о чем совершенно, и, движимый единственно фетишистскими целями своими… Смеркалось. Он шел по улице, бредя немного путано, ступая шаг за шагом в каком-то, одному ему известном направлении, и, едва увидев выплывшее из тумана заведение, понял сразу – ОНО!

Ресторан оказался почти пуст, он был, судя по всему, не очень популярен и посещали его плохо. Однако, те двое, как бы притаившиеся по разным углам залы – настолько тихо вели они себя – стоили многих. Слева, аккуратно положив на стол котелок и повесив старомодного вида сюртук, сидел граф Вулф. Он, видимо, зашел недавно, и тарелка его была почти полна. На ней, источая приятный аромат, и, как бы приглашая любезно, но не навязчиво себя съесть, лежали спагетти и сосисочки. К ним была подана тарелка квашеной капусты, непонятно каким боком сюда подошедшая, и, уж и вовсе не вязавшийся с блюдом, маринованный огурец.

В другом углу сидел мужчина средних лет, в танкистском шлеме и очками сварщика на лбу. Одет он был в кожаную куртку и брезентовые штаны. Это был Ганц.

– Вау! Какие люди без охраны! – Громко закричал Азеф, только переступив порог заведения. Никто из присутствующих не был ему знаком, но он считал хорошим тоном заявить о себе и своих намерениях сразу и во всеуслышание. Гласность и открытость во всем, что казалось работы, были одним из многочисленных пунктиков Азефа. – Я всех приветствую, – в экстатическом возбуждении он притопнул ногами и сделал неожиданное Па, как бы сообщая публике, что, кажется, сейчас пустится в пляс. – И так господа, имею честь представиться вам и доложить суть дела! – Он еще раз притопнул, однако в пляс все же не пошел.

– Мое имя – Азеф, – громко продолжил он. – Я вор и аферист вселенского масштаба. И, сейчас, я буду вас обманывать! Он вызывающе посмотрел сперва на графа Вулфа, а потом на Ганца. – С кого начнем?

– Меня не надо, – твердо и решительно, как будто давно ожидая этого вопроса, и, чуть придвигая к себе котелок, ответил граф.

Ганц вопросительно, и, словно, непонимающе, посмотрел на Азефа, но промолчал. Затем, после некоторого раздумья, он наклонился и перекатил стоящее рядом, прислоненное к стене жигулевское колесо себе под стул. Колесо не умещалось, и Ганц поставил на его выступающую часть ноги.

– А кому надо!!! – вдруг заорал дурным голосом Азеф, начиная быстро бегать из угла в угол, при этом притоптывая ногами, как Чарли Чаплин. В одной руке у него был радиотелефон, автоматически набирающий чей-то номер, в другой – серебряный брелок непонятного происхождения, который он непрерывно крутил перед собой на цепочке. Движения его ускорялись, крики становились все громче и беспорядочнее, он постоянно гримасничал и крутил головой из стороны в сторону. Вдруг, неожиданно для всех, дверь распахнулась, Азеф выскочил из ресторана и исчез в неизвестном направлении, растаяв в сумеречном тумане.

Граф грустно посмотрел в пустую тарелку, рядом с которой раньше лежал котелок.

Ганц, так же печально, ощупал пустое место под своим стулом. Видимо, он очень рассчитывал на лежащее там ранее колесо.

ВОЙНА АДЕПТОВ

Глава 1. Адепт седьмого пути

На скамейке сидел и делал вид, что спит, человек среднего роста неброской наружности, одетый в велюровую шляпу, светлый парусиновый костюм и дырчатые, советских времен сандалеты. Прохожие спешили мимо, никак не выделяя его из других отдыхающих или праздно шатающихся людей, в большинстве своем стариков и старушек; полуденное солнце светило тепло и весело, чирикали воробьи; голуби чинно вышагивали по лужам, школьники несли свои ранцы, легко и беззаботно подпрыгивая на ходу…

Адепт седьмого пути, Гавриил Вячеславович Богомолов по кличке Грегор пребывал в глубокой медитации. В этот момент он как раз преодолел второй уровень Того Света и начал уже формироваться в виде луча на третьем. Готовясь к возможной атаке, он преобразовал остатки материального тела в невидимую, без цвета и запаха субстанцию и начал проникать Куб. Он погрузился в него и, уже было показался с другой стороны, как случилось непредвиденное: Куб начал темнеть.

Гавриил Вячеславович не знал, что явилось причиной случившегося; а если бы даже и знал, изменить уже было ничего нельзя – все произошло слишком быстро…

Луч света, которым он был в тот момент, проник через Куб – но не целиком. Адепт как бы начал троиться. Вместо одного их оказалось три: один затух внутри ставшего черным Куба; второй же, пройдя через него, продолжал движение вперед. Третий отразился от непрозрачной теперь поверхности и сменил направление на противоположное.

Катастрофа было настолько неожиданной, что адепт на мгновение замер, не решаясь ничего предпринять.

Часть его сознания, затухая в Кубе, пропала сама собой и не доставила особых неприятностей; лучи же, двигающиеся в противоположных направлениях причиняли нестерпимую боль. Его сознание, одновременно являясь двумя отдельными и независимыми объектами, удалялось само от себя; астральное тело адепта оказалось разорванным на две половины, разлетающимися все дальше и дальше друг от друга…

Почти исчезая от непереносимости происходящего и ослабевая с каждой секундой, адепт сконцентрировался на отраженном свете; тот еще не утерял связи с физическим телом, хотя светящаяся пуповина таяла прямо на глазах. Он переключился на возвращение – сверкая и переливаясь всеми цветами радуги, адепт приблизился к границе второго мира, и из последних сил продавив ее, рухнул в небытие…

***

– Да вы к нам надолго ли? – Кокетливый голос звучал, кажется, прямо в голове. Тонкая светящаяся оболочка, напоминающая контурами девушку, скользила рядом с ним.

– Не знаю, – Гавриил Вячеславович торопливо перебирал призрачными окончаниями своего силуэта. Задерживаться здесь он не собирался, но и как ускорить движение вперед не понимал. – А вы? Надолго? – спросил он скорее для проформы, что бы поддержать разговор.

– А это как посмотреть, – с деловитыми интонациями ответил силуэт, словно ждал вопроса. Он все больше проявлялся – теперь адепт ясно различал, что он принадлежит девушке маленького роста, в черных очках.

– Относительность времени была описана еще в Упанишадах; так же, впрочем, как и его бесконечность, если вы понимаете, о чем я… – силуэт оказался буддисткой, причем из продвинутых. Адепт невольно ускорил шаг.

Теперь Гаврила Вячеславович различил на голове девушки шапку-ушанку на манер офицерской; уши были аккуратно повязаны бантиком под подбородком. Очки, которые он сначала принял за солнцезащитные, оказались из арсенала сварщика.

– А Вы, я видела, светом были… – в голосе странной собеседницы послышались нотки зависти.

– Да. А что? – Сухо спросил адепт не понимая как она, находясь на втором уровне Того Света, могла видеть его в виде луча.

– И как там? Качеством себя не почувствовали?

– Каким… качеством? – Адепт начинал нервничать. Заводить философские беседы с обитателями потустороннего мира не входило в его планы. Он не совсем понимал, о чем она, и это раздражало. К тому же, оказалось, что девушка не идет, а катится на роликовых коньках. «Час от часу не легче», – вздохнул адепт. Они приближались к огромным каменным воротам, в душе шевельнулась смутная надежда…

– Ну, ведь свет… это одно из качеств Транцендентного, – девушка взглянула на него с некоторым недоверием; видимо, про Транцендентное, по ее мнению, полагалось знать всем. – А раз Вы смогли стать светом, то тут и до того, чтобы стать «качеством» недалеко…

«Охотники на адептов! – думая о своем, Грегор совсем перестал обращать внимание на девушку. – Это их почерк! Расставляют ловушки в астрале; шпионят, интригуют. Их агенты повсюду! Они могут оказаться сгустком энергии, или тихой сущностью, прозябающей в Нирване…»

Об этом подразделении ходили страшные слухи. Формально являясь частью ФСБ, они не подчинялись никому. Вернее сказать, никому на Земле. Главный офис Охотников находился в Затомисе, на втором уровне астрала; их щупальца простирались и дальше, но на третьем и четвертом им приходилось сложней – там практически не было материи. На Земле у них также был офис. Говорили, что он расположен в подземельях, где-то в районе Кремля. И, что представляет он из себя бесконечную череду зал и пещер, в которых тесными рядами застыли адепты, находящиеся в глубокой медитации. Все они состоят на государственной службе и работают на нее веками, большинство времени находясь в астрале. В пещерах поддерживается специальная температура. В охране же они, в человеческом понимании этого слова, не нуждаются.

– … Представления о путях на "Тот Свет", существовавшие в русской культуре, могут быть рассмотрены с точки зрения различных традиций. – Девушка, казалось, была рада внимательному слушателю; она заглядывала Грегору в глаза и подпрыгивала на ходу. – Первая из них связана с погребальным комплексом и культом предков. Смерть, по представлениям русских, является самой главной дорогой на Тот Свет…

«Недаром их называют "Исскуственная Шамбала" – отметив, что каменные ворота приблизились, Грегор ускорил шаг. – Этим подчеркивается их антогонизм Шамбале настоящей, находящейся в горах Тибета....»

Задачи решамые в "ИШ" – как сокращенно называли ее адепты – не имели ничего общего с проповедуемым в Тибете. Они были просты и прозаичны: слежка за инакомыслящими, охрана Затомисов своих стран, недопущение в дальние слои астрала свободных адептов и уничтожение самых опасных из них. К последним, безусловно, и относился Гавриил Вячеславович Богомолов.... По кличке Грегор или, сокращенно, Грег.

В этот момент с адептом начало происходить нечто странное: он продолжал вышагивать достаточно бодро, но его движение сначала приостановилось, а затем прекратилось совсем. Вокруг Грегора начали проявляться какие-то смутные тени – кажется, стены старого города. Дома вокруг становились все осязаемей, по улицам торопливо и целеустремленно зашагали прохожие. Отвлекшись, наконец, от своих мыслей, адепт недоуменно огляделся. Он повернул голову к своей спутнице и вдруг понял: «Все… это конец».

Выражение ее лица изменилось непередаваемо. Нет, внешность была не причем. Она все так же беззаботно улыбалась из-под своих очков; все так же смешно топорщились уши ее шапки. Но если раньше это вызывало лишь умиление и даже легкое сострадание, то теперь от ее вида Грегора пронзил страх. Это было… как будто сменили пластинку: так, проплывавшие за окном облачка с кружащими в небе чайками, прежде, под легкий джаз, казавшиеся легкими и беззаботными – теперь, когда загремели жесткие трубы похоронного марша, не ассоциировались ни с чем иным, кроме как с видениями угасающего в предсмертной агонии человека…